|
До потери сознанья кружа на гончарном Ты сходила с ума и сводила – молчаньем Вдохновенно водил по изгибам руками Утончал уплотнял глину делая камнем Прикрывал поцелуем дыхательный клапан Обожжёнными жадными пальцами лапал Это хрупкое тело в обёртке из кожи Завершая объятьем керамики обжиг
После каждой из снегом наполненных зим Вылезая из вязаных и утеплённых Безнадёжно варакаясь в талой грязи В руки нежные тыкаться сонным телёнком
Позабыв страх мимических щурить глаза Поднимая лицо под небесную вату На шнурки наступая (не так завязал) Неподшитость штанов волочить по асфальту
Запрокидывать голову – чтоб в голове Поменялось мозаикой в калейдоскопе В обезвоженном горле сгорел соловей Я пытался спасти – но я нерасторопен
В удивлении форточку рта отворив Не заметив – так быстро – очухаться в мае И за пазуху ныкать позорище рифм Как постыдную тайну на мятой бумаге
Мы прибыли в посёлок на рассвете. Безоблачное небо предвещало Жару. Почти неслышно громкоговоритель Пел что-то из эстрады. Мы спустились По насыпи и вышли на дорогу. Мы были там одни. Прогромыхала И скрылась в пыльном облаке машина. Бензина запах, а, верней, солярки: Воспоминания откликнулись послушно. День обещал быть медленным и жарким. Мы шли изрядно вырубленным лесом. Сквозь частые просветы видно было Большой пустырь и круговую трассу, Четыре вышки, вроде бы пустые. Приземистые серые строенья Вдали терялись. Будто говорило Всё это нам: Жизнь человека может Закончиться, но не остановиться. И то, на что нам зрения хватает - Без нашего присутствия продлится... Часы неспешно отмеряли время. Почти что десять. Я достал газету И сделал треуголку. Получилось прямо, Как в детстве. Начинало жарить. Идти решили быстро, без привала, Чтобы успеть к полудню. Это Казалось будто бы воспоминаньем. Искрящейся стеною шли деревья, Я будто бы заснул, но сна не помню. И вот мы на окраине деревни. За десять лет ничто не изменилось, По мелочам лишь: новая беседка Сгоревший дом... Незначимая малость, Погрешность допустимая. Всё те же Заборы, крыши, каменный колодец... И, как ждала, открыла нам соседка. Как будто бы ждала – в платочке чёрном. «Серёжа, Саша. Не признала. Вы ли? Уж ждали, ждали, да в жару такую... Не погодишь. Вчера похоронили».
Зашторю все окна свободного духа, Забуду обиды, но мысли так глухо Будут стучать, рассекая мне спину. Гину я, гину, дыханием в глину Я упираюсь, теряя сознанье, Я ухожу, сократив расстоянье. Выпустив воздух, как лопнувший мячик, Прячу глаза свои, в вечности прячу. Глупые мысли – в глубокие ниши. Ты беззащитен, ты будто бы нищий. Ищущим взглядом тебя не касаясь, Каюсь пред богом. Я в верности каюсь.
* ** Из бани – босиком На первый снег. Такая тишина над огородом, И лишь вдали собачий перебрех, И гроздья звезд вселенским хороводом, И запах снега, смешанный с дымком... – Простынешь, заходи уже обратно!.. – ... И банка с деревенским молоком, И крепкий сон под одеялом ватным.
*** Ко мне притулился – Избушкой к горе, Во мне ты укрылся – Как мышка в норе, Свернулся в тепле, Как в утробе дитя, А ветры снаружи Ревут и свистят. Под плащ задувают И бьют по щекам, И стыло в карманах Замёрзшим рукам, До самых костей я Промёрзла уже, К кому мне пригреться – С тобою в душе?
Дом потерянный и чёрный, Обрёченный жить на слом, Одинокий, беспризорный Пробавляется числом.
Тёмные хранит секунды, Держит синий свет в горсти, Дышит медленно и трудно, Слышно: "Господи, прости.
Царствие твоё безмерно. Я ж подсчитывал, копил... Так прими же милосердно Этот пепел, эту пыль..."
Отвечает ясный голос: "Успокойся, Бог с тобой. Каждый вздох твой, каждый волос, Каждый миг угасший твой."
.
* * *
.
Первый плач и смех твой первый – появление на свет – это Премьера... Первое цветенье вербы, первый дождь и первый снег – это Премьера...
Первый класс, и карадаш дрожит в руке... Замечание впервые в дневнике...
Если грустишь ты, и в небе осеннем пусто и серо – Верь, что пройдет полоса невезенья, – будет Премьера! Что б ни случилось, нам остается надежда и вера, - Громом оваций зал отзовется: скоро Премьера!..
Первое твоё свиданье – ах, счастливая пора! – это Премьера... Первое в любви признанье, поцелуи до утра – это Премьера...
И написан уже первый в жизни стих... Ссора первая, и – первое «прости»...
Если грустишь ты, и в небе осеннем пусто и серо – Верь, что пройдет полоса невезенья, – будет Премьера! Что б ни случилось, нам остается надежда и вера, - Громом оваций зал отзовется: скоро Премьера!..
...Ах, в этот день Король-Олень Обходит парки и скверы, И заросший пруд... Мудрец и плут Вас в гости ждут – Сегодня Премьера – приоткройте дверь!.. –
Там в сети Жар-Птица бьется – плач и крик... Там выходит из колодца фиолетовый старик... Там – отважные мужчины, Там живут в кувшинах джины, Там – Дракон, хитёр и вечен, И не стоит удивляться, Если лучшая из женщин там встретит вас...
Жизнь, в которой был ты мужем, и отцом, и сыном был – это Премьера!.. Жизнь, которой был ты нужен, и которую любил – это Премьера!..
И последний уже слышится звонок: Монолог... Прощанье... Занавес... Венок....
Если грустишь ты, и в небе осеннем пусто и серо – Верь, что пройдет полоса невезенья, – будет Премьера! Что б ни случилось, нам остается надежда и вера, - Громом оваций зал вдруг взорвется – скоро Премьера!..
...Ах, в этот день Король-Олень... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
* * * То нудный дождь, то снова снег. И муторная слякоть. Ушёл родной мой человек. Нет силы даже плакать. И рвёт мне душу пустота, И невесомость в теле… Любимый, что же всё не так, Как мы с тобой хотели? Уже стемнело на дворе, Похрустывают льдинки… Пришёл! Снимает у дверей Промокшие ботинки. 1990 г.
* * * Что толку о воде кричать в пустыне, Под солнцем, раскалённым, как песок. Кричи, проси, но с неба дождь не хлынет, И солнца диск безжалостно высок.
Просила я о помощи глухого, Но что он глух, не знала я тогда. И падали, как дождь, за словом слово, И пропадали, как в песке вода.
Теперь на мир смотрю я по-другому, Но как мне жить на свете, не любя! И песни я теперь пою глухому – Не для него, а больше для себя.
Тополь, на ветру распятый, Облетает поутру… Так устроен мир, ребята. Вы умрёте. Я умру.
Май обманчив… И к тому же Люди смотрят – Знаю сам… Разбежаться – и по лужам! И по синим Небесам!..
Слыша глупых детских таин Незатейливый мотив, Мудрость в жизни обретаем, Чистотою заплатив…
На горе за валунами Стынут травы на юру. Так придумано не нами… Вы умрёте. Я умру.
Ткут узоры непрестанно Нити майского дождя. Где я буду? Чем я стану? Что оставлю, уходя?
Я останусь Ноткой тонкой, Буду всюду И нигде… Чистой песней Жаворонка. Лёгкой Дымкой На воде.
Поседел одуванчик, не дождавшийся лета. Закрывай чемоданчик и – попутного ветра, чтоб летучее семя снова где-то упало: в благодатную землю, на колючие скалы. Люди старятся тоже незаметно, украдкой, словно строчкой ничтожной дописалась тетрадка, словно камень, застывший на пути перекрёстном, словно флюгер на крыше, что-то шепчущий звёздам.
Главный искуситель, - Кто его поймет, - В райскую обитель Сунул некий плод, Сладкий и приметный, Чтобы не пройти, С тайною запретной, Чтобы не простить! Что за интересы - Дать и наказать! - Как такое место Раем называть! Рано или поздно, Вечность не пройдет, Будет, будет познан Этот дикий плод! Выход наказаньем Сразу предрешен, Будет нам познанье Так, как хочет ОН - В тряске беспросветной Суетных проблем! Но зачем все это, Господи, зачем!?..
янв., 2007
В пастушьей сумке зреет иван-чай, И дикий лук в лугах не ищет тени. Задумчивым сычом молчит печаль, В лесном овраге вымочив колени. На небе – смена кобальта на сон. Пылит просёлком заплутавший велик, Твердит Таривердиева Кобзон, Мгновения отсчитывает телик. Из окон хат над крышами летит Исаевская грусть о пьяных грозах, А мой народ, не помнящий обид, Творит любовь, от страсти нетверёзый. Над полночью дрожит полынь-звезда, И горький запах носится в округе. В конюшне спит на гвоздике узда, Да сивка-бурка дремлет без подпруги. Ночным костром за тридевять земель Ложится блик на масляные пашни. За дальним полем – всенощная трель, Там силу копят силосные башни. В стогу, у тайной вечери в плену, Два шёпота сминают чьё-то сено. Ну как не полюбить мою страну, Где так белы в ночи твои колена? Моя любовь к отеческим стогам Нанизана на стонущие ночи. Коровий приминая чуингам, Шепни на ушко, что меня ты хочешь...
Нет, это не дело: Стоять у большой воды, Щуриться оробело, Трогать рукой кусты.
Ну и что, что иначе? Ты это не представлял. Ты и попроще задачи В уме почти не решал.
Не думал же, в самом деле, Оркестр, туда-сюда… Ангелы улетели. Страшно? Ну да, ну да…
Я жил до тридцати и верил, что любовь Есть физика, а не литература. Что у любви есть мускулы и кровь, И вес, и плотность, и температура.
Я жил до тридцати и знал, что смерти нет, И то, чего мне принято бояться Есть павший лист, багровый на просвет. И только раз успел я испугаться.
Я жил и дальше, зная и дыша И обживая ветхую природу, Во всех углах уже жила душа, И жить с душой уже входило в моду.
Вооружившись знанием таким, я б жил до ста, Но жизнь была хитрее: Взяла начало с чистого листа И всё, что было, стёрла поскорее.
Это облако сонное, белое, Кучевое смутило меня, Это лето гудит переспелое, Это платье надела ты белое И смеёшься, рукою маня. Я смущаюсь, я чувствую оторопь, Я откидываюсь в гамаке, Ты идёшь в одеянии доктора, Полотенце бросаешь мне мокрое, У тебя папироса в руке.
Сколько раз это было и не было: Я прикладывал холод ко лбу, Поцелуй на прощание требовал, И срывалось и падало белое, Кучевое под ноги, в траву.
И в какой-то войне неоконченной Я качаю, трясу головой, Глядя в купол прозрачный, безоблачный, И склоняется врач озабоченный Над случайной, живой, пулевой.
Запоздалое облако В наступающей мгле Уходило из города По размытой земле.
Задремало – и всё перепутало, Неуклюже и медленно шло, У завода бродягу окутало, Постояло и дальше пошло.
И осколками острыми От попоек и драк Любовалось, как звездами, Зачарованно так.
И, дойдя до фабричного озера, К маслянистой воде неживой, Оперенье воздушное сбросило И ушло прямо вниз с головой.
На удачу не надейся… Ненадёжна и слаба. На разбитых Стыках Рельсов Спо ты ка ет ся судьба… Скалятся Часы Паскудно, Мир уродлив И жесток. За се Кундо Ю се Кунда Иссякает наш исток… В этом мире, Может статься, Не успеем погостить. Ни оставить, Ни остаться, Ни проститься, Ни простить… И опять я Мчусь по следу, И опять плету узор. Полсекунды На победу. Полсекунды На позор. В 8.10 было счастье. В 9.40 стыла кровь. Полсекунды На участье. Полсекунды На любовь. Некогда подумать – да ведь? – Ни о зле, ни о добре… Что-то надо бы поправить, Но не остаётся вре…
Эй, мужик, Хватай мешки! Был подъём, Был подъ- Ём! Обжигает Бог горшки, Мы их только Бьём... Бьём...
Не живут на этом поле Сельские заботы, Тут мечта у всех о голе! Не в свои ворота!
Скачет молодец Между двух колец! Вместе с игроками С длинными руками!
Не показывают ноги Эти умные ребята, Да и ходят не дорогой, А по клеточкам-квадратам.
В спорте принято мечтать О любой награде, Но важнее побеждать На...
Им воины сражались Давно, но знаю я, Сейчас еще остались Метатели...
Шайбу! Шайбу! – крик истошный, - Ну! Петров! Ударь! Он забросил бы и больше, Если б не...
Планка поднята, о Боже! - Тут, быть может, метров шесть! Что в прыжке ему поможет? Да, конечно, длинный...
Я могу играть ракеткой, Не ракетою большой, - Раз – и мяч летит за сетку! Раз еще! – И сет за мной!
Ты этого спортсмена Назвать бы сразу мог! И лыжник он отменный, И меткий он стрелок!
Трибуны – сотни глаз! Трибуны – не шумят! Вот он выходит – раз! И вес рекордный взят!
16.10.07
Ответы вразбивку: штангист, теннис, футбольное поле, вратарь, биатлонист, баскетболист, шест, олимпиаде. шахматы, копья.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...160... ...170... ...180... ...190... 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 ...210... ...220... ...230... ...240... ...250... ...300... ...350... ...400...
|