|
|
Запомни, сын: «Везде и навсегда».
Везде и навсегда – что б ни случилось.
Жизнь умирает – это не беда.
И дудочка осенняя приснилась,
И возраст, что был прежде незнаком,
В особой резкости перед тобой предстанет,
И сердце (помнишь, с горки, кувырком?)
Однажды тоже биться перестанет.
И всё, что строил ты, совьётся в пыль.
Всё, что писал, что выжигал железом…
И никому не скажешь, как ты жил,
Как ты сгибался под огромным весом.
И никому не скажешь, как любил,
Как счастлив был, и как не спал ночами.
Мир прожитый окаменел, застыл,
И даже дудочки не слышно за плечами.
И мёрзлая земля, и сон во тьме.
И темнота во сне, молчание земное.
Везде и навсегда. И ты ответишь мне:
Везде и навсегда. И снова ты со мною.
Но Господь меня пожалел, и Сам научил меня, как надо
смиряться: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся»
Силуан Афонский
Смиренье самость победит.
Казнить нельзя помиловать.
Рифмуя формулы обид,
не в силах силе силы дать.
Весь мироздания закон
написан – вплоть до матрицы.
И горе века испокон
тому, кто с ним не справится.
Ведёт запутанная нить
от смутного к понятному:
судьбу себе не сочинить,
сторицей плата взятому.
Я не иду на поводу,
сама себе избранница.
Мой ум поистине в аду,
и там ему не нравится.
Я помню лето, парк и домино,
Я помню хвойный одноцветный запах.
Отец глядит, как будто бы давно
Меня он знает. Говорит про Запад.
Он говорит: «В Америке живёт
Мой старый друг. И мы туда поедем…»
И у меня захватывает дух.
Я ощущаю заграничный ветер,
Я вижу небоскрёбы и огни,
Себя с отцом в лихих джинсовых куртках,
И урны вожделенные: они
Полны сигарных дорогих окурков.
Закуриваем. Щуримся. Идём.
И в злачном баре виски пьём на равных.
Как два мужчины, как два друга пьём –
И это кажется совсем уже не странным.
В словах тепло, на улице прохладно -
Доверенный услугам словаря,
Ты потерял так много, ну и ладно.
Осталась только песенка твоя.
Она растет без хора, без афиши
И хорошеет на исходе лет.
Ни рыбке баночной и ни подпольной мыши
Не вручишь пригласительный билет.
Белеет, вроде бы ещё белеет.
И стынет на большом ветру.
Произнесённый вслух, летит и не стареет,
И просыпается к утру,
И думает: «Ну, двести, триста
Каких-то там хрестоматийных лет…»
И, как назло, всё так же небо чисто,
И на волне чуть золотится свет.
Майский полдень, пропахший черёмухой,
Свежесть корюшки, гири весов...
Рассыпающим семя подсолнухом
Крутит время своё колесо.
Отцветают и вянут столетия,
Забываются миги недель.
Может быть, у небес на примете я,
Как кораблик, попавший на мель?
Ветер страсти напрасно старается,
Наполняя мои паруса.
Нет прилива во взгляде красавицы,
Понимают меня небеса...
Повтореньями песня отмечена,
Как припев – те же ноты тяни!
Монотонностью жизнь обеспечена,
За повторы цепляются дни.
И, врастая в родную окраину,
Постаревшие вёрсты молчат.
Лишь в часах обречённо-отчаянно
На кого-то секунды стучат.
А будет ли тебе отрадой
Тот мир, что для себя ты строишь?..
Ни слов, ни быстрых ног не надо –
Закрой глаза –
И ты откроешь,
Как пробивается пугливо
Мотив сквозь занавесей кокон…
Как стыло и неторопливо
Ползёт слеза
По стёклам окон…
Как жить весною начинает
Что осенью исчезло тенью…
Как яблони хохочут в мае,
В метель безумного цветенья…
И вновь любовь тебя отыщет
С её приливом и отливом,
И это всё, чтоб ты,
Дружище,
Взлетел.
Упал.
И был счастливым…
И как бы больно жизнь ни била –
Пусть годы сердце не остудят.
Какая разница, что было?..
Какая разница, что будет?..
Пусть мир струною отзовётся
Лишь так, как ты его настроишь…
Ты хочешь знать, как Бог смеётся?
Закрой глаза –
И ты
Откроешь…
Я тебя нарисовал
Так, чтоб было необычней.
Обезьянку тебе дал,
Дал тебе пирог черничный,
Золотое колесо
С ветром вертится направо,
Посмотри, какие травы,
Виден каждый колосок.
Я лицо твое люблю,
Я люблю тебя такую,
Необычную, смешную,
Погоди, я повторю:
Я люблю тебя такую,
Необычную, смешную,
Я смотрю тебя, смотрю...
Погоди, настало утро,
Погоди, тебя не стало,
Утро синее настало,
Ветки синие склонились,
Вся планета марширует,
Будущего свет огромный,
И летит, летит, как море,
И плывёт – куда не знает,
И загадывать – не видно,
И любить – как ты любила,
Словно тонкую подкову
Из кармана вынимая,
В пыль лиловую бросая
На дорогу.
Не нужно слов, когда твое молчанье
Красноречивее потока фраз.
Не нужно слов – пустые обещанья
заманивали в сети уж не раз.
Обманываться рады мы, охотно
и упоительно на свет летим,
все в мире радужно и беззаботно,
а прозреваем – это легкий дым.
Не нужно слов, и ореол туманный
не будет мучить, отнимая сон.
не нужно слов, и для любви не странно-
расстаться, коль живешь не в унисон
Чем легче на душе, тем меньше будет слов,
Написанных и выстраданных болью:
Ни слова про стихи, ни строчки про любовь,
Когда довольна жизнью и собою.
Усталость мышц и дня заплещет через край
Кипением черёмухи, сирени,
Блистает глянцем лист, хоть лак с него снимай
Закат играет с солнцем в светотени…
Забыть, забыть печаль, загнать в подкорку сна,
Запутанных в эмоциях извилин.
Все временем сотрет, сравняет все до дна
А вы мне написать опять забыли…
Но я не огорчусь, есть тополь за окном,
Есть маленький мирок, где я
сама с собой, и ждать уже не надо
устойчивый мой круг и жизни колея,
там горизонт и мысль – и счастье, и отрада.
Задумчиво уставившись в окошко,
Я для стихов подыскиваю тему
И вижу на соседской крыше кошку,
Кота и допотопную антенну.
Ну, о коте, гуляющем по крыше,
Как символе весеннего волненья,
Талантливей, чем Киплинг, не напишешь...
Поэтому пишу я об антенне!
Она стоит от сотворенья мира,
По сущности своей кусок металла,
Улавливая волны из эфира,
Их перевоплощает в сериалы.
И каждый вечер ровно в девять снова
Слежу я с постоянным интересом
За превращеньем Кати Пушкаревой
В гламурную красавицу – принцессу.
И незаметно наступает темень.
Стих сочинился, время быстро мчится...
И я на завтра оставляю тему
О треснувшей на крыше черепице.
ПОХВАЛА ЛОПАТЕ
I. Историческое место лопаты в России.
В гербе России не хватает,
лопаты – у орла в когтях.
Народ лопату уважает,
когда голодный,
и в лаптях.
Как за соломинку руками,
он держится за черенок,
пока история пинками,
преподаёт ему – урок.
Лопата – ладная – прямая,
имея душу и талант она,
железными плечами,
Россию держит,
как атлант.
Окопы роет и могилы,
для революций или войн.
От голода – спасает – хилых,
картошкой – тыквой и свеклой.
После побед, руин, пожарищ,
нам – без неё – не разобрать.
Она, сестра нам и товарищ,
когда во тьме Россия-мать.
А тьма у нас иных погуще.
Но свет пожиже как всегда.
Не даждь – Господь – нам хлеб,
насущный днесь без лопаты и труда.
Помилуйте! Где серп и молот?
Кто нынче жнёт и кто куёт?
А век лопаты очень долог.
Она – вовеки не умрёт.
II. Путь в коммунизм
Могильщикам – капитализма,
Карл Маркс лопату завещал.
Но после выстрела Авроры,
ЦэКа марксизма не читал.
И потому в гербе Союза,
лопате места не нашлось.
А, в мировом капитализме,
на СССР – копилась злость.
Пройдя сквозь строй – колхозов,
тюрем и социальных катаклизм,
народ с лопатой, очень хмурый,
шагал в туманный коммунизм.
При развитом социализме,
была в избытке только соль.
Вот от чего – на шести сотках,
народ – копал и вглубь, и вдоль.
И, вдруг, в конце восьмидесятых,
(кто бы подумал? кто бы знал?),
в семнадцатом году распятый,
воскрес – в Союзе – капитал.
Он добрым чудищем казался,
хоть в пасти чёрной тлел огонь.
-Так это ж свет – в конце туннеля!
- вопил народ — глотая вонь.
А может он проник, из Штатов,
пронзив навылет шар земной?
Всё потому – что без лопаты,
был герб державы мировой.
III. Путь в развитой капитализм
На Западе от капитала,
балдеет – ни один народ.
Но наш пещерного закала.
Ему назад как всем вперёд.
Он лгал, он – строил – пирамиды.
Чечню и собственность бомбил.
Задрав подол слепой Фемиды,
шпану – возвысил и громил.
Он здорово по-фени ботал.
А, чтоб народ – понял о чём,
товарищ был – и переводчик,
Генсек – комбайнер Горбачёв.
Ржавеет серп, в загоне молот.
И – голодают – старики.
А, кто не пьян, силён и молод,
определился в челноки.
Россия снова в тяжких родах.
То ли закат? – То ли восход?
- Окапывайся – в огородах,
непобедимый наш народ!
Лафа – в столице – власть,
и сила. Она сыта и весела.
Провинциальная Россия,
лопатой и душой жива.
Без пенсии и без зарплаты,
по чести жить, не околеть,
поможет бедному лопата,
и рук мозолистая твердь.
На демократии – заплаты.
И не пойдут в стране дела,
пока, железной нет лопаты,
в державном – облике герба.
Храни, орёл – державу – скипетр.
Но, чтоб полёт твой был высок,
возьми, двуглавый и великий,
простой – лопаты – черенок.
IV. Послесловие
С лопатою, в труде, не пропадём.
Не предавайтесь, люди, грусти.
Авось – куда-нибудь дойдём,
по огурцам да по капусте.
1997г.
А братишка мой, Сережа,
Математик и чертежник -
На столе у бабы Шуры
Чертит всякие...
Три вершины тут видны,
Три угла, три стороны, -
Ну, пожалуй, и довольно! -
Что ты видишь? – ...
Эта странная фигура,
Ну, совсем миниатюра!
И на маленький листочек
Мы поставим сотни ...
Он от солнца прилетает,
Пробивая толщу туч
И в тетрадочке бывает,
А зовется просто – ...
Едет ручка вдоль листа
По линеечке, по краю -
Получается черта,
Называется ...
Эта форма у клубка,
У планеты, колобка,
Но сожми ее немножко,
И получится лепёшка.
Если взял бы я окружность,
С двух сторон немного сжал,
Отвечайте дети дружно -
Получился бы ...
Если встали все квадраты
На вершины под углом бы,
То бы видели ребята
Не квадраты мы, а ...
Превращать его умеем -
Две вершины разведем,
И трапецию имеем!
Не трапецию, так ромб!
Он и острый, да не нос,
И прямой, да не вопрос,
И тупой он, да не ножик, -
Что еще таким быть может?
Ноги очень интересны
У таинственного друга:
Если первая на месте,
То другая ходит кругом!
окт, 2007.
Ответы вразбивку: ромбы, угол, фигуры, луч, циркуль, треугольник, прямая, квадрат, шар, точек, овал.
Шел я улицей зеленой,
Что-то думал о своем,
Не светло, не вдохновленно,
Ни о том и ни о сем.
Шаг ноги совсем привычный,
Взмах руки вполне простой, -
Шел как раньше, как обычно,
С замутненной головой.
Вдруг по носу шибануло,
Вдруг на мысли налегло,
Ногу резко подвернуло,
Руку дернуло, свело.
Все во мне зашевелилось,
А движенью силы нет, -
Что же все-таки случилось,
В чем причина, где секрет!?..
С думой серою шагая,
Я нечаянно попал,
Сразу неосознавая,
На черемуховый бал!
В пышном запахе и цвете
Муза райская сидит,
Ждет, когда в святые сети
Чье-то сердце залетит.
...И поймала, излечила
От душевной пустоты,
В белом танце закружила
Детской грезы и мечты.
... И прошло оцепененье,-
В белом, сказочном бреду,
В чудной музыке весенней
По-другому я иду -
Шаг ноги уже не этот,
Взмах руки уже не тот,
И счастливый лучик света
Рядом пляшет и поет;
И не просто вдохновленный
Доброй детскою мечтой,-
Я иду уже влюбленный
И со светлой головой.
06.06.06
Только время, фальцстартов нет,
Первый крик, как сигнал:
Беги!
Хочешь, стой,
так разницы нет,
Всеравно намотает круги
Вокруг шеи твоей Земля.
Пироги годовых колец
Жрешь как мерин, как не в себя.
Бьют куранты
чужих сердец,
Значит тени не по тебя.
Время есть сыграть короля...
Или Цезарь, или никто!
О судьбе – это все ля-ля
Тем кто жизнь сменял на пальто,
Не пальто, а, пардон, шинель.
Здесь Акакиев пруд пруди.
Верят, смерть – это все же дверь,
Верят, лучшее впереди.
Только время,
не без потерь,
Только часиков тик в груди.
Воробей, проглотивший жемчужину, ощущает себя сильнее.
В его выдохе – ночь. В каждой косточке – соль и смысл.
Он бесшумно летит, и квадратное небо синеет,
И гудят провода в напряжении чёрных чисел.
Так ли жив человек, ощущающий белую бездну,
Превозмогший во сне дорогое своё дыханье,
Он жемчужину от пустоты отличает по весу
И во сне умирает, не приходя в сознанье.
А солдаты любят поспать, но побудка рано,
А обманутый муж знает всё, но приходит поздно...
Дорогая, как больно и странно, как больно и странно.
Ты молчишь и глядишь, молчишь и глядишь серьёзно.
Пару раз ещё я твой голос по телефону...
И потом – никогда. Всё чужие славные лица.
Эта жемчужина чёрная весит тонну,
Так и как же летишь ты, чёртова, чёртова птица?
[Стихи для Тасоса,
которые он прочитает, когда вырастет] Канут границы в слепое песчаное марево,отзвуки слова – в ночную шипящую тишь.Кончится эра, и, чем её тень ни задаривай, -не возвратишь. Только из моря – ревнивого, злого, туманногонашего моря, где каждый маяк на счету,перед рассветом подымется берег каштановыйв диком цвету.Там тебя встретит, за ржавой фонарной колонною дряхлого пирса, крестившая твой непокойсамая первая детская жалость, креплённаясолью морской.Вот она, твердь: никакой гекатомбой не сытыепамять и скорбь. Заповедная наша земля.Здравствуй, ты скажешь, наследная, здравствуй, разбитая сирая лира моя.
Любите животных, как если б любили себя.
Как если б в худое окно вы себя увидали,
Идущего мимо – и всё про него угадали.
И всё угадали, и вдруг полюбили себя.
Любите свой город, как если б любили вы жить
В своём неказистом, любовью измученном теле.
Его купола, тротуары – и некуда больше спешить,
Не нужно спешить. Мы давно навсегда повзрослели.
И зелень вечерняя, жизнь ледяная скорей,
Горите скорей навсегда, навсегда вспоминая,
Как тщетно любили безжалостных птиц и зверей,
Сидели беспомощно на остановке трамвая.
Денница, сын зари,
упал ты с неба.
А гордо говорил:
«Поставить мне бы
престол превыше звёзд,
Творца превыше...
чтоб стать...» –
главу вознёс.
Низвергнут. Дышит
в лицо нам вечность, где
теперь – известно
Денница, сын зари,
увлекший лестью
треть Ангелов... Горит
над преисподней
Звезда любви...Молись,
Денница! – Поздно...
Старинный замок полон привидений,
нелепых и забавных. Сняв парик,
в уютном кресле дремлет граф – старик,
и тают свечи каплями мгновений.
В привычной полудреме чьи-то лица
сливаются в аморфное пятно,
и знает граф – увы, не суждено
с ним ничему хорошему случиться.
Не шлет графиня писем из Парижа,
молчит ее мобильный телефон.
И сладостный из уст графини стон
он, вероятно, больше не услышит.
Графиню атакуют папарацци
при входе в казино и «Мулен Руж»...
Как в пошлом фарсе, дремлет старый муж
На фоне устаревших декораций,
в привычно элегантном черном фраке...
Над ним парит воспоминаний рой,
И ласковой, но властною рукой
Он гладит призрак преданной собаки.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...160... ...170... ...180... ...190... 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 ...210... ...220... ...230... ...240... ...250... ...300... ...350... ...400...
|