131. 

О, на вид юлили люди, Вано! 

132. 

Я легко пел сам Марго, но фонограмма – слепок, Геля. 

133. 

О, ненец, выпал ничего Гоге чин, лапы в цене, но... 

134. 

Я на сцене – ненец Саня. 

135. 

Я, Тома, нищ, не женат, а не женщина Мотя! 

136. 

Нина: 

- Вот жара! Где, дед, гараж-то Ванин!? 

137. 

О, талиб Юлю любил! А то! 

138. 

Я не верила ушам, Сара – талиб Юлю любил, а Тарас Машу! А Лире – Веня! 

139. 

Али моя маска как сам я, о Мила!? 

140. 

Ас, с обеда Лала лежала, сала желала Ладе босса! 

Через два дня она его разлюбила. Это случилось вчера. Сколько ещё можно потакать своим слабостям? Не до того ей сейчас. Дела всемирной важности ждут. Вот, например, за все лето побила всех баклуш – ни разу не сходила на фитнес. Этим и займется нынче же с утра. 

Автобус подошел к пустой остановке. Солнце светило в окна. Не видя ничего в этой охапке света, она поднялась по ступенькам и села к окну. Народу было немного и это было здорово. Можно подремать или повисеть в вацапе, посылая всяческие мимишности и няшности всем, кто ещё не проснулся! Вставать надо с солнцем! Всем! Обязательно! И всем будет хорошо, да и ей тоже. С сегодняшнего дня она делает только разумные и добрые дела! Да, именно так! И ничто не заставит её свернуть с этого светлого пути!  

Подняв случайно глаза на противоположное сидение, она сначала увидела коричневую куртку…. Как у него… Перевела взгляд на лицо быстрым движением… Сердце расширилось и заполнило грудную клетку. Как там обычно пишется в бульварном романе – героиня не смогла вздохнуть и начала бледнеть. Нет, не он. Но как похож!  

Но она же его разлюбила! Вчера! Навсегда! И хорошо, что он ещё об этом не узнал. Потеря была бы для него невыносима! Уж она то это знала. Куда он без неё? Кто ещё мог в 6 утра перед его ежедневной пробежкой прислать ему фото безумного зайца и пожелать не отвлекаться на воспоминания о вчерашнем вечере! 

Но почему бы ему не напомнить о том, что он без неё жить не может? Это ведь она уже могла! Жить без него! А он? И она отправила мгновенное сообщение – «Еду в автобусе, напротив сидит мужик, очень похожий на тебя! Строю ему глазки!.. (и чуть поколебавшись) Я скучаю!» 

Самое замечательное, что тот человек, напротив, тоже что-то считывал с экрана своего смартфона и абсолютно случайно поднял на неё глаза! И тут же пришел ответ, пробежав холодком по её раздвоившейся душе. 

– «Не смей строить мне глазки! Я на задании! И не вздумай кидаться мне на грудь!» 

В совершенном обалдении она смотрела на текст на экране телефона и на человека напротив. Взгляд своей протяженностью уже становился неприличным и она опустила глаза. Ммммм…. Ах, вот как! Ну что же…  

– «Тогда я буду женой Штирлица и у нас с тобой будет свидание. Не в кафе! А вот в этом автобусе! И я буду смотреть тебе в глаза и пусть весь мир подождет. А фашисты тем более!»  

Прищурившись, она подняла взгляд и очередной раз поняла – это не он! Звон о доставке сообщения и новый текст – «Ты провалишь моё задание, и меня уволят с работы, мой безумный заяц!» 

- «А это уже не важно! Ты проиграл! Нечего ездить на городских маршрутах! Ехал бы на своем бронированном танке и выглядывал бы в узкую щель, и никто бы тебя не узнавал!» 

Исподлобья она взглянула на того, кто был так похож на него! И вдруг вспомнила – она же его разлюбила! Вчера! Навсегда! А он так ещё и не знает об этом! И у них свидание в этом автобусе.  

И у них взгляд – через время, через расстояния, через несовпадения и через совпадения, через тишину неответов и через многословие пустых фраз… Как там в старой песенке – «Через годы, через расстоянья, на любой дороге, в стороне любой…»  

Ну, положим, годы она не собиралась тратить на него. Она разлюбила его вчера. И пора ему узнать об этом... 

- «Ты чего притихла, жена Штирлица?» 

- «Да я люблю тебя, непобедимый мой агент 007, а ты всё ещё не знаешь об этом!» 

Она разлюбила его! Вчера! Навсегда! 

И полюбила! Сегодня! На всю оставшуюся жизнь!  

«О горе, горе, 

сошло несчастье 

к нашей деревне 

и разоренье 

к нашему граду. 

Планеты дали  

свободу Смерти 

и злобной мыслью враждуют с нами».  

Заклятье Жизни. Перевод В. К. Шилейко  

1 

Сольпуга придумал все еще на корабле, когда сар-каны только вошли в шукарский залив. Вчера вечером, в круге воинов, он предложил свой план, и каждый из собравшихся хлопнул себя по плечу. Даже могучий Кутуш склонил голову набок в знак согласия. Один только Санука плюнул в огонь, но это заметили немногие. С рассветом Сольпуга с двумя сотнями скалолазов взобрались на стену Шукара. Крепость была продолжением горы, стены возвышались над отвесными скалами на добрых пятьдесят локтей. Лезть вверх было тяжело, но дома, на Сар-Кане Сольпуга часто карабкался на скалы, разоряя гнезда чаек и морских соколов и потому имел все нужные навыки. Пара деревянных крючьев и прорехи между кирпичами сильно упрощали задачу. В это время священный отряд Шукара дал свой последний бой. Воины в медных панцирях, не признав страха, вышли за стены и двинулись на войско Аттара. Утомленные голодом шукарцы, свирепые, смирившиеся со скорой смертью, шагали вперед, подняв перед собой бронзовые жала копий, так, будто их число было не три сотни, а врагов – не восемь тысяч. Прежде чем погибнуть, они успели проткнуть, опрокинуть и затоптать не меньше сотни сар-канов. Лохаг Кутуш упал на землю со страшной раной в животе и долго извивался в пыли, словно змея. Сольпуга этого не видел – он карабкался на крепостную стену, первый среди первых, злой, черный от солнца, почти голый, с длинными как у паука руками и ногами. Кто-то из его людей сорвался – пять или шесть воинов пропало в серой бездне, но все другие – те с кем была их молодая сила, забрались на стену. Дальше было просто: дозорные не успели поднять тревогу – захлебнулись собственной кровью. Затем скалолазы вошли в «святая святых», где была лишь кучка краснобородых жрецов. Когда появились сар-каны, они воззвали к своим пустоглазым богам, но те не откликнулись. Краснобородых согнали в один гурт и умертвили всех до единого. Когда люди увидели на вершине храма колючие фигуры сар-канов они пали на землю в страхе. Вспомнив их вой и бледные лица, Сольпуга усмехнулся: из оружия у мальчишек были лишь дубинки и короткие мечи, эти козопасы без труда могли забросать их камнями, стащить с адидона и растерзать голыми руками. Но тогда им, стоящим внизу, подумалось, что сар-каны научились летать, что они – грифы среди людей. В страхе козопасы открыли ворота, впустив врагов, а сами упали на землю, словно мертвые. Что было после, Сольпуга не знал, да и не было у него на то никакого интереса. Незаметный как полуденная тень, он вышел за городские стены и спустился к пляжу – пустому и дикому месту, где были только галька да грязная серая пена. Здесь стояли корабли сар-канов. Еще вчера они, грозные, белокрылые, скользили по темным волнам, а теперь попирали берег своими острыми носами. Под их склизкими днищами суетились безволосые рабы, проворные, похожие на больших белых лягушек. Они замазывали щели смолой и дегтем, предохраняя корабли от течи. Одно судно, самое большое и грозное, стояло особняком, – это был корабль Кутуша, названный «Морским Зверем». Его родитель, корабел Джуката, погиб в морской схватке – дротик, брошенный шукарским застрельщиком, вонзился в его правый бок и проколол печень. Корабел рухнул на палубу, напитал ее своей кровью и умер. Осиротев, «Морской Зверь» пришел в ярость и обрушился на шукарское судно словно Южный ветер. В ход пошло все: бревна и копья, веревки и крючья, и скоро вражеская лодка перевернулась, задрав к небу черное брюхо. Бледные шукарцы, что копошились у своего мертвого корабля, один за другим отправились на дно, пронзенные копьями и дротиками. Сар-каны праздновали победу, проливая вино за борт. В тот день все они побратались кровью, и хоть теперь сам Кутуш погиб, его люди еще долго будут зваться «Сыновьями Зверя». 

Славный корабль стоял теперь на берегу, неуклюже зарывшись в ил, растерянный, оставленный. Сольпуга почувствовал, что жалеет корабль, но тут же одернул себя, ведь «Морской Зверь» не нуждался в его жалости. «Нескоро мы увидим тебя – произнес молодой сар-кан, – нескоро теперь выйдем в вольное море. Куда бы мы ни пошли по этой негодной земле, мы будем удаляться от берега».  

Сказав так, Сольпуга принялся, по обыкновению, начищать свой треугольный меч – Драконий зуб, уже порядком потемневший от времени. Это простое занятие помогало ему избавить дух от сомнений. Китовый жир заменял ему масло, а кусок акульей кожи служил щеткой. За работой он видел свое неясное отражение в бронзе – хищные заостренные черты, миндалевидные глаза, брови густые, похожие на чаячьи крылья. Сольпуге было дико смотреть на свое лицо – некрасивое, незнакомое. Он вздрогнул, услышав оклик, оглянулся и увидел Илина. У подножья скал он казался чем-то вроде муравья. Младший Брат шагал босиком по белому песку. Это был рослый парень с выцветшими волосами и кожей, серой и рябой от соли. Вдали, за его спиной, возвышался Шукар – темная и высокая скала, о которую много дней, словно прибой, в бессильной злобе билось войско Аттара. Теперь над зубчатыми стенами черной завесью стоял дым, а дубовые ворота сорвали с петель и порубили в щепы.  

Илин шагал по песку босиком, приплясывая и смешно размахивая руками. Тощий, жилистый, в своем старом гиматии он был похож на пьяницу. Медный шлем съехал на затылок, отчего его голова казалось огромной, из под серых волос тускло блестели большие карие глаза. Ему не было и пятнадцати лет. 

– Чего сидишь? – крикнул Младший Брат еще издали, вопреки всем приличиям. 

– Жду, когда море станет сушей! – сердито отозвался Сольпуга. – Что с Братьями? Где они сейчас? 

– Все в городе... – Илин хмыкнул. – Грабят, наверное. Разоряют город, который ты захватил. 

Сольпуга не сказал ни слова – только повел плечами и уставился на серую пену. Кое-где на сыром песке лежали куски плавника – все, что осталось от шукарских кораблей, преградивших сар-канам путь к гавани. 

– Как же у тебя получилось? – спросил Илин робко. – Ты ведь выдумал такую хитрость... 

– Выдумал? – Сольпуга недобро зыркнул на Младшего Брата. – Ничего я не выдумывал. Я сам себе загадал загадку. А потом просто разгадал ее.  

Младший Брат смешался. Он уже понял, что обидел Сольпугу, назвав его выдумщиком. Сар-каны ничего не выдумывают, – в праздных мыслях нет никакого толку, одна лишь суета.  

– Где Санука сейчас? – спросил Старший Брат. 

– Играет в скарну... с аттарскими редумами. Ставит на кон награбленное и выигрывает. 

Сольпуга плюнул в сторону в знак презрения.  

– Ты ничего не взял из города! – сказал Илин. – Там ведь столько добра... 

– Не нужны мне их медь и золото, – голос Сольпуги отдавал холодом. – Все что мне нужно, я добуду без особого труда. Если отобрать у меня еду и вино, я буду кормиться кореньями и пить из луж. Если отобрать у меня лежак, я буду спать на голой земле. Золотом нельзя жить, его нельзя есть, дорогие одежды делают тело изнеженным и слабым. А ты что взял из города, Илин? 

– Вот... – Младший Брат вытянул вперед руку. На его тощем запястье болтался медный браслет, украшенный кусочком коралла.  

– Я снял его с того богомола, что мы кончили, – робко произнес Илин. – Ты что ли сердишься на меня? 

Сольпуга бросил на браслет короткий взгляд и опять уставился на серую холодную даль. 

– Зачем взял? – спросил он, наконец. – Носить будешь? 

– Нет, я... – Илин густо покраснел. – Да не знаю я. 

– Тогда лучше отдай морю, – сказал Старший Брат. – Ни к чему тебе это добро. 

– Хорошо. Это будет моя последняя жертва Морскому Тельцу, – Илин сел на песок рядом с Сольпугой.  

– Кутуш умер, – сказал он после некоторого молчания. – Его палица до сих пор лежит на земле. Санука ходит вокруг нее, как голодный пес. 

Сольпуга, кажется, не обратил на эти слова никакого внимания. Младший Брат всплеснул руками и покачал головой. 

– Если Санука сделается нашим… – он осекся. – Ты, знаешь, он – из Тайного круга.  

– Знаю. 

– Разве не от их козней мы бежали, когда копья свои на сушу продали? 

Сольпуга молчал. Младший Брат положил руку ему на плечо: 

– Тайный круг весь Сар-Кан опутал своими змеиными кольцами. А теперь они и в нашем лохе введут свои порядки...  

Сольпуга кивнул. Он знал: если Сануку выберут начальником, то лохаги со змеей на щите будут в большинстве. А значит, на следующем сходе один из них сделается полководцем. 

– Все будет так, как решит наш лох, – сказал Старший Брат, подумав эту свою мысль.  

Он встал и торопливыми шагами направился в сторону лагеря. Лицо у него было пасмурным. Лагерь встретил его привычным шумом – тут и там слышались крики и споры, звон меди и бренчанье струн. Громче всего был собачий лай: аттары привели с собой множество псов, огромных и злобных. Во время боя псари спускали их с поводков и гнали впереди войска. Собаки бросались на врагов, вгрызались в их глотки, ломали ребра, заливая землю кровью. Сольпуга слышал, что даже бывалые воины в страхе бежали, услышав приближение собак. Но еще страшнее были косматые пятнистые звери, которых держали при себе южане – аттары называли их тукку-хурва. Они были крупнее и сильнее собак, их челюсти перемалывали кости в труху, а лай был больше похож на мерзкий хохот. Сами южане держались вдали от больших костров. Это были люди диковинного вида: огромного роста, с черной как смоль кожей. Аттарам не нравились эти чужаки, они недобро косились на чернокожих и не пускали их к своим очагам. День ото дня этих инородцев становилось все больше – одни приходили посуху, минуя разоренную Черную Землю, другие приплывали на больших плотах и высоких тростниковых лодках. Свой путь они держали из древней страны, лежащей к Югу от Черной Земли. Страну эту называли прежде Земля Богов, – испокон века купцы привозили из нее ладан и слоновую кость. Но, в последнее время, торговые челны приходили все больше пустыми, а то и вовсе не возвращались в родные места.  

Говорили еще, что вскоре с Севера к войску примкнут полчища тхаров. Люди-лошади – так называли их аттары. Рассказывали, что у степных людей и вправду лошадиные ноги, что они все время бегут куда-то и сами себя погоняют плетьми. Этому Сольпуга не верил, он, хотя никогда и не видел тхаров, все же знал наверное: у них, как и у прочих людей, по две руки и две ноги. 

Ураг Санука сидел на высоком помосте в окружении Младших Братьев. Он был немного старше Сольпуги но уже сделался начальником и имел в подчинении тридцать человек. Он носил красный аттарский плащ и колпак из черной шерсти – слишком пестрое одеяние для сар-кана. Санука был коренаст и грубо сложен, руки его – сильные и толстые, словно корабельные мачты. Левой своей ручищей он брал из миски куски лепешки и, макнув их в кровяную похлебку, отправлял в свою черную пасть. Правой рукой обнимал он за плечи человека очень жалкого вида, одетого в бурнус из белой шерсти. Это был молодой жрец, служитель Отца вечности, только-только получивший одеяние. На его бурнусе были вышиты знаки Льва и Змеи – символы Священного круга и Храма Светильников. Сольпуга почувствовал, как к вискам приливает кровь. С большим трудом он взял себя в руки и отвел взгляд от этого дурного человека. Но, все же, он слышал его. Жрец рассказывал странное, а голос его, сухой и резкий, звучал словно расстроенная арфа. Санука молча внимал его словам, сохраняя на лице покровительственное выражение. Младшие Братья смотрели на жалкого человека с трепетом. 

– Раздался глухой рокот, – вещал жрец – и огромные Врата от земли до неба начали закрываться. Тьма пришла в движение – она уже поглотила Первородный Свет, и теперь ее голод ничем нельзя было утолить. Златорогий Страж стоял на пороге, и разверстые крылья его закрывали проем Врат. Страж сей был Драконом, Львом, Тельцом и Орлом, он был Словом Отца и Волей Его. Тьма за воротами звалась Хаал – плоть, лишенная Души. Страж с отвращением взирал на нее, сплетенную из множества тел. То были трупы – безобразные, не знающие красоты и смысла. В своей вечной темноте грудились и сплетались они, бесконечно пожирая друг друга, воспроизводя себе подобных, безглазых, бездумных, жадных. Казалось, что это было войско без вожака, туловище без головы, но Страж знал другое: Хаал правил Дух, имя Которому – Отец Тьмы. Он-то и алкал так жадно поглотить Душу и стяжать весь ее Свет. Страж произнес Проклятье, и небо над его головой расколола молния. Она поразила Хаал и темная груда на время отступила. Страж склонил голову, свет его крыльев померк. Он вложил в Слово все свои силы и нанес удар, последний в этой битве. Теперь он мог лишь ждать. Врата уже почти закрылись, когда Хаал в последний миг хлынуло вперед черным паводком в оставшееся пространство, заполнило его, навалилось так, что створки Врат испустили жалобный стон. Казалось, еще чуть-чуть и не выдержат они… Но Страж еще мог дать отпор – он шагнул навстречу тьме, и жадные плети опутали его по рукам и ногам. Зубы вонзились в грудь, когти обрушились на плечи. Свет, исходивший от Стража, обжигал Хаал, теснил его назад. Но Отец тьмы не сдавался – его цепкие путы оплели золотые крылья... Страж произнес Слово Запрета, и черная громада завалилась назад, увлекая противника за собой. Спустя мгновение, врата захлопнулись, а Страж исчез в них вместе с Хаал. Лишь несколько капель черной крови упало за порогом…  

Вдали взревел боевой рог, и жрец замолчал. Только теперь Сольпуга приметил, что у того вместо печати на шее болталась треснувшая миска. В темноте раздались резкие щелчки кнута, топот копыт и окрики возницы. Из сумерек выехала массивная колесница, запряженная белыми онаграми. В ней стоял человек в медном шлеме и накидке из львиной шкуры. Человек этот держал спину прямо, как молодой копьеносец, у него была черная борода, заплетенная во множество мелких косиц, крупный нос и колючий, холодный взгляд. Сольпуге он показался несколько грузным, но льняные одежды скрывали этот его телесный избыток. Кроме чернобородого, в колеснице был юноша, правивший упряжью, и евнух с блестящей жирной лысиной. Когда улеглась пыль, все аттары и чернокожие южане, как один, повалились на землю, смешно задрав зады. Их лбы касались земли, а губы, спекшиеся от соли и жажды, беззвучно шевелились. Жрец встал со своего места и чуть склонил голову набок. Никто из сар-канов не шелохнулся. Во взгляде чернобородого скользнула тень недовольства, и толстый евнух, стоявший по левую руку от него, тут же прильнул к его уху и принялся быстрым шепотом что-то быстро объяснять. Тот лишь отмахнулся от скопца и обратился, уже в голос, к Сануке: 

- Это правда, что ваш народ не знает царей и прочих владык? 

– Смотри сам, – ответил Санука с видимым удовольствием. – Спины у нас от рождения не гнутся, так что, прости, что ни кланяемся. 

Сар-каны засмеялись, а человек в львиной шкуре, кажется, смешался. Он оглянулся было на евнуха, но тот лишь потупил взгляд. Когда чернобородый заговорил снова, в голосе его звучала злая веселость: 

– Мало ты жил, островитянин, и не знаешь всего. Любую спину можно согнуть. Но скажи: где тот юноша, что выдумал забраться на стену? 

– Вот он перед тобой, – сказал Санука с досадой. – Мы зовем его Сольпугой. 

– Сольпуга? – чернобородый посмотрел на юношу с удивлением. – Откуда такое гнусное прозвище? 

– Посмотри на меня, о Великий лугаль, – отозвался Сольпуга хмуро. – Я дурно сложен, руки и ноги мои длиннее, чем у обычных людей, лицо безобразно, а зубы сидят криво. Женщины смеются надо мной, дети в страхе прячут лица а мужчины удивляются: что это за мусор присох к веслу?  

Человек в львиной шкуре не понял последних слов, но евнух торопливо объяснил ему, что таковы у морского народа шутки, и не стоит в них смыслить доброму человеку. Чернобородый как будто улыбнулся и махнул в сторону Сольпуги: 

– Пусть этот паук получит богатую награду! 

Когда прозвучали эти слова, возница стегнул онагров, и колесница, подняв клубы, пыли умчалась прочь – к темной скале, от которой все еще валил дым. Сар-каны проводили ее безразличными взглядами. Вскоре костры угасли, море стало серым как свинец, а с Севера подул холодный ветер. Сыновья Зверя поставили шатры из козьих шкур, сбились в большие груды и предались сну – тяжелому, темному, без сновидений. Их грубые туловища, не привыкшие к удобствам, мирно покоились на холодном песке, кровь спокойно текла по их венам, а груди были полны живого, яростного духа. Ничего в ту ночь не тревожило их мыслей, и были они покойны так, словно все предыдущие дни провели в праздности. Один только Илин увидел несчастный сон – ему приснились родные берега. 

2 

Несколько последующих дней прошли в суете: сар-каны устраивали лагерь, смолили и сушили корабельные днища. Аттары больше не тревожили их, и, кажется, забыли о самом присутствии мореходов. Говорили, что царь Аттар Руса казнил владыку Шукара. Связанного и обритого на лысо энси вывели на высокий утес, и сбросили оттуда на острые камни. Сказители в тот же вечер сложили славную песнь о падении неприступной скалы, редумы быстро подхватили ее и принялись распевать, переделав слова на непристойный манер. 

По вечерам Сыновья Зверя собирались у костров и выспрашивали у гадателя, не пришло ли время выбрать им нового лохага. Но гадатель отвечал, что нужно ждать, пока не наступит день, благоприятный для жертвы. На пятый день народилась молодая луна и гадатель объявил, что время пришло. Выбрали уединенное место – на каменистой отмели, вдали от лагеря, сложили костер, установили алтарик и бронзовую курильню, привезенную с островов. Едва солнце утонуло в море, Старшие Братья собрались у огня и встали в круг, все как один – обнаженные, перемазанные сажей, страшные. Каждый держал в правой руке короткое копье с кремниевым наконечником, а в левой – пучок сухой травы. Заклали овцу, окропили кровью каменный алтарик. Гадатель сотворил молитву, обращаясь по обычаю к Морскому Тельцу. Пока он говорил, все, кроме Сануки, стояли, склонив головы, – ураг же нарочно отвернул лицо от костра, уставившись на тонкий лунный серп. Он не знал Морского Тельца и не любил его ни раньше, когда жил на островах, ни, тем паче, теперь, в чужой земле, где боги Серого моря не имели силы.  

Наконец пришла пора голосовать. По очереди Старшие Братья подошли к алтарю и обмакнули в кровь острия своих копий. Одни из них после этого немедленно вонзили копья в горячие угли, другие подошли к Сануке и коснулись окровавленными наконечниками его плеча. Сольпуга стоял прямо, вперив взгляд в огонь. Он чуть вздрогнул, почувствовав плечом холодное, липкое прикосновение, затем еще одно...  

Потом сар-каны долго толковали: Санука получил всего на пять голосов больше чем Сольпуга. Кто-то предложил разрешить вопрос поединком, но оба спорщика отказались драться. Пришлось заколоть еще одного ягненка, гадатель долго рассматривал свежие внутренности, но так и не смог прочитать в их сопряжении волю богов. Все разрешилось только к утру – Санука стал лохагом и взял под свое начало Сыновей Зверя – всего полтораста редумов. Сольпугу объявили урагом и дали ему в подчинение тридцать человек. Санука взял в руки палицу Кутуша и отдал свое копье Сольпуге. 

Вернувшись в лагерь, сар-каны не нашли своих кораблей и пришли в страшное волнение. На берегу не было сходней, все прочие следы смыл прилив. Лохаги отдали приказ строиться в боевой порядок, кто-то бросился с кулаками на сонных аттарских воинов. Те, оправившись от сна, сами ощетинились копьями. Казалось, еще немного – и победители истребят друг друга. Однако вскоре из царской ставки прибыл сановник в белых одеждах. Он собрал всех сар-канских начальников и объявил: «Наш владыки, лугаль Аттар Руса в великой своей мудрости зная, что у берега еще рыщут отряды шукарцев, повелел отвести корабли за дальний скалистый мыс, опасаясь ночных вылазок». Белый человек говорил спокойно, ласково улыбаясь и глядя лохагам прямо в глаза. Он чуть отклонился вправо, когда возле его уха просвистел камень, но не прекратил говорить. «В этом укромном месте, – вещал он, – и будут теперь стоять корабли, ожидая вашего возвращения». Услышав это, редумы пришли в еще большее смятение – царь Руса распорядился их кораблями по своему усмотрению и отрезал им путь домой. Но к полудню в лагерь прибыли повозки с медью и солью. Каждый редум получил двойную плату, и вскоре все немного успокоились. Кроме прочих подарков, рабы привезли плетеные короба. Каждый из них до краев был забит костяными плашками. На каждой такой плашке были вырезаны какие-то знаки. Сар-каны растерялись – что это за подарок? Кости? Какая в них корысть? 

«Что это?» – спрашивали они аттаров. «Это расписки на зерно, – отвечали они. – Такие плашки делают в Храме Светильников, и каждая обозначает пятьдесят мер зерна. В любом селении вы можете найти жреца или евнуха, которые обменяют их на пятьдесят шеумов». 

Сольпуга не поверил этим словам. 

– Никто не меняет кости на зерно, – сказал он. – Мне не нужны эти плашки. На них знаки Льва и Змеи. 

С этими словами он бросил свой короб на землю, крышка отлетела и плашки с шуршанием высыпались. Аттары все как один уставились на Сольпугу и на груду костей у его ног. Лица их вытянулись, глаза загорелись безумным светом. 

– Постой, Брат! – Илин наклонился, проворно сгреб все кости обратно в коробку, встряхнул и протянул Сольпуге. – Завтра мы с тобой сходим на базар и что-нибудь хорошее выменяем на эти негодные плашки. 

– Выменяем? Скажи, например! – Сольпуга неприязненно скривился. 

– Например, хлеб и вино, а еще... – Илин задумчиво щелкнул языком. – Я слышал, будто на базаре есть хороший гадатель. Он расскажет нам будущее. 

Сольпуга тряхнул плечом, и это значило «может быть». Он не очень-то верил предсказателям, однако его тревожил один давний сон, и не было в войске человека, могущего его растолковать. Ночь провозился Сольпуга на своей драной циновке, помышляя о сне, а утром разбудил Илина и повел его на базар.  

Базар при аттарском войске был очень большой. Нигде и никогда в одно время не собиралось столько гнусного люда. Это были разбойники и могильщики, люди самой низкой породы, дети рабов и скотокрадов, грязные и злобные, похожие на драчливых крыс. Тут и там у повозок сновали купцы в серых плащах, берущие добро у мертвых и продающие его живым. Они говорили на своем испорченном наречии, грубом и трусливом, но понятном любому ушлому человеку. Тут и там суетился прочий базарный сброд: бесчестные менялы, лживые прорицатели, вислогрудые ворожеи и бледные полковые девки. На базарах воины обыкновенно отдыхали: бражничали, торговались до хрипоты, играли в кости и всегда проигрывали, дрались яростно, потом мирились и снова принимались пить. Сар-каны держались в стороне от этих забав, не выменивали ничего кроме самого важного: масла, хлеба и солонины. Из выпивки брали разве что пиво да кислое вино, а уж в кости не садились играть никогда. 

Гадатель жил в шатре из серого войлока. Он был беглый раб, корноухий, с грязной бородой. Одеждой ему служил грубый плащ из верблюжьей шерсти, чресла свои он подвязывал кожаным поясом. У него были широкие плечи и сильные руки, как у гребца. Родом гадатель был из страны, что к Югу от Шукара. Люди в тех краях знали Отца Вечности и чтили его под именем А-Эль. Умывались южане чистым песком, пили одно лишь слабое пиво, брезгуя пресной водой.  

Увидев Илина и Сольпугу, гадатель пришел в беспокойство и тут же потащил их в свой шатер. 

– Я знаю что-то о вас, – сказал он, усаживая гостей на соломенные тюфяки. 

Илин издал удивленный возглас, но Сольпуга только дернул плечом. 

– Вам известно, что такое чистый огонь? – гадатель зажег лучину и поднес ее к лампе. 

– Это – огонь, на дающий дыма, – ответил Сольпуга помедлив. – Но я никогда не видел такого.  

Губы корноухого тронула слабая улыбка: 

– Я сам видел его только однажды, когда в первый и последний раз вошел в Адидон. 

– Ты – один из змеиных жрецов? – Сольпуга невольно вздрогнул. 

– Нет, о чем ты говоришь, добрый господин! – гадатель отвернулся от огня, лицо его вытянулось и потемнело. – Я – дурной человек от дурного семени – один под этим злым солнцем. Мой отец торговал горчицей, моя мать прокляла небо над моей головой. Но за свою жизнь я побывал во всех пределах земли: я видел Великие термы Хатора и пивоварни Камиша, и Адидон тоже, и много прочих чудес. Я плавал по Серому морю и добывал мышьяк в горах Кар-Брезайтэ. Я бился со степными народом и приносил жертвы Собачьему богу. Многое я могу рассказать, однако... вы не за этим сюда пришли. Не буду отнимать ваше молодое время. 

За белым покрывалом скользнула легкая тень, Сольпуга напрягся всем телом, а Илин отчего-то втянул голову в плечи. Корноухий засмеялся, его смех был похож на сиплый лай.  

Я – пламень бездымный! – пропел он. – Я – Лев и Змея! Я – свет, не дающий тени! Я – смерть мира! 

– Мы слышали, что ты не простой гадатель, – произнес Илин задумчиво. – Ты не гадаешь ни по звездам, ни по овечьему приплоду, ни по потрохам. Ты не раскидываешь костей и не пробуждаешь мертвецов, не пускаешь крови и не вяжешь узелков на пеньке. 

– Все верно, – улыбнулся корноухий. – Я не делаю ничего из того, что ты исчислил. 

– Как же ты узнаешь мою судьбу? – Сольпуга недобро усмехнулся, оглядываясь на Илина. Младший Брат сидел недвижно, сложив руки и все так же сутулясь. Глаза его блестели как студеная вода.  

– Слушай, и я расскажу, ведь я – гадатель особого рода. Я не выспрашиваю судьбу – в этом нет никакого проку. Ты ведь и сам мне все расскажешь, – с этими словами корноухий протянул Сольпуге плошку, в которой был черный как деготь отвар.  

В нос ударил горклый запах, сар-кан отпрянул, его рука, потянулась к поясу, где был спрятан костяной нож, но тут чей-то голос пропел над его ухом: 

– Мой отец толкует сны и видения. Говори с ним... 

Что случилось дальше, Сольпуга помнил смутно. Лоза душистого хмеля опутала его шею и какая-то безымянная сила запрокинула его голову назад. От неожиданности молодой воин открыл рот, и тотчас его горло обжег чародейский отвар. Он попытался воспротивиться зелью, его кадык поднялся как боевой щит, но тут же опустился под собственной тяжестью. Он увидел Илина, медленно сползающего на землю с выпученными от страха глазами, а потом – на какое-то мгновение – лицо своей отравительницы, тонкое, черноокое, неуловимо-прекрасное как лицо древней Богини. 

Все вокруг окутала серая пелена. Некоторое время Сольпуга ничего не видел и не слышал, затем из мутной дымки один за другим, как удары медного колокола, стали раздаваться слова корноухого. Сольпуга внимал им, но не привычным способом, не посредством слуха, а всем своим существом. Когда он отвечал, то отвечал используя не только язык, но и все что было в его природе.  

– Что перед тобой? – прогремел корноухий. 

Мгла рассеялась, уступая место иному бытию. Видение проносилось мимо как горная река, но Сольпуга сознавал все совершенно ясно и точно. 

– Передо мной озеро – глубокое и прозрачное, – говорил он. – Вода такая чистая, что видно дно. Вокруг него скалы из голубого гипса.  

– Что перед тобой? – снова спросил голос. 

– Солнце в зените, очень жарко, над землей поднимается испарина. Я сам и есть эта испарина. 

– Что перед тобой? 

– Из-за скал появляется дева... Непохожая не прочих дев. Она входит в воду, она… омывает руки. Если руки не чисты, то нечисто и тело... Ее взор падает на причудливый камень, он лежит на дне у самых ее ног. Это древняя раковина, время превратило ее в известняк и наполнило пиритом. Пирит полыхает на солнце золотом и бирюзой. Дева наклоняется, чтобы поднять камень... Но что-то не так... Со дна поднимается ил... Вода становится мутной… Свет рассеивается, смешивается с илом. Все озеро темнеет... 

Видение мчится мимо с оглушительным ревом. «Что перед тобой?» – грохочет голос гадателя. 

– Дева в страхе отступает назад и режет пятку о камень, ее кровь тоже смешивается с водой… вот дева воздевает голову к небу – ко мне – и говорит: «Есть ли на небе дух, гений или дракон, который отделил бы свет от грязи и оставил бы чистой эту воду?». Она точно говорит это мне. И я отзываюсь… Вот я спускаюсь к озеру, я ступаю в воду и делаюсь подобен воде... 

Наступила тишина. Сольпуга почувствовал, как погружается в холодную муть. Он направил всю силу своего ума на решение одной задачи, он обратился к каждой крупице света и каждой частичке ила, взвешенной в воде, но скоро понял, насколько тщетны его потуги – ил поднимался со дна, закручиваясь черным вихрем, света не стало совсем, и не было ни гения, ни дракона, способного оставить эту воду чистой. Всем существом Сольпуги овладел страх. Голос из пелены рокотал, сливаясь в мерный гул.  

– Я ничего не могу сделать, – это он сказал уже вслух. Наваждение пало, стихли бубны и барабаны, Сольпуга понял, что лежит на грязной циновке, голый и бессильный. Собравшись с силами, он позвал тихо:  

– Илин... 

Сар-кан услышал свой голос, похожий на сухой шелест, и содрогнулся от отвращения. Лоза душистого хмеля опустилась на его грудь. 

– Твой Брат еще спит. 

Сольпуга вздрогнул. Голос, озеро, дева – что за наваждение? Или все было наяву? 

– Я видел тебя во сне, – произнес он, глядя в черные глаза своей отравительницы. 

– Это был не сон. Я все время была рядом. Ты метался в бреду, кричал, как будто в тебя вселился дурной дух. Мой отец разговаривал с тобой, и то что он услышал, его опечалило. Он потемнел лицом, даже в его голосе сквозило беспокойство. 

– Где мой Брат? 

– Другой мореход? Он здесь, – тонкая белая рука указала на темный угол, где Сольпуга с трудом разглядел Илина, вернее его бледную спину с выступающими ребрами и острыми лопатками. Сольпуга увидел и корноухого – тот сидел на земле, поместив свою безобразную голову между колен. Не видя вокруг, он раскачивался взад-вперед и бормотал себе под нос: «Я – Пламень Бездымный! Я – Лев и Змея! Я – смерть мира! Одесную от меня – Солнце Быстроконное, ошую – Светлоокая Луна!».  

– Он говорит с Неизвестным богом, – в огромных черных глазах сверкали синие молнии, так, во всяком случае, казалось Сольпуге. – Мы не должны беспокоить его до утра. 

– Что твой отец сказал про меня? 

– Он сказал, что ты причинишь людям много зла, – отравительница вздохнула. – Но совершишь и много великих дел. Планеты совещаются о твоей участи, звезды помышляют о твоей скорой смерти. Вот что сказал мой отец. 

Наступило молчание. Было слышно, как тяжело дышит в своем забытии Илин. Сольпуга попытался отстранить от себя девушку, но тут же понял, что у него не достанет на это сил. 

– Как тебя зовут? – спросил он, отчаявшись.  

– Меня зовут Луна и Холодная тень. Но ты зови меня Шафан. 

– Ты вещунья или полковая девка? – Сольпуга почувствовал, как злоба закипает в его груди. Он злился на себя за собственную слабость, и на корноухого гадателя – за то, что он опоил его своим зельем, и на Илина, который привел его в это негодное место. 

– Я не вещунья и не блудница, – ответила девушка. – Я – Шафан, я – Луна и Холодная тень. 

– Ты знаешь, кто я? – спросил Сольпуга, с трудом сдерживая гнев. 

– Ты – мой жених теперь! – Шафан засмеялась и потрепала игриво его волосы. Сольпуга стиснул зубы и попытался опереться на локоть, чтобы встать, но тут же со стоном опустился на спину. Шафан не обратила на его корчи никакого внимания. 

– Ты и твой Брат – вы из морского люда, – вздохнула она. – От вас пахнет солью и смолой, вы скупитесь на слова и смотрите по сторонам, будто вас окружают враги.  

– А ты – откуда родом? – к своему удивлению, Сольпуга почувствовал, как утихает ярость – прикосновения Шафан, звук ее голоса были подобны теплой соленой воде. Опасная слабость нахлынула теплой волной и тут же отступила, оставив тревожный осадок.  

– Я родилась в Черной земле, – в ее голосе слышалась дрожь. – В моей стране случилась большая засуха, реки и вади пересохли, а поля убила соль. На третий год совсем не стало зерна. На четвертый год мы ели сухую кору. На пятый год мы стали запирать двери на засов. На шестой год мы стали есть... – тут Шафан осеклась, но Сольпуга понял несказанное. Он однажды слышал плач о Черной земле и запомнил его хорошо. Теперь во всех пределах мира был неурожай, стояла страшная засуха и недород. 

– Как тебя зовут? – спросила Шафан, зябко прижимаясь к Сольпуге. 

– За то что я сделал в Шукаре, люди зовут меня Разоритель гнезда, – ответил он.  

– А как тебя звала твоя мать? 

Сар-кан смолчал. Он уже собрался с силами и мог оттолкнуть гадательницу, разум подсказывал ему, что следует скорее выбраться из ее объятий, но дух по-прежнему пребывал в смятении. Сольпуге вспомнился родной город, выстроенный из гранита и белого известняка, громоздкий, страшный, похожий на гнездовище шершней. Круглые дома без окон лепились друг на друга, на узких и тесных улицах не было ни статуй, ни жертвенников, только шершавые стены, прораставшие одна в другую, поглощавшие солнечный свет и живой звук. 

– Я не помню матери, – произнес он наконец.  

– Почему? Она умерла когда ты был мал? 

Сольпуга не ответил. Мать, должно быть, еще жила где-то в своем дому на островах, но вспомнить ее... прикосновений, голоса, даже лица он не мог. Старшие Братья забрали его из дома, едва он подрос. Каждый день ему учиняли самую тяжелую работу а потом били палками, как дурного раба. Все, что прикасалось к его плоти, причиняло боль – острые камни под ногами, розги старших, холодная, колючая вода, в которой он каждодневно умывался. Братья учили его воровать, а когда попадался – секли нещадно, чтобы не попадался впредь. Прочие мальчики, бывало, плакали во время побоев, но Сольпуга не издавал ни звука. Всякую живую мысль вытравили из него, не осталось ни злобы, ни жалости, ни сомнений. Кожа его огрубела, глаза совсем выцвели, последнее испытание – самое страшное, самое жестокое – стерлось из памяти, зато остались серые рубцы на груди и на спине. На минуту Сольпуге представился смутный образ: темный и пыльный храм на вершине горы, шершавый каменный стол, а вокруг – несколько фигур в керамический масках. От фигур этих исходила угроза, но по-настоящему страшны были не они – в темных углах и под душными сводами таилось что-то грозное и вместе с тем гадкое – не с десятью, но с сотней лап, когтей, крючков, зубов... 

Подумав про это, Сольпуга вздрогнул и застонал сдавленно. Ему вдруг подумалось об Илине: на его груди и спине не было никаких отметин – юноша так и не прошел своего последнего испытания. «Я что ли Брат ему? – думал Сольпуга с досадой. – Отчего я взял его с собой? В чем было последнее испытание? Одним Богам ведомо. Помню одно – потом не все были живы. А Илин – что? Ну, умер бы Илин – и пусть. Бывает – умирают молодые во время истязания. Или выжил бы Илин – так что с того? Большое дело! Вот я живой получился – отчего же ему погибать?».  

Где-то в пустом небе закричала птица, и корноухий перестал бормотать – он завалился вперед и уткнулся в землю лбом, истратившись и забывшись. Начался рассвет, первые его лучи заглянули под полог шатра и Шафан наконец отстранилась. 

– Я уйду теперь, – сказал ей Сольпуга. – А ты – разбуди Илина. 

Когда Младший Брат пришел в себя, Сольпуга подвязал чресла и не оглядываясь вышел из шатра. В лицо ему дохнул сорный ветер. Базара не стало вовсе, всюду вокруг были только синие подпалины костров и очагов. Людей не было видно. «Как будто сдуло всех в море» – прошептал Илин, оказавшись вдруг по правую руку от Сольпуги. Он был бледен но держался крепко, кажется, Шафан, напоследок напоила его еще каким-то зельем.  

Сар-каны пошли по утоптанной дороге, угрюмые и голодные, пиная босыми ногами мелкие камушки. Скоро им встретился один бесполезный старик. Увидев сар-канов, он, не сознавая себя, потянулся к ним и принялся бормотать на одному ему ведомом языке. 

– Боги нас ненавидят, – произнес Илин, задумчиво. – Мы не сможем жить на этой негодной земле. 

В этих словах Сольпуга узнал слова из змеиных проповедей. Ему захотелось ударить Илина в грудь – для того только чтобы услышать медный гул его ребер. Но он не стал этого делать, а только толкнул с досады старого попрошайку в пыль. Тот, словно опомнившись, отполз в сторону, но скоро потерял последние силы и, свернувшись серым комом, затих. Когда сар-каны отошли на порядочное расстояние, Илин оглянулся и увидел что он все так же лежит в пыли, сжимая в руках какой-то грязный обрывок. 

В лагере сар-канов случилось большое волнение. Возле одного из шатров собралась толпа, – все говорили, что царь Аттар Руса прислал обещанные дары. Сольпуга махнул рукой на эту суету и пошел было прочь, но Илин ухватил его за локоть и потащил в самую теснину. 

В человеческой густоте стоял улыбчивый человек в белых одеждах. У его ног лежало три льняных свертка разного размера. Увидев Сольпугу, белый человек заулыбался так, что стали видны все его зубы. Почтительно отступив на шаг и чуть склонив голову, он произнес: 

– В великой мудрости своей, наш великий лугаль – Аттар Руса, предстоящий перед Вечным Отцом, царь среди царей, решил отблагодарить одного из своих редумов, прислав ему богатые дары. 

После этих слов слуги разом развернули все три льняных полотнища. По толпе прокатился вздох. Даже Илин подался вперед, но вовремя поправил себя, поймав недовольный взгляд Сольпуги.  

Первым подарком было копье из красного дерева, с острым бронзовым жалом. У самого наконечника, скрытый плюмажем из конского, волоса топорщится массивный крюк. Во втором свертке оказался аккуратно сложенный плащ из красной шерсти и пара медных кнемид. Третий слуга с видимым трудом держал на весу большой круглый щит. Когда сняли чехол, все, кто был рядом, охнули. Щит заиграл солнцем, и на нем, как живое, простерлось гнусное существо вроде паука, но с десятью ногами. 

– Что это? – удивились аттары, разглядывая щит. 

– Это сольпуга, – ответил Илин просто. 

– И вправду – похоже! – засмеялись воины. Они принялись перешептываться, подтрунивать друг над другом, опасливо поглядывая на Сольпугу. Но молодой ураг, кажется, не обращал ни них никакого внимания. Он давно привык к своему гнусному имени и не печалился о своем внешнем виде. Мальчишкой он находил среди камней сольпуг и бросал их в глиняный горшок. Туда же он запускал скорпионов, пауков, крыс и мелких змей, чтобы посмотреть, как мелкие твари бросаются друг на друга в отчаянии и тесноте. Сольпуга всегда побеждала, умертвив своего нечаянного врага страшными челюстями-клешнями. Мальчик наблюдал за ней еще какое-то время, а потом отпускал или убивал, если настроение было скверное. Его высекли, когда Старшие Братья узнали об этих забавах. С него сняли несколько лоскутов кожи, а потом заперли на три дня в тесной и душной клети. Мальчик не плакал и не молил о пощаде, он понимал, что сам виноват в своем несчастье – сар-кан не должен предаваться праздным утехам, это удел дурных и слабых. С тех пор его все звали Сольпугой, забыв его прежнее имя. Мало-помалу он за ненадобностью и сам забыл его. 

– Я заберу это, – сказал Сольпуга Белому человеку. – У тебя очень умный царь, он знает чем угодить вольному мужу.  

– Я передам ему твои слова, – Белый человек опять чуть склонил голову. – Скоро мы выступим в поход, и сар-каны будут идти впереди войска внушая страх врагам – тем, кто еще не покорился Величию Аттара. Я чаю, что ты обретешь еще большую славу, Паук, Разоритель гнезда. 

Сольпуга только повел головой. Отчего-то этот его неопределенный жест очень испугал собравшихся. Старший Брат усмехнулся, видя их смятение. Молча покрыл он себя красным плащом, молча закинул щит на плечо. Люди не могли смотреть на него – отводили глаза, подавались назад, расходились кто куда. Скоро возле Сольпуги остался один Илин, – он шел за Старшим Братом по пятам, с тревогой заглядывая в его лицо. В руках он вертел медный браслет, снятый с запястья убитого жреца. Дым все еще поднимался над разоренным Шукаром, но теперь он стал сизым, почти прозрачным. Море раз за разом накатывало на каменистый берег, оставляя среди рыхлой пены темные обломки.  

3 

Руса вел свое огромное войско по темной и дикой земле, нигде не встречая сопротивления. Иначе и быть не могло: великий царь след в след шел по стопам другого славного полководца, имя которому было Голод. Этот воевода, сын Засухи и Тщеты, мчался по небу в колеснице, запряженной воронами. Горы содрогались на его пути, и всякую ночь случался звездопад, и люди думали, что вот-вот сама небесная твердь рухнет им на головы. Были и другие знамения – в Хаторе земля сделалась красной, в Аттаре овца родила теленка, священная роща в Камише вспыхнула сама собой и сгорела дотла. В месяц Жатвы поля были сухи и голы, в месяц Обожженного кирпича случилось большое землетрясение, в месяц Половодья карпов реки опустели. Но Аттар Руса все шел вперед, словно не замечая, какое великое бедствие причиняет земле. 

Полчища Аттара растянулись на полных три дня пути, – никто во всем мире не собирал еще такого большого войска. По дороге к нему прилепилось еще множество бродячего и дикого люда – заслышав о приближении Русы, снимались они со своих мест и пустынь, оставляя хижины и голодных жен, снаряжались кто во что горазд и прибивались к редумам. Сар-каны гнали от себя этих пустых людей, аттары отнимали у них скудную пищу и отправляли в самый конец войска, где они пропадали уже насовсем. Иные, правда, как-то притирались, потому что были в силе и могли причинить пользу. Редумы поручали им тяжелую и негодную работу, за которую воздавали сухим хлебом и кислым вином.  

Так и шло войско Русы, раздувшееся от людской силы, смрадное и шумное. Сольпуга со скукой смотрел по сторонам – ему непонятно было это странное движение. Для своих нужд сар-каны грабили мореходов да наведывались иногда к береговым жителям – вот и вся война. Иногда, от нужды или скуки, вольные мужчины продавали свои копья на берег – уходили в наемное войско. Те кто потом возвращались, рассказывали о случившихся с ними неслыханных приключениях, о землях, далеких и просторных, и о людях, говорящих на незнакомых языках. Привезенное добро делили по справедливости, а десятую часть посвящали богам. Оставшуюся жизнь они жили хоть и скромно, но в большом уважении. 

«Но я-то не вернусь, – говорил себе Сольпуга. – И горевать обо мне никто не будет, потому как я – негодный человек». Он снова и снова оглядывался на Илина, на его задумчивое и странное лицо. «И он не вернется, – думал про него Старший Брат. – Он тоскует и, наверное, скоро умрет от своей тоски». 

В один из дней перед войском пролегла широкая и бурная река. К вечеру аттары вышли к большому броду, – здесь вдоль скалистого берега тянулась роща сикоморов, в которой можно было укрыть припасы. Взятые в этих местах проводники сказали, что сразу за рекой начинается земля Увегу. Стратеги стали готовиться к переправе, стягивая разрозненные отряды. Начальники сар-канов расположили свои лохи справа от брода, чтобы как только поднимется солнце, первыми переправить своих людей на другой берег. 

Но поутру оказалось, что за рекой выстроилось большое войско – на прибрежных скалах стояли люди с широкими плетеными щитами и длинными копьями. Увидев их, сар-каны затосковали – им не терпелось скорее вступить в бой. Но лохаги пока что запретили им наступать. Вызывали провожатых. Их было трое, все – старые землепашцы с серыми, спутанными волосами. Казалось, они были в большом волнении. 

– Кто эти люди? – спросил Санука. 

– Это воины царя Увегу, Великого лугаля Амуты! – отвечал старший среди проводников, с трудом сдерживая радость. – Они пришли, чтобы отвратить вас от нашей земли! 

– Как нам обойти их? Есть ли здесь другой брод? – спросил сар-кан хмуро. 

– Нет и не было никогда, – сказал проводник, глядя прямо на морехода. 

Лохаг издал глухое рычание и схватился за Драконий зуб. Провожатый разом побледнел, но не отступил, напротив, шагнул навстречу мореходу, выставив костлявую свою грудь. Еще мгновение – и он упал с разрубленной шеей. Те двое, что остались целы отпрянули в страхе, но ни один, ни другой не издали ни звука. 

– Всё мне скажете! Всё! – сказал Санука. 

Проводники невольно подались друг к другу. Они не приходились друг другу кровной родней, эти двое – их подобрали на разных дорогах, они не знали имен друг друга, но в эту минуту они сделались Братьями. 

– Сперва море станет сушей, – сказал один из них, а другой закаркал сипло, изображая смех.  

– Я все от вас вызнаю, – пообещал Санука напоследок. – Посмотрите только как я вас изломаю... 

Провожатых уволокли прочь, но начальники еще долго спорили о том, как им быть дальше. Так прошел день, за ним еще один, воины Увегу все так же стояли на противоположном берегу, насмехаясь над Аттар Русой и его редумами. Бродники узнали всю реку – от горного кряжа до стремнины. Всюду вода доставала им до пояса, а течение было таким сильным, что оружие вырывало из ножен и уносило прочь. Подняв снаряжение над головой, воины становились уязвимы для вражеских снарядов. Трижды пытались так перебраться сар-каны, и трижды отступали под градом стрел и дротиков. Санука бил и мучил оставшихся проводников, но те молчали, не внимая угрозам, не принимая ни пищи, ни воды. На третий день один из них умер. Тот, что был еще жив, принял неподвижный вид. Казалось, он превратился в известняковую глыбу, безмолвную и твердую. Другие лохаги между собой посмеивались над тщетой Сануки, однако в глаза никто его не попрекал. Санука не был хорошим сар-каном, – он много пил и играл в кости, что не подобало вольному человеку. Младшие Братья подражали ему и тоже предавались праздным занятиям – это было особенно дурно. И все же было что-то, искупавшее все изъяны Сануки – его сила, его храбрость и воинская ярость. Могучий лохаг имел большое уважение, и никто не смел с ним спорить. Сыновья Зверя опускали перед ним глаза, аттарские начальники уступали ему слово. Таков был Санука, дурной человек от доброго семени.  

Пока стратеги совещались, томимый бездельем Сольпуга бродил вдоль берега, приглядываясь и прислушиваясь к чужим разговорам. Его всегда снедало какое-то хищное любопытство, желание усмотреть, разнюхать, найти что-то, что можно будет пустить в ход, употребить для общей пользы. Вдруг он приметил одного из змеиных жрецов – это его он видел прежде подле Сануки. Оказалось, этот жалкий человек все прошедшие дни тащился за воинством Русы. Его белый бурнус сильно истрепался в пути, сандалии почернели от дорожной пыли, однако треснувшая миска по-прежнему болталась на его шее. На сей раз жрец проповедовал не сар-канам и не аттарам. Он окружил себя пленниками и что-то громко вещал им, переходя с одного наречия на другое. Сольпуга навострил уши и услышал вот что: 

- …случилось это подобному тому, как ил, поднимаясь со дна, мутит прозрачную воду. Хватило даже той малой части Хаал, чтобы очернить свет. Так родился дурной мир, в котором мы живем и принимаем мучение. Вначале свет за черной пеленой скрылся вовсе, и Отец Вечности, опечаленный, удалился в свои чертоги. И воздвиг Он Семь небес, и отделил так свою обитель от Хаал. А в каждом небе поместил Он архонта вопрошающего, чтобы не могли зломудрые возойти к Нему. Так наступила дурная пора – это время древней тьмы мы называем Ночью, имея в виду самую первую ночь. Постепенно Хаал, поглотивший Свет, обрел форму. Эту самую первую форму мы называем Скарной. Скарна породила множество прочих форм – подвижных и неподвижных, видимых и незримых, темных и светлых. Некоторые из них были исполнены Света – как Солнце, Луна и звезды, другие обладали лишь внутренним Светом, невидимым постороннему взгляду. В одних он тлел, словно уголек, в других полыхал, подобно Чистому огню...  

Последний оставшийся проводник сидел тут же, на земле, уставившись без мысли в одну точку. Кажется, он не слышал речей змеиного жреца, да и вообще не замечал ничего вокруг и жил одним тревожным томлением. Скалы в том месте, на которое он смотрел, низко нависали над водой. Дальше река резко уходила влево, и там, где она поворачивала, зеленой пеной кипели пороги. Илин, приставленный смотреть за пленником, стоял рядом, прислонив щит к колену и утвердив копье в знак презрения к врагу. Время от времени он обращал на жреца взгляд, и как будто прислушивался. Сольпуга некоторое время не выходил из кустов, рассматривая проводника, его овчинную накидку и всклокоченные волосы. Затем он быстро снял с себя плащ, торакс и кнемиды. Оставшись в одном гиматии и сандалиях, он вымарал лицо и руки в пыли, размазал по груди комок глины, растрепал волосы и порвал ремешок на левой сандалии. Теперь ничего внешне не выдавало в нем сар-кана. Приблизившись к провожатому, он ссутулил плечи и стал прихрамывать так, будто был болен. Проводник недоверчиво покосился на него, но ничего не сказал. Сольпуга сел на камень подле проводника – тот отодвинулся, повел плечами, но опять смолчал. Сар-кан протянул проводнику кусок сухого хлеба, но тот даже не взглянул на угощение. 

– Ты живешь на этой бедной земле? – спросил Сольпуга, коверкая речь на манер прибрежных жителей. 

Проводник не ответил. На лице его была скука. 

– Сам я пришел издалека, – сказал Сольпуга, делая жалкое лицо. – Я рыбак. Мой отец умер, когда пришла большая волна. Моя мать сделалась воровкой и кормилась падалью. Мы оставили свой дом и оказались в Шукаре, где жили как призраки – одни, под злым Солнцем. 

Только теперь проводник глянул на него. 

– Я не пойму, – пробормотал он. – Ты стар или молод? 

И действительно, глядя на вымаранное лицо сар-кана, этого нельзя было понять. 

– Я не считаю лета, – Сольпуга попытался улыбнуться, но лицо у него получилось такое гадкое, что проводник отпрянул. 

– Уйди, бессмысленный человек, – сказал он. 

Сольпуга убрался прочь, но скоро объявился опять – на этот раз у него в руках был горшочек, полный до краев сикеры. Он присел на прежнее свое место и протянул горшочек проводнику. Но тот не оглянулся – все сидел и смотрел на нависающие скалы.  

– Став эфебом, я устроил свою жизнь и обрел женщину из племени шукар, – проговорил Сольпуга. – Через два года она принесла мне дочь. 

– Я не знаю: ты умен или глуп? – оборвал его проводник. 

– Как я могу ответить? – ощерился Сольпуга. 

– Не понимаю, – проводник пожал плечами и плюнул себе под ноги, давая знать, что разговор кончен. 

Сольпуга опять оставил его, на сей раз – надолго. Закат вытянул на земле долгие тени, когда сар-кан снова вышел из-за камней. В руках у него не было ничего, порванный сандалий исчез, он шагал прихрамывая на босую ногу и боязливо оглядываясь по сторонам. 

– Я вот что тебе расскажу, – сказал он, присаживаясь на камни. – Радость и смех отвратительны Богу. Горе и стоны любезны Ему. Пришли злые люди, и ничего не стало у меня. Аттары налетели как Южный ветер, сожгли мое поле и разрушили дом. Они взяли меня проводником, и я вел их, покуда был нужен, но теперь... я не знаю этого места и не знаю этих людей. Что со мной будет? Что станется с Шукаром и Увегу?  

Сольпуга испустил стон и попытался заплакать – не вышло, вместо того он заскулил и заскрежетал зубами, но не было слез. Тогда, едва заметно, он смочил запястье слюной и размазал ее по щекам. Проводник повернулся и едва качнул головой. Это был добрый человек с лицом, похожим на печеное яблоко, и едва седой бородой. 

– Ты чужеземец, это слышно, – сказал он вполголоса. – Но я не знаю твоего говора. Откуда ты? 

– С Серого моря, из пустой и дикой страны, – простонал Сольпуга. – Но скажи: где-то теперь моя дочь? 

– Ее принесли в жертву морю, – вздохнул добрый человек. – Или продали чужим людям во владение. 

В эту минуту Сольпуга изменился – его лицо сделалось обыкновенно спокойным, взгляд стал холодным и колючим, жалостивые его черты распрямились и заострились. 

– А где теперь твоя дочь? – спросил он тихим голосом.  

Проводник посмотрел на него с недоумением и страхом. Он бросил быстрый взгляд на излучину реки, затем лицо его исказилось, на глазах навернулись настоящие слезы, он вцепился себе в волосы и упал на землю. 

– Что с ним? – спросил, подойдя Илин. 

– Его незамужняя дочь в селении на другом берегу реки, – ответил Старший Брат. – И еще там – дочери и сыновья всех тех, кого мы взяли в провожатые.  

Сказав так, он схватил доброго человека за волосы и трижды с силой ударил его лбом о камень. Илин отшатнулся было, но тяжелый взгляд Сольпуги привел его в чувство. 

– Знаешь, куда он смотрел? – спросил Старший Брат. 

– Куда? 

– А ты смотри теперь, – Сольпуга махнул рукой в сторону утеса. – Этот маленький человек во все глаза глядел на брод – единственное, что могло погубить его дочь. Должно быть, он очень узок и мы перейдем его разве что по трое в ряд, но все же окажемся на другом берегу. 

Сказав так, Сольпуга широкими шагами принялся измерять пляж, высматривая что-то среди гальки и песка. Рядом на большом камне сидел южанский начальник – чернокожий великан с гладко выбритой головой. Некоторое время он с любопытством наблюдал за Сольпугой и его странным занятием, скалил белые зубы и почесывал подбородок. 

– Зачем здесь ходить? Что видеть? – спросил он наконец на ломанном аттару. Зверь тукку-хурва у его ног поднял голову, издав нервный смешок. 

– Я следы ищу, – ответил Сольпуга и снова уставился в темный ил. 

– Моя помогать! – сказал южанский начальник. – Дай моя помогать – этот зверь чуять. Хорошо-хорошо! 

И он пнул задремавшего было тукку-хурва. Зверь лязгнул зубами, вскочил на лапы и припал мордой к земле.  

– Нюхать-чуять, – пояснил чернокожий. 

Скоро зверь нашел след – оплывший отпечаток козьего копыта. Сольпуга кивнул южанину, и они, скинув одежду, вместе вошли в реку. Вода не достала им и до чресл, и хоть течение было сильным, перебрались они благополучно. Земля на другом берегу была такой же утоптанной и ровной, и на ней нашлось еще множество следов. Хорошо осмотревшись, сар-кан и южанин вернулись в лагерь тем же путем и разыскали посыльного. 

– Слушай меня, вот что ты расскажешь Сануке и другим полководцам, – произнес Сольпуга, произнося каждое слово как можно яснее. – Я нашел место, где можно перейти реку. Это брод, он очень узок и мы сможем перевести на другой берег только три лоха – один наш и два аттарских. Зато, выйдя из воды, они окажутся под защитой скал. Нам придется взять с собой некоторое количество стрелков, они пригодятся, это наверное. Слушай еще: пусть на закате аттары сделают вид, будто готовятся к переправе на большом броду. Увегу стянут туда свои войска, и мы, воспользовавшись темнотой, сможем перейти на их берег. Когда случится рассвет, мы, словно Южный ветер, налетим на Увегу с левого плеча, и учиним в их рядах большое смятение. Царь Руса между тем перейдет большой брод и ударит врага в грудь. 

Посыльный запомнил каждое слово в точности и передал его начальникам. Санука, услышав про новую выдумку Сольпуги, громко загоготал, а стратеги только покачали головами. Сольпуга однако не уступал, а все говорил только, что один сар-канский лох, выстроившись в малую фалангу и при некоторой помощи аттаров, обратит в бегство множество врагов. С этим сар-канские начальники согласились. Стратеги Русы еще долго спорили между собой, и наконец каждый согласился выделить пять редумов и пять бирумов.  

Под покровом темноты Сыновья Зверя переправились через реку и встали там лагерем. Скоро к ним присоединились две сотни аттаров и еще сотня южан с некоторым числом тукку-хурва. Животные не хотели идти в воду, но чернокожие великаны похватали их за лапы и, закинув себе на плечи, переносили так – словно овец. 

Санука выстроил узкую фалангу шириной в пять человек. По левую руку от него, со стороны берега, встали аттарские редумы, – со спины их прикрывали застрельщики. Справа, со стороны холмов, темной грудой собрались южане – одетые в звериные шкуры, в тусклых рассветных сумерках они были неотличимы от своих страшных питомцев. Сам Сольпуга был спокоен, но за правым своим плечом он чувствовал тревожное дыхание Илина. Младший Брат знал – утром случится много дурного. Сольпуга сказал ему несколько слов ободрения, напомнил о родных берегах и природной чести. Илин тут же подтянулся: его глаза посветлели, а плечи расправились. «Только бы он сделал свое дело», – с неудовольствием подумал Старший Брат. 

Первые лучи солнца освещают холмы и с большой переправы раздается долгий рев – царь Руса трубит наступление. Сыновья Зверя быстрым шагом выдвигаются вперед. Справа раздается боевой клич чернокожих воинов, его сразу же заглушает хохот тукку-хурва. Впереди видны огни лагеря. В большой суете увегу сбиваются в неровный строй, выставляя вперед щиты и копья. Они уже близко, они боятся, толкают друг друга, стараясь отступить в привычную людскую тесноту. В нетерпении сар-каны бьют копьями о щиты, и южане, разразившись ревом, переходят на бег. В руках у них метательные «молнии» из дерева и кости – очень хитрое оружие: даже если редум успеет поднять щит к глазам, «молния» отскочит в сторону и сразит его товарища.  

Дикари обрушиваются на строй увегу, их тукку-хурва опрокидывают вражеских воинов, терзают животы и разрывают глотки. Следом шагают сар-каны. Враг уже близко, противники пятятся в страхе перед мореходами, но задние ряды по-прежнему давят ни них, понукая двигаться вперед. Сольпуга находит себе врага делает выпад, стараясь поразить его в горло. Враг-увегу поднимает щит и произносит несколько бранных слов на своем наречии. Сольпуга бьет влево, как будто промахиваясь. Бронзовый крюк едва ощутимо задевает плетеный щит шукарца, но Старший Брат тут же с силой тянет древко на себя, отводя щит врага. Копье Илина вонзается чуть повыше кожаного панциря, увегу стонет, его щит падает на землю.  

Слева наступает другой враг – он умело отражает копье Сольпуги, вынуждая его отпустить древко. Старший Брат тут же пускает в ход Драконий зуб – бронзовый клинок входит под ребро, тяжело, с трудом рассекая крепкую плоть. Увегу визжит от боли и страха, он подается назад, но треугольное лезвие не позволяет ему вырваться. Сольпуга давит на клинок, смещает влево...  

Челюсти-клешни смыкаются на туловище скорпиона, рассекают панцирь. Гнусное существо с десятью ногами потрошит свою жертву без страсти или злобы...  

Теперь уже Драконий зуб режет легко и привычно. Сольпуга исполняет свой природный труд, свою животную работу. За плечом он все так же слышит дыхание Илина – Младший Брат смотрит не на врага, но на самого Сольпугу. Смотрит с тревогой и неприязнью, однако копья не опускает. Старший Брат пихает его локтем и тянет меч на себя. Враг тут же падает на землю в собственную нечистоту. 

Увегу отступают под дружным натиском сар-канов и южан. Чернокожие наемники выхватывают из костров горящие головни, поджигают палатки и подвозы с провиантом. Со стороны переправы слышится перебой бубнов и барабанов – это царь Руса гонит вперед своих воинов, в надежде захватить вражескую ставку. Сольпуга шагает прямо, ломая щиты и рассекая панцири, не глядя по сторонам, но только перед собой. Аттары уже разбили и обратили в бегство два вражеских отряда, южане устроили пожар, и разогнали скотину. Кругом все громыхает, воет и визжит. Сар-каны прибавляют шагу. Кажется, они могут продолжать свое движение вечно – ломая и подминая под себя любую встретившуюся жизнь, но… Вот с большого брода доносится новый звук – трижды рыкает царский рог, его подхватывают дружным тявканьем рожки воеводцев.  

– Отступают! Отступают! – кричат увегу, – они отходят! Лугаль Амута победил!  

Сольпуга велит своим людям поднять щиты. Увегу уже воспряли духом, даже те, кто обратился в бегство, остановились и повернулись к сар-канам грудью. Все ясно – взять брод приступом не удалось. 

– Проклятье! – ревет Санука. – Назад! Идем назад! 

Редумы поднимают щиты и, не ломая порядка, шаг за шагом отступают. На них сыплются стрелы и дротики – увегу перешли в наступление.  

Скоро появляется человек из числа южан. Он тяжело ранен и близок к смерти. Он сбивчиво объясняет сар-канам, что малый брод отрезан, а многие из его людей убиты. Сыновья Зверя впервые за время похода впадают в беспокойство – они теперь зажаты между рекой и вражеским войском. Наконец Санука велит сомкнуть ряды и стоять так до смерти, но Сольпуга кричит что можно отступить к холмам – построившись в прямой лох они смогут дойти до узкой седловины, где, кажется, нет врагов. Санука медлит, но все же отдает новый приказ. Они отходят к холмам плотным строем – за их спинами толпятся разбитые аттары и насмерть перепуганные южане.  

«Есть ли дух, гений или дракон...» – мечется мысль в голове у Сольпуги.  

Сар-каны отступают, волочась по горящей земле. Среди них нет убитых или сильно раненных, но все же они отступают – чтобы сохранить свои жизни для будущего дела. И даже отступая, разят они своих врагов, и те остаются лежать неподвижно на черной земле. 

Вот и седловина – сар-каны идут дальше, заманивая врагов в тесноту, где с ними легче будет расправиться. Но увегу не глупы – они смиряют напор, подаются назад. Лишь редкие снаряды застрельщиков долетают до Сыновей Зверя, но и они, истратив на полет свою смертоносную силу, падают у ног сар-канских редумов. «Идем! Идем!» – кричит, надрываясь, Санука. Сольпуга ступает назад, со всеми, отбивая ритм шагов – бьет копьем о щит. Солнце поднимается над холмами – медленно, лениво. С крутых склонов сыплются увегу – негодные, глупые, бросаются они на копья сар-канов и тут же погибают. Но взамен им появляются другие – такие же дикие и злобные. Сольпуга закрывает щитом грудь и шагает в ногу со всеми прочими. Шаг за шагом отступает он от битвы в неизвестную пустоту, и тревожная мысль мучит его: «Неужели это новое солнце – последнее в моей жизни?».  

Враги отходят, собираются в кучу и в тщете своей издали смотрят на Сыновей Зверя. «Сейчас они биться уже не будут. – понимает Сольпуга. – Но некоторые из них пойдут за нами следом». И успокоенный простотой своей мысли, Сольпуга наконец опускает щит. Рядом едва дышит измученный Илин – его чуть задели камнем, раскровив левое плечо.  

«Ну вот и побывал ты в большом бою, – говорит Сольпуга. – Теперь ты чувствуешь настоящую жизнь». 

Илин все еще пучит глаза и смотрит на Старшего Брата – растерянно и зло. 

«Идем, – Сольпуга чуть опускает глаза. – Прибавь шаг, пока они не оправились и не пошли за нами». 

Илин кивает и закидывает ремень щита на раненное плечо...  

4 

Солнце снова взошло. Сперва оно осветило верхушки гор, затем крутые их склоны и рыхлые подножия а уже после пало и на глиняную проплешину, где ночевали Сыновья Зверя. Сольпуга привычно спал на сухой глине. Он лежал по-звериному, подобрав под себя конечности, выпятив колючий позвоночник. Веки его были чуть приоткрыты, из-под серых ресниц сквозили студенистые белки. Иногда его дыхание сбивалось, и тогда он неслышно шевелил сухими губами. Наконец Илин, уставший смотреть за ним, громко присвистнул. Сольпуга приподнял голову, открыв один глаз. 

– Проснись! – произнес Илин. – Я что-то хочу сказать тебе. 

– Что? – отозвался Сольпуга сонно. 

– Морем больше не пахнет. 

Сольпуга повел головой и согласился. В прошедшие дни Западный Ветер еще доносил морской дух – пахло горячим песком и гнилым деревом. Иногда в небе появлялись морские птицы, их крылья были полны свежего ветра. Но со вчерашнего дня все переменилось. В небе не стало птиц, землю вместо песка устлала серая пыль, справа и слева поднялись темные скалы, из которых торчали пучки сухой травы. Здесь не было звонких холодных ключей, разве что в распадках скал встречались ручьи с ленивой, мутной водой. Еще на броде сар-каны оставили всех своих вьючных ослов и несли теперь припасы на себе. Младшие Братья безропотно взваливали на себя переметные сумы, как будто они были не вольными людьми, а рабами при дурном хозяине. В бою с увегу Сольпуга потерял царский подарок – копье с крюком красным плюмажем. Теперь он носил было тяжелое аттарское копье с наконечников в виде древесного листа – его он отобрал у раненого редума Русы. Редум сопротивлялся, вцепившись в древко мертвой хваткой, но Сольпуга сильным ударом в грудь повалил его на землю и завладел оружием. Аттарский редум заплакал, в голос проклиная все сар-канское племя, и призывая товарищей на подмогу. Никто не отозвался, аттар попытался было встать на ноги, но силы уже оставили его, он не сумел оторваться от земли, да так и остался лежать. 

Их было немного в этой чужой земле: полторы сотни сар-канов, сотня аттаров да горстка южан. Лишившись своих тукку-хурва чернокожие воины уже не смотрелись так грозно – они впали в уныние и почти все время молчали, собравшись у огня. Иногда только их великан-начальник заводил какую-нибудь долгую и заунывную песню. Сар-каны не понимали слов, но им делалось тоскливо оттого уже, как звучал голос южанина. 

– Где мы? – проворчал Сольпуга, щурясь на злое солнце. 

– Это – место, где оставляют мертвых, – ответил Илин. – Здесь много костей и нечистот. 

Сольпуга вскочил на ноги и ловко вскарабкался на один из больших камней, чтобы как следует оглядеться. Вокруг простиралась каменистая долина, изрезанная расщелинами и провалами. Глина, там, где она была, давно превратилась в черствый такыр. Вдали, на вершине холма виднелись руины древней крепости. Ее стены, сложенные из сырцового кирпича, обрушились, отчего крепость походила на щербатый рот старика. Одна из башен накренилась вперед, готовая упасть, другая стояла ровно и грозно. Черная и громоздкая, она была похожа на горного великана, который вышел из своего логова навстречу чужакам.  

– Мы можем остановиться в крепости, – задумчиво произнес Илин. – Там, наверное, есть колодец и тень, в которой можно отдохнуть. 

– Эта башня притворяется пустой и заброшенной, – сказал Сольпуга. – Но я ей не верю. Аттары не свалили ее – значит, здесь они не проходили.  

– Они не перешли брод, это наверное, – проворчал Илин. – Мы здесь одни теперь. 

– Одни! Ты сказал – не я! – произнес Старший брат. – Ты сказал, что здесь больше никого нет. Я так не говорил. Мы должны оставить это место, слишком уж дурно оно пахнет. 

Илин пожал плечами и плюнул в сторону. Ему и самому не терпелось оставить позади эту старую крепость и выйти к реке, где можно было укрыться и разбить хороший лагерь. 

Подошел Санука с двумя урагами – Шэрденом и Буревестником. Лицо лохага было темно от гнева. 

– Что ты выдумываешь постоянно? – спросил он Сольпугу. – Что ты смотришь по сторонам да вынюхиваешь? Из-за тебя мы угодили в львиное логово!  

– Что ты молчишь в ответ, падаль? – прорычал Буревестник.  

– Есть ли еще другая такая дрянь среди сар-канов? – добавил Шэрден. 

– Ишь, пришли, заговорили, – ответил Сольпуга нехотя. Ему было скучно, он не хотел спорить с этими дурными людьми. Ураги, увидев, что он не думает защищаться, угрожающе надвинулись на него. Сольпуга хмыкнул и опустил глаза к земле. «Теперь они меня убьют», – подумал он спокойно, но тут же услышал голос Илина. 

– Аттарский лев испугался чего-то, – произнес Младший Брат твердо. – Он повернул вспять, забыв про нас. А ты, Санука, настраиваешь Братьев против Сольпуги потому что сам не любишь его – разве это не пустая страсть? 

Санука прорычал что-то бранное, но не нашел чем возразить. Шэрден и Буревестник отступили за его спину, смущенные. Слова Илина вложили в их твердые лбы внезапную мысль. 

– Нужно выйти к морю, – сказал Санука. – Будем искать корабль, а как найдем – снимемся с этих берегов. Может быть, удастся выручить Зверя... 

При упоминании корабля все оживились и с радости затосковали. 

– Ты хочешь жить морским ремеслом? – с улыбкой спросил Сольпуга. – Мне по сердцу эта затея. Из нас выйдут добрые разбойники! 

– Тебя, паука, я брошу гнить на берегу, – пообещал Санука, и уже во весь голос прокричал: 

– Поднимайся, воронья сыть! Вставайте, не то останетесь здесь насовсем! 

Все утро шли Сыновья Зверя – без привала, построившись в прямой лох. Аттары плелись позади, южан вовсе не стало видно. Редумы не показывали усталости, но, кажется, все они были истощены и голодны. Сколько они будут волочить ноги по этой земле, думал Сольпуга, сколько пройдут они, прежде чем мертвыми упадут в серую пыль? Наконец в полдень воины увидели вдали тонкую сизую тень, и скоро в небе появились птицы. К вечеру сар-каны услышали шум воды, а земля под их ногами сделалась мягкой и темной. На закате они вышли к высокому серому холму, лишенному травы. На одном его склоне теснились хижины с пустыми окнами. Здесь обитали бедные люди, живущие ремеслом. Скудность и простота жизни истончила их до крайности, оставив тонкие остовы, обтянутые желтой кожей. Среди них не было ни стариков, ни детей, их женщины походили на чахлых призраков. Увидев сар-канов они не испугались и не обратились в бегство, а только вышли из своих обиталищ и уставили на чужеземцев выцветшие глаза. Все тут было блекло и пустынно, в воздухе стоял лихорадочный дух. Было видно, что это дурное место, и в другое время Санука ни за что бы не остановился здесь, но воины утомились долгим переходом, некоторые из них с трудом переставляли ног, и потому он все же приказал встать лагерем с подветренной стороны холма.  

В ту ночь Илин и Сольпуга не пошли в шатер и остановились в доме горшечника. Это была жалкая и холодная землянка с единственным очагом. С одной стороны к ней лепилась печь для обжига, с другой – пустой загон для скота. В дому было пусто и голо – над самым очагом болталась свиная челюсть – домашний оберег. На земляном полу не было соломы, на стенах висели роговые скребки, а в углу пыльной грудой лежали битые черепки. Окинув взглядом жилище, Сольпуга не нашел ни одного целого горшка. Хозяин дома, чернявый и улыбчивый мужчина, рассказал сар-канам, что его отец был почтенный человек и обжигал кирпичи, но к старости разорился, растерял всех своих работников и умер, оставив сына вдвоем с матерью. Жена кирпичника была гадкой бородатой старухой со злыми и белесыми глазами. Увидев Сольпугу, она скривилась и захныкала, словно приметила ядовитого паука у своей постели, но побоялась его раздавить, а когда тот сел у очага, обрушилась на него с проклятьями. Горшечник побледнел, он ничего не сказал матери, но и не извинился перед сар-канами. Продолжая улыбаться, он протянул Сольпуге плошку сикеры, но тот лишь махнул рукой в ответ и завернулся в плащ с головой. Старуха между тем немного успокоилась. Она обратила внимание на Илина и беззубый рот ее растянулся в гнусной улыбке.  

– Жалко-жалко! – запричитала она. – Так жалко! Ты очень красив, мореход, молод и красив. Вот только смерть уже вошла в твои кости. Жалко-жалко! 

Илин бросил на нее темный взгляд, но не сказал ни слова. Тогда старуха повернулась к щербатой стене, в которой зияла круглая дыра, прижалась к ней телом и принялась что-то быстро шептать. Горшечник вздрогнул и плошка с сикерой упала в очаг.  

– Что она делает? – спросил Илин. 

– Эта старуха – вещунья, – отозвался Сольпуга. – Известное дело: старики умеют говорить и с богами, и с призраками.  

Горшечник робко хмыкнул что-то, не глядя на мать. Илин встал, отодвинул полог и выглянул на улицу. 

– Какой густой собрался туман, – сказал он. – Ничего вокруг не видно. Наши шатры исчезли, ни деревьев нет, ни домов.  

– Низина угрязла в болоте, – пробормотал горшечник, словно извиняясь. – Был большой паводок. Вода разорила поля, лес сгнил, холмы, в которых я забирал глину, обрушились. Боги оставили это место, демоны отвернулись от него. Мы одни под злым солнцем. Год от года урожай все хуже. Я слышал, что так теперь везде, а еще люди говорят... 

Его прервал крик ночной птицы, протяжный и злорадный. Горшечник часто заморгал, вид у него был такой, будто он хочет сказать еще, но отчего-то должен молчать. Бормотание старухи, напротив, стало громче:  

– Вот крадутся они – безглазые, холодные! Они знают тайны птиц, им известно, где прячутся рыбы... Они не поют, только шепчут... В своих домах лежат они как трупы... Тепла и солнца не знают они... Южного ветра не знают они... 

– Чем же вы кормитесь? – севшим голосом спросил Илин. 

– На склонах холмов растут дикие злаки, – ответил горшечник рассеянно. – Кормимся ими и... всем, чем придется . 

Снова закричала в темноте хищная птица. В этом крике Сольпуга услышал свое имя. Нет – не то, безобразное, что он носил сейчас, другое, неведомое, что осталось в темном пыльном храме, далеко за Серым морем. 

- Мы в львином логове, – протянул Илин. Младший Брат все всматривался в белесую муть. Туман менял форму, обретая и тут же утрачивая черты людей, зверей и чудовищ. Жена кирпичника заскоблила по стене ногтями и зашлась хриплым смехом, больше похожим на воронье карканье. 

- Пусть старуха умолкнет, – пробормотал Сольпуга, кутаясь в накидку. 

Горшечник кивнул, щелкнул языком, но не сделал ничего толком. 

- Я – пламень бездымный! Я – Лев и Змея! – пропел Илин. – Я – свет – свет не дающий тени! Я – смерть мира! 

- Хватит кликать чужих богов, – буркнул Сольпуга. – Разве забыл ты о Морском Тельце и Восточном Ветре? 

Илин ответил не сразу. 

- Наши боги не помогут нам здесь, на этой дурной земле, – произнес он треснувшим голосом. – Отец Вечности пребывает везде и всегда. Я теперь буду молиться ему.  

Сольпуга смолчал, но горшечник пришел в странное возбуждение. 

- Здесь нет никаких богов, – прошептал он, покачиваясь, словно стебель ковыля. – Мы одни под злым Солнцем. 

Сказав так, он придвинул к очагу маленький плетеный короб, перехваченный кожаным ремешком. Сольпуга осторожно снял крышку и увидел внутри круглое бронзовое зеркало размером с ладонь. От старости металл покрылся патиной, но символ на нем был хорошо различим – в самом его центре находился глаз, от которого во все стороны расходились лучи разной длины. Каждый луч заканчивался кистью с растопыренными пальцами. Мастер, изготовивший зеркало постарался на славу, глаз был совсем настоящий, в нем чувствовался живой и недобрый взгляд, а руки жадно тянулись в стороны, словно пытались покинуть пределы зеркала.  

- Что это? – спросил Сольпуга, невольно отстраняясь от зеркала. 

- Это Хаал, – прошелестел горшечник. Его лицо было страшно, глаза ввалились а улыбка превратилась в оскал.  

- В тумане кто-то есть, – быстро сказал Илин. – Я слышал крики и звуки рога. 

- Жалко-жалко! – снова запричитала старуха. 

Снаружи и вправду творилось что-то неладное. Слышались резкие окрики и щелканье плети. Илин схватив копье и круглый щит, с яростным криком выбежал за порог и тут же исчез в тумане. 

- Так вот оно какое – ваше Злое Солнце, – произнес Сольпуга, пристально уставившись на горшечника. Тот застыл как сухое дерево, чуть склонив голову направо. На его лице не было страха или злобы, только мертвая улыбка и два темных провала на месте глаз. Когда Сольпуга ударил его в грудь кулаком, он упал, не издав ни звука, смешно расставив в стороны свои тонкие руки. Старуха засмеялась, но Сольпуга уже не обращал на нее внимания. Левой рукой он поднимал тяжелый щит, а в правой уже сжимал копье. 

- Илин! – закричал сар-кан в темноту. – Илин, где ты?  

В ответ на него обрушились хохот и ругань. Где-то рядом кипел бой, гудели щиты и ломались древки. В темноте свистели камни и дротики, земля сделалась сырой и теплой как после летнего дождя. 

- Редумы в пять рядов! – кричал невидимый Санука. – Поднять правое плечо! Копья вверх! Левый заступ! Сомкнуть щиты! Не пускайте их к застрельщикам! 

Редумы отвечали ему глухим рокотом. Сольпуга и сам не заметил как оказался в строю. За его правым плечом тяжело дышал Илин. Его кожаный щит болтался на ремне, черном от крови, но копье свое он держал ровно. Боевой рог отсырел и сипел теперь как старый пес. Санука мерно бил палицей по щиту, отмеряя шаги. Фаланга медленно шла вперед, тесня туман. Вокруг, в молочной гуще, сновали косматые тени, но пока что толком ничего нельзя было понять.  

- Они пришли из старой крепости, это наверное, – голос Илина звучал хрипло, прерывисто. – Одного из них я ударил копьем, но он не упал и не закричал...  

- Не понимаю! – рыкнул Сольпуга. В это мгновение кремниевый наконечник копья ударился о его щит, но не проник бронзы и отскочил. 

- Мы должны были свалить ту башню... Теперь поздно! – пробормотал Илин. Обескровленный, он пошатнулся, готовый упасть, и упал бы, не подставь Сольпуга ему свое плечо. Раздался глухой удар, Сольпуга почувствовал толчок – его копье стукнуло по деревянному щиту. Враг глухо зарычал, подался вперед и сар-кан увидел его безобразное лицо: на месте глаз и рта зияли черные дыры с рваными краями, темная кожа собралась на щеках и шее грубыми складками, на голове дыбилась грязная серая шерсть. От неожиданности Сольпуга выругался, на что чудовище отозвалось гнусным смешком. Голос его был под стать обличью – он мог принадлежать умирающему старику или слабому рассудком людоеду. Воспользовавшись замешательством сар-кана, чудище занесло над ним свою каменную палицу.  

- Злой дух! – прокричал Илин. Он снова твердо держал свое копье, голос его окреп, сделался звонким и злым, как прежде. Наполнив грудь воздухом, он издал боевой клич и сделал выпад копьем – отчаянный, неверный, но яростный. Чудовище легко увернулось от удара, но Сольпуга уже обрушил на него свой тяжелый щит. Враг упал замертво, но на его месте тут же появились еще две пустоглазые рожи. Один призрак держал тяжелую дубину с корневищем на конце, у другого в руках был кривой меч, похожий больше на звериный коготь. Первого Сольпуга свалил щитом, в другого вонзил копье. Падая, чудовище потянуло за собой древко, и сар-кану пришлось его выпустить. Из оружия у Сольпуги остался один треугольный клинок. «Вот как я умру», – сказал он себе. Старший Брат чувствовал порывистое дыхание Илина, слышал, как спотыкается он: «Вот кто умрет следом». 

Скоро туман начал рассеиваться и сар-каны увидели как плохи их дела: с трех сторон холм окружили враги. Их безобразная свора снова и снова обрушивалась на фалангу. Они нападали стремительно и дико, но все же, встретив сар-канские щиты отступали. Сар-каны разили их копьями и мечами, затрельщики обрушивали на их головы дротики и свинцовые ядра, но чудовища, повинуясь чьей-то злой воле, снова и снова бросались вперед. 

Первые лучи солнца осветили речную долину, и земля под ногами сар-канов пришла в движение, задрожала, загудела, загремела. Свист, вой и улюлюканье прокатились над равниной. Чудовища смешались, задрали головы, опустили нелепые свои оружия. С севера на них двигалось войско: полулюди – полукони, злые, свирепые, краснолицые. Их завывание, вопли и песни, бой барабанов и блеянье рога сочетались в грозный рев. Впереди войска бежали собаки – огромные, рыжей масти. От их лая звенел воздух, шерсть на загривках стояла дыбом, хищно клацали голодные челюсти. Безглазые отшатнулись, смешались, отступили, а потом, как один, бросились бежать. Люди-лошади скоро настигли их и осыпали свистящими стрелами. Они хватали безглазых с земли, разбивали им головы дубинами, впивались зубами в их шеи и пили кровь. Прикончив врага, они вопили: «Ула-ла-ла! Тха-а-а-р-р-р-а!», швыряли мертвое тело на землю, дробили его копытами и смешивали с землей. Сар-каны, завидев новых чудовищ, сомкнули щиты и подняли копья. Они ждали, что эти звери, расправившись с безглазыми, набросятся на них. Сольпуга вырвал длинное копье из ослабевшей руки Илина и уставил бронзовое жало на новых неприятелей. 

Но люди-лошади не торопились нападать на сар-канов. Истребив безглазых оборотней, они плотным кольцом окружили холм. Теперь мореходы увидели, что это люди, сидящие на спинах лошадей. Они носили пестрые одежды, а лица их были вымазаны известью и охрой.  

– Проклятый народ, – процедил Илин. – Теперь они смешают нас с землей. 

– Солнце взошло над нами, но это – Злое Солнце, – согласился Сольпуга. – Мы сразимся и умрем под чужим небом. 

Санука только прикрикнул на них, хоть и ему, видно, тоже теперь думались невеселые мысли. Лошадники между тем с любопытством разглядывали редумов, переговаривались между собой на чужеземном наречии. Наконец вперед выехал человек на черном верблюде. Он казался мальчишкой, у него было смешливое бледное лицо и волосы цвета красной крови. Окинув взглядом стройные ряды копий и щитов, он присвистнул: 

– Что за сброд я вижу перед собой? Толпа малых детей с палками и медными тазами! Они одеты как женщины и выглядят как перепуганные овцы. 

Сар-каны смолчали, и это смутило кочевников. У северян было в обычае перед боем осыпать врага колкими словечками, показывая свою удаль. На самом деле так поступали, когда силы были равны и ни одна из сторон не решалась нападать первой. Иногда дело и заканчивалось этой перебранкой, но чаще учиняли смертельный поединок – с каждой стороны выходили сильнейшие воины и бились насмерть. Побежденная сторона, бывало, опускала копья и сдавались на милость победителя. Вот и теперь задумались: редумов было куда меньше, чем лошадников, их истомил этот долгий нечаянный бой, но было видно, что они еще готовы сражаться и прольют много крови, прежде чем степняки их одолеют.  

Сар-каны не ответили на выкрики лошадников. Не привык морской народ к пустословию и ругани. Даже Санука молчал, казалось, он был озадачен. Его люди не говорили тоже – они так и стояли, угрюмо потупившись и подняв щиты, украшенные змеиным кругом. Северяне стали посмеиваться – между собой они обменивались злыми словами на своем нечистом языке. Но вот раздался голос одного из Младших Братьев.  

– Мы вольные люди Серого моря! – произнес Илин громко. – А вы кто такие – люди или скоты? От вас столько пыли и шума, столько суеты, что я решил, будто нам посчастливилось встретить бродячий базар. Немного чести биться с караванщиками, так что расступитесь и позвольте нам оставить это дурное место. 

Лошадники загоготали. Их не оставил еще свирепый дух, и они готовы были броситься на Сыновей Зверя, смести их с холма одним ударом, но что-то подсказывало им, что сар-каны куда опаснее прочих людей, и многие степняки сложат свои головы, прежде чем умрет последний из редумов.  

Наступило молчание, тяжкое и долгое. Сар-каны творили молитву, одни из них взывали к Тельцу, другие славили Отца Вечности. Решив, что враг колеблется, лошадники снова пришли в волнение. Казалось, еще немного и в редумов полетят свистящие стрелы. Однако случилось другое – рядом с красноволосым возникла колесница, запряженная дикими ослами. Взглянув на нее, Сольпуга едва сдержал удивленный возглас – в колеснице стоял тот самый сановник в плаще из белой шерсти. 

– Хвала Великому Отцу! – сказал Белый человек громко. – Мы думали, что все вы погибли! Что за славный бой был здесь? Я вижу человека, которого зовут Сольпугой. Ты и вправду покрыл себя славой, юноша. 

Сар-каны опустили копья. Вид Белого человека успокоил их. Над рекой тем временем уже занялся рассвет, и туман рассеялся окончательно. Чудовища – раненые и мертвые – остались лежать на своих местах. Теперь Сольпуга смог разглядеть их личины, сшитые из кожи и звериных шкур. Он сорвал личину с одного из них, с того, что уже не корчился и не кричал. Это был юноша с длинными седыми волосами и тонкими чертами лица. Лицо это можно было бы назвать красивым, если бы не исказившая его безумная улыбка, – так улыбаются терракотовые боги, заточенные в темных и мрачных кумирнях. Глаза юноши выцвели добела, как у древнего старика. Сольпуге вспомнились слова из древней песни. В ней пелось о гибели Черной земли: 

«В шестой год на стол подают младенцев, дочерей отправляют в печи, люди рыщут ночью как волки, один из домов другой поедает».  

Так вот какую страшную тайну хранила эта земля. Здесь ели человечину, здесь с людей снимали кожу, сушили и выделывали, а затем носили, вместо одежды. Злые духи, безглазые эттему были на самом деле голодарями. Их не стало теперь – никто не ушел от лошадников. Нескольких захватили в плен, но никакими пытками не смогли вытянуть из них и полуслова – лишь животное урчание издавали они. Когда одному пленнику разжали зубы, оказалось, что язык его откушен под корень. 

5 

Сыновья Зверя оставили холм и сошли к речному плесу. Здесь, на сырой синей земле, росли кусты с колючей листвой, но травы не было совсем. В воздухе звонко роилась мошкара, где-то далеко кричала степная птица. Теперь только Сольпуга понял, как бедно жили здесь люди. Река была их владычицей: в ее сырой пойме растили они свой скудный урожай, молились ей, чтобы она дала много ила и не разливалась слишком широко. Когда случался недород, люди бродили вдоль ее глинистых балок и собирали лебеду. Тогда они проклинали реку-богиню и не давали родиться детям. Река же год от года разливалась, не оставляя ила. Всю плодородную почву размывала она и уносила прочь, к пахотам мертвых. 

Так случалось год от года. Голодари оставляли дома и сбивались в стаи, забывая все прежнее – своих богов, их вековечные законы и даже самую человеческую речь. Одно только Злое Солнце зияло над ними, стяжая их думы и страсти. Они рыскали по земле, страшные в черной своей пустоте, загоняя и окружая путников, отбивая у кочевников скот, насыщаясь всяким мясом: и животным и человеческим.  

Утомленные ночным боем, Сыновья Зверя упали на землю, оставив без сна только часовых. Вечером к ним пришел лекарь – бледный, вымученный человек в серых одеждах. Он осмотрел рану Илина и, после некоторого раздумья, наложил на нее припарку из хмеля. С этим он произнес несколько непонятных слов, а когда сар-каны переспросили его на языке аттару, отчего-то рассердился и поспешил убраться восвояси. 

- Он сказал, что ты скоро умрешь, – догадался Сольпуга вслух. 

- Да, это уже наверное, – вздохнул Илин. – Здесь нет огненной соли чтобы как следует прижечь рану. Здешняя никуда не годится.  

- Ты говоришь правду, – согласился Сольпуга. – У нее даже вкус не тот. 

Сар-каны замолкли, чувствуя страшную тоску – от сознания смерти, которая скоро, быть может, настигнет их на этой чужой, негодной земле. 

- Эй ты, скорый язык! – произнес кто-то над их печальными головами. Братья разом встрепенулись, – возле костра появились двое – один долговязый, с красными как кровь волосами, другой чернявый – стройный, похожий на девушку. Красноволосый смеялся, растягивая рот до ушей, чернявый, напротив, смотрел на сар-канов исподлобья. 

- Разве это ты был верхом на черном верблюде? – Илин улыбнулся, слабо, уголками губ. Красноволосый кивнул и зачем то двумя пальцами коснулся кончика носа. «Это – скотина, – подумал про себя Сольпуга. – Я не стану с ним говорить». 

- Меня зовут Нэмай, – объяснил красноволосый, садясь на землю. – Я – Рысь среди Псов. А это – Спако, убийца Матерой Суки. Она забрала у нее и жизнь, и имя. 

Сольпуга нахмурился, но глаза Илина загорелись от возбуждения. 

- А мы – вольные мужчины с Серого моря, – сказал он. – Страна наша лежит на островах и зовется Сар-Кан. Это – мой Старший Брат. Зовите его Сольпуга, а меня – Илин. 

- Вы не похожи на Братьев, – буркнула Спако. – У вас один отец? 

- Мы не знаем кровного родства, – произнес Илин. – Чтобы мы стали вольными мужчинами нас забирают у матерей.  

Спако покачала головой, произнесла пару скверных слов на тхарру, однако же подсела к огню возле Нэмая. 

Тхары в то время уже заняли всю пойму – от горизонта до горизонта. Мужчины стреножили своих лошадей, уложили верблюдов и расстелили на земле куски войлока, чтобы дать отдых своим грубым телам. Скоро показалось остальное племя – один за другим к реке потянулись крутобокие волы. На их спинах громоздились бугры сложенных кибиток и переметных сум. С ними шли женщины и малые дети – прежде времени сожженные солнцем и горячим степным ветром, утомленные пустотой своей природной жизни.  

Нэмай рассказал, как все случилось после ночной вылазки Сыновей Зверя. Оказалось, что сар-каны, отступая, ушли несколько к югу и невольно первыми вошли в земли Увегу. Возьми они еще южнее, дорога привела бы их в Черную землю, край разоренный и заброшенный, где их ждала бы верная смерть. Руса еще три дня осаждал брод, не решаясь однако снова переходить его в открытую. Несколько раз – среди ночи или на закате – он делал ложные вылазки, но тут же отступал, не давая боя. Вместо редумов он отправлял на брод небольшие отряды из числа рабов и пленных, вооружив их плетеными щитами и заостренными палками. Увегу тратили свои снаряды, пускали в бой своих воинов, думая, что аттары вот-вот пойдут в наступление. Вылазка Сольпуги причинила им большой урон – случился пожар и сгорело много припасов. Бессонница истомила стратегов, жрецы что ни день приносили жертвы, предрекая скорую победу, но их никто уже не слушал – войны роптали. На четвертый день земля под их ногами задрожала, и с холмов, подобно селю, обрушились тхары. Степняки обошли увегу со стороны кряжа, – в одно мгновение они смели застрельщиков и выпустили из загонов скот, разорив лагерь уже наверное. В тот же час Руса протрубил наступление, теперь уже настоящее – он послал вперед лучших редумов – отдохнувших и сытых. Сар-каны прежде всех миновали брод и раздавили вражеские фаланги. Царь Руса ворвался на своей колеснице во вражеский стан, сыскал лугаля Амуту, на лету снес ему голову и отсек правую руку. Голову он водрузил на пику и велел нести впереди войска, а руку отослал в Камиш. Аттары заполучили большое число скота и множество пленных. По приказу своего владыки они соорудили большой курган, на который возложили разбитые щиты и сломанные копья в знак великой победы. 

Вот что рассказал Нэмай, сидя у огня напротив сар-канов. 

- Откуда же вы взялись, негодные люди? – спросил Илин, морщась от боли. Рана на его груди только перестала кровоточить, и любое движение причиняло боль. Нэмай покачал головой: 

- Раньше нас вел за собой великий Духарья – вождь вождей, славный сын славной матери. Не было дня, когда бы он не пил и не буянил, не учинял игр и танцев. Мы, вольные всадники, смотрели на него и дивились его бездонному чреву. И не было на него управы, а никаким словом нельзя было его успокоить. Только осушив последний в Эшзи кувшин с вином, этот старый кабан свалился с коня и умер от пресыщения. Мы отдали его тушу огню и двинулись дальше, пока не встретили людей Аттара. 

- Кто же сейчас ведет вас в бой? – удивился Илин. 

- У нас теперь два вождя – один дурнее другого, – Нэмай шумно вздохнул. – Оба – сыновья Духарьи, оба – кровь от крови отца: один мудр как баран, другой – добр как бешенный шакал. Мы все ждем не дождемся их славной смерти, – тогда можно будет выбрать нового воеводу. 

- Кто был тот человек в колеснице? – спросил Сольпуга. 

Нэмай ответил молча – улыбкой. Глаза его хитро блестели. 

– Он – один из учеников Отца, – сказал Илин вместо него.  

– Змеиный жрец? 

– Да, – подтвердил Нэмай. – Это – особенный человек. 

– Все вранье... – мотнул головой Старший Брат. – Он ничем не отличается от прочих. Как и все жрецы, он говорит много странных слов, но все они – ветер... 

– Он знает Скрытого Бога и владеет заветными словами, – смешливо сказал Нэмай. Илин кивнул. 

– Ты знаешь его, лошадник? – спросил он взволнованно. 

– Нет, но в Великом городе Бэл-Ахар я встретил одного змеиного жреца. Смешной это был человек, я звал его «Черная голова». Он рассказал мне про Отца Вечности и обучил играть в Скарну. Еще пытался научить меня понимать разные закорючки и черточки, совал под нос глиняные дощечки, но мне сделалось скучно и я разбил их. Черная голова заплакал и запричитал как старуха, и долго потом со мной не говорил – смешной человек.  

– Ты отказался от великой науки, – покачал головой Илин. – Хотел бы я побывать в твоих одеждах. Я бы узнал все тайны природной жизни. 

– У жизни от меня тайн нет, – улыбнулся степняк. – Я живу и охочусь сейчас, а когда умру, меня отдадут огню. Вот и вся правда. 

– Ты сказал, – кивнул Младший Брат. – Но жизнь не так проста. 

– Иногда случается так, – медленно произнес Сольпуга – что ты не мудр и не глуп, не стар и не молод. Но тебя бросают в горшок со скорпионами. Чтобы жить, ты должен шевелить челюстями, находить мягкое и слабое, кусать, насыщаться – иначе сам ты умрешь и перестанешь быть. Я это знаю, сам научился. 

Нэмай после этих слов расхохотался, а Спако насупилась. Сольпуга замолчал, утомленный долгой речью. 

– Какие гнусные у тебя мысли, – сказала Спако свое слово и отодвинулась от костра. 

– Скажи, лошадник, – промолвил Илин смущенно – ты ведь еще помнишь, как играть в Скарну? 

– Помню, верно. Только тебя не научу. 

– Отчего это? 

– А что ты мне дашь за это? – степняк прищурился. 

– Ну… – Илин замешкался, открыл суму и достал на свет медный браслет. Сольпуга презрительно щелкнул языком. Младший Брат так и не отдал морю свою первую добычу. 

Нэмай долго разглядывал браслет, прикидывал его вес, примерял то на правую руку, то на левую, и остался доволен. 

– Ты зачем сидишь? – спросил он Спако. – Ступай, принеси! 

– На что мне это? – скривилась та. 

– Ступай-ступай. Смотри – побью! 

Спако только фыркнула на эту его угрозу, однако встала и ушла куда-то. Илин проводил ее взглядом, а затем, наклонясь, шепнул Нэмаю: 

– Разве ты с ней естествуешь? 

От этого вопроса Нэмай заморгал, а потом зашелся таким громким хохотом, что лошади, хоть и были стреножены, шарахнулись в стороны и застригли ушами. Сольпуга нахмурился. 

– Это – пустой разговор! – сказал он Илину. – Учат тебя – так учись! 

Нэмай между тем начертал на земле цветок с двенадцатью лепестками. Подошла Спако, в одной руке она держала кожаный мешочек, в другой – овечью лытку, неошкуренную и, видно, уже лежалую. Она развязала мешочек и высыпала на землю фишки – красные и синие, а еще несколько бараньих костей, покрытых точками и черточками. Илин и Нэмай уселись около рисунка, Спако со скучной физиономией присела тут же. Пахучую лытку она держала на вытянутой руке, высоко над головой. 

– Вот, смотри, – начал Нэмай – есть сторона дня, а есть сторона ночи. Всякий игрок выбирает себе сторону. Начинает тот, кто выбросит большее число… 

Сольпуга слушал вполуха. Он пристально смотрел на одного только Илина, на мертвое лицо его, на опалые плечи и выцветшие глаза. «На что мне это? – спросил себя Сольпуга. – Разве он мне теперь товарищ? Он слушает змеиных жрецов, он играет в Скарну. Разве не умрет он скоро, не оставит меня?». И сам себе отвечал: Илин умрет, но Илин – сар-кан. Младшие и Старшие Братья гибнут плечом к плечу – так будет и теперь.  

Нэмай все рассказывал и рассказывал, – оставив Бэл-Ахар много месяцев назад, он все еще держал в своей красной голове законы и условия игры, и мог рассказать их в точности: 

- Если в одном доме окажутся синяя фишка и два красные, то синюю убирают с доски до следующего хода. 

- А если две синие и одна красная? 

- Тогда убирают красную. 

- Да это – настоящее сражение! – Илин улыбнулся, несмотря на слабость от раны. 

- В сражении не так, – возразил Нэмай. – В сражении все решает сила и проворство. А здесь нужны и ум и расчет. 

- Ум и расчет нужны в любом деле, – возразил Младший брат. – Особенно в бою. Сар-каны потому побеждают любых своих врагов, что всегда знают, в какую сторону дует ветер и течет вода. Посмотри на Сольпугу – у него больше всего соображения. Всегда что-нибудь придумает такое что и за голову схватишься. Вот скажи, Брат... 

Сольпуга оборвал его, с силой ударив в бок. Младший брат качнулся и всхлипнул. Губы его сложились в вымученную улыбку: 

- Посмотрите как любит меня мой брат. Он как может торопит мою смерть. 

Спако посмотрела на Илина с жалостью. 

– Расскажи мне как сражаются мореходы! – попросила она его. – Я видела вас на том холме – стена щитов и лес копий. Я ничего не поняла, и мне сделалось любопытно... 

Она немного смутилась от этого своего вопроса и от тяжелого взгляда Сольпуги. «Что за негодное племя эти лошадники, – думал про себя Старший Брат. – Сколько в них суеты и любопытства. Неужели Илину приятно говорить с этими скотами?». 

Илин уселся поудобнее, подставив рану течению холодного воздуха. Лицо его сделалось как-то по-особенному серьезным.  

– Я сам – Младший Брат, – начал он. – Я стою во второй шеренге, среди таких же молодых редумов. В моих руках – длинное копье и легкий щит из кожи. Прямо передо мной стоит Старший Брат с коротким копьем и большим щитом. За моей спиной – воин в кожаном тораксе и с треугольным клинком. Дальше идут долгие копья – они защищают нас от стрел и дротиков. Пока Старший Брат принимает удар, я жалю врага копьем. Воины в тораксах давят на нас сзади, чтобы мы шли вперед и не повернули назад. Если все плохо, если пали Старшие Братья, если и Младшие погибли следом, в ход идут мечи – Драконьи зубы. Мужи в тораксах разят врагов направо и налево, и покуда они стоят на ногах – строй не распадется. Так устроено войско Сар-кана.  

– А кто правит вами? – спросил Нэмай. – Вождь, жрец или царь? 

– В нашей стране нет правителя. Городами и людьми управляют Наилучшие. Воинами – стратеги. Наилучшие происходят от богов и героев Прежнего мира, стратегов избирают из числа самых мудрых лохагов и урагов. 

Спако, похоже осталась довольна объяснением Илина. Она все так же терпеливо сидела возле играющих, держа над ними лытку, то правой рукой то левой. Иногда она наблюдала за игрой, иногда разглядывала безобразное лицо Сольпуги. Старший Брат не отвечал ей взглядом, а только чистил без мысли свой Драконий зуб. Наконец, устав молчать, Спако подала голос: 

– Нигде на земле не стало житья. Поля родят соль, скот дохнет без травы. Скоро все заметет песком и кончится наша жизнь. 

– Расскажи мне о степном народе, – попросил Илин. 

– Не стану, – ответила Спако, подумав. – Тут нечего рассказывать: ты и сам видишь, как просто устроена наша жизнь.  

– Расскажи что-нибудь, – не успокоился Младший Брат. 

– Хорошо. На Севере, за Красными песками лежит чужая земля. Зовется она Наса-Вейж, Мертвый Простор. Туда утекают все реки, туда уходит Черный караван. В этой стране не растет трава, Солнце над ней не светит, а значит, жить там могут одни только чудовища – великаны и люди с волчьими головами. Северный ветер приносит из Мертвого простора дурные сны и кровавый кашель. Раз в году, когда лед сковывает реки, наш род выходит к этой негодной земле, оставляя на дальних курганах скудные жертвы. 

– И что же за этими дальними курганами? – спросил Илин с дрожью в голосе. 

– Ничего. Только пустая земля и черное небо. Там и в самом деле не бывает Солнца.  

Сольпуга только фыркнул, но Илин выслушал все с большим вниманием. 

– А что это такое – Черный караван? – спросил он, поняв, что Спако закончила рассказ. 

Спако покачала головой: 

– Я видела его только один раз, и то издали – было много людей в черных плащах с высокими клобуками, и еще знамена, вымаранные сажей. Иные из них тянули телеги, заваленные большими свертками – каждый в человеческий рост. Уж не знаю, что было в тех свертках, но мне отчего-то сделалось страшно.  

«Страшно-страшно», – вспомнилось Сольпуге недавнее. Нэмай в последний раз бросил кости и сдвинул оставшуюся красную фишку с нарисованной розетки. 

– Вот и конец твой пришел! – сказал он, весело. 

– Да. Похоже, кончилась наша битва, – пробормотал Илин, теряя силы. Он упал на спину и уснул от слабости. Сольпуга, подумав, лег рядом, прислонившись к его телу для своего же тепла. Он закрыл глаза и не видел как ушли тхары.  

6 

На другой день лошадники снарядили небольшой разъезд, который проводил Сыновей Зверя на большую дорогу, где двигалось дальше огромное войско Атар Русы. Стратег сар-канов очень удивился, увидев Сануку в живых, и еще больше поразился его рассказу о ночном сражении и пустоглазых эттему. Поначалу в войске ходило много разговоров о Сыновьях Зверя, но скоро волнение улеглось, стерлось как старые сандалии, да и сами редумы забылись в своем вечном движении вперед. 

Утомленный раной, Илин скоро начал хромать, и во время переходов Сольпуге приходилось поддерживать его. На привалах Младший Брат отдыхал дольше обычного, и это очень сердило Сольпугу. То и дело он обрушивался на Илина с попреками, а иногда, забыв себя от злости, тыкал его в бок кулаком. Скоро они совсем отстали от лоха и прибились к веренице обозов, где везли больных и раненых.  

Возле одной такой повозки Илин приметил змеиного жреца, которого прежде видел на берегу. У него был изможденный вид, его плащ сделался серым от дорожной пыли, а шитые-перешитые сандалии едва держались на ногах, но он, кажется, и не думал о своих невзгодах, а только увлеченно рассказывал что-то больным и раненым. Сольпуга хотел было пройти мимо, но Илин воспротивился. Он хотел приблизиться к жрецу и послушать его слова. 

– …и тогда Отец Вечности наконец вышел из своих чертогов и увидел мир замутненный тьмой, – вещал жрец. – Окинул взглядом эти жалкие создания, растительные и животные, и проникся к ним состраданием. Его Свет все так же пребывал в плену, не находя для себя спасения. Отец приблизил к себе две несовершенные формы и вдохнул в них Живую Мысль. Так появились первые из людей – мужчина и женщина. Это были несчастные существа: над ними еще царила Ночь, они пребывали в вечном страхе и смятении…  

Илин забылся, когда прозвучали эти слова. Голова его поникла, ноги стали волочиться по земле, он уже не слышал ругательств Старшего Брата и не чувствовал его тычков. Делать нечего, Сольпуга расстелил на земле плащ и осторожно уложил на него Илина. Тот вдруг пришел в большое возбуждение, стал метаться и плакать на своем грубом одре. Сольпуга позвал лекаря, но тот, кажется, не услышал. Скоро Илин совершенно истратился и, устав сознавать себя, погрузился в холодное забытье. Так пролежал он до вечера, а Сольпуга бессловно сидел возле него, не зная чем себя занять. Вечером к ним подошел лекарь. Он бросил взгляд на Илина, произнес несколько дурных слов и отошел к другим больным, которые еще могли жить. Младший Брат проснулся и потребовал вина. Сольпуга смочил кусок лепешки в кислом вине и провел им по губам Илина. 

– Ну вот я и умер, – сказал тот бесцветным голосом. 

– Я все знаю сам, – отозвался Старший Брат. 

– Меня больше нет, – сказал Илин и закрыл глаза.  

Сольпуга положил лепешку себе в рот и стал сосать ее мерно и тупо. Он долго смотрел на белое лицо Младшего Брата, думая какую-то свою тяжелую и темную мысль. Наступила ночь, на небе загорелись звезды, а он все так же сидел, странно сгорбившись и обхватив колени руками. Казалось, он вечно будет неподвижен. Но вот показалась луна, и Сольпугой овладела страшная суета: он снял с ног Илина сандалии, достал хлеб и вино из его сумы, и сложил все в свой короб. Вымаранный кровью гиматий он, недолго думая, разорвал на тряпки, а пояс обмотал поверх своего. Сделав так, он еще раз осмотрел голый труп и убедившись, что ничего пригодного при нем не осталось, закинул короб себе на плечо и твердой походкой направился к дальним кострам, где пили и ели живые сар-каны. Когда он подошел к огню, редумы пристально уставились на урага, но не сказали ничего. Санука протянул Старшему Брату плошку сикеры, но тот лишь повел плечами и сел на землю, в стороне от света. Больше никто не смотрел на него и не пытался заговорить. Скоро товарищи и вовсе забыли о его присутствии. Сольпуга лег на землю, подложив ладонь под голову, и закрыл глаза. Сквозь наступающий сон до него доносились слова змеиного жреца: 

- И сказал им Отец Вечности: спасение ваше в благодетелях ваших. Через смерть благомудрые придут ко мне и навсегда освободятся от власти Хаал… 

Сольпуга спал и снился ему хороший сон: он шел по Великому Городу со множеством храмов и статуй. Самый большой храм возвышался над прочими, словно гора. Стены домов были украшены разноцветной глазурью и белым гипсом. Сольпуга шагал по раскаленному серому асфальту, кровь капала с Драконьего зуба, и люди разбегались перед ним, прятались в свои жилища и забирались на крыши. Сольпуга подошел к лежащей женщине, поднял ее за волосы и заглянул в глаза – это была Шафан. Вдалеке раздался страшный гул, Сольпуга оглянулся и увидел, что стены Великого Храма раскололись, колонны обрушились, а из самых его недр хлынул ослепительный огонь. Открыв глаза, Сольпуга почувствовал в груди кусок известняка – черствый и холодный, он бешено колотится в своем узилище, готовый вот-вот расколоть ребра.  

Вокруг было тихо, в костре еще тлели угли, Сыновья Зверя спали тут же, кто на земле, кто на колючей циновке. Мало-помалу Сольпуга успокоился и принялся привычно рассуждать про себя. «Я никогда не бывал в Камише, – думал он, вглядываясь в черную пустоту вокруг. – Как я мог вообразить его в своем уме? Может, это – какой-то другой город? Откуда он взялся в моих мыслях? Никогда я не видел такого сна. Если встречу Шафан – спрошу у нее». Успокоенный этой мыслью, Сольпуга опять лег на землю, свернулся в клубок на свой животный манер и заснул, теперь уже без всяких сновидений. 

. 

                                      (Кинороман) 

                  (Продолжение. Начало см. здесь: http://arifis.ru/work.php?topic=2&action=view&id=23232 ) 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ЗАРЕМА. ...Да не хотела я никого взрывать!.. Не нажимала я на тумблер! 

ОЛЬГА. Да ладно, это я читала в газетах. Не хотела, так не хотела... Понятно, что не хотела. Глупо было бы кричать сейчас: хотела вас взорвать, но что-то там заклинило. На суде годятся любые оправдания, а вот чистосердечное признание, хотя и облегчает душу, но существенно увеличивает срок. А нам это надо?  

Расскажи лучше про себя. Вот, в Дагестане, к примеру, я знаю – там много всяких народов – лаки, кумыки, аварцы... А у вас как – так же? Ты, вот, кто? 

ЗАРЕМА. Мы, Вельхиевы – мелхи, про мелхов много врут, что это – нечистокровные вайнахи. Это неправда. Мелхи относятся к карабулакам – это горный народ, они были всегда отличные воины, многие мелхи были князьями... А врут про нас из зависти, потому что при Джохаре Дудаеве в правительстве было много мелхов, род Дудаевых породнился с мелхами, муж его сестры – мой двоюродный брат.  

А знаешь, как проверить – чистокровный вайнах или нет? У чистокровных вайнахов – чеченцев или ингушей, у всех у них там, где-то, в горах, в ауле – должна быть родовая башня. Если такой башни нет, то, как бы они ни божились, как бы они ни клялись, они не чистокровные. 

ОЛЬГА. А у тебя башня есть? 

ЗАРЕМА. Конечно. 

ОЛЬГА. Ты давно в ней была? 

ЗАРЕМА. Честно говоря, ни разу не была. 

ОЛЬГА. А каково это иметь башню? Осознавать себя чистокровной. Что ты чувствуешь при этом?  

ЗАРЕМА. Да ничего особенного. Ну, знаю, что она у меня есть, и всё. 

ОЛЬГА. Черт, а я живу, как попало, ни предков-князей у меня, ни башни, мне пацаны говорили во дворе: «Ну тя на фиг, Ольк, безбашенная ты какая-то...»  

Зал судебных заседаний в Мосгорсуде 

АДВОКАТ ЕВГРАФОВА. …Защита намерена добиваться оправдания Вельхиевой по статье «Терроризм», мотивируя это тем, что подсудимая приехала в Москву с готовым решением сдаться властям. На Кавказе у нее такой возможности не было. По мнению защиты, Вельхиеву можно наказать только за незаконное ношение взрывчатых веществ. К смерти взрывотехника Георгия Тимофеева подсудимая, по мнению защиты, вообще не имеет отношения, так как взрывчатку она в действие не приводила, а во время взрыва, происшедшего через четыре часа после ее задержания, находилась на допросе в следственном управлении Федеральной Службы Безопасности...  

СИЗО «Лефортово». Кабинет следователя 

В кабинете – З а р е м а, уже знакомый нам 1-й с л е д о в а т е л ь и еще один мужчина в штатском, – 2-й с л е д о в а т е л ь.  

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. …Зарема Мусаевна, давайте все-таки попробуем определить, где находится ваша база. Попытайтесь вспомнить всё, ничего не пропуская, каждую самую мелкую деталь. Ну давайте, сосредоточьтесь. Когда вы ехали на машине с «Игорем», мимо каких построек вы проезжали, какие-нибудь здания чем-нибудь примечательные, мимо каких памятников?  

ЗАРЕМА. Не знаю... Вспомнила! Мимо Петра! Я его узнала, этот памятник, я его видела раньше по телевизору, его еще все очень ругали почему-то...  

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мимо Петра, прекрасно!.. Еще вспомните что-нибудь, какой-нибудь еще памятник...  

ЗАРЕМА. Вот! Такой был памятник!..  

(Встает на стул, заводит прямые руки за спину и, задрав подбородок, замирает.) 

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Юрий Гагарин, Ленинский проспект...  

ЗАРЕМА. …Еще – вот! – вспомнила – Министерство Иностранных Дел! Мы проезжали мимо этого министерства, мне Игорь об этом сказал! А потом опять проезжали мимо такого же здания, но не этого... 

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Университет... 

ЗАРЕМА. ...Еще, вот, мы проезжали тогда, а потом, в день взрыва Игорь меня там высадил – там был забор красный... 

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Попробуйте нарисовать этот красный забор...  

ЗАРЕМА (хватает карандаш, рисует). ...Вот, как-то так... тут – зеленая полянка... тут – речка, мост, и тут – ваш храм – большой и очень красивый. Я его раньше в кино видела.  

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. А забор красный в кино не видели? Это – кремлевская стена... 

ЗАРЕМА. ...Потом была... (рисует) ...вот такая, широкая улица, и по бокам – высокие, вот такие дома, как книжки... 

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Новый Арбат... 

ЗАРЕМА. ...Вот еще была такая арка... (рисует) ...прямо посреди дороги...  

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кутузовский... 

ЗАРЕМА. ... Потом еще длинная пика такая, фонтанов еще много, а потом – мечеть!.. 

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это стела, а не пика. Поклонная гора. 

ЗАРЕМА. Еще вот что я запомнила: как светило солнце. Когда мы возвращались туда под вечер, солнце светило прямо в глаза, даже козырек пришлось опустить... 

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Значит, запад... (2-му следователю) Минское шоссе?..  

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Или – Можайское...  

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Очень хорошо, Зарема Мусаевна... Здорово! Ну, вспоминайте, вспоминайте, что еще там было?  

ЗАРЕМА. Да, что там было – дорога да машины, что еще?.. Вспомнила! Дочка там моя была, Рашана!  

Оба следователя смотрят на Зарему, не понимая. 

Щас, нарисую... (рисует). ...По дороге на базу мы проезжали под аркой, на которой висело много всяких портретов, и в самом низу портрет девочки лет трех в белом платье с темными волосами – вылитая Рашана. Я еще когда ее впервые увидела, расплакалась.  

Смотрят на рисунок... 

2-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Постой.... Вроде, что-то похожее на эту арку стоит перед поворотом на Одинцово... 

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Надо ехать, Зарема Мусаевна... 

Участок дороги у развилки, недалеко от МКАД  

По дороге, со стороны Москвы, приближается легковой автомобиль. У развилки машина притормаживает. В ней – д в а с л е д о в а т е л я и З а р е м а.  

Участок дороги у развилки, недалеко от МКАД. В машине  

ЗАРЕМА. ...Вон, вон она, моя девочка!.. 

Показывает на арку. Над аркой надпись: «Старая Смоленская дорога». Вверху – портреты каких-то людей, внизу – портрет маленькой девочки в белом платье с темными волнистыми волосами под ней надпись: «Социальное здоровье — уверенность в будущем». 

1-Й СЛЕДОВАТЕЛЬ. Куда дальше?  

ЗАРЕМА. Мимо арки и – прямо... 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ЗАРЕМА. ...Так мы и нашли это Толстопальцево. В доме никого не было. Я хотела забрать свои вещи – фотографию дочки, белье, косметичку. Ничего не нашла. Все утащили. Оставили только начатый пузырек валерьянки. Ну и шесть шахидских поясов.  

ОЛЬГА. Стоп, подружка. Погоди. Ты, вот, вспомнила все, рассказала им, показала: вот вам дом, вот вам тайничок с поясами, осторожненько, не взорвитесь... А протокол, где все это зафиксировано, что это именно ты им сдала, ты подписывала?  

ЗАРЕМА. Какой протокол? 

ОЛЬГА. Ой, ты, девочка из горного аула... Они, вообще, какую-нибудь бумагу составили, ты видела? Из которой было бы ясно, что без тебя они хрен бы чего нашли?.. Ведь они завтра объявят, что раскрыли террористическую сеть по каким-то там своим оперативным данным. Ты знаешь, сколько звезд они твоими руками похватают? Что они вообще говорят? Сколько они тебе лет обещают?  

ЗАРЕМА. Следователь сказал – пять лет... А там, говорит, и пяти не отсидишь, я сделаю, чтоб тебя досрочно освободили...  

ОЛЬГА. Он сделает... Любит же у нас каждый гандон из себя дирижабль надувать! Да от него ничего не зависит! Это он тут говорит. А там его не будет, там – прокурор и судья, и им похер, что он тебе тут наобещал! 

ЗАРЕМА. Думаешь, обманет?.. 

ОЛЬГА. Думаю, обманет, если только ты очень ценное что-нибудь из слива не попридержишь... В общем, сама решай. Только верить им нельзя. И адвокатше твоей верить нельзя.  

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ВАДИМ. Вы ей эти советы свои... искренне давали, или чтоб в доверие войти? 

ОЛЬГА. Да я уж и не знаю. И так, и так. В доверии-то я у нее сразу была, как-то так получилось. Жалко ее было. От нее ведь и родственники отвернулись. У Заремы в Москве тетя, дядя, два двоюродных брата по материнской линии. У нее здесь мама жила одно время – ни одного письма. Честно говоря, мне ее особо и разводить не пришлось. Ей хотелось кому-нибудь верить. Иначе жить-то как?..  

ВАДИМ. Что вы в результате своей работы от нее выведали? 

ОЛЬГА. Выведывали от нее следователи и оперативники. За обещания. Я-то ее просто психологически поддерживала, чтобы им с ней легче было работать. С человеческой точки зрения я выведала самое, на мой взгляд, главное, но к уголовному делу это не относится. А зря. 

ВАДИМ. …И что же это? 

ОЛЬГА. Да не шахидка она. И даже не была ею никогда. Первое, что бросилось мне в глаза, – у нее психология не самоубийцы. Страшная жажда жизни. Страшное беспокойство – сколько дадут. Никогда она не думала взрываться. Это видно и по вашему с ней интервью в газете. Только вы в ее словах ничего не увидели, потому что не сидели с ней. Вот она вас и развела на несчастную судьбу. А я ее лучше знаю, меня обмануть сложно.  

Улица. ТВ-опрос 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР. Что бы вы хотели хотели сказать террористке Зареме Вельхиевой, которая была арестована за попытку взрыва на Тверской улице? 

ЖЕНЩИНА-ОПРАШИВАЕМАЯ. Конечно, я понимаю, почему вы это делаете, нас почему взрываете. Вам обидно, что вас, ну, не вас, лично, а вас, с Кавказа, называют... ну, вы знаете, как, и вообще, что к вам, ну, не к вам, а ко всем вам, такое отношение. Девушка, вы знаете, а ведь есть люди, которые за просто так никого чернож...(пи...) и т. д. не называют? Я вот, например, действительно ругаюсь на многих представителей, на очень многих. Но только на тех, кто того достоин! Кто торгует на рынке и при этом обвешивает или умудряется засунуть в середину авоськи гнилой овощ. Или кто привозит наркоту. А ещё я не люблю цыган, которые табунами приезжают в мой город, сидят на углах, воняют и просят милостыню. Знаете, я ведь предлагала нескольким работу, реальную возможность честно заработать небольшие, но деньги. Так они же орут и плюются, они же принципиально не хотят... Вот на таких людей в моем словарном запасе много разных слов есть. Но кроме них есть и те люди, которых я искренне уважаю. А ещё есть просто встречные незнакомые, всё равно с каким цветом кожи и разрезом глаз. Просто они мне ничего не сделали, и мне не за что их ругать или хвалить. Просто они мои соседи по городу. Мм?.. Как вам такое отношение? 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а.  

ЗАРЕМА. Вот объясни мне, где тут смысл?..  

ОЛЬГА. Что это...  

ЗАРЕМА. Да так, анекдоты, хохмы разные. Это мне адвокатша дала. Газета русская, но выходит на Северном Кавказе. Слушай. «В грозненском драмтеатре идет “Отелло”. В роли мавра Ахмед Закаев . Последний акт. Разъяренный Отелло входит в спальню к Дездемоне и спрашивает ее: “Дездемона, ты перед сном намаз вечерний совершала?..”» Всё. Ну, и где тут смешно, я не понимаю?..  

ОЛЬГА. Да, уж... Ничего смешного.  

ЗАРЕМА. И при чем тут «Ахмед Закаев в роли мавра», если дальше начинается про Отелло? 

ОЛЬГА. Действительно, ни при чем.  

ЗАРЕМА. Он, Отелло этот, он ей – муж, Дездемоне? 

ОЛЬГА. Вроде, муж... 

ЗАРЕМА. Ну, и почему мужу не спросить жену про намаз? Это же нормально, что в этом смешного? Все-таки, вы, русские, странные люди... 

ОЛЬГА. Да повзрывать нас всех на фиг. (Напевает.) 

«...Знает весь наш южный городок –  

Ты забыла лифчик у Семёна, 

Вспомни, как за носовой платок 

Задушил Отелло Дездемону...» 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  

Там же  

Включен телевизор. О л ь г а и З а р е м а смотрят на экран. На нем – адвокат Заремы – Н а т а л ь я Е в г р а ф о в а... 

АДВОКАТ ЕВГРАФОВА. ...Но давайте подумаем – а что Зарема успела увидеть за свою короткую жизнь? – смерть близких, лишения, унижения... Мать бросила ее, когда ей исполнился годик. А когда ей было восемь – в Сибири, на шабашке, в драке, какой-то чеченец зарезал ее отца. Когда Зареме исполнилось четырнадцать – в Грозный вошли русские танки... Когда ей исполнилось пятнадцать, ее родное село Бамут наша армия стерла с лица Чечни напрочь. Зарема в то время была там. Пряталась с дедушкой Хамзатом Магомедовичем в подвале… За что, скажите, ей нас любить?.. 

Там же. Ночь  

О л ь г а не спит, смотрит в темноту…  

ОЛЬГА. А че это мать тебя бросила?.. Что за мать-то такая? 

П а у з а. 

ЗАРЕМА. Нормальная вайнахская мать. Если вайнахская женщина хочет уйти из семьи и снова выйти замуж, она может оставить своего ребенка бывшему мужу или его родственникам. Это не стыдно – отказаться от ребенка. Уйти и создать новую семью. Она и ушла.  

ОЛЬГА. Почему?  

ЗАРЕМА. Не знаю. Может, разлюбила. Пил он, скандалил. Ну, она и рассудила, что лучше раньше уйти, пока еще не старая, пока шанс есть. У нас ведь как, у вайнахов. Если женщина одна, с ребенком на руках от первого брака, она с этим ребенком замуж второй раз не выйдет. И без ребенка – просто разведенной, или вдове – большой надежды снова выйти замуж нет, а если и получится, то – за старика, третьей женой. А с ребенком, тем более, ее никакой уважающий себя мужчина не примет. Потому что ребенок у нас по отцу. И если у ребенка фамилия Хашиев, то он и должен жить в семье Хашиевых. Если ребенок остался в семье отца, значит, всё по закону, она свободна...  

ОЛЬГА. И что же, она может развестись?  

ЗАРЕМА. Оставив своего ребенка в семье мужа? Многие из ваших женщин идут на это?  

ОЛЬГА. А если мать не хочет бросать ребенка? 

ЗАРЕМА. Ну и пусть забирает. Если семья мужа не возражает – будет жить с ребенком, никто не запрещает… Но замуж никто не возьмёт. 

(Пауза) 

...Самое лучшее время у меня в детстве было – когда я несколько лет жила у тетки, в Волгограде, после того, как отца убили. Все-таки российский ребенок и чеченский или ингушский – это разные дети. У вас детство как детство – кино, игрушки. А чеченец слишком рано начинает жить настоящей взрослой жизнью. У него нет времени на игрушки. Женщина должна себя готовить к семейной жизни, у нее нет такой свободы, как у русской девочки. Ты знаешь, что по шариату женщина считается совершеннолетней с девяти лет? И смерть в Чечне и Ингушетии ближе к ребенку, она всегда рядом. Каждый день кого-то хоронят, дети же это видят. Они знают, что могут в любой момент остаться без отца и без матери. Ну вот, я пожила там, в Волгограде, вашей жизнью: школа, кино, дискотеки, мальчики... Но потом меня назад забрали, в Бамут. Там уж мальчикам-то глазки не построишь. Однажды тетки увидели, что я разговариваю с одним пацаном из нашего же села – избили, да еще к гинекологу потащили... 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Там же. День  

О л ь г а смотрит телевизор… Переключает канал. На экране – а д в о к а т Е в г р а ф о в а… 

ОЛЬГА (Зареме). …Слушай, адвокатша на тебе такие бабки делает – смотри, по всем каналам про твою нелегкую судьбу рассказывает... (Увеличивает звук.) 

АДВОКАТ ЕВГРАФОВА. ...Семье нужна была бесплатная рабыня-служанка. Заступиться за нее было некому. Спасение Зарема нашла в том, что вышла замуж рано и всем назло, за человека много старше себя, чтобы только порвать с домашней каторгой. И… повторила судьбу матери. После гибели мужа ей, обессилевшей от родов, принесли какие-то документы на подпись. Зарема не знала, что, подписав их, она отказалась от родной дочки; родственники забрали девочку у Заремы и отдали брату её покойного мужа...  

Зарема забирает у Ольги пульт, выключает телевизор. 

ОЛЬГА. Кстати, а как твой муж погиб? Так, как в газетах пишут, это я знаю: «бизнесмен, в автоаварии»... А на самом деле? Он боевиком был?  

ЗАРЕМА. В первую войну – да, был, потом завел свое дело, во вторую он не воевал, но связан с ними был, с ними же совсем порвать нельзя, Хашиевы ведь почти все – ваххабиты... Хашиевы вечно нищими были, может, поэтому подались в ваххабизм, а там – отказаться нельзя... Да и не только ваххабиты... Вы, русские, считаете врагами тех, кто в горах. Нет, в горах только маленькая часть, а остальные – вот они, живут нормальной жизнью. Никто из них боевикам не откажет, а когда скажут, возьмет свой автомат и – тоже в горы уйдет. Ну вот, он им помогал, как мог, а потом, они его в своих разборках подставили, машину с ним вместе взорвали... У него хорошая машина была, он на ней меня в Нестеровскую, в Грозный возил... Хасан был взрослый, ему было сорок два...  

ОЛЬГА. Любил тебя?.. 

ЗАРЕМА. Не знаю... Он добрый был...  

Улица. ТВ-опрос 

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. ...Ну, не оскорбительно ли, в конце концов, что не очень многочисленная, отсталая группа людей, живущих по их календарю всего лишь в XIV веке, пытается навязывать свои порядки всему миру, прогрессивному и свободному?!. Я не против мусульман как таковых, я против того, чтобы они пытались мной командовать. 

_________ 

2-Я ОПРАШИВАЕМАЯ. ...Я понимаю, вы хотели что-то сделать, чтобы изменить ситуацию. Верно. Но что-то сделать не означает что-то уничтожить. Даже если это «что-то» – ваша собственная жизнь. А вы уверены, что единственный выход из данной ситуации – совершить теракт? Вы не подумали, что можно как-то иначе изменить отношение к себе? Не подумали, например, о том, кому и как вы могли бы помочь? Я вас уверяю, один раз нажать кнопку намного легче, чем несколько месяцев ухаживать за умирающим стариком… 

__________ 

3-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. ...Вот из-за таких гм... особей, вас будут и дальше называть чернож… (пи-пи...) и хачьем. Просто начнут, ко всему, еще и ненавидеть, и чем дальше, тем больше. И ненависть эта отнюдь не будет тихой. Ну удалось бы тебе взорвать свою бомбу, ну погиб не один бы, а больше, ну, и что в конечном итоге? Замочили бы еще десяток-другой черных, а остальных правоохранительные и не только органы притесняли бы еще больше и жестче. 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. ...И эти все ее рассказы – и адвокату, и журналистам – про то, как ей с дочкой запретили видеться, как она ее выкрадывала – все это чушь полная. Она мне сама сказала... 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ЗАРЕМА. ...А через два месяца после его смерти, я Рашану родила. И никто ее у меня не забирал. У вайнахов никто не имеет права отнимать у матери ребенка. Аслан, брат Хасана, мужа моего, имел право её воспитывать без всякого удочерения. Как свою родную дочь. Я ушла от них. Ушла из мужниного дома и Рашану там оставила. Они меня не гнали, по нашему закону дом, в котором я жила с мужем, принадлежит Рашане. И я там могла бы спокойно жить с ней, я ведь ее мать. Да, это правда, Мурад, отец мужа, сам предложил мне оставить Рашанку у них, а самой попытать счастья. Ты, говорит, молодая, создавай свою семью, а мой младший сын воспитает Рашанку твою, она, говорит, ни в чём не будет нуждаться. Плохого в этом ничего нет, он хотел, как лучше. Но если бы я ответила Мураду: «Нет, не хочу я ничего нового создавать, я хочу жить со своей Рашанкой», – и всё – никто бы меня из дома не выгнал. И родственники со стороны мужа обязаны были бы меня всем обеспечивать. Да, он говорил: «Так будет лучше, у тебя ни образования, ни родителей, и дедушка у тебя, говорит, старенький, что ты этому ребёнку сможешь дать. Откажись, говорит, от дочери, для её же блага». Но если бы я не испугалась, никто бы меня силой не выгнал и Рашанку бы у меня не отнял.  

И видеться мне с ней никто не запрещал – это я всё наврала! Все было нормально, мирно, как договорились. И родительских прав меня не лишали, я сама от них отказалась, чтобы Аслан, брат мужа, смог ее удочерить... И никто не скрывал и не собирался скрывать от Рашанки, что я – её мать. У вайнахов не принято это скрывать. Такие вещи нельзя у нас скрыть. 

ОЛЬГА. Зачем же ты врала?..  

ЗАРЕМА. Не знаю!.. Для судей, для журналистов, чтобы пожалели меня...  

Одна из ТВ-студий в Останкино 

В е д у щ а я, а д в о к а т Е в г р а ф о в а. 

АДВОКАТ ЕВГРАФОВА (ведущей). ...Зарема, выросшая без матери, много лет была рабыней в своей семье. В буквальном смысле этого слова. Она на коленях умоляла свою тетю разрешить ей поехать к дочери, которую забрали родственники мужа после его смерти. Тетя отказала. А приказ старших в Чечне – закон. Но Зарема его нарушила: она тайком пыталась увезти дочку и даже украла у тети драгоценности, продала их и купила билет на самолет. Родственники поймали ее уже в аэропорту. В принципе, после этого Зарему должны были убить, ведь она опозорила семью. Каким-то чудом ее спасли – кто-то за нее заступился. Но после этого жизни вообще никакой не стало – ее постоянно избивали. Так что завербовать ее в шахидки было легко – она уже и так пыталась перерезать себе вены. А тут боевики пообещали ей не только место в раю, но и выплатить ее родственникам деньги за украденные драгоценности. И это ее желание стать шахидкой – просто вызов. Она постоянно повторяет: «Теперь тетя будет знать, до чего меня довела!»… 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ОЛЬГА. И про драгоценности, и про аэропорт, и про погоню – тоже наврала?.. 

П а у з а. 

ЗАРЕМА. Да, знаешь, адвокатшу жалко было... Когда я начала про «трудное детство», она так расчувствовалась… Ну, чтоб ее не расстраивать, я еще что-то добавила, и дальше так само уже и пошло... Про драгоценности – это было, только это совсем другая история... 

Особняк в одном из арбатских переулков 

Обширное помещение в полуподвале. Т е ж е. М у х а р б е к сидит с раскрытой книгой в руках, читает вслух. 

МУХАРБЕК. «…Исламские ученые пришли к выводу, что курение является харамом по четырем пунктам: вред здоровью; вред окружающей среде; вред для окружающих людей; бесполезная трата денег. Доказано, что каждая сигарета уменьшает на двенадцать минут жизнь...» Мешанина какая-то... Если это исламские ученые говорят, то при чем тут потерянные двенадцать минут жизни, когда никто, кроме Всевышнего не может ни сократить, ни увеличить срок, отмеренный человеку на земле?.. 

ИСА. Надо же... какая-то жалкая самокрутка делает из человека своим рабом… 

АЛИХАН. Да о чем разговор, перед старшими вообще не принято курить, это – гилях . 

КАЗБЕК. Я вот, десять лет назад бросил, ради Аллаха, и теперь не говорите мне, что кто-то не может бросить курить. Бросить можно всё, кроме воды и хлеба. На самом деле жизнь без курева прекрасней во сто раз, уверяю вас. 

МАНСУР. А с первой из земных услад справился, надеюсь? Первая – похлеще харам. 

АЛИХАН. Я курил одиннадцать лет, Алхамдулиллах , и четыре месяца, как бросил! Даже и не вспоминаю про то, что я курил! Зато теперь – семь дней в неделю тренировки! Вот это, далмукилах , я буду продолжать! 

ИСА. Не понимаю людей, которые только выйдя за ворота мечети, тут же достают сигареты. А особенно в месяц Рамадан, после захода Солнца...  

АСЛАНБЕК. А почему, мне интересно, курить, например, сигареты – считается не таким грехом, чем, например, наркотики или спиртное?.. И очень многие, которые считают себя очень религиозными, тем не менее не бросают курить, считая, что это, конечно, не очень хорошо, но и не так ужасно.  

МАНСУР. Согласен. Но кто курит? К сожалению, арабские страны в этом далеко не пример. В Сирии такой случай был. Сидела женщина с сигаретой в руках и в то же самое время листала Коран!.. 

МУХАРБЕК. А Сирем... Диа вал са ваш , в Сирии еще не такое можно увидеть... 

КАЗБЕК. Я тоже наблюдал однажды почти такую же картину. Пожилые женщины, палестинки, в хиджабе – сидели и курили! Я был в шоке. 

АЛИХАН. Курить вредно, пить противно, а умирать здоровым жалко! 

АСЛАНБЕК. А кальян? Если курить кальян – это харам? 

МАНСУР. Ты логично подумай, брат: если сигареты намного легче кальяна, и это – харам, то о других дурманящих средствах и говорить не приходится, естественно – харам...  

КАЗБЕК. Прямого запрета нет. Нежелательно – макрух !  

МАНСУР. Любое действие, которое вредит твоему здоровью, твоему кошельку, не принося тебе или твоему брату по вере пользы, вредит твоему общению с мусульманами... 

АСЛАНБЕК. А причем тут общение? 

МАНСУР. Сам подумай: от тебя будет плохо пахнуть после кальяна . Так вот, это – макрух, значит – харам. Ведь, что значит – курить сигарету или кальян? Это значит – хотеть его курить снова и снова, а это – поклонение своим прихотям, пристрастиям, то есть – малый, или большой, но – ширк . 

ИСА. Очень хорошо объяснил, брат. 

МАНСУР. «Хамр» в арабском обозначает не только вино, но и все опьяняющее... Пусть оно опьяняющее хоть чуть-чуть, но, если опьянит в большом количестве – то запрещено и в малом...  

АСЛАНБЕК. Если ты был в Египте, допустим, там все курят этот кальян на улицах и везде, и это не в «джахилийский период» , это сейчас, в XXI веке, поэтому и спросил, собственно... 

МАНСУР. Даже, если это не харам, а только макрух, то есть нежелательно... Вот представьте себе своего отца, или старшего брата, или, что еще хуже, свою сестру, мать, бабушку, которые сидят на улице или у вас дома, и курят кальян...  

МУХАРБЕК. Са ваш!..  

КАЗБЕК. Что такое, брат?.. 

МУХАРБЕК. Представил своих сестер, мать, бабушку – сидят курят кальян... 

КАЗБЕК. А что? Много мусульманок курят сигареты, считая это макрухом. А вот, когда мы представим себе своих жен и сестер курящими... По-моему, это решает все… 

ТАМЕРЛАН. Не могу врубиться, о чем базар... Можно подумать, кто-то из нас находится в ломках от того, что не может посмолить табак через кальян... Лично я в Чечне не видел ни одного человека с этим шайтанским инструментом. В Иране, Пакистане, Сирии, Турции встречал часто. Но сам видел ту жижу, которую выливают после смоления табака из кальяна. Зрелище, скажу, не самое приятное... Мерзость это, короче... 

АЛИХАН. Если подложишь в кальян героин, то харам, а так, говорят, что не харам. Точно не знаю... 

ИСА. В фатве указывается на недозволенность открытия магазина для продажи и курения кальяна, о его вреде... Айаты, хадисы .. 

АЛИХАН. Баркал са ваш за информацию. Не знал. 

АСЛАНБЕК. Ладно, скажу честно. Я этот кальян часто курю уже два года, где-то пару раз в неделю. Не то чтобы зависимость есть какая-то, но и проблем со здоровьем тоже, вроде, нету, единственно – аппетит почему-то появляется после него, сразу хочется покушать... Просто я хожу в одно арабское кафе и часто вижу там – арабы приходят, прямо с женами в хиджабах, с детьми, в это кафе, для них это как часть культуры, а для меня – просто вредная привычка... Ну, всё, после сегодняшнего точно не буду курить, Инша Аллах!  

Улица. ТВ-опрос 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР. Что бы вы хотели сказать террористке Зареме Вельхиевой?.. 

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Насилие рождает только насилие, а ваш поступок будет расценен исключительно как акция долбаной террористки, неизвестно чего добивающейся, которую прозомбировали, напичкали наркотиками, выпустили в людное место, а потом взорвали. Неужели вы всерьез думаете, что это может быть расценено как-то иначе? А ваши родители? Вы думаете, они этого для вас хотели? Что бы вы стали еще одной строчкой в новостях и поводом считать, что все мусульмане – отморозки и террористы, и их надо мочить в сортире? Если вы верующий человек, то могли бы попытаться словом и делом, всю жизнь свою прожить так, чтобы доказать, что ислам – это не только подонки, убивающие детей, и отмороженные, взрывающие себя. К сожалению, ваш поступок лишь добавит людям уверенности в том, из-за чего вы, собственно, и пострадали, и убедит их в своей правоте. И будут муслимов мочить не только скины , но и многие другие, которые, видя ваши действия уверятся в том, что вы – это раковая опухоль, которую нужно вырезать. Этого для вас хотели ваши предки?.. 

__________ 

2-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. О, да! Взорви меня! Взорви меня сильнее! Еще! О, да! Еще, еще раз! Ооооо..... Ёёёёёёё....... я уже кон(пи...)ю ... 

Редакция Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. ...Знаете, еще почему я пришла именно к вам? Я смотрела ту передачу... ну, где Вы с Куликовской спорили...  

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а и З а р е м а смотрят телевизор. На экране – К у л и к о в с к а я, В а д и м. 

ВАДИМ. ...Да у них там не может быть президента. И Дудаев не был Президентом. Там – каждый сам себе президент и бригадный генерал. А потому никогда никакой «Ичкерии» как государства-то и не существовало, и договариваться можно было лишь конкретно с тем или иным тейпом, той или иной родовой общиной. Большая бандитская малина с элементами гигантского бардака и раннего средневековья в отдельно взятом субъекте Федерации – вот что «построили» ваши любимые «борцы за свободу». Никакой центральной власти, госаппарата и государства в понимании европейца вообще... Договориться можно было с любым отдельным тейпом, выбор пал на Кадырова. Мог пасть на кого угодно – повторяю, Кадыров был не хуже и не лучше других. 

КУЛИКОВСКАЯ. Для чеченцев ничего не изменилось: их так же похищают, пытают и убивают, плюс цветет коррупция и воровство. 

ВАДИМ. Верно. Как и там было всегда. Там так живут веками. Обычаи кровной мести, работорговли, культ воина, разбой и грабеж для которого всегда был не преступлением, а доблестью.  

КУЛИКОВСКАЯ. Там никогда так не было! Там никогда так не жили! 

ВАДИМ. Ну, конечно! А Лермонтов и Полежаев, писавшие про «злых чеченов» – вообще агенты «кровавой гэбни»! Все это бредни Кремля, а Чечня до прихода «русских свиней» была кавказской Швейцарией, где все занимались финансами и собирали отличные часы, – это же известный факт!  

КУЛИКОВСКАЯ. Погодите! Оглянитесь! В каком времени вы живете? Мы разговариваем так, как будто никогда не было лорда Джадда с его докладом по Чечне... 

ВАДИМ. Понимаете, между обществом лорда Джадда и чеченским обществом лежат века развития, а он лезет туда с «правами человека». Нет, я не против, права человека и Великая Хартия Вольностей – это здорово, но нельзя дошкольникам преподавать квантовую механику. Начните со сложения простых чисел, что ли. Понимаете? Советская власть не решила чеченскую проблему, а лишь загнала ее в «долгий ящик» казахской степи. И либералы тоже враз не решат. Это долгий эволюционный процесс.  

А вот в остальной России и приграничных областях стало спокойнее – это плюс. Это было задачей сегодняшнего дня, которую надо было выполнить при любом режиме… 

ТВ-студия в Останкино  

Та же передача, но теперь мы наблюдаем за ней из студии… 

ВЕДУЩАЯ. Вадим, вот вы своих коллег-журналистов, пишущих правду, добывающих свою информацию, часто, с риском для жизни, называете подлецами, предателями... 

ВАДИМ. Не всех. Называю. У нас же всю первую чеченскую, если помните, российская пресса не скрывала своих симпатий к боевикам. А из наших пацанов кровавых монстров делали, даже не дав себе труда подумать, что войны без крови не бывает. И без грязи не бывает. И никому не было никакого дела до того, что парни потом вернутся... Им и так психику измахратили... так еще и дома добавляют. Вот это есть подлость. Когда во имя своих «светлых принципов» люди, даже примерно не представляющие, что такое война, целое поколение своих же детей записало в убийцы – оптом, не разбираясь... 

КУЛИКОВСКАЯ. ...Что ж, расскажите нам о благородстве и чистоте методов ведения войны. А потом мы сядем и постараемся вспомнить, кто же все-таки начал обе чеченские войны? И когда вспомним, что это был Кремль, может, перестанем предъявлять претензии мирным жителям, которым пришлось стать полевыми командирами... 

ВАДИМ. Да, наши правозащитники всех мастей любят лить крокодиловы слезы по поводу судьбы «борцов против российской оккупации». Что ж, давайте, вспомним, кто начал активно вооружаться в девяносто первом году? Кто начал вырезать нечеченское население в том же девяносто первом году?.. Не эти ли самые ваши «мирные чеченцы», которые сначала решили, что могут грабить и убивать, а уже потом им начали вдумчиво объяснять – на понятном им языке – насколько они не правы. Это – первая война. Про вторую понятно: это Кремль привел в Дагестан Басаева с Хаттабом... 

Зал судебных заседаний Мосгорсуда 

СУДЬЯ. Что произошло после того, как Руслан вас проинструктировал? 

ЗАРЕМА. После этого я села в аэропорту «Магас» на самолет и прилетела, одна, вечером третьего июля две тысячи третьего года, по своему паспорту. Во Внуково меня никто не встречал, я сделала все, как велел мне Руслан: доехала на такси до Павелецкого вокзала за восемьсот рублей, зашла в кафе «Русь», где меня должны были ждать. Таксист еще удивился, когда я не спросила, сколько будет стоить дорога. А у меня просто были четкие инструкции. О цели поездки мне сначала не говорили, но я догадывалась, что должна совершить теракт, ну… взорвать себя. Месяц назад меня уже готовили к теракту в Моздоке, где я должна была подорвать автобус с военными...  

СУДЬЯ. Вы сказали, что вас должны были ждать в кафе... 

ЗАРЕМА. ...Да, в кафе «Русь» меня встретил тот же Руслан. Как он оказался в Москве, я не понимаю. Наверное, он летел в одном самолете со мной, но я его не видела. Тут он велел называть его русским именем Игорь – для конспирации. Я уже говорила вам, что он и похож на русского – русый, глаза светлые. Ну, вот, Руслан, то есть Игорь, отвез меня на новой черной «Волге» в Подмосковье на базу в село Толстопальцево, но тогда я еще не знала, как оно называется. В Москве я оказалась впервые... 

...Мы приехали в небольшой дом, вроде пристройки, ветхий. Узкий коридор, кухня, туалет на улице. Налево по коридору была комната Андрея. На самом деле, он тоже был не Андрей, а Арби, ингуш, он был нашим охранником и взрывотехником, постоянно находился в доме... Самую лучшую комнату с телевизором и ковром на стене занимал Игорь. В третьей комнате поселили меня, там стоял раздвинутый диван и больше ничего. На следующий вечер, то есть четвертого июля, Игорь привез еще двух женщин – Зулихан Элихаджиеву и Марем, фамилию не знаю. Марем лет за тридцать, очень замкнутая. Все что я о ней знаю, она была женой боевика, находилась вместе с мужем на горной базе... 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ОЛЬГА. Зарема, а когда вы, ваххабиты , освободите, наконец, западную цивилизацию от всей нашей скверны, секс останется? 

ЗАРЕМА. В каком смысле? 

ОЛЬГА. Ну, то есть, можно будет парням любить девушек, а девушкам любить парней? 

ЗАРЕМА. Мусульмане не дикие люди... Ты че... Они так же женятся, любят друг друга, рожают детей… 

ОЛЬГА. А можно будет любить друг друга, но без женитьбы и детей? 

ЗАРЕМА. Конечно, почему нет? 

ОЛЬГА. То есть контрацептивы запрещены не будут? 

ЗАРЕМА. Какие контрацептивы?  

ОЛЬГА. Презервативы вы не отмените?.. Ну вот, если я познакомилась с юношей, мы друг другу понравились, и нам захотелось пообщаться более тесно, можно будет воспользоваться во избежание побочных эффектов презервативом? 

ЗАРЕМА. Нет... я не знаю... Вообще, если вы полюбили друг друга, надо будет жениться, наверное... Семью создавать.  

ОЛЬГА. Но мне сейчас, в данную минуту, хочется этого юношу! Почему, чтобы подарить друг другу удовольствие, мы должны создавать семью? А если окажется так, что мы в сексуальном аспекте не подходим друг другу? Что, всю оставшуюся жизнь маяться, что ли? Предаваться самоудовлетворению, так сказать? Кстати, а мастурбировать можно будет? 

ЗАРЕМА. Я не знаю... 

ОЛЬГА. Я так понимаю, что мастурбировать тоже будет нельзя. 

ЗАРЕМА. Но... вообще-то... Ведь это – грязь, считается?..  

ОЛЬГА. Ну, предложи тогда более чистые методы... 

ЗАРЕМА. Чего методы?..  

ОЛЬГА. Ну этого – сексуального удовлетворения. 

ЗАРЕМА. ...Жениться... 

ОЛЬГА. Да что ж ты всё со своей женитьбой!.. А до женитьбы-то что делать? 

ЗАРЕМА. Наверное, готовиться к ней... 

ОЛЬГА. Это как? Когда нельзя даже мастурбировать… 

ЗАРЕМА. Слушай, я спать буду. 

ОЛЬГА. Ладно. Про оральный секс завтра спрошу. 

Пауза.  

ЗАРЕМА. Оль... спишь?.. 

ОЛЬГА. Нет.  

ЗАРЕМА. Тебе сны снятся? 

ОЛЬГА. Иногда... Да я их потом не помню... 

ЗАРЕМА. Мне снятся. Иногда – страшные. Девочки снились. Эти, которые в Тушино... Зулихан и Марем. Снилось, что им плохо... там. Я здесь, а они... там. Иногда дом снится. Дочь... 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. ...А я даже сейчас не знаю, врала ли она про то, что ей эти девочки снятся... Тоже репетировала, отрабатывала на мне. Кстати, этот сон про девочек и про дочь потом в газетах расписали. Слово в слово... 

Улица. ТВ-опрос 

Д е в у ш к а – р е п о р т е р разговаривает с г р у п п о й м о л о д ы х л ю д е й. 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР. Что Вы думаете по поводу суда над Заремой Вельхиевой?  

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Это хто?.. А!.. это шахидка-то?.. Да, конечно, мы думаем по этому поводу... 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР. Вы за что – за пожизненное заключение для нее, или за оправдательный приговор?  

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Банду Эльцина – под суд, а шахидку – на волю! 

2-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Точняк! (В камеру.) Шахидка, мы за тебя волнуемся и, типа, болеем! Где бы ты ни была – в Бутырке, или на Колыме – мы с тобой!  

____ 

3-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. ...Всех «невест Аллаха» – прямиком к Аллаху!!! Желательно на начальной стадии подготовки. 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ЗАРЕМА (поет).  

«Здесь были красные береты, 

был СОБР, Кобра и ОМОН. 

Вы ж все рыдали, словно дети. 

Вам горло резали ножом... 

Глава Чечни Джохар Дудаев 

в краю родном мятеж возглавил. 

Нечестную он Русь оставил 

и ультиматум им направил: 

Чечня свободная страна! 

Всевышним права ей дана. 

И хочет жить со всеми в мире, 

но только в собственной квартире... 

Мы взяли все в России банки, 

чтоб разориться ей помочь. 

Их мужики нам гонят танки. 

Мы тоже их иметь не прочь. 

Мы здесь живем, а там гужбаним, Боря, 

гуляем всюду, где хотим. 

Везде нас знают, волчью стаю, 

и все боятся, как один...» 

ОЛЬГА (прерывая Зарему). Я тебя попрошу... Не пой этих песен при мне... Пожалуйста...  

Особняк в одном из арбатских переулков 

Обширное помещение в полуподвале. Т е ж е. 

КАЗБЕК. …У меня сегодня сложился такой разговор с одной сестрой, которая утверждала, что Аллах запретил женщине идти совершать джихад , то есть идти на войну. Я не знал, что сказать, так как сам не знаю… И меня заинтересовало... Она ещё сказала, что женщине идти воевать можно, если мужчин уже не осталось. Есть ли достоверный хадис или сура по этому поводу? Баркалла заранее… 

ТАМЕРЛАН. Джихад является обязанностью всех мусульман, как для мужчин, так и для женщин! Особенно если джихад стал фарз айном , то есть обязательством каждого. Во времена Пророка, саллаллаху алейхи ва саллям , да стопроцентно во всех походах участвовали женщины!  

МАНСУР. Послушайте часть проповеди Абдуллах Аззама : «Решение в Сабле» : «Мы сказали, что все факихи согласны с тем, что, если враг захватит хоть пядь мусульманской земли, то джихад станет фарз айном для каждого мусульманина и для каждой мусульманки. Женщина выходит на джихад без разрешения мужа; мальчик, не достигший совершеннолетия – без разрешения отца; раб – без позволения хозяина; должник – без позволения того, кому он должен. Ни у кого не будет спрошено разрешения, если джихад стал фарз айном."  

ИСА. «И женщина выходит на джихад без разрешения мужа…» А девочка?? 

АЛИХАН. Амазонки ты думаешь откуда пошли? Из Нохчи-чо ! 

ТАМЕРЛАН. А вообще я думаю, что враг пришёл убивать не только мужчин, но и женщин. Поэтому, если не станет мужчин – за дело возьмутся женщины, и тогда хана придёт всем. Наши женщины опаснее мужчин.  

МАНСУР. Это тоже нужно правильно понимать... Это не значит, что, если война началась, то нельзя спрашивать мужа, или брата и т.д. Просто, если, когда не позволяет жене муж, тогда, это, без разрешения мужа выходит жена. 

МУХАРБЕК. Насколько я понял, например, если женщина хочет сделать Амалиятул Истишхадия , самопожертвование, типа взорваться, как это сделали сестры, то в таких случаях не требуется присутствие махрама – отца или брата. 

ТАМЕРЛАН. Бехке хум дац. Дел рез хил хьун са ваш . Успокоил ты меня... Инша Аллах, наши сестры становятся шахидками!.. 

АСЛАНБЕК. Извините меня, но я хочу задать вопрос. Тут мне недавно один хадис привели, что у женщины мозги хуже, чем у курицы. Правда ли это? Я имею в виду – правда не насчет мозга, а по поводу хадиса, так как начет мозга вопрос, конечно, может, и спорный...  

МУХАРБЕК. Я не верю, что это правда, но, может, я ошибаюсь... 

АСЛАНБЕК. Еще раз прошу прощения, просто я в ужасном расстройстве, по поводу этого утверждения... Как-то, знаете, за женщин обидно....  

АЛИХАН. Насчет курицы и хадиса не в курсе. Но у чеченцев есть пословица, типа, «ум женщины равен длине хвоста лягушки». Учитывая, что у нее нет хвоста... 

МУХАРБЕК. Я насколько помню, никогда не встречал подобного хадиса, поэтому если кто-то мог бы сказать, где этот хадис – можно было бы проверить. Другое дело, что действительно свидетельство двух женщин равно одному мужчине… 

МАНСУР. Я слышал, что мужчину Аллах создал до девяти раз умнее женшины. И это было сказано, по-моему, во время ваза хьехам в мечети, но за достоверность не могу ручаться, так как это было с книги имама Гьазали . 

ЛИМАТ. Я конечно согласна, что женщины – они не то что тупее мужчин, просто иногда их эмоции берут верх, и они не слышат голоса разума; мужчины просто сдержаннее. Но чтобы как курицы... 

МУХАРБЕК. Да нет... Вряд ли какая-нибудь религия мира сказала бы такое... 

АСЛАНБЕК. Я еще почему спрашиваю... Я вот люблю женщину, но теперь, когда я знаю про это, ну, про мозги как у курицы, я же ее не смогу теперь долго любить, все время будут мысли про это... 

ТАМЕРЛАН. Любовь – я думаю, его совсем нету. После женитьбы все это уходит. Та романтика, от которой мешала нормально спать, теперь же сменяется на жизненные проблемы, и всё это уходит постепенно, остается только уважение и то сознание, что она является частью семьи и матерью твоих детей. 

ЛИМАТ. Я, конечно, извиняюсь, но есть только одна вещь, что я хочу сказать: нет никого выше одного или другого, все мы равны! 

АЛИХАН. Маруся, а ты что здесь голос подаешь? Если тебе это не нравится, то найди место, где женщины выше мужчин, иди к русским! Мне кажется, что тебе не надо быть несогласной, если ты мусульманка! А если нет, то прошу вас – станьте ею! Салям алайкум . 

МУХАРБЕК. Аллах создал женщину для мужчины, а не наоборот. Мужчина сильнее и сообразительней в плане добычи, войны и защиты семьи. Мужчина решительнее в принятии решения. Мужская логика точнее и стабильней. Мужчина способен на глупости, но никогда не способен сотворить ту глупость, которую сделает любая женщина. И так далее, и тому подобное. Мы равны перед Аллахом, но не перед друг другом, ни физически, ни психологически, ни социально. 

МАНСУР. Возражаю – по поводу точности логики и стабильности. Как психолог…  

ИСА. Женщина и логика – вот уж действительно две вещи несовместимые. Где присутствует логика, там отсутствует женщина, а где появляется женщина, там, напрочь, исчезает логика. Женщина всё умеет так перевернуть, всю эту... причинно-следственную связь, что телега окажется впереди лошади. 

АБДУЛ-САМАД. Дэлдахь , я не знаю, это правда или нет, но мне кто-то доказывал, что в Коране написано, что женщина, типа, шайтан, ей нельзя доверять ... 

ЛИМАТ. Ну, г-г-г-г-ады... Ты посмотри, какие гааады ... Кто посмел такое сказать... Олур дер ас ... но не буду, а то еще врагом народа стану... 

МАНСУР. …Так вот, я, как психолог... Есть еще одна особенность – левое и правое полушария мужского мозга работают попеременно, и потому мужчина может концентрироваться только на одной задаче и раздражается, если его при этом отвлекает что-то другое. У женщины же задействованы оба полушария, поэтому она в состоянии воспринимать и анализировать одновременно гораздо большее количество информации. Именно поэтому женщина в состоянии смотреть телевизор, разговаривать с подругой и готовить ужин одновременно, в то время как мужчина может только смотреть телевизор в ожидании ужина. 

АСЛАНБЕК. Я не понял – все, что ли, в непонятках, как и я?.. 

(Продолжение в след. номере) 

. 

                                      (Кинороман) 

В основе романа – реальные события, происходившие в Москве в 2003 – 2004 гг.; автором использованы материалы СМИ этих лет. 

…Из ворот тюрьмы в Лефортово выезжает «автозак» и вливается в поток машин... 

…Шереметьево-2. Приземлившийся только что самолет катится по взлетно-посадочной полосе...  

…К двухэтажному особняку, скрытому за высокой кирпичной стеной в одном из арбатских переулков, сходятся – один за другим – м у ж ч и н ы – в основном, юноши (по виду – кавказцы) – и исчезают за маленькой дверью, встроенной в большие металлические ворота... 

…В международном аэропорту Шереметьево красивую ж е н щ и н у лет тридцати пяти встречает м у ж ч и н а с букетом цветов...  

...В троллейбусе едет м о л о д а я ж е н щ и н а лет двадцати шести – двадцати восьми...  

…«Автозак» едет по улицам Москвы... 

...По Ленинградскому шоссе, по направлению к городу, едет старенькая «тойота»... За рулем – знакомый нам, не очень молодой м у ж ч и н а, рядом – красивая ж е н щ и н а, только что прилетевшая в Москву...  

...Особняк в одном из арбатских переулков. В доме. Х о з я и н – мужчина лет за тридцать – встречает двух молодых людей, они обмениваются приветствиями: «Ассалям алейкум!..» – «Алейкум ассалям!.." Хозяин приглашает вновь прибывших спуститься по лестнице вниз, на первый этаж (полуподвал). Они попадают в одну из нижних комнат, в которой, на занимающем всю комнату ковре, сидят гости, пришедшие раньше. Вновь слышатся обычные у мусульман приветствия. Вошедшие молодые люди, так же, опускаются на ковер, садятся, поджав под себя ноги. Т р и м о л о д ы е ж е н щ и н ы в платках предлагают гостям напитки и фрукты.  

...«Автозак» едет по улицам Москвы... сворачивает к зданию Мосгорсуда... 

...В квартиру входят пассажиры «тойоты»: м у ж ч и н а вносит чемодан, помогает раздеться ж е н щ и н е. По всему видно, что женщина в этой квартире «своя»: она проходит в спальню и вскоре появляется в халате…  

...Молодая ж е н щ и на, которую мы видели едущей в троллейбусе, идет по улице «Правды», подходит к большому зданию, всматривается в многочисленные названия фирм и организаций (в основном, это – названия различных органов СМИ)... 

Зал судебных заседаний Московского городского суда 

СЕКРЕТАРЬ. Встать! Суд идет. Продолжается слушание дела Заремы Вельхиевой, обвиняемой в попытке совершения теракта в центре Москвы... 

Квартира Вадима 

В а д и м и Д о м и н и к в прихожей. Она – в халате, он – надевает плащ… 

ДОМИНИК. …Но ты мог хотя бы в день моего приезда не ездить в редакцию.  

ВАДИМ. Да я и не должен был никуда ехать! Я всем объявил, что приезжаешь ты! Но мне позвонили ночью, сказали, что очень срочно нужно встретиться, вопрос жизни и смерти.  

ДОМИНИК. Женщина? 

ВАДИМ. Какое это имеет значение? 

ДОМИНИК. Ну, тогда, конечно, беги, спасай!.. Кто она? 

ВАДИМ. Она была подсажена к этой девочке-чеченке, к Зареме Вельхиевой, и у нее якобы какая-то сенсационная информация… 

ДОМИНИК. «Подсажена»?..  

ВАДИМ. Да, «топ», как вы, французы, называете этих ребят… Конечно, доверия она вызывает мало. Я видел ее, на первом канале, в одном ток-шоу…  

ДОМИНИК. Зачем же ты встречаешься с ней, если она не вызывает у тебя доверия?.. Да и потом какую сенсацию она тебе может выдать, если она уже была на телевидении?.. 

ВАДИМ. Всё так, я и отказался сначала от встречи, тем более – ты прилетаешь, но потом подумал – может, не стоит упускать редкую возможность сделать материал о «грязной игре» ФСБ… Да и тебе – подарок: привезешь своему Гринбергу хорошую и – редкий случай! – не выдуманную, достоверную историю про то, как «коварные фээсбэшники» используют все средства (включая подсаживание в камеру своего агента), чтобы сделать из несчастной, напуганной чеченской девчонки опасного и кровожадного врага, и в результате посадить ее показательно «на всю катушку» и протрубить на весь мир о своей очередной победе…  

ДОМИНИК. Какой прогресс! Ты уже поставляешь материал для моей газеты?.. А не хочешь сам его сделать? Андрэ будет счастлив получить, наконец, такого автора! А там, может, и на конференции выступишь… 

ВАДИМ. Нет, уж! Делать счастливым твоего русофоба Гринберга – это я оставляю тебе, я просто с печалью констатирую очередной прокол ФСБ. Тебе повезло: это ваш кусок – хватайте его!.. 

ДОМИНИК. Ну, что ж, тогда и я – за работу! Встречусь с Аллой, она недавно была в Чечне, привезла потрясающие свидетельства зверств ваших солдат там…  

Московская улица. День 

...Старенькая «тойота» тормозит у того же большого здания на улице «Правды», в которое недавно вошла девушка. В а д и м выходит из машины, поднимается по ступенькам и входит в здание… 

Редакция газеты, в которой работает Вадим  

В а д и м подходит к своему кабинету. У двери, на стуле, сидит м о л о д а я ж е н щ и н а. Увидев Вадима, она поднимается ему навстречу.  

ОЛЬГА. Здравствуйте. Я – Ольга Брянцева. Это я вам звонила… 

ВАДИМ. Да, я понял. Добрый день. 

ОЛЬГА. Спасибо, что все-таки согласились… 

ВАДИМ. Да нет, я еще ни на что не согласился… Проходите… (пропускает ее в кабинет и сам входит вслед за ней). 

Кабинет Вадима в редакции 

В а д и м, не снимая плаща, садится к столу. 

ВАДИМ (кивая на второй стул, О л ь г е). Садитесь... 

ОЛЬГА. Я хочу сделать заявление. То есть хочу вам сказать, чтобы вы сказали всем… Чтобы все знали... Зарема Вельхиева, процесс над которой сейчас начинается… 

ВАДИМ. Подождите. У меня очень мало времени. (С плохо скрытым раздражением смотрит на часы.) Точнее, у меня его вообще нет. Вы мне сказали по телефону, что сидели с Вельхиевой в одной камере в Лефортово и теперь, освободившись, хотите дать мне интервью.  

ОЛЬГА. Да, все так. Вот справка об освобождении: статья, срок, печать… 

ВАДИМ. Вот, давайте по порядку. Что было до того, как вы оказались в Лефортово?.. 

ОЛЬГА. Я отбывала наказание, второй срок, в колонии в Тверской области… В отношения близкие ни с кем особо не входила, с начальством старалась не ссориться. Тупо работала. Всё, что я хотела – отсидеть свое и вернуться домой – к сыну, ему пять лет, живет с матерью, здесь, в Москве…  

Женская исправительная колония общего режима  

Одно из внутренних помещений – дортуар: два ряда кроватей в два этажа. 

На одной из нижних кроватей сидит О л ь г а, рассматривает чью-то фотографию… В проходе, возле ее кровати, задерживается ж е н щ и н а. Она наблюдает какое-то время за Ольгой, затем проходит ближе. Ольга прикрывает рукой фотографию. 

ЖЕНЩИНА (кивая на фотографию, Ольге). Сын?.. 

Ольга кивает головой. 

ЖЕНЩИНА. Можно посмотреть?..  

Ольга, поколебавшись, показывает ей фотографию… Женщина, присев на кровать, рядом с Ольгой, внимательно всматривается в снимок…  

ЖЕНЩИНА (всматриваясь). …Нет, ну, надо же?.. (Протягивая руку к фотографии.) Сколько, говоришь, ему?.. 

ОЛЬГА (отдергивая свою руку с фотографией). Я ничего не говорю. Пять. 

ЖЕНЩИНА. Да погоди ты убирать!.. Дай, еще посмотрю… (Снова всматривается в снимок.) А другой фотки его у тебя нет? Только эта, маленькая?.. 

ОЛЬГА (прячет фотографию под подушку). Только эта.  

ЖЕНЩИНА. Да ничего, и так сойдет… 

ОЛЬГА (не понимая). Что сойдет?.. Ты про что?.. 

ЖЕНЩИНА. Слушай, ты очень мне можешь помочь. Да что – помочь! Ты просто спасти меня можешь! Да еще и сама заработаешь. 

ОЛЬГА. О чем ты, Ира?.. И при чем тут фотография моего сына?.. 

ИРИНА. Да мне тебя Бог послал с этой фоткой! Объясняю. Твой пацан очень похож на…  

ОЛЬГА. …На твоего? 

ИРИНА. На кого – на моего? Ни на моего. У меня – нету никого! То есть сына у меня нет. А дочь… Ну, ладно, не в этом щас... На сына мужика одного, моего, бывшего. В этом-то и фокус.  

ОЛЬГА. В чем фокус? 

ИРИНА. Слушай внимательно. Его, этого… бывшего, ну, короче, ухажера моего, показали недавно по телику – с женой, и с двумя детьми! Репортаж был из его трех- или четырехэтажного особняка, где-то, на Рублевке, он стал теперь какой-то большой шишкой, депутатом… 

ОЛЬГА. Я-то здесь причем?..  

ИРИНА. Да притом, погоди ты… дай самой сообразить… (Вскакивая с кровати.) Подожди, я сейчас!  

Женщина идет к своей кровати, роется в тумбочке… Ольга смотрит ей вслед, ничего по-прежнему не понимая. Та возвращается с листом бумаги в руке, снова садится рядом с Ольгой.  

ИРИНА. Ну-ка, дай-ка еще твою фотку посмотреть!  

Ольга снова показывает ей фотографию. Ирина сравнивает ее с чьим-то изображением на принесенном ей листе бумаги… 

ИРИНА. Ну, да… Ну, просто, две капли!.. (Объясняя Ольге). Я потом попросила в интернете про него всё найти. Вот это его сын, а это твой. Одно лицо! Значит, так. Мне скоро выходить, а у меня там – ни кола, ни двора… Вот я и думаю, пошлю-ка я этому бывшему моему фотку, и объявлю ему: «Это твой ребенок, Рома! Смотри – это же вылитый братик твоих законных деток!» Вот, тут-то он и закрутится, и заплатит мне за то, чтобы я ни к жене его, ни к журналистам с этим ребенком не пошла… 

ОЛЬГА. Да кто тебе поверит? Сейчас это быстро устанавливается…  

ИРИНА. Может быть… А может быть и нет. Если я фотку его жене вышлю – она, может, и не будет всяких этих дээнка требовать – такое-то сходство! – а сразу скандал ему закатит, а я еще прессу подгоню… (Размышляя.) Не-е… думаю, заплатит. Я его знаю, он трус.  

ОЛЬГА. Постой… Какую это такую фотку ты его жене вышлешь?  

ИРИНА. Ну, эту, твою – понятно же! Ты мне ее одолжишь?..  

ОЛЬГА. Ты что, Ира?.. Ты чё, не врубилась? – это сын мой… Это всё, что у меня… 

ИРИНА. Да я-то врубилась, это ты никак не врубишься! Мне же для дела! У меня шанс – понимаешь? – новую жизнь начать… Одолжи фотку! 

Ольга мотает головой: «Нет!», достает из тумбочки тоненькую книжку, кладет в нее между страниц фотографию и прячет книжку под подушку. Сама тоже ложится на кровать, на бок, не выпуская из руки книжку под подушкой.  

ОЛЬГА. Ты, Ир, поищи какой-нибудь другой способ устройства своей «новой» жизни. Спокойной ночи. 

ИРИНА. Ну, смотри. Я тебя, как человека, по-хорошему просила… 

Женская исправительная колония общего режима. Утро 

Там же. Подъем. Ж е н щ и н ы просыпаются, одеваются.  

О л ь г а сидит на кровати. Мимо ее кровати проходит И р и н а, подмигивает Ольге. Та смотрит, не понимая, на Ирину, затем бросатся к изголовью, отбрасывает подушку… Книги нет. Ольга резко поворачивается к Ирине – но той уже нет в проходе… 

Женская исправительная колония общего режима. Столовая 

За двумя рядами длинных столов сидят ж е н щ и н ы – з а к л ю ч е н н ы е, едят. За одним из столов сидит О л ь г а. Она не ест – смотрит на кого-то, сидящего за другим столом. Наконец, она встает, подходит к одной из обедающих за другим столом женщин. Это – И р и н а. Ольга стоит у нее за спиной. Ирина, не обращая на нее внимания, продолжает есть. Другие женщины посматривают в сторону Ольги, переглядываются, предвкушая драку.  

ОЛЬГА (Ирине). Верни фотографию.  

ИРИНА (смеясь ей в лицо). О чем ты? Какую фотографию?.. Ты шла бы себе, садилась на свое место. А то не только фотку потеряешь: теперь, когда «отец» ребенка захочет увидеть «свое» чадо вживую, мне ведь ничего не останется, как предъявить ему твоего…  

ОЛЬГА (бросаясь на Ирину). Убью, сука!.. 

Хватает Ирину за волосы, бьет ее лицом об стол. Подруги Ирины бросаются на Ольгу…  

Женская исправительная колония общего режима. Одна из камер ШИЗО 

…О л ь г а, избитая, в кровоподтеках и ссадинах, лежит на полу… 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ВАДИМ. …Если у вас, действительно, есть эксклюзивная информация, то ваши кураторы из спецслужб без проблем вас вычислят и накажут за это интервью.  

ОЛЬГА. Меня же накажут, не вас. Я знаю на что иду.  

ВАДИМ. А почему вы решили обратиться именно ко мне?  

ОЛЬГА. Потому, что вы делали материал с Заремой. Вы писали про других шахидок. Потому что это – ваша тема.  

ВАДИМ. Какой-то словарь у вас... «делали материал», «ваша тема» – не... очень тюремный, а скорее наш, газетный...  

ОЛЬГА. Три с половиной курса МГУ, журналистика.  

ВАДИМ. Как вы вообще согласились стать «наседкой»?  

ОЛЬГА. Это слово – «наседка» – давно не употребляется. Сейчас говорят «кумовская», «подсадная»...  

ВАДИМ. Хорошо, как вы решились стать «подсадной»? Не самая почетная роль… 

ОЛЬГА. Да бросьте вы. Знаете, сколько таких, как я, в «Лефортове» сидит? В каждой камере. Короче, сидеть мне восемь лет не хотелось. Не в том я возрасте. УДО себе зарабатывала. После суда, в марте девяносто девятого, я находилась в следственном изоляторе № 6. Это в Печатниках, бывший профилакторий для алкоголиков на улице Шоссейной. Приезжает туда один товарищ. Меня вызвали, побеседовали…  

Колония. Кабинет начальника следственного изолятора 

В кабинете, кроме х о з я и н а – О л ь г а, и еще один ч е л о в е к в ш т а т с к о м.  

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (Ольге). …Если мы с вами договариваемся, я вам обещаю УДО по половине срока. Конечно, у вас тут общий режим, общение, свежий воздух. А там – «Лефортово» – сложная тюрьма, тяжелая. В шесть – подъем, в десять – отбой. Прогулка – час, воздух видишь час, и то в тюремном дворике. Но все-таки это четыре, а не восемь, да и, судя по развивающимся событиям, эти восемь здесь могут очень сильно растянуться до десяти…. А за сыном вашим мы присмотрим… Подумайте пару дней… 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. Подумала... И согласилась. С начала две тыщи первого отбывала уже в «Лефортове». К тому времени, как привезли Зарему, я там отработала уже два года – опыт был немалый: знала, как клиента к себе расположить. 

ВАДИМ. Опишите камеру, в которой вы сидели с Заремой. Кто еще там находился? 

Одна из камер следственного изолятора ФСБ «Лефортово» 

Общий вид камеры… 

ГОЛОС ОЛЬГИ. …Камера трехместная, но сидели мы вдвоем. Три шконки в один ярус: одна в торце, под окном, и две – у стен, по бокам. В «Лефортове» вообще двухъярусных шконок нет, и камеры максимум трехместные. 

...Дверь с кормушкой, «глазок»…  

...Раз в три минуты в «глазок» заглядывает контролер, я специально засекала…  

…Стены цвета беж. Окно, забранное решеткой, матовое стекло...  

...Шесть шагов от шконки до двери... Летом после семи вечера разрешают открывать окно… 

...Столик с телевизором... 

...Под телевизор дают дополнительный столик. Телевизор, понятно, свой, с воли. Кроме телевизора можно получить с воли холодильник. У меня было и то, и другое…  

...Туалет за отгородкой. Высокий стульчак с крышкой. Умывальник.  

...Вода только холодная. Горячей воды в «Лефортове» нет. «Лефортово», наверное, единственная тюрьма, в которой с тобой действительно разговаривают очень вежливо. Только на «вы», не повышая голоса ни при каких обстоятельствах. Даже если ты будешь вести себя неадекватно, тебя никто не оскорбит. На прогулку выводят капитаны. Ниже старшего прапорщика там просто никого нет. Моложе тридцати лет контролеров нет. 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ВАДИМ. Когда вы узнали, что на 1-й Тверской-Ямской задержали террористку? 

ОЛЬГА. Да сразу и узнала, как по телевизору передали. У меня же, еще раз говорю, в камере телевизор был.  

ВАДИМ. Когда вам сообщили, что Зарему посадят к вам? И какую задачу вам поставили? 

ОЛЬГА. Я сидела одна уже месяца два. О Зареме меня предупредили одиннадцатого июля, в два часа дня, за час до ее прихода. Вызвали к человеку, который со мной работал. Он сказал: готовьтесь.  

ВАДИМ. И как вы готовились к знакомству с Вельхиевой? 

ОЛЬГА. Да никак не готовилась. Не до этого мне было. Возвращаюсь с беседы в камеру, а у меня там – ни телевизора, ни холодильника, ни кипятильника. Всё вынесли. Ну, понятно, – начинаю звонить... 

ВАДИМ. Что значит – звонить? 

ОЛЬГА. В камере есть такая кнопка вызова. На самом деле она не звонит. Нажимаешь, а снаружи в коридоре зажигается лампочка.  

СИЗО «Лефортово». Тюремный коридор  

Над одной из дверей зажигается лампочка. Подходит д е ж у р н ы й, открывает «кормушку»... 

СИЗО «Лефортово». Камера 

ДЕЖУРНЫЙ (заглядывая в окно, О л ь г е). Вы что-то хотели? Какие проблемы? 

ОЛЬГА. У меня проблемы – мое имущество. Куда оно делось? Верните назад. На каком таком основании мои личные вещи, которые разрешены за подписью начальника, у меня отмели?  

ДЕЖУРНЫЙ. В тюрьме, во всем здании, были проблемы с электричеством, поэтому личными электроприборами пока пользоваться запрещено. (Закрывает окно.) 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. …На следующий день меня опять вызвал мой человек и объяснил, что это личное указание господина Патрушева. 

ВАДИМ. Чтобы оградить Зарему от информации? 

ОЛЬГА. Да нет, чтоб на шнурах не повесилась. Газеты-то все равно приносили – кто что выписывал...  

ВАДИМ. Вернемся к вашему знакомству с Вельхиевой. Вот контролер заводит ее в камеру... 

ОЛЬГА. Контролер. Три контролера! Ее по одному никогда не водили. Нас с ней на прогулку три месяца водили четверо, благодаря Зареме. Обычно как – один контролер до лифта ведет, другой в лифте сопровождает, третий во дворике следит. Но, когда приняли Зарему, все было очень серьезно. Возле нас везде было четверо. Говорят, всех чеченцев так водят. Мужиков вообще в наручниках. 

ВАДИМ. И где гуляете?  

ОЛЬГА. На крыше. И только со своей камерой. И больше ты там никогда никого не увидишь. 

ВАДИМ. ...И вот, Зарема входит в камеру...  

ОЛЬГА. ...И мне, почему-то, становится грустно... 

ВАДИМ. Почему? 

ОЛЬГА. Ну, как вам сказать?..  

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

В дверях стоит З а р е м а – довольно крупная девушка, в синей спецовке-пижаме, на ногах – большого размера черные ботинки...  

ГОЛОС ОЛЬГИ (за кадром). ...Ну вот... А вы меня видите. Во мне – пятьдесят кэгэ. Плюс террористка, чеченка. Я уже сидела когда-то с тремя чеченками. И характер их знаю хорошо. Плохой характер. Своеобразные девушки. Неприкрытая ненависть. Короче, я была на большой измене, ну боялась очень. Вела она себя крайне нервно. Тоже боялась.  

ЗАРЕМА. Зарема. 

ОЛЬГА. Меня Ольгой зовут.  

Зарема осматривается… 

ЗАРЕМА. Тут намаз делать можно? 

ОЛЬГА. Значит, это ты хотела тут нас подорвать всех? Ну, и как нам жить с тобой тут?.. 

ЗАРЕМА. Нормально жить. 

ОЛЬГА. Ладно. Вон, правила – на стенке висят. Все религиозные обряды имеешь право отправлять. Разрешается также иметь предметы религиозного культа небольшого формата.  

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. Тут я совсем загрустила. Ну представьте, камера маленькая, сидишь вдвоем, и пять раз в сутки человек начинает завывать... Но надо отдать ей должное. В три ее привели. Вечером она сделала намаз, утром – еще один. И на этом ее религиозность закончилась. Коран, правда, она взяла в библиотеке, но я не видела, чтобы она его открывала. Зато я многое оттуда чего узнала... Еще ей из мечети книжечку привезли, «Путь к Аллаху». Интересно было почитать эту хрень, прости Господи... 

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

З а р е м а примеряет футболку.  

ОЛЬГА. Нравится? Носи. Чаю хочешь?  

Зарема кивает. Ольга нажимает на кнопку вызова.  

ОЛЬГА. А что у тебя на ногах-то?.. Что у тебя, тапок нет, что ль?.. 

ЗАРЕМА. Нет... 

ОЛЬГА. Ну, посмотри, эти мне велики, тебе должны быть впору. 

ЗАРЕМА. Спасибо...  

В открывшемся окне в двери возникает лицо д е ж у р н о г о. 

ДЕЖУРНЫЙ. Какие проблемы?  

ОЛЬГА. Кипятильничек мой дайте, пожалуйста?  

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Там же 

З а р е м а и О л ь г а пьют чай...  

Дверь открывается.  

ДЕЖУРНЫЙ. Вельхиева! К следователю.  

ОЛЬГА. (Зареме). Что с тобой? Иди. 

ЗАРЕМА. Я боюсь... 

ОЛЬГА. Чего боишься?.. 

ЗАРЕМА. Начнут пытать… изнасилуют.  

ОЛЬГА. Ну, ты размечталась! Чего-чего, а этого от них не дождешься. Иди. 

Улица. ТВ-опрос 

На одной из центральных московских улиц журналисты – д е в у ш к а с микрофоном в руке и п а р е н ь с камерой – опрашивают прохожих. 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР (обращаясь к произвольно выбранному из потока м у ж ч и н е). Сейчас, в Мосгорсуде, начинается суд над террористкой Заремой Вельхиевой…  

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Это, которая на Тверской кафе взорвать хотела?.. 

ДЕВУШКА-РЕПОРТЕР. Да. Что бы вы хотели сказать Зареме ? 

1-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Там ведь человек погиб... Наверное, она потеряла кого-то – мужа, сына... Смерть близких – страшное испытание и повод ожесточиться. Но как в таком случае должны поступать родственники жертв терактов? Устраивать новые теракты? Каждая смерть становится камнем в лавине... 

............................. 

2-Я ОПРАШИВАЕМАЯ. Что бы я ей сказала?.. (Глядя в объектив камеры.) Девушка... Ты думаешь, что ты попадешь в рай, взрывая себя. За такое тебе нет места в раю... даже и не мечтай. Там вам говорят, что от шахидок или от боевиков пахнет мускусом после смерти... типа, святые. Ты думаешь, это правда? Тогда посмотри телик – и увидишь, как от убитых боевиков-шахидов... воняет так, что близко подойти невозможно. Гниют, одним словом. Ты нужна им... как пушечное мясо. 

............................. 

3-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. Познакомлюсь с замужней шахидкой с поясом верности, для занятия любовью в общественных местах!..  

СИЗО «Лефортово». Камера  

О л ь г а, З а р е м а. 

ГОЛОС ОЛЬГИ (за кадром). Поначалу-то я, знаете... Мне эта Чечня... У меня свои проблемы – как к сыну быстрее выбраться... Но мы же вдвоем с ней, надо как-то жить, сосуществовать... Разговаривать... Ну, не знаю, мы как-то сразу вошли в контакт...  

ЗАРЕМА. Ты за что сидишь?  

ОЛЬГА. За дурь. 

ЗАРЕМА. За что?.. 

ОЛЬГА. За наркоту.  

ЗАРЕМА. Ты курила? 

ОЛЬГА. И курила, и банковала. 

ЗАРЕМА. Че делала? 

ОЛЬГА. Продавала. 

ЗАРЕМА. А как попалась?.. 

ОЛЬГА. Так и попалась. По дури. 

ЗАРЕМА. Ты давно уже? 

ОЛЬГА. Два года, три месяца и шесть дней 

ЗАРЕМА. Тебе еще долго? 

ОЛЬГА. Нормально – пять лет восемь месяцев и двадцать четыре дня. 

ЗАРЕМА. А ненормально? 

ОЛЬГА. Как получится.  

ЗАРЕМА. А почему так много-то?  

ОЛЬГА. Потому, что ходка вторая. 

ЗАРЕМА. Так ты че – второй раз?.. (Пауза) Тебя ждет кто-нибудь?  

ОЛЬГА. Ждет. Сын. Мать. 

ЗАРЕМА. А муж? 

ОЛЬГА. Не муж. Ждет один... друг. 

ЗАРЕМА. А сыну сколько?..  

ОЛЬГА. Пять. 

ЗАРЕМА. Он с матерью твоей? 

ОЛЬГА. Да, с бабушкой. 

ЗАРЕМА.А как сына звать?  

ОЛЬГА. Саша. 

ЗАРЕМА. А мою девочку Рашаной звать.  

ОЛЬГА. Красивое имя. Сколько ей? 

ЗАРЕМА. Три годика. 

Особняк в одном из арбатских переулков 

Обширное помещение в полуподвале. Такое ощущение, что с о б р а в ш и е с я чего-то ожидают – то ли еще кого-то, кто должен подойти, то ли какого-то события, которое должно произойти... 

МУХАРБЕК. …Слушай, узнал сегодня, что нохчи , соседи, назвали свою дочь Линой, Лина то есть. Взбесился, думаю, вот, мол, все хотят под Европу косить, дань моде, и все такое... А потом узнал, что есть мусульманское имя «Лина» – очень удивился, ну и немного успокоился. Но всё-таки, положа руку на сердце, неприемлемо это имя для нохчи, так как в нашем сознании оно плотно ассоциируется с русскими именами. Думаю, дома у нас никто не рискнул бы назвать новорождённого подобным именем, факт, а здесь... Мдаа… Слышали вы что «Лина» есть имя мусульманское, а? 

АЛИХАН. Лина – еще ничего... А тут еще есть одни нохчи, которые свою дочку Астрид назвали!.. 

КАЗБЕК. Что-то я таких тенденций не замечаю... Вот, сестренка родилась – Марьям назвали, двоюродные – Муслим и Дока, брат – Денислам, так что пока – все нормально. 

ТАМЕРЛАН. Я видел где-то список мусульманских имен. «Лина» («линат» на арабском) тоже в нем было, и переводилось «нежная». Так что, брат, имя это довольно хорошее для девушки. А имя Астрид напоминает нехорошую болезнь – гастрит. Мое личное мнение. 

МАНСУР. Странно, а мне имя Астрид сразу же напоминает детскую писательницу Астрид Линдгрен. Красивое имя. 

КАЗБЕК. Да? А мне это имя напоминает отель «Астрид» рядом с центральным вокзалом в Антверпене, и большинство приезжающих туда чеченцев ориентируются именно по нему... 

МАНСУР ...Да валом люди давали и дают европейские имена. И вообще, нет такого запрета нигде, что нельзя давать немусульманские имена, конечно желательно исламские имена давать, но это необязательно. Но исламское лучше и ближе. 

КАЗБЕК. Аян, например, тоже мусульманское имя, и Жарадат тоже! Майсун… 

ИСА. А ты точно знаешь, что «Лина»? Может, ты хотел сказать «Лена»? Я знаю, например, одну нохчи, ее зовут Наташа, знаю также Лену, Свету, все они нохчи...  

КАЗБЕК. Вот такие семьи, дающие подобные имена детям своим, не уважаю!! 

ИСА. ...Хотя, все они довольно взрослые... С начала девяностых, это правда, таких имен уже не давали... 

ТАМЕРЛАН. Лина – это сто процентов мусульманское имя.  

МУХАРБЕК. Мне нравится имя Медина – по названию города... Айша – живущая, живая, имя жены Пророка Мухаммада, мир ему... 

АЛИХАН. ...Райана… 

ЛИМАТ. …Или Райян! – в Коране этим именем названа одна из дверей Рая… 

МУХАРБЕК. ...Амина – означает надежная, верная. Лизама – необходимая... 

АЛИХАН. Лизама... красивое имя, надо его запомнить, может, пригодится... 

КАЗБЕК (Мухарбеку). Брат, мне так кажется, что не в именах дело, а в людях. Чистокровный нохчи не назовет своего ребенка кяфирским именем. Может, эти, кто дает детям такие имена, – полукровки? Выясни, какой у них тейп .  

МУХАРБЕК. Думаю, что правильнее сказать не чистокровный нохчи, а искренне верующий в Аллаха. Вот, есть, говорят: «Я даю это имя потому, что оно красиво звучит», но, вот, например, «Иблис» – тоже «красивое» имя и очень даже звучит. А имя – дьявольское . Поэтому имена надо давать по их значимости, по смыслу, который они в себе несут. И ясно, что нужно избегать любого уподобления неверным, в том числе и в именах. Вот, например, имя «Диана»... 

АЛИХАН. А че тебе Диана не нравится?.. 

МУХАРБЕК. ...Диана переводится с латинского – «божественная», у древних римлян – это богиня Луны и охоты. Вот и получается, что это имя – оскорбление Единобожия и является языческим, достойное многобожников, но никак не мусульман. 

АСЛАНБЕК. Хотелось бы выяснить, влияет ли имя на человека и, если да, то насколько сильно. Я заметил одну закономерность – девушки с именем «Милана» бывают очень красивыми. А вы что насчет этого думаете? 

КАЗБЕК. Это кяфирская чушь! Они любят предсказывать судьбу и всё такое по гороскопу, имени, картам и всякой разной чуши. На судьбу имена никак не влияют... 

ТАМЕРЛАН. Насчет имени Милана я не согласен... Знаю многих других девушек, которые, может, и красивее Милан... А вообще, моссу бусулб йижари красавицы... а вейнах кхи чогх красавицы... нет девушек красивее наших, чеченок!  

АЛИХАН. А что касается моего мнения, то, Валлахи , для меня любая девушка, закрытая от чужих глаз, как полагается по шариату, тысячу раз красивее любых кяфирских топ-моделей. 

КАЗБЕК. А вообще правильно сказано, нет некрасивых чеченских девушек, есть только красивые чеченки!!! 

ЛИМАТ. Я ничего не слышала насчет влияния имени на судьбу, но, вот, заметила: имя Зарема (или Зара, значит «заря») какое-то несчастливое (по отношению к русским), хотя и очень красивое. Например, Зарема Вельхиева взорвала кяфирского майора на Тверской... сейчас ждет суда... Зарема Инаркаева тоже взорвалась неудачно, живая осталась... Совсем недавно Зара, не помню фамилии, была несправедливо осуждена за то, что якобы обращает русских девушек в шахидки. Еще помню Зарему у Пушкина, в поэме одной – она убила русскую девушку.  

МАНСУР. ...Насчет Милан, первый раз слышу, чтобы все – красивые... скорее, наоборот...  

ИСА. И у меня, сколько было Милан, все страшненькие... Не могу понять, че он прицепился именно к этому имени?.. 

КАЗБЕК. Никакой связи нету! Чушь все это! Влияет не имя, а Аллах, а имя – это лишь то, что Он нам дал... 

ТАМЕРЛАН. …Ну, если имя влияет, так я – Тамерлан! И, получается, должен захватить пол-мира! Где мои войска? Где мои монголы и туркмены?.. 

АЛИХАН. Вы еще не захватили мир? Тогда мир идем к Вам.... 

МАНСУР. А зачем тебе монголы с туркменами? Опыт показывает, что им этого так и не удалось. Бери евреев, их много, и они не откажут. 

КАЗБЕК. Не-е-ет, евреи это дорого и небезопасно... 

ИСА. У меня, когда я в «керосинку» поступил, было пять Тамерланов в одной группе, и по-моему, никаких сходств практически не было...  

АСЛАНБЕК. ...Хотелось бы услышать немного конкретнее о девушках с именем Милана. 

МАНСУР. Вот ты заладил, сдалась те эта Милана! 

АЛИХАН. Согласен на все миллиард процентов, нет некрасивых женщин, а есть тока мужчины так себе. Как правило, их звать как угодно, но не Алихан. 

ЛИМАТ. Мое имя, Лимат, означает кротость, а я далеко не кроткая… 

КАЗБЕК. Да-да, жестокая девушка, я три пары кроссовок износил, бегая за тобой... 

ТАМЕРЛАН. Я заметил: все Мадины – такие болтушки, жуть просто... 

ИСА. А че тебе Мадины?..  

ТАМЕРЛАН. Да ладно тебе, ну, подумаешь, не принимай близко к сердцу...... 

ИСА. У меня нет сердца. У ламро в груди камни.  

МУХАРБЕК. «В День Суда вы будете призваны по именам вашим и именам отцов ваших. Поэтому берите себе хорошие имена.» 

КАЗБЕК. Не имя делает человека, а как человек себя поставит... Если я себя назову Мухаммедом Али, то я не стану же известным?  

АЛИХАН. Почему же? – если только до этого ты назывался Кассиус Клей.  

АСЛАНБЕК. ...Миланы, может быть, и не все до единой красавицы, но в процентном отношении они далеко опережают девушек с другими именами. 

Зал судебных заседаний Мосгорсуда 

ПРОКУРОР. …Обвинение намерено доказать виновность подсудимой в терроризме и покушении на убийство. Доказать, что она намеренно приехала в Москву с целью совершить теракт и не смогла довести преступление до конца по не зависящим от нее причинам... 

Улица. ТВ-опрос 

1-Я ОПРАШИВАЕМАЯ ( в микрофон) ...Россия – агрессор в Чечне. Поскольку чеченцы являются малочисленной нацией – к оружию встали и старые и малые. Лично я не одобряю насилие, но эти люди поставлены на грань выживания целого этноса. Чеченки являются достойными его представительницами. В мирное время они будут и женами, и матерями, и сестрами, а пока что.... 

_____ 

2-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. ...Никакой жалости или сострадания к конченой чеченской нации не испытываю. У них ненависть к русским воспитывается с детства. Для них все русские мужики – алкаши, все женщины – шлюхи. Поэтому если эту шалаву завтра повесят, то мне будет только легче.  

_____ 

3-Й ОПРАШИВАЕМЫЙ. ...Странный этот чеченский народ и религия у них сильная. Спасая свою маленькую нацию, они способны на самоуничтожение. В двадцать пять лет идти на смерть. Я представляю свою жену, обвешанную гранатами. Да ее только от одной этой мысли три дня из сортира не вытащишь… 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ВАДИМ. Какую задачу Вам поставили? 

ОЛЬГА. Первым делом, я должна была расположить Зарему к себе. Следить, чтобы она не наложила на себя руки. Затем, конечно, выяснить, где ее сообщники, где база. Но это, я бы сказала, не главное. Есть еще один, очень интересный момент. Если раньше информация, полученная таким, ну... оперативным путем, могла сыграть в суде какую-то роль, то теперь она роли не играет, к делу ее не подошьешь. Поэтому основная задача у меня была не в том, чтобы что-то от Заремы узнать, а в том, чтобы она сама пошла и дала показания.  

ВАДИМ. И как вы с этой задачей справлялись?.. 

ОЛЬГА. Ну, вот, простой пример. Зарема в первые дни всё оглядывалась, прислушивалась: была уверена, что вот-вот появятся «свои», что они пришлют «своего» адвоката, что будут пытаться ее отбить… Подельники наобещали ей. Ну какие в такой ситуации показания?.. 

СИЗО «Лефортово». Кабинет следователя  

С л е д о в а т е л ь, З а р е м а. 

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Когда вы прилетели в Москву, во Внуково, вас кто-нибудь встречал?  

ЗАРЕМА. Встречал. 

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кто?  

ЗАРЕМА. Женщина... чеченка...  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему вы решили, что она чеченка? 

ЗАРЕМА. Она говорила по-чеченски. Назвалась Любой...  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы можете ее описать, как она выглядит?.. Возраст, рост, цвет волос... 

ЗАРЕМА. Могу. Это была женщина лет сорока... ростом около метр семьдесят... Волосы светлые, крашеные... корни волос черные... Нос с горбинкой...  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что вам известно о теракте на фестивале «Крылья», в Тушине? 

ЗАРЕМА. Ничего не известно, я ничего не слышала, я телевизор давно не смотрела. 

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Взгляните, это не эта женщина? 

ЗАРЕМА. Не знаю... Да, может быть. Очень похожа. Она меня отвезла на машине куда-то в деревню...  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. На какой машине? Вы марку не запомнили? Ауди? Мерседес? Жигули?  

ЗАРЕМА. Не знаю, я не понимаю в машинах. Нерусская машина.  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Попытайтесь вспомнить – какого цвета была машина? 

ЗАРЕМА. Темного... Как вишня.  

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Куда она вас привезла? Как называется эта деревня?  

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. …Все это она врала! И про эту женщину, Любу, – ей просто повезло, что этот... фоторобот третьей женщины, которая, вроде, как была с шахидками в Тушине, совпал с ее описанием... Менты с ног сбились, разыскивали эту Любу... 

ВАДИМ. Ну, она сама призналась, что врала... 

ОЛЬГА. Призналась, да, но – когда?.. И неизвестно, сколько бы она еще б «помогала бы следствию» таким образом, если б не моя с ней работа... Она спецом время тянула, чтоб остальным из банды дать спрятаться подальше... И чтоб они там поняли, что она их не сдала, чтоб пришли за ней, как обещали, чтоб защиту взяли на себя, чтоб отбили, выкупили... 

СИЗО «Лефортово». Камера 

О л ь г а, З а р е м а. 

ОЛЬГА. …Дура ты. Кто тебя тут «отобьет»? Да ты, вообще, знаешь, куда ты попала?.. Из Лефортова не убегают. И хрен тебя отсюда кто выкупит. 

Редакция. Кабинет Вадима 

О л ь г а, В а д и м. 

ОЛЬГА. ...И так – сутками. Ну, конечно, не только я ее в этом убеждала. И следователь, и адвокат. В результате, базу она сдала на пятые сутки. До этого якобы не помнила, а тут вдруг осенило ее...  

(Продолжение в след. номере) 

Людмила Улицкая опять отличилась, сравнив россиян с “грязными больными дикарями” во время презентации книги “Словарь перемен”, проходившей в Сахаровском центре.  

“Я уже не раз это говорила, нам очень повезло, потому что Альберту Швейцеру пришлось покупать билет, бросить Баха и ехать лечить грязных, диких, больных дикарей. Нам никуда не надо ехать – достаточно выйти из подъезда и вот мы уже в Африке”, – заявила Улицкая. 

Я поглядел в зеркало и не нашел себя грязным и диким. Посмотрел на своих соседей, знакомых, коллег по работе. И тоже не обнаружил дикости в их лицах и поведении. 

Прогулялся по своему Питеру в поиске каннибалов и вернулся живым. И даже не покусанным. 

Улицкой лучше бы обратить свой мудрый взор на Германию, где дикари пытаются насиловать местных женщин на глазах их мужей. Где действительно уже почти Африка.  

А скоро будет безо всяких там «почти». Не уверен, что фрау Улицкую негры изнасилуют за старостью лет. Да и не съедят по той же причине... 

А вот ее читательниц-почитательниц ждут всевозможные эротические приключения, когда из дикой России они приедут в цивилизованную Европу. 

Сегодня такие приключения еще маловероятны, хотя и вполне возможны. Но послезавтра будут просто обязательны. 

Пани Улицкая, доживи Швейцер до наших дней, ему бы не пришлось ехать в Африку. Достаточно было бы выйти из своего дома в Верхнем Эльзасе и... 

Европе снова был оглашен диагноз. Услышав его, Могерини заплакала… 

Смерть уже рядом. Она даже не дышит в затылок, но смотрит в глаза. Она очевидна и конкретна.  

И если не изменить образ жизни, если не заняться серьезнейшим лечением, предусматривающим кардинальные ограничения, громадные затраты и болезненные процедуры, то летальный исход будет предопределен. 

Сегодняшние теракты – только звонок. Не первый, да. Он очередной. Звонарь бьет в набат, но его не хотят слышать. Убеждают себя, что это ветер раскачивает колокол. И надо подождать, когда распогодится… 

А пожар вскоре обрушится на тех, кто не внимал набату. И покажется им, что пламя взялось внезапно и ниоткуда. И не будет сил сопротивляться его истребительному натиску. И многие погибнут в нем, а оставшиеся в живых позавидуют мертвым. 

Все эти европейские теракты – лишь обманное движение. Способ направить внимание Европы в сторону от основного замысла, уготовленного ей. За последний год в ЕС проникли десятки тысяч молодых мужчин. Несколько дивизий мотивированного, злого, дисциплинированного врага. Который ждет сигнала ко дню Х. 

Пока спецслужбы гоняются за несколькими террористами, пока европейские власти вычисляют организатора и выискивают ящик взрывчатки, идет подготовка к Армагеддону.  

В назначенный час будут захвачены не больницы и школы, а огромные города с миллионами заложников. И там воцарится ад. Людей станут резать, насиловать, грабить. И власти ничего не смогут сделать в ситуации абсолютного хаоса городских кварталов, где перемешаются насильники и жертвы. 

Могерини поняла это и заплакала… 

В скором времени Европа примет решительные меры, уверен я. Какие? Правильно! Она продлит санкции против России, конечно. И введет новые.  

Тупые бараны решили самоликвидироваться. Дегенераты задумали прекратить свое существование. Европа уходит с исторических подмостков… 

Мир праху. 

Не так давно исполнился год, как не стало Бориса Ефимовича. Оппозиция вышла на улицу, возглавляемая Касьяновым, Навальным, Яшиным. И вспомнилась мне старая народная мудрость: громче всех кричит, чтоб вора ловили, тот, кто сам и украл… 

Ознакомился недавно с телефонной прослушкой, где Немцов беседует с товарищами по сопротивлению кровавому путинскому режиму. Раскованные такие разговоры, доверительные. И нарисовался некий психологический портрет убиенного политика. Этакого саркастичного циника, усталого эгоцентриста, язвительного умника, неотразимого самца.  

Он постоянно дает определения своим коллегам по оппозиции, как мужеского, так и женского пола. Типа – б**дь, сука, уродина, телка, мразь, подонок, дебил, идиот, пидр. И не забывает посылать товарищей в пешее сексуальное путешествие. За глаза, конечно. Впрочем, нисколько не беспокоясь тем, что слова его тайной не останутся. 

Матерится Борис Ефимович привычно и естественно, не оглядываясь на то, с кем говорит. Очевидно, что все эти коллеги ему смертельно надоели, что он считает себя более ярким, умным, значительным. И ничуть не скрывает этого. Этакий Гулливер в стране лилипутов… 

И вспомнился мне Лермонтов Михаил Юрьевич. Боже меня упаси сравнивать меру таланта, но определенное сходство в чертах характера лежит на поверхности. 

В советский период некоторые историки утверждали, что Лермонтова погубил царский режим. За вольнолюбие и правдоискательство. Тогда как убил поэта его длинный язык, подкалывающий окружающих с каким-то остервенелым постоянством. 

И выстрел Мартынова был следствием отсутствия фильтра, без которого светский базар превращался в обиднейшие подначки. 

Кому было выгодно убийство Немцова? Путину? Да ничего кроме головной боли это Путину не дало. Потому что серьезной конкуренции Немцов ему составить не мог, а реакция Запада была изначально ясна. 

А вот лидеры оппозиции, убрав превосходившего их по своим способностям конкурента, извлекли большую пользу. Касьянов стал вождем, а Навальный с Яшиным составили ему ближайшую свиту.  

Покушение на Немцова было обставлено театрально. Рядом с Кремлем, патетически так… Чтоб весь мир цивилизованный ужаснулся злодеянию кровавой гэбни! Да и чеченцев в исполнители наняли, чтоб показать небезызвестный вектор: Путин – Кадыров – киллеры. 

Вот только переборщили малость. Театральность зашкаливает шибко. И Станиславский с того света опять признается в атеизме… 

И предстал передо мной Порфирий Петрович незабвенный. 

– Так... кто же... убил?  

– Как кто убил? Да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с...  

– Это не я убил…  

– Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому больше-с! 

Все мы, живущие на Земле, являемся невероятными счастливчиками, феноменальными везунчиками, невообразимыми баловнями судьбы.  

Каждый из нас выиграл в совершенно немыслимую лотерею, в которую выиграть, практически, никак нельзя. Потому что вероятность нашего тут присутствия настолько мала, что для написания нулей после запятой не хватит всей видимой вселенной, даже если нолики будут размером в атом…  

Во-первых, законы физики совпали так, что из хаоса микрочастиц произошли сложные структуры. И не распались на протяжении миллиардов лет. Небольшое отклонение физических констант в ту или другую сторону сделало бы невозможным существование звезд, планет и прочей астрономии.  

Есть такое понятие – тонкая настройка вселенной. Чуть-чуть сбить ее и все рассыплется…  

Во-вторых, случайное возникновение жизни – чудо из чудес. Вероятность этого события если и не равно нулю, то настолько от него рядом, что в щель не пролезет даже квантовая струна, словно богатый в Царствие небесное.  

В-третьих, переход от просто жизни к жизни разумной тоже бесконечно маловероятен, судя по всему. Сотни миллионов лет Земля прекрасно обходилась без сапиенсов и ничуть от этого не страдала. И то, что древний примат начал осознавать самого себя – такая же победа в почти безвыигрышной лотерее, как и прочие вышеперечисленные пункты.  

И, наконец, в-четвертых. Именно мы живем, а не другие. Разумная жизнь сотни тысяч лет в нас не нуждалась. И то, что мы появились здесь и сейчас – не меньшее чудо, чем все остальные чудеса обалденной теории невероятности.  

Для попытки хоть как-то объяснить все эти невозможности были созданы две серьезные версии: Бога и Мультивселенной. Но и та, и другая довольно умозрительны и отнюдь не доказаны…  

Мы счастливчики, да. Но таковыми отнюдь не кажемся. Вместо того, чтобы визжать от восторга, пользуясь невообразимым подарком судьбы, мы злимся, завидуем, негодуем, скучаем и выпендриваемся не по делу. Мы убиваем себе подобных и не слишком удивляемся тому, что иногда убивают нас. Мы сжигаем себя завистью, ревностью и жадностью. Мы недовольны и раздражены.  

Мы цепляемся за привычки, разрушающие нас. Мы живем с теми, кого не любим, и придумываем тысячи причин, чтобы не быть с любимыми. Мы делаем вид, что так и надо. И не делаем того, что хотим.  

Я на днях прочел, что один американец выиграл сумму просто фантастическую. Он побывал в самых экзотических местах Планеты? Он стал Санта Клаусом и осчастливил малышей, мечтающих о чуде? Он построил Новую Вавилонскую башню, слетал в космос, основал Храм Истины, учредил стипендию для детей индиго?  

Нет, он тихонько проигрывает деньги в Лас-Вегасе, делая небольшие ставочки, чтобы растянуть процесс.  

Он один из нас. Он такой же, как и мы. Несостоявшийся везунчик-попрыгунчик. Чудак, написанный с буквы заглавной, но совершенно не той...  

. 

                                   (киносценарий) 

(В основе сюжета – реальные события, происходившие на Юго-Востоке Украины летом и осенью 2014-го года.) 

НАТ. ДОНЕЦК. КОМНАТА ЮРИЯ – ВЕЧЕР 

Небольшая, почти пустая, комната. Из «обстановки» – только лежащий в углу, на полу, матрас, накрытый одеялом и – стол, освещаемый настольной лампой. За столом, перед открытым ноутбуком, сидит ЮРИЙ – немолодой, лет за 50, седой, коротко стриженый, человек, печатает на клавиатуре. Он – в военных, камуфляжных, брюках и в такой же майке. На спинку стула, на котором он сидит наброшена пестрая, пятнистая куртка и кожаная портупея с кобурой.  

За окном слышны отдаленные глухие артиллерийские разрывы. 

Раздается стук в окно. Юрий смотрит в окно – никого. Продолжает печатать. Стук повторяется.  

На подоконнике, с внешней стороны окна, стоит черный грач, смотрит на Юрия. Снова стучит требовательно клювом в стекло. 

Юрий встает из-за стола, подходит к окну, открывает его. 

Через окно, на подоконник, переступает грач. Топчется на подоконнике, перепрыгивает на стол, за которым работает Юрий. Приближается к клавиатуре, тычет клювом в клавиши. 

Юрий садится на стул, с интересом наблюдает некоторое время за грачом, отламывает кусок от лежащей на столе булки хлеба, крошит его на блюдце, подвигает к птице.  

Та смотрит на хлеб, на Юрия, отворачивается, снова стучит клювом по клавишам.  

На экране – бессмысленный набор латинских букв…  

Юрий смотрит на экран…  

На экране монитора начинают проступать очертания какого-то помещения… Слышатся голоса, музыка… 

ИНТ. ПАРИЖ. САЛОН – ВЕЧЕР 

Зал модного кафе-салона.  

На стенах – яркие пятна картин современных абстракционистов. В центре зала – небольшой пандус-сцена.  

В зале много молодых, и не очень, людей – элегантные женщины в вечерних нарядах, мужчины – в дорогих клубных костюмах. 

На сцене, у микрофона – шансонье, в котором мы узнаем ПАТРИКА БРЮЭЛЯ. 

ПАТРИК БРЮЭЛЬ (поет) 

Cette chanson légère, 

Qu’est-ce-que sa te coûte? 

Ces paroles, cet air, 

Jusqu’à l’aube écoute. 

Et bois ce venin 

De la voix nomade 

D’un poète venant 

De la contrée froide. 

Mais ce beau canevas 

S’effacera net : 

Le matin on va 

Retrouver nos têtes… 

Шансонье продолжает петь.  

За одним из столиков, недалеко от сцены, сидят двое мужчин: в одном из них мы узнаем ЮРИЯ (но сейчас у него – длинные, отливающие белизной, седые волосы), и ФРАНСУА – щеголевато одетый, лет сорока пяти. Франсуа читает «Le Figaro». 

ФРАНСУА  

(откладывая газету) 

Нет, с этим надо что-то делать! Надо как-то остановить этих твоих русских, извини! Они захватили уже почти всю Украину, и их танки вот-вот двинутся на Париж! Ладно, к делу. Что с тобой происходит, Юри? Два месяца, как мы подписали этот контракт, и – где пьеса?  

ЮРИЙ 

Пишу…  

ФРАНСУА 

Покажи мне, что ты уже написал! 

ЮРИЙ 

Режиссерам и друзьям полработы не показывают… 

ФРАНСУА 

Ладно. Тогда, может, расскажешь сюжет, или хотя бы намекнешь – о чем она, эта загадочная пьеса?  

ЮРИЙ 

Ну, если хочешь… Вот, сцена, над которой я работал сегодня ночью… Восток Украины. Ополченцы заходят… 

ФРАНСУА 

Террористы, ты хочешь сказать? 

ЮРИЙ 

Это ты хочешь… Итак, ополченцы заходят в разбомбленное, пустое село, и, в одном из подвалов, находят шестилетнего мальчика и его полугодовалую сестру. Родители их погибли во время обстрелов села украинской артиллерией. Два месяца они жили в этом подвале, мальчик ходил в соседние села, побирался, а сестру кормил молоком ощенившейся суки, клал ее между щенят, чтобы не замерзла, и этим спас девочку…  

ФРАНСУА 

Скажи мне, что ты шутишь…  

Песня заканчивается. Аплодисменты.  

ПАТРИК БРЮЭЛЬ 

Я хотел бы поблагодарить человека, подарившего мне текст этой замечательной песни, моего друга, поэта Юри Горбенко!  

Юрий встает, раскланивается. Вновь садится на место. 

ФРАНСУА 

…Убийца! Ты сейчас убил меня! Ты знаешь, чего мне стоило получить для тебя этот контракт? На твою пьесу никто не пойдет! Людям нужны комедии, мой глупый друг! Час тридцать, без антракта! Короткие смешные комедии! И – вот такие песенки… 

(кивает на шансонье)  

И то, и другое, у тебя отлично получается. А ты – то трагедии в стихах, то – мифические ужасы из жизни террористов!..  

ЮРИЙ  

Извини, Франсуа, мне еще надо успеть на репетицию…  

(встает из-за стола) 

ФРАНСУА  

(вслед Юрию) 

Одумайся, умоляю!.. 

НАТ. ПАРИЖСКАЯ УЛИЦА. ФАСАД НЕБОЛЬШОГО ТЕАТРА – ВЕЧЕР 

Над входом, большими буквами, название театра: «LES SAISONS RUSSES». В стеклянной витрине, справа от входа в театр – анонс ближайшей премьеры: «Faust et Hélène». 

ИНТ. МАЛЕНЬКИЙ ТЕАТРАЛЬНЫЙ ЗАЛ – ВЕЧЕР 

На сцене – АКТРИСА в костюме Елены Троянской, сидит перед зеркалом, накладывает на лицо крем. ЮРИЙ, сидит в кресле, в зале, наблюдает за ней. 

АКТРИСА  

…Не смотри ж ты так…. А что я? —  

«Бессмертная, богиня, все такое...» 

Но к ним…  

(кивает на потолок) 

пришла я, если разобраться, 

Немолодой — уж было мне за двадцать…  

Юрий встает со своего кресла, подходит к рампе. 

АКТРИСА (Юрию) 

Что-то не так? Я всё переврала?.. 

ЮРИЙ 

Нет-нет, всё так. Просто, тут у вас будет новый текст, я сегодня дописал. Попробуйте его сейчас… 

Протягивает лист бумаги с текстом Актрисе. Возвращается в свое кресло. 

АКТРИСА (читает по бумажке)  

«…Да-да, за двадцать уже было где-то…. 

А ты что думал: девочка?.. Поэты!.. 

Сдала тогда я, и не без причины: 

Война ведь, смерть… Как любите мужчины 

Вы воевать, все б бегать вам с железом…. 

Как вспомню: Гектор бьется с Ахиллесом!..  

Разруха… Илион лежит в крови весь…. 

Морщины эти там и появились…. 

Как хорошо — уже за то люблю лишь — 

Что ты ни с кем хоть, милый, не воюешь! 

Раздается чуть слышный сигнал телефона; Юрий достает телефон, читает сообщение.  

АКТРИСА (прод.) 

…Я так устала, правда — в век из века — 

Немножко лишь привыкнешь к человеку — 

Его уже убили… Ты так ласков…. 

Но осторожно — не сотри мне маску…». 

Юрий выключает телефон. Поднимается с кресла.  

ЮРИЙ (Актрисе) 

Простите меня, Ира. На сегодня всё.  

ИНТ. ПАРИЖ. РУССКОЕ КАФЕ – ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР 

Уютное парижское кафе.  

В углу – телевизионный экран, передают новости по российскому каналу RT.  

За столиком – ЮРИЙ и АЛЛА – лет сорока пяти, в черном платье. Светлые волосы убраны под черный платок.  

АЛЛА  

…«Мам, – говорит, – я отъеду, тут, ненадолго»… А врать-то не умеет, по нему ведь сразу всё видно. Катя плачет, говорит, это, мол, не твоя война, ты детям здесь нужен… Будь жив его отец, он бы смог его удержать. Что это за война, Юра? Почему именно – мой Егор?.. Спасибо, хоть тело прислали. Многие пропадают вообще, бесследно…  

Подходит ОФИЦИАНТ. 

ОФИЦИАНТ  

Еще что-нибудь?  

ЮРИЙ  

Спасибо, все. 

Юрий кладет купюру на стол. Официант берет ее, кивком благодарит Юрия и уходит.  

Алла достает из сумки конверт. 

АЛЛА  

Вот…. После смерти Паши, ты единственный, кого он слушал. Он тебя очень уважал… даже любил. Здесь диск… Он просил передать его тебе, если, вдруг… Сказал, ты его поймешь.  

Алла отдает Юрию конверт. Вытирает платком слезу на щеке. 

Официант берет ТВ-пульт, увеличивает звук. 

ДИКТОР ТВ (на русском)  

…По заключению Одесского бюро судебно-медицинской экспертизы, смерть людей, погибших в Доме профсоюзов 2 мая, наступила в результате отравления угарным газом и из-за ожогов. Признаков насильственной смерти на теле кого-либо из сорока восьми жертв жертв не обнаружено. 

На экране – кадры любительского видео: пожар в Доме профсоюзов в Одессе: летящие в окна горящего 6-этажного здания «коктейли Молотова», прыгающие с крыши люди, толпа в «балаклавах», с дубинками, скандирующая «Слава Украине!»… 

АЛЛА 

…И это – наш родной город, Юра?  

ЮРИЙ 

Это, еще недавно – наша с тобой страна, Алла. 

В кафе шумно вваливается компания молодежи, заказывает напитки, один из них переключает телевизор на французский канал. 

Официант бросает извиняющийся взгляд на Юрия… 

Юрий и Алла встают и идут к выходу.  

Мы слышим комментарий новостей на французском языке.  

ДИКТОР ТВ  

…Соединенные Штаты возглавляют усилия мирового сообщества в противостоянии российской агрессии в отношении Украины, – заявил в субботу американский президент Барак Обама… 

ИНТ. ГОСТИНАЯ В КВАРТИРЕ ЮРИЯ – НОЧЬ 

На экране монитора – молодой человек, лет двадцати восьми, спортивного вида. Широкое русское лицо.  

ЕГОР (на экране)  

…И завтра отбываю в Славянск.  

Надломила меня Одесса, дядь Юр… Я никогда не разделял Россию и Украину, для меня это всё – один народ. Я здоровый мужик, и не могу прикрываться женой, мамой, работой, детьми. Однажды сын спросит, а ты, отец, что делал, когда нацисты убивали людей?..  

ЮРИЙ сидит на диване, смотрит на экран...  

Рядом с ним, на диване, лежит спаниель. 

ЕГОР (прод.) 

…Мельчают мужики, дядь Юр, все комнатные бойцы, все кричат: «Надо ехать! Надо спасать людей!» И, в итоге, – так и сидят у телевизора… Думаю, Вы меня поймете… Отец бы – понял, если бы был жив… 

На стене – фотография, на ней, на фоне собора Василия Блаженного – Юрий, Алла, Егор и еще один мужчина, тех же лет, что и Юрий. У всех счастливые улыбающиеся лица.  

ЕГОР (прод.) 

…Поддержите маму. Вы с ней для меня самые близкие люди. Удачи Вам! И – спасибо за все…  

Юрий долго сидит, опустив голову. Наконец он встает, идет в прихожую, достает с верхней полки шкафа большую дорожную сумку.  

Спаниель спрыгивает с дивана, с тревогой наблюдает за Юрием. 

Телефонный звонок. 

ГОЛОС ДАНИ.  

Это я… 

ЮРИЙ  

Как мама? 

ГОЛОС ДАНИ  

Уффффф! Как обычно. Капризничает. Ничего не ела. Я осталась здесь на ночь. Как репетиция? Моя роль еще за мной?  

ЮРИЙ 

Ты знаешь… Мы, пожалуй, сделаем паузу. На пару недель…  

Юрий роется в шкафу, находит старые берцы, бросает их в сумку.  

ГОЛОС ДАНИ 

Как – паузу?.. Ты хочешь всё остановить? 

ЮРИЙ  

Я объявил всем, что улетаю на Фестиваль поэзии в Кишинев. Так что, ты пока спокойно занимайся мамой.  

ГОЛОС ДАНИ 

Подожди, ты когда туда едешь?.. 

ЮРИЙ 

Да прямо сейчас. Я и так задержался – фестиваль уже начался, они там всё съедят и выпьют, пока я доеду.  

Идет в ванную комнату, укладывает в несессер зубную пасту, щетку, бритву…  

Спаниель не отстает от него, поскуливая… 

ГОЛОС ДАНИ 

Я ничего не понимаю… Почему так срочно?.. Юри, нет, ты – невозможный человек, я – единственная женщина в мире, которая может тебя терпеть!.. Двадцать лет галер! 

ЮРИЙ 

Девятнадцать с половиной. 

ГОЛОС ДАНИ 

Уезжай к своим старым подружкам по беспутной юности! Можешь сразу просить в Кишиневе убежище – я тебя обратно не приму! 

ЮРИЙ 

Договорились. 

ГОЛОС ДАНИ 

Там, в холодильнике, лежит курица – возьми ее с собой.  

ЮРИЙ 

В самолете кормят. Поцелуй маму! 

ГОЛОС ДАНИ 

Мама! Тебя Юри целует! Она тебя тоже.  

ЮРИЙ 

Je t'aime… quand même! 

ГОЛОС ДАНИ 

Ты – псих! 

Юрий 

Ты – самая лучшая жена в мире! 

НАТ. ПАРИЖ – НОЧЬ 

Под аккомпанемент песни в исполнении Патрика Брюэля, которую мы слышали в салоне, ЮРИЙ едет в такси по ночному Парижу. 

НАТ. ДОНЕЦК. КОМНАТА ЮРИЯ – ВЕЧЕР 

…ЮРИЙ кладет кусок хлеба себе в рот, жует, наблюдает за грачом, потом мягко отодвигает его от клавиатуры, стирает напечатанные им буквы, продолжает печатать текст. 

Грач издает недовольный звук, возвращается к клавиатуре, опять стучит по ближним к нему клавишам. 

Открывается дверь, в комнату входит НАЧШТАБА.  

Он в замешательстве останавливается, некоторое время смотрит на Юрия и грача, печатающих на компьютере.  

Юрий вновь стирает грачиный «шифр», пытаясь оттеснить птицу от клавиатуры.  

НАЧШТАБА  

Это… что?  

ЮРИЙ 

Ни что, а кто. (Представляя своих гостей друг другу.) «Саныч» – «Грач».  

Юрий и грач продолжают печатать.  

Ошеломленный Начштаба, некоторое время молчит, затем встряхивает головой. 

НАЧШТАБА 

Есть новости, не очень хорошие, про группу Седого.  

ЮРИЙ (резко поворачиваясь к Начштаба). Что с ними?.. 

НАТ. СЛАВЯНСК. БАЗА ОДНОГО ИЗ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ОПОЛЧЕНЦЕВ – ДЕНЬ 

В тени деревьев группа разведчиков-ополченцев, человек двенадцать, готовится к выходу на задание – проверяют снаряжение, рассовывают патроны и гранаты по карманам «разгрузок». 

Среди них – ЮРИЙ. С автоматом и с кобурой на поясе, он ничем не отличался бы от других разведчиков, если бы не компактная видеокамера, закрепленная на его левой руке.  

Рядом с ним – единственная во всей группе, девушка, НАСТЯ, санинструктор. Она совсем юная, на вид – не больше 20 лет.  

ЮРИЙ (девушке) 

Я уже три дня здесь, на «Целинке», а вас не видел.  

НАСТЯ.  

Я раненого отвозила в госпиталь. Только вернулась. 

ЮРИЙ 

Как вас зовут?  

НАСТЯ 

Настя. Позывной «Тигра».  

ЮРИЙ  

Юрий. Позывной «Анри». Откуда вы? 

НАСТЯ  

Из Краснодара.  

ЮРИЙ 

А почему вы решили сюда приехать? Извините, если…. 

НАСТЯ 

Почему?.. Не знаю, трудно ответить… 

ГОЛОС КОМАНДИРА  

Построились! 

Все выстраиваются в один ряд. Командир группы, СЕДОЙ, оглядывает отряд, задерживает взгляд на Юрии. 

СЕДОЙ 

Ну, всё. С Богом! 

ГОЛОС БОРИСА 

Стойте!  

От здания бежит ополченец – БОРИС.  

БОРИС 

Анри! Я за тобой! Тебя срочно вызывают в штаб! 

ЮРИЙ 

(с досадой, Седому)  

Да мы ушли ведь уже! 

(подбежавшему Борису)  

Борь, ну, скажи там, что ушли уже, не застал меня. 

БОРИС  

Начштаба ждет! 

Юрий умоляюще смотрит на Седого. Тот отрицательно мотает головой.  

СЕДОЙ 

Нет, Анри. Со штабом ссориться я не хочу. В следующий раз… 

Юрий выходит из строя, идет к Борису, спохватившись, возвращается, вынимает из подсумка две гранаты и отдает их Насте.  

ЮРИЙ 

(фотографирует Настю)  

Удачи!  

Идет к поджидающему его Борису. 

НАСТЯ 

Подождите!  

Юрий оборачивается к ней. Настя делает шаг в сторону Юрия, но спохватывается и смотрит на Седого. Тот кивает ей.  

Настя быстро подходит к Юрию.  

НАСТЯ 

Хотите, я скажу, почему я здесь? 

ЮРИЙ 

Конечно.  

НАСТЯ (торопясь и сбиваясь)  

Когда приехала, я, если честно, не очень еще соображала, что здесь происходит… Но тут, в Славянске, я увидела девочку лет четырех – в песочнице играла. Я ей: «Молодец, хороший домик построила». А она посмотрела на меня и говорит: «Это не домик. Это – бомбоубежище». И вот тогда я поняла, что я здесь уже до конца… Всё, я побежала!  

Убегает к ожидающей ее группе.  

ЮРИЙ (ей вслед)  

Спасибо!  

Юрий направляется вслед за Борисом к ожидающей их машине. 

НАТ. УЛИЦЫ СЛАВЯНСКА – ДЕНЬ 

Юрий с Борисом проезжают по улицам разбомбленного города. 

За окном машины – разрушенные дома, взорванные дороги, сломанные деревья. 

У останков пятиэтажного жилого дома лежат несколько прикрытых простынями женских и мужских трупов; под одной из простынней угадываются очертания маленького детского тела… 

ИНТ. КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА ОПОЛЧЕНИЯ – ДЕНЬ 

В кабинете ЮРИЙ и НАЧШТАБА.  

НАЧШТАБА  

Я тогда отпустил вас с условием, что это будет последняя ваша вылазка. А вы…  

ЮРИЙ  

Да поймите вы меня, Саныч! – Я должен быть там, с ребятами, на передовой. Люди читают и верят, что получают информацию из п е р в ы х рук. Стоило приезжать в Славянск, чтобы здесь всё записывать с чужих слов!  

НАЧШТАБА 

На войне у каждого – своя работа! И ваша работа, Анри, – рассказать миру, что здесь на самом деле происходит. Этим вы принесете гораздо больше пользы, чем участием в боевых операциях!  

ЮРИЙ 

Но я приехал сюда воевать! 

НАЧШТАБА 

Вот и воюйте! Но – своим оружием! И без бессмысленного риска!  

ЮРИЙ 

Ладно. Но в следующий раз – я уйду с ребятами! 

НАЧШТАБА 

До следующего раза дожить надо…  

Юрий делает шаг к двери... 

Погодите, Анри.  

Юрий оборачивается, смотрит на Саныча.  

Мы уходим. Сегодня ночью мы оставляем город.  

ЮРИЙ  

Как... оставляем?.. Совсем?.. А люди? Да мы же… да как же так, Саныч?..  

НАЧШТАБА  

Укры стянули сюда всю артиллерию, танки, авиацию. Тут сейчас такое начнется… Наш уход – единственный способ спасти город и жителей.  

ЮРИЙ 

Да нет, мы не можем... А группа Седого?.. Что, их не дождемся?..  

Смотрит на Начштаба. Пауза. 

Подожите... Им, что, – никто не сказал?!.  

НАЧШТАБА 

Никому еще не сказали. Всем, кто должен это узнать, скажут за час до выхода. 

ЮРИЙ 

Господи, с ними же эта девчонка, Настя-«Тигра»!..  

ИНТ. ДОНЕЦК. КОМНАТА ЮРИЯ – ВЕЧЕР 

ЮРИЙ, НАЧШТАБА. За ними с любопытством наблюдает грач. 

ЮРИЙ (Начштаба) 

…Так что там с группой Седого, Саныч?..  

НАЧШТАБА 

Они попали в окружение. С ними уже четвертый день нет связи… 

П а у з а. 

ЮРИЙ 

...Я (кивая на ноутбук) сейчас как раз писал об этой девочке, «Тигре», о ее бомбоубежище в песочнице...  

П а у з а. Начштаба выходит.  

Юрий сидит у стола, опустив голову... Грач вопросительно смотрит на него. Юрий поднимает голову. 

(Грачу.) ...Там, у них, парень один, командир отделения, смешной, чуть завидит меня, всегда радостно кричит издалека: «Bonsoir, «Henri»!..» Он в мирной жизни французский преподавал…  

Грач все так же вопросительно смотрит на него... Юрий открывает окно, подталкивает к нему грача.  

Давай-ка, брат, лети куда-нибудь, где повеселее...  

Закрывает окно. Грач через стекло смотрит на Юрия… 

ИНТ. КАБИНЕТ «ПРОФЕССОРА» – ВЕЧЕР 

Вечер. Рабочий кабинет (библиотека) в одной из киевских квартир. Со вкусом меблированная комната. Высокие потолки, люстра, тяжелые шторы на окнах. 

Старинная библиотека с позолоченными переплетами книг… 

Юнг… Фрейд… Ницше… «Майн кампф»… восточные философы, «Наиболее удачные операции Моссада», «Моссад. Тайная война»… 

На полке – семейная фотография: мужчина, женщина, мальчик, лет 13-ти и девочка лет 8-ми. 

На массивном деревянном столе лежат книги с заложенными между страниц закладками, одна из них – сверху – раскрыта на титульной странице: «История Моссада и Спецназа».  

Рядом – номер газеты «Le Figaro», открытой на странице c фотографией убитой женщины, лежащей у стены разрушенного дома и статьей, над которой – крупно – фамилия автора статьи:  

«Youri Gorbenko. Slaviansk». 

За столом сидит «ПРОФЕССОР», в домашнем халате, пролистывает газету – «Новороссия», на одной из статей задерживается, всматривается внимательно в фотографию автора статьи…  

На фотографии – Юрий. 

Ниже заголовок: «О подвалах и пыточных камерах Службы безопасности Украины».  

Профессор пробегает пальцами по лежащей перед ним, на столе, клавиатуре – на экране монитора открывается папка «Террористы – добровольцы из Европы». 

Профессор открывает папку, «пролистывает» страницы многочисленных досье, на одном из них с названием «Анри», останавливается, открывает.  

На экране текст: 

«Горбенко Юрий Сергеевич. Позывной «Анри».  

Поэт, драматург.  

Окончил театральный и литературный институты.  

В 1990 году выехал в Европу.  

Окончил аспирантуру в Сорбонне.  

Лауреат Международных театральных и литературных премий. 

Имеет российское и французское гражданство. 

Жена – французская актриса Дани Менар.»  

НАТ. СЛАВЯНСК. ДВОР БАЗЫ ОПОЛЧЕНЦЕВ – НОЧЬ 

В открытые ворота из двора выезжает колонна – КамАЗы, Мерседесы, грузовые «Газели» и прочая разношерстная техника, ощерившаяся пулеметными и автоматными стволами…  

В одну из машин садится ЮРИЙ, оглядывается… 

На фоне половинки лунного диска отчетливо вырисовывается силуэт грача, сидящего на свисающей над окном штаба ветке дерева. 

Выход из Славянска (остановка в Краматорске, 6 утра, 5 июля 2014 г.) «Анри», «Связист», "Батя"… 1-й справа – «Михайло» нач. штаба Славянского гарнизона, впосл. – нач.штаба МО ДНР, – прототип Начштаба «Саныча». 

НАТ. ДОНЕЦК. ПЛОЩАДЬ ЛЕНИНА – ДЕНЬ 

Над заполненной народом площадью Ленина колышутся флаги Новороссии и России.  

На одной стороне площади возвышается сцена, собранная из металлических конструкций. 

На сцене – ПОЖИЛОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ в камуфляже. 

ПОЖИЛОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ 

Мужчины Донбасса! Укрофашисты жгут нашу землю! Не ждите, что кто-то за вас защитит ваших дочерей, жен, матерей! Берите в руки оружие и поступайте так, как вам велит ваша совесть и честь! Наше дело правое. С нами Бог и Отечество!  

Аплодисменты.  

Над площадью, над толпой раскачиваются знамена ДНР и Новороссии.  

К микрофону подходит ВЕДУЩИЙ. 

ВЕДУЩИЙ 

Я приглашаю к микрофону еще одного защитника Славянска! Он приехал к нам из Франции и здесь вступил в ополчение! Поэт, военкор, позывной – «Анри»! 

Юрий выходит к микрофону. Толпа аплодирует.  

Юрий поднимает руки, призывая всех к тишине… Обводит взглядом площадь…  

Шум постепенно стихает.  

ЮРИЙ (сначала тихо)  

Мой черный грач, – простимся, брат.  

Я – ополченец, я – солдат, 

И может жизнь – в момент любой - 

Позвать меня на смертный бой. 

И мать опять не спит моя, 

Ночами Господа моля 

О том, чтоб сын ее родной  

Живым с войны пришел домой.  

Скажи мне, грач, какой же толк  

В словах про память и про долг, 

Когда не сможем мы сберечь 

Ни нашу честь, ни нашу речь? 

И плачет женщина моя, 

Ночами Господа моля, 

Чтоб – хоть изранен, но – живой,  

С войны вернулся я домой. 

Мой грач, о, как бы я хотел, 

Устав от скорбных, ратных дел, 

Прижать к груди жену и мать.  

И просто – жить. Не воевать.  

Но плачет Родина моя, 

Меня о помощи моля, 

И я иду опять, мой грач, 

На этот зов, на этот плач. 

Юрий умолкает. Тишина. Затем – площадь взрывается аплодисментами.  

Юрий спускается со сцены.  

ПОЖИЛОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ одобрительно хлопает Юрия по спине.  

Путь Юрию преграждает ЖУРНАЛИСТКА с микрофоном с логотипом украинской телекомпании. 

ЖУРНАЛИСТКА  

Вы понимаете, что вы, вот этим своим выступлением призываете к эскалации войны? Эту страну сейчас может спасти только одно – всеобщее покаяние и примирение! А вы – «честь… речь… на смертный бой»…. Вы же бросаете… вы же разжигаете!.. 

Юрий задерживается на мгновение, смотрит на нее… 

ЮРИЙ  

Извините, меня ждут. 

Юрий пытается пройти мимо. 

ЖУРНАЛИСТКА  

(преграждая ему дорогу) 

Вы приехали и нагнетаете тут со своими «грачами»! Ну, почему вы, западный человек, не хотите согласиться с тем, что в гражданской войне нет правых и виноватых – вина в равной степени лежит на обеих сторонах? 

ЮРИЙ 

Да потому что, согласившись с вами, я уравняю карателей с их жертвами.  

Юрий решительно отстраняет рукой журналистку и направляется к БОРИСУ, стоящему у машины.  

Юрий садится в машину.  

Машина трогается.  

ИНТ. ДОНЕЦК. САЛОН АВТОМОБИЛЯ – ДЕНЬ 

Машина с ЮРИЕМ и БОРИСОМ за рулем проезжает по улицам Донецка.  

БОРИС  

Достала журналистка?  

Через окна машины видны разрушенные дома, разбитые дворы и детские площадки.  

На домах указатели-стрелки «Бомбоубежище».  

ЮРИЙ  

…То ли они, действительно, не понимают, то ли мозги у них так промыты?.. 

НАТ. ОКРАИНА ИЛОВАЙСКА. БЛОКПОСТ ОПОЛЧЕНИЯ – ДЕНЬ 

Бой на окраине города. Дым, огонь, автоматная пальба, уханье артиллерийских разрывов.  

Разрушенный дом.  

Рядом с ним, прячась за мешками с цементом, за бетонными блоками, отстреливаются ополченцы. 

ЮРИЙ снимает бой на видеокамеру…  

На дороге, ведущей к блокпосту, видны разрывы… Со стороны блокпоста появляется бегущий о п о л ч е н е ц… 

ОПОЛЧЕНЕЦ(кричит).  

Танк!.. Прямо на нас прет!... Танк!.. 

Снаряд разрывается недалеко от Юрия. Он, продолжает снимать, прижимаясь к стене разрушенного дома.  

Ополченцы выкатывают из двора дома гаубицу¹… На дороге появляется танк… Ополченцы разворачивают гаубицу, заряжают ее (работают они слаженно и быстро), бьют прямой наводкой по танку…  

Одновременно с гаубицей стреляет и танк.  

Снаряд обрушивает часть стены за спиной Юрия.  

Взрывной волной Юрия сбивает с ног, он падает, его засыпает землей и мелкими камнями.  

Рядом с ним, отплевываясь от пыли и грязи, вылезает из-под бетонной плиты МОЛОДОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ с автоматом. 

МОЛОДОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ 

Твою мать, думал, уже хана! А ты как, француз, жив? 

Юрий вылезает из-под обломков рухнувшей стены дома, стряхивает с себя землю и грязь, мотает головой... 

Ополченцы перезаряжают гаубицу.  

ЮРИЙ (бормочет, глядя на деловито снующих в дыму и в пыли артиллеристов) 

«Война совсем не фейерверк,  

А просто трудная работа!..»  

МОЛОДОЙ ОПОЛЧЕНЕЦ 

Че ты сказал, француз?..  

ЮРИЙ 

Это не я, это он сказал. 

Юрий показывает на лежащую между ними треснувшую мемориальную доску.  

Молодой ополченец стирает с доски кирпичную пыль…  

Юрий наводит видеокамеру на лицо шевелящего губами ополченца – он читает надпись на мемориальной доске: 

«Здесь, 19 июня 1943 г., защищая землю Донбасса от немецко-фашистских захватчиков, геройски погиб командир минометного расчета, младший лейтенант, поэт Михаил Кульчицкий».  

Рядом с Юрием и молодым ополченцем взрывается фугас. 

Ополченец хватает Юрия за куртку и увлекает за собой в какую-то дыру, заваленную кирпичом.  

Юрий и молодой ополченец скатываются куда-то вниз и оказываются в полной темноте. 

ИНТ. ПОДВАЛ МНОГОЭТАЖНОГО ЖИЛОГО ДОМА – ДЕНЬ 

Темнота. Постепенно ЮРИЙ начинает различать в темноте очертания, а затем – фигуры и изможденные лица женщин, стариков, детей… 

Молодого ополченца рядом нет.  

Три ПОЖИЛЫХ ЖЕНЩИНЫ. Одна из них сидит, положив опухшие, отечные ноги на стул, другая, сидящая рядом – растирает их.  

Рядом с Юрием оказывается МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА с подвязанной платком – через шею – рукой.  

Недалеко от нее, раскачиваясь взад-вперед, крепко прижимает к себе детское тельце довольно еще молодой, но абсолютно седой м у ж ч и н а.  

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА  

Он уже так двое суток сидит. Жену с сыном накрыло прямо на пороге подвала. Мы хотели похоронить малыша, но он не отдает.  

ЮРИЙ 

И давно вы здесь прячетесь?  

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА 

Кто две, кто три недели. Многим уже и возвращаться-то некуда – дома разбомбили, родных убили.  

ЮРИЙ 

Я могу чем-нибудь помочь? 

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА 

Нужны медикаменты, особенно инсулин, обезболивающие, перевязочные материалы…  

ЮРИЙ 

Напишите, что нужно, я попробую достать и завтра привезти. 

МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА 

Да список у меня давно готов. …Правда, привезете? 

Молодая женщина протягивает Юрию исписанный с двух сторон лист бумаги. 

ЮРИЙ 

Правда. Если жив буду. 

Пожилая женщина с отечными ногами, слушающая их разговор, осеняет Юрия крестом.  

НАТ. ДВОР ТЕРРИТОРИИ ШТАБА ДНР – ДЕНЬ 

ЮРИЙ укладывает в машину несколько коробок с эмблемой «Красного креста» и большую коробку шоколада «Гвардейский». 

БОРИС заливает в бак машины бензин из канистры.  

К Юрию подходят НАЧШТАБА и БАГИРА – миловидная, средних лет, женщина в камуфляжной футболке.  

НАЧШТАБА 

Анри, ну, что ж вы упертый-то такой? Ну, сказал же, завтра отправлю туда ребят из разведки. Заодно они и ваши лекарства доставят. 

ЮРИЙ 

Ну не могу я, Саныч, ждать! Я им пообещал – сегодня!  

БАГИРА  

Ты бы лучше, Анри, вон, в госпиталь заглянул, с ребятами, которых вчера обменяли, поговорил… Двое уже скончались. Им перед самым обменом, укры все внутренности отбили. Мы им – здоровых, сытых боровов, а они нам – мешки с костями, только по документам – живые… 

ЮРИЙ 

Багира, с ребятами я уже поговорил, утром. 

НАЧШТАБА 

Вот о чем вы должны писать! А вы… 

ЮРИЙ 

Да никому я ничего не должен! Нет, конечно же, я напишу про пленных, сегодня же. Только вот отвезу…  

БОРИС 

Саныч, ну он же пообещал. Люди ждут. А я его мигом туда-обратно, через пару часов уже назад будем.  

Начштаба в бессилии разводит руками. 

НАЧШТАБА (Юрию) 

В последний раз… 

ЮРИЙ 

Понял, товарищ начштаба! 

Начштаба машет на него рукой. 

НАТ. ДОРОГА. САЛОН АВТОМОБИЛЯ – ДЕНЬ 

Машина проезжает по окраине Донецка. 

Борис озабоченно смотрит на приборную доску машины. 

БОРИС 

Вот, черт!  

ЮРИЙ 

Что случилось?  

БОРИС 

По-моему, приехали! Бензина в баке почти не осталось.  

ЮРИЙ 

Ты же только что залил канистру?  

БОРИС 

Может, бак пробит? Да нет, вроде, не стреляли… Ладно, до блокпоста дотянем, а там посмотрим. 

НАТ. БЛОКПОСТ ОПОЛЧЕНЦЕВ ПОД ХАРЗЫЗСКОМ – ДЕНЬ 

Машина подъезжает к блокпосту.  

ОПОЛЧЕНЕЦ В КАСКЕ и ОПОЛЧЕНЕЦ В БАЛАКЛАВЕ, оба с автоматами, подходят к машине.  

ЮРИЙ и БОРИС протягивают свои удостоверения.  

Борис выходит из машины, открывает капот, что-то проверяет. 

ОПОЛЧЕНЕЦ В КАСКЕ 

Куда вы?..  

ЮРИЙ 

В Иловайск. 

ОПОЛЧЕНЕЦ В КАСКЕ 

Так там же укры!  

ЮРИЙ 

Знаем. Надо. Город же не весь захвачен.  

К ним подходит Борис. 

БОРИС (Юрию) 

К сожалению, дальше, Анри, ты один. Конь сдох.  

К блокпосту подъезжает «Газель», останавливается. 

Борис подходит к ней, о чем-то говорит с находящимися в ней ополченцами.  

Ополченец в каске подходит к «Газели»; сидящий рядом с ВОДИТЕЛЕМ, КОМАНДИР ГРУППЫ протягивает ему документы. 

Борис быстро возвращается к Юрию. 

БОРИС 

Они тебя подбросят до Иловайска. А я попробую подлататься и подожду тебя здесь. 

Борис и Юрий переносят из Нивы коробки с красным крестом, ящик тушенки, коробку с шоколадом в «Газель».  

Юрий пробирается на заднее сиденье, «Газель» трогается.  

Борис, в стороне, разговаривает по мобильному телефону. 

НАТ. ДОРОГА – САЛОН ГАЗЕЛИ – ДЕНЬ  

ЮРИЙ, сидя на заднем сидении, снимает ополченцев на камеру, закрепленную на левой руке, в правой – пистолет «Макаров». 

Кроме Водителя и Командира группы в кабине, в салоне сидят – в камуфляже, с автоматами – РЫЖЕВОЛОСЫЙ, ХУДОЩАВЫЙ, еще ДВОЕ ОПОЛЧЕНЦЕВ, и большой лохматый пес. 

Ополченцы – молодые ребята – выставив автоматные стволы в окна, всматриваются в «зеленку».  

Внезапно начинается ураганный обстрел, стреляют из автоматов и пулеметов по «Газели». Слышны разрывы гранат.  

Корпус машины прошивают пули.  

Юрий пригибается, продолжает снимать ополченцев, палящих в ответ «вслепую» – по «зеленке», откуда стреляют по машине…  

Пёс забивается, в страхе, под сиденье, на котором лежит коробка с шоколадом…  

Коробка вдруг «взрывается» от попавшего в нее то ли осколка, то ли разрывной пули. Шоколадные плитки разлетаются по всему салону. 

«Газель» несколько раз сильно подбрасывает, но она продолжает мчаться вперед.  

Стрельба, так же внезапно, как и началась, стихает – зона обстрела остается позади.  

Бойцы ощупывают себя, оглядываются, хлопают друг друга по плечам, убеждаясь, что все живы, смеются – никто даже не ранен…  

Машина несется по дороге, подпрыгивая на ухабах. 

Рамка экрана прыгает на руке у Юрия: на экране мелькают счастливые лица чудом избежавших смерти ополченцев.  

Симпатичный, лет 20-ти, ополченец – РЫЖЕВОЛОСЫЙ, в эйфории начинает громко и дурашливо орать куплеты.  

РЫЖЕВОЛОСЫЙ 

Вроде, лишь недавно 

Я ходил в детсадик, 

А сегодня, мама, 

Я уже – десантник! 

Села на панаму, 

Побледнела даже –  

Не пугайся, мама! –  

Я же в камуфляже! 

Около него прыгает, пытаясь лизнуть его в лицо, и громко лая, пес… 

РЫЖЕВОЛОСЫЙ (прод.) 

Что ж ты – по лбу кружкой, 

Несолидно даже, - 

Я же, мам, на службе, 

Я же – в камуфляже!.. 

Юрий снимает всё это на видеокамеру… 

Машина выныривает из ложбины на холм.  

Изображение на экране у Юрия перестает дергаться и дрожать. 

Наступает тишина.  

Юрий отрывает взгляд от экрана видеокамеры. 

Вокруг машины – пестрое пространство с резко бьющим в глаза преобладающим желтым цветом… 

Картинка «фокусируется», желтые пятна оказываются повязками на рукавах и наклейками на касках украинских солдат… черные дыры направленных на «Газель» стволов…  

…Время «замедляется»… 

НАТ. ДОРОГА. ХОЛМ – ДЕНЬ 

…Машина окружена тремя десятками украинских нацгвардейцев, с направленными на «Газель» автоматами и ручными пулеметами. 

НАТ. ДОРОГА – МАШИНА – ДЕНЬ 

…ЮРИЙ в машине: он смотрит на пистолет в правой руке…  

Юрий поднимает голову и взглядом упирается в злобные ненавидящие глаза нацгвардейца, целящегося в него сквозь разбитое окно «Газели».  

Юрий медленно поворачивает руку с пистолетом в сторону украинского солдата и стреляет.  

Тут же из всех стволов укры начинают палить по «Газели».  

Пули из ручного пулемета разрывают голову Рыжего ополченца. 

Открытые в предсмертных криках рты, искаженные от боли юные лица ребят, прошиваемых автоматно-пулеметными очередями. 

Палец уже убитого Командира группы, судорожно жмет на гашетку «Калашникова», но – пули уходят в потолок «Газели».  

Рядом с Юрием падает граната, и десятки банок тушенки взлетают в воздух… 

НАТ. ДОРОГА. МАШИНА – ДЕНЬ 

ЮРИЙ в машине: он смотрит на пистолет в правой руке… 

Лица замерших мальчишек-ополченцев… 

…Время «возвращается»…  

Юрий осторожно прячет между двумя кожаными спинками заднего сиденья пистолет.  

Затем, так же осторожно, вынимает из кармана телефон и засовывает его за отогнувшуюся обшивку корпуса «Газели»… 

НАТ. ДОРОГА. ХОЛМ – ДЕНЬ 

УКРЫ выволакивают ополченцев из машины, бросают их лицом вниз на землю, связывают им руки и жестоко избивают кулаками, ногами, прикладами, втыкают в тела штык-ножи.  

Последними из «Газели» выбрасывают Рыжеволосого и Юрия.  

На корпусе, стоящей чуть в стороне БМД, надпись – «Спецназ батальйону нацгвардії «Донбас». 

Один из нацгвардейцев собирается связать руки Рыжеволосому.  

Внезапно, из машины выскакивает пес и, с лаем, бросается к ним. Стоящий рядом нацгвардеец, вскидывает ручной пулемет.  

РЫЖЕВОЛОСЫЙ 

Не надо!.. 

Он вскакивает, пытаясь отвести ствол автомата от собаки. 

ПУЛЕМЕТЧИК реагирует мгновенно: выпускает в Рыжеволосого длинную очередь…  

Пули прошивают тело парня, буквально разрывая его надвое и отбрасывая назад.  

Рыжеволосый падает рядом с лежащим на земле Юрием, накрывая его спину рукой и забрызгивая его кровью. 

Из кармана разорванного в клочья френча Рыжеволосого, прямо перед лицом Юрия, падает небольшой белый, сложенный вдвое, тетрадный листок.  

Разгоряченный кровавой сценой, пулеметчик переводит ствол на других лежащих на земле ополченцев. 

ГОЛОС ФРАНКО (с акцентом) 

Не стрелять!  

Нацгвардейцы поворачиваются в сторону окрика.  

К ним подходит ФРАНКО – крупный мужчина в натовской военной форме, в каске с крупными буквами «NY», внешне сильно отличающийся от остальных нацгвардейцев. 

ФРАНКО  

Они пока живые нужны!  

Пользуясь тем, что внимание нацгвардейцев отвлечено, Юрий пытается протянуть руку к листку, выпавшему из френча рыжеволосого, но Пулеметчик замечает движения Юрия. 

ПУЛЕМЕТЧИК 

Лежать, сука! 

Пулеметчик бьет Юрия прикладом по голове. Кровь заливает ему лицо. Пулеметчик заламывает Юрию руки за спину и туго связывает их жгутом.  

…Время «замедляется»…  

Легкий порыв ветра медленно «разгибает» листок, открывая старательно выведенные шариковой ручкой синие буквы: 

«МЕЧТЫ, ЖЕЛАНИЯ, ЦЕЛИ!!! С 21 января 2014 по … 

1. Сделать тату √ 

2. Прыгнуть с парашютом 

3. Расчитатся с долгами 

4. Нырнуть под лед 

5. Жинится на умной, красивой, доброй 

6. Перед уходом попрощатся с настоящими 

7. Завести собаку √  

8. Переспать с негритянкой 

…Время «возвращается»… 

Франко подходит к ополченцам.  

ФРАНКО 

Встать! 

Ополченцы поднимаются с земли.  

ФРАНКО  

Бегом, через мост – марш! 

(Юрию)  

Ты, седой, стой здесь! 

Ополченцы, со связанными за спиной руками, бегут по мосту. 

На той стороне их, ударами кулаков и прикладов, принимают нацгвардейцы во главе с двухметровым верзилой – СЕМЕРКОЙ.  

Франко подходит к Юрию. 

ФРАНКО  

Я из-за тебя, сука, всё бросил – семью, бизнес в Нью-Йорке, сюда приехал!  

Франко с размаху, бьет Юрия по окровавленному лицу. 

ФРАНКО 

Ты – их командир?  

ЮРИЙ 

Я – военкор.  

ФРАНКО  

Из России, падла? 

ЮРИЙ 

Я – гражданин Франции.  

ФРАНКО  

Француз?.. Позывной? 

Юрий молчит. Франко наотмашь бьет Юрия по лицу. 

С другой стороны моста, метрах в двадцати от «Газели» Семерка кричит: 

СЕМЕРКА 

Франко, кто там у тебя?.. Француз?.. Давай его сюда!  

ФРАНКО (Юрию) 

Бегом, вперед!  

Юрий бежит через мост.  

СЕМЕРКА 

Стоять!  

Юрий застывает на середине моста.  

Вдруг наступает, звенящая тишина…  

На экране – круг, метки с делением… в кругу – очень близко – чуть шевелятся ветром волосы на виске Юрия, мы видим его застывший профиль…  

…круг сдвигается вниз – задерживается на связанных за спиной руках…  

…круг сужается, виден винтовочный ствол в маскировочной обмотке, мушка, рука на курке, трава вокруг –  

мы видим Юрия глазами снайпера – сквозь прицел, установленный на винтовке…  

ФРАНКО 

Бегом! 

Юрий бежит, добегает до поджидающего его Семерки, тот сбивает его ударом кулака с ног на землю и начинает бить сапогами по ребрам.  

Подскакивают еще двое нацгвардейцев, бьют Юрия ногами и прикладами до тех пор, пока он не перестает шевелиться.  

СЕМЕРКА 

Встать! Бегом!  

Юрий пытается приподняться, видно, что эта попытка дается ему с трудом – очевидно, поломаны ребра. Он пробует встать на ноги, но не может – левая нога сломана.  

СЕМЕРКА 

Вставай сука! 

ЮРИЙ (еле слышно) 

Не могу, добивайте здесь.  

Два нацгвардейца подхватывают его за руки и волокут.  

Юрия бросают на землю у кирпичной стены, где уже лежат, лицом в землю, пятеро ополченцев из «Газели».  

Подъезжает БМД, с нее спрыгивает Франко. На ходу вынимая из кобуры пистолет, он решительно подходит к Юрию, нагибается, приставляет ствол к его виску. 

ФРАНКО 

Быстро – информацию, которая может меня заинтересовать. Считаю до трех!.. 

ЮРИЙ 

Стреляй сразу.  

ФРАНКО 

Раз… два… три…  

Щелчок бойка пистолета. Франко пинает Юрия ногой, отходит.  

СЕМЕРКА  

Француз, сука, убью! 

Бросается к Юрию.  

"Семерка" 

ФРАНКО (Семерке) 

Отставить! Он мой!  

Семерка в ярости хватает валяющуюся в траве стеклянную бутылку и швыряет ее в сидящего у стены Юрия… 

Бутылка разбивается о стену в нескольких сантиметрах от головы Юрия; осколки летят ему в лицо… 

Юрию трудно дышать, он задыхается, хрипит, корчится от сильной боли в груди, руки туго связаны жгутом за спиной…  

К Юрию подходит пожилой нацгвардеец, позывной «МАЙОР», смотрит на него. 

МАЙОР 

Конечно, вас нужно бы расстрелять… 

(Нацгвардейцу) 

Развяжите ему руки, куда он убежит? Он двинуться не может. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ДЕНЬ 

Во дворе трехэтажной кирпичной школы, стоят нацгвардейцы, среди них – Семерка.  

Напротив – пятеро ополченцев из «Газели».  

В центре – стол, за столом – БУГОР и ФИЛИН.  

Перебирая на столе документы пленных ополченцев, Бугор находит маленький календарик с изображением Кремля.  

БУГОР 

Филин, смотри! 

ФИЛИН (взглянув на картинку) 

Це чьё? Отвечать! Быстро! 

ХУДОЩАВЫЙ  

Моё.  

ФИЛИН 

Виткиля? З Москвы? 

ХУДОЩАВЫЙ  

Я – местный, из Иловайска. 

Филин встает из-за стола, подходит к допрашиваемому, тычет ему в лицо календарик.  

ФИЛИН 

А это, що? Или в Украине уже календариков своих немае? Що, сука, в Россию захотив? 

Бьет его кулаком в лицо, тот падает на землю.  

ФИЛИН 

На колени, сука! Уси на колени! 

Остальные четверо пленных опускаются на колени. 

Нацгвардейцы, по примеру Филина, начинают их избивать ногами и прикладами.  

Во двор школы въезжает и останавливается помятый и простреленный минибус с зияющим широким дверным проемом, самой двери нет.  

На полу салона лежит Юрий.  

Сидящий рядом с Юрием нацгвардеец спрыгивает на землю и выдергивает его из машины.  

Семерка, избивающий вместе с другими нацгвардейцами пленных, замечает Юрия и направляется радостный к нему. 

СЕМЕРКА 

А-а! Француз! Тебе повезло – ты попал в хорошие руки! Слово даю – живым ты отсюда не выйдешь! 

Семерка бьет Юрия кулаком в лицо.  

Сопровождающий Юрия нацгвардеец, с силой толкает его вперед. 

Юрий упирается в дверь высокого, размером с платяной шкаф, железного ящика, стоящего у стены небольшой деревянной постройки, тут же, во дворе. Это – школьные мастерские.  

Нацгвардеец открывает засов на двери «шкафа», открывает ее, проталкивает Юрия внутрь и с лязгом захлопывает дверь. 

ИНТ. В ШКАФУ – ДЕНЬ 

Темнота. Ничего не видно. Рядом, во дворе, шум, крики.  

ГОЛОС МИРО  

Это правда, что вы француз?  

ЮРИЙ 

Да, я живу во Франции. 

ГОЛОС МИРО 

И правда, что вы – корреспондент?  

ЮРИЙ 

Я – ополченец, военкор.  

ГОЛОС МИРО 

Тогда я вас знаю. В Донецке, на площади, вы читали стихи про грача. Я хотел тогда подойти к вам, но… не смог. Заплакал и ушел. А на следующий день я записался в ополчение. 

ЮРИЙ 

Так, значит, это я виноват, что вы оказались здесь? Простите, я не хотел…. В любом случае, рад знакомству. Юрий. 

ГОЛОС МИРО 

Мирослав. Можно – Миро. 

Постепенно из темноты проступают очертания второго обитателя железного шкафа, МИРО. Это – высокий худощавый мужчина, лет сорока, в рваном камуфляже, со следами побоев на лице.  

Занимающая треть пространства внутри шкафа железная станина с торчащими из нее железными прутьями, позволяет пленникам лишь стоять, и только один из двоих может сесть на пол. 

МИРО 

Садитесь. 

ЮРИЙ  

Спасибо, но если сяду, то уже не поднимусь. 

Миро пытается разогнуть торчащие из станины железные штыри, затем снимает с себя камуфляжную майку, накрывает их ею.  

МИРО 

Вот… Попробуйте. Долго на этом не усидишь, но, всё же… 

Свист снаряда и взрыв. Крики и ругань нацгвардейцев, топот разбегающихся солдат.  

Взрывы раздаются всё ближе, и кажется, что каждая следующая мина летит прямо в шкаф.  

Во всплывающих и уходящих через затемнение меняющихся кадрах – Юрий и Миро, которые пытаются приспособиться к существованию в узком замкнутом пространстве шкафа.  

Видно, что Юрию невмоготу терпеть мучительную боль. Наконец, он затихает, оседает и замирает в странно изогнутой неудобной позе, уткнувшись лбом в стенку ящика. 

ИНТ. ДОНЕЦК. КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДКИ – ДЕНЬ 

В кабинет Начальника разведки БАРСА, входит Начштаба. 

Барс возбужденно кричит в телефонную трубку. 

БАРС 

…Как «пули не берут?» Что ты несешь? Да шарахнете этого терминатора из РПГ! 

(выключает телефон) 

НАЧШТАБА 

Что за «терминатор»? 

БАРС 

Да есть тут у нас одна зубная боль!.. 

Барс достает из папки листок и бросает на стол перед Начштабом.  

НАЧШТАБА 

(читает вслух) 

«Марк Паславский. Позывной «Франко». Американец. Инвестиционный банкир, миллионер… Родился на Манхэттене, в 1981 году окончил военную академию в Вест-Пойнте. Майор полка рейнджеров. По материнской линии – племянник сподвижника Бандеры, бывшего офицера Гестапо, а затем сотрудника ЦРУ Миколы Лебедя, руководившего вербовкой и заброской агентов ЦРУ на Украину. Обучает и финансирует карательный батальон «Донбасс».» 

Марк Паславский ("Франко") 

БАРС 

…И понимаешь, этот бандеровец американский, мало того, что здоровый – под два метра ростом, – так он еще непробиваемый! 

НАЧШТАБА 

Как это – «непробиваемый»?.. 

БАРС 

Ну, слышал? – «пули не берут»! Какие-то специальные броники! Прет впереди танков! Ну, зомби, блин!  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – УТРО 

Нарастающий свист, взрыв. Взрывом подбрасывает шкаф.  

ИНТ. В ШКАФУ – УТРО 

ЮРИЙ открывает глаза, стонет. Пауза. Свист… 

МИРО 

Это еще не наша… 

Взрыв. Снаружи раздаются крики, стоны, ругань, звук моторов машин.  

ГОЛОСА 

Франко! Франко убили! 

Юрий выглядывает во двор через пробитую осколком дыру в шкафу. 

Мимо шкафа нацгвардеец проносит каску Франко с крупными буквами NY, с плавающими в крови мозгами. 

ЮРИЙ 

Неплохо день начинается… 

Лязг открывающегося засова шкафа. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – УТРО 

Двое нацгвардейцев открывают дверь шкафа. Один из них – позывной «ЖЕРДЬ» – тычет в ЮРИЯ, затем в МИРО железным прутом. 

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ хватает их за одежду и выволакивает из шкафа, бросает на землю. Пинает ногами.  

Жердь бьет несколько раз лежащих на земле пленников железным прутом.  

ЖЕРДЬ 

Ну, суки, …дец вам пришел! 

ФИЛИН 

Жердь, гони их в мастерскую.  

ЖЕРДЬ 

Вставай, сéпары, пошли.  

Юрий не может встать. Миро помогает ему подняться и почти тащит его на себе.  

Подгоняемые пинками и железным прутом, Юрий и Миро кое-как добредают до входа в класс труда, находящийся рядом, во дворе школы. 

ИНТ. КЛАСС ТРУДА В ШКОЛЕ – УТРО 

В классе с верстаками и установленными на них тисками – пять ополченцев из «Газели», в одних трусах, и человек десять нацгвардейцев с автоматами, в полном боевом снаряжении. 

Трое нацгвардейцев держат КОМАНДИРА ГРУППЫ с приспущенными трусами у верстака, на котором, в тисках, зажата его мошонка. Тут же, у верстака, стоит один из пленных – ХУДОЩАВЫЙ. 

ФИЛИН (Худощавому) 

Крути, сéпар! Крути, мразь! Або пальці отрублю!.. 

ФИЛИН хватает руку Худощавого, прижимает ее к верстаку и замахивается топором.  

ФИЛИН 

Крути, падла! Або ти зажимаеаш йому яйця – або я тобі пальці отрубаю! Решай, падла! Яйця або пальці! Яйця або пальці!!..  

ХУДОЩАВЫЙ (в ужасе)  

Я не могу… 

Филин опускает топор на руку Худощавого, нажимает на топорище, на пальцах ополченца выступает кровь. 

ФИЛИН  

Крути, ватник!  

Худощавый, затравленно оглядывается, берется за ручку тисков, начинает медленно ее поворачивать.  

Командир взвывает от боли, пытается вырваться, но трое нацгвардейцев, крепко его держат.  

Худощавый инстинктивно останавливается.  

Филин вновь замахивается топором.  

ГОЛОС МАЙОРА 

Прекратить!!. 

В дверях стоит Майор.  

Худощавый рыдает и падает на колени. 

МАЙОР 

Прекратить! Филин, что вы делаете?..  

ФИЛИН 

Те, що не додилал слабак Гітлер – чищу рідну Україну від цих ублюдків.  

МАЙОР 

Я сказал, прекратите! Пленных по местам. Этому (кивает на Командира) найдите Фельдшера, пусть посмотрит.  

Видит окровавленную руку Худощавого.  

МАЙОР 

И этому пусть руку перевяжет. 

Нацгвардейцы освобождают из тисков глухо стонущего Командира. 

ИНТ. В ШКАФУ – ДЕНЬ 

В шкафу ЮРИЙ и МИРО. Снаружи слышатся голоса, шум машин,  

редкие выстрелы, далекие взрывы. 

МИРО 

Знаешь, мне легче, чем тебе – меня никто нигде не ждет, и никто по мне плакать не будет. 

ЮРИЙ 

А жена?  

МИРО 

А жены нет. Есть одна женщина, которую я люблю, но она никогда со мной не будет.  

ЮРИЙ 

Она замужем? 

МИРО 

Нет. Просто она меня не любит. Поэтому я и уехал из Словакии. Бродил по Европе – жил в Англии, в Италии, работал каменщиком, шофером, плотником…  

Начинается артобстрел. Приближающийся свист мины.  

МИРО 

Это не наша.  

Звук взрыва. Снова свист, переходит в громкий визг.  

МИРО 

Ой-ёй-ёй!.. 

Взрыв, очень близко от шкафа, шкаф сотрясается, на Юрия и Миро сыпется откуда-то земля, всё пространство в шкафу заполняется пылью.  

Юрий, сидит на станине, вжимаясь спиной в железные прутья. 

Широко открытые глаза Юрия. Он смотрит сосредоточенно куда-то вверх – как бы прося кого-то о чем-то очень важном… 

Новый снаряд разрывается почти вплотную к шкафу.  

ВИДЕНИЕ ЮРИЯ: 

Шкаф подбрасывает вверх. Он падает набок, у него отрывается днище.  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ДЕНЬ 

Миро выкатывается из ящика. Следом выбирается Юрий. Вокруг взрываются мины, снаряды. Дым, пыль, гарь. Во дворе – никого. Недалеко стоит знакомая «Газель» ополченцев.  

ЮРИЙ 

Сможешь? 

МИРО 

Да. 

Миро помогает Юрию добраться до машины…  

В машине в замке торчат ключи… 

Миро заводит машину, она резко срывается с места и вылетает со двора школы. 

НАТ. ДОРОГА В ПОЛЕ ПОДСОЛНЕЧНИКА – ДЕНЬ 

«Газель» спускается с холма где осталась школа и мчится по дороге вниз.  

За спиной беглецов не прекращается артобстрел холма, но они уже вырвались за пределы огня и мчатся навстречу свободе.  

Яркое солнце золотит огромное желтое поле подсолнечника…  

Нарастающий, до оглушающего, свист, переходит в визг. 

Снаряд – взрыв – машину разносит в клочья. Темнота. Тишина. 

ГОЛОС МИРО 

А вот это уже наш…  

(Пауза) 

Юрка, ты жив? 

КОНЕЦ ВИДЕНИЯ ЮРИЯ. 

ИНТ. В ШКАФУ – ДЕНЬ 

Юрий, полулежит на своих железных штырях, глядя в потолок шкафа. 

МИРО 

Юрка! Что с тобой?..  

Юрий не отвечает. 

Артобстрел прекратился. Слышны редкие выстрелы вдалеке.  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ДЕНЬ 

Нацгвардейцы выгоняют из здания школы пятерых пленных ополченцев, ставят их к стенке школы. Из одежды на пленных – только трусы. 

Шестеро нацгвардейцев становятся в шеренгу перед пленными и вскидывают автоматы. 

ФИЛИН 

Готовсь! По врагам Украины – огонь! 

Раздаются автоматные очереди. 

Пули дробят стену над головами ополченцев. 

ФИЛИН 

О, один таки, обоссался. 

Тычет пальцем в Худощавого, который от страха обмочился.  

ФИЛИН 

А теперь на четвереньки и – бегом по кругу. 

Нацгвардейцы пинают ополченцев ногами, гонят их по двору на четвереньках. 

ФИЛИН 

А теперь громко: Слава Украине! 

ПЛЕННЫЕ  

(хором, вразнобой)  

Героям слава! 

ФИЛИН 

Еще громче! Украина понад усэ!  

ПЛЕННЫЕ  

Украина понад усэ!.. 

Тех из пленных, кто делает это недостаточно громко, нацгвардейцы пинают в тяжелых берцах, бьют прикладами.  

Жердь и Боевик со свастикой на рукаве направляются к шкафу. 

ЖЕРДЬ  

А с этими, чё? Всё вокруг раздолбано, а шкаф – целехонек! Так они и нас переживут!  

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ 

Да расстрелять их и все дела!  

ЖЕРДЬ  

Куда ты спешишь? Вон, в Попасной, посадили на танк сепаров, седого и девчонку, и бросили на свои же пули… Седой-то – хрен с ним, а вот с медсестричкой поспешили – с ней бы еще ребята повеселились! 

ИНТ. В ШКАФУ – ДЕНЬ 

ГОЛОС БОЕВИКА СО СВАСТИКОЙ  

Ну, ты, бл…, сравнил: медсестричку – с этими уродами! Да, если бы сейчас в шкафу эта Настенька была – уж я б ее поохранял!..  

У Юрия на глазах слезы. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ДЕНЬ 

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ  

…А с этих – что толку? У-у, суки! Не, дай я им щас в шкаф – гранату, и звиздец, и мы свободны!  

ЖЕРДЬ 

Нет, ты не рубишь! Весь интерес-то, чтобы их – свои же!.. Давай так: если за сутки их сепары не расхерачат – ставлю пузырь!  

Свист летящего снаряда. Нацгвардейцы убегают в бомбоубежище. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР/В ШКАФУ – НОЧЬ 

Светит яркая луна. Во дворе необычно тихо. Не слышно свиста мин, взрывов снарядов.  

Изредка слышны далекие одиночные выстрелы. 

У шкафа на земле сидит МАРК с автоматом. 

Подходит МАЙОР.  

Марк поднимается с земли. 

МАЙОР 

Открой.  

Марк отодвигает засов, открывает дверь шкафа. 

Майор оглядывает пространство внутри шкафа. Качает головой. 

МАЙОР (Юрию) 

Да… не сиделось вам во Франции. По-хорошему – вас нужно, конечно, расстрелять…  

ЮРИЙ 

Хорошо, только сначала вы не могли бы принести пустую пластмассовую бутылку – очень нужно. 

Пауза. Майор кивает Марку, тот закрывает дверь. Майор уходит.  

МИРО 

Ты, это, не слишком – с бутылкой? 

ЮРИЙ 

Может, и слишком. Только терпеть больше не могу. 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  

Гремит засов, дверь открывается.  

Майор протягивает Юрию пластмассовую бутылку.  

ЮРИЙ 

Спасибо. 

МАЙОР 

Вас кормили?  

ЮРИЙ 

Нет. 

МАЙОР 

Ладно. Я пришлю кого-нибудь.  

Марк закрывает дверь шкафа. Майор уходит. 

Звонок мобильного телефона. 

Марк задвигает засов на двери шкафа. Достает из кармана телефон. 

МАРК 

…Та не, Илонушка, я не тикав от тебя сюда. Просто тогда, когда мы с тобой поссорились, я пошёл до хлопцев, а они в ту ночь решили вступить в батальон. И меня позвали… Та не, Илонушка. Я уже не могу вернуться… 

ИНТ. В ШКАФУ – НОЧЬ 

Юрий сидит на своих железках, слушает голос Марка… 

ГОЛОС МАРКА  

…Я ж тогда сказал тебе, шо иду на войну, а шо ты ответила? – «Та иди куда хочешь!» Ну я и пошел… Та не, Илонушка, тут же хлопцы, как я их брошу?.. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – НОЧЬ 

Залитый лунным – мирным – светом школьный двор. Тишина…  

ИНТ. В ШКАФУ – УТРО 

Сквозь пробоины и щели в угловых швах шкафа пробиваются узкие полоски дневного света… В рассеивающейся постепенно темноте виднеется обмотанная грязным бинтом нога ЮРИЯ, покоящаяся на спине нелепо скрючившегося на земляном дне шкафа МИРО; сам Юрий – почти стоя, повиснув на торчащих из железной станины штырях, – тоже дремлет… 

Лязг замков, засова, дверь шкафа открывается. 

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ 

Француз, выходи. Шевелись, а то вторую ногу сломаю! 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – УТРО 

Боевик со свастикой сзади, автоматом, подталкивает еле ковыляющего, опирающегося на две деревянных – разной величины – палки, Юрия в направлении школы.  

ИНТ. КЛАССНАЯ КОМНАТА – УТРО 

Боевик вводит Юрия в классную комнату, уставленную партами, остается стоять у двери. 

За учительским столом сидит ИРАКЛИЙ, крепкий мужчина, лет сорока, кавказской внешности. На столе стопка документов пленных ополченцев. 

Ираклий указывает Юрию на парту напротив стола. 

ИРАКЛИЙ (с легким акцентом) 

Имя, фамилия? 

ЮРИЙ 

Юрий Горбенко. 

ИРАКЛИЙ 

С какой целью приехали сюда, в чужую страну? 

ЮРИЙ 

Это для вас она чужая, а я родился в Одессе. 

ИРАКЛИЙ 

Дальше. Расскажите о себе. 

ЮРИЙ 

Вырос на Колыме. В 18 лет приехал в Грузию. Там поступил в театральный институт. Первая книжка стихов вышла в издательстве «Мерани». 

ИРАКЛИЙ 

По-грузински разговариваете? 

ЮРИЙ 

«Месаплаве, шен амбоб, ром квэканазэ винц ки квдэба, 

Им цутшиве миси чрдили квэла чвенганс авицгдэба…» 

ТИТРЫ – ПЕРЕВОД  

«Ты, могильщик, утверждаешь: кто б ни умер – лишь отпели – 

Вмиг забыт он с окончаньем похоронной канители.  

(Галактон Табидзе. "Могильщик").  

Ираклий смотрит внимательно на Юрия.  

ИРАКЛИЙ 

Когда вы выехали впервые за рубеж? 

ЮРИЙ 

В восемьдесят девятом, в Германию. Там и остался. 

ИРАКЛИЙ 

Почему уехали? У вас были проблемы с режимом? 

ЮРИЙ 

Нет, не было. Любознательность.  

ИРАКЛИЙ 

Долго жили в Германии?  

ЮРИЙ 

Два года, потом – в Швейцарии, потом – во Франции…  

ИРАКЛИЙ 

Вы очень неплохо держитесь для простого военкора-ополченца.  

ЮРИЙ 

А я не простой военкор-ополченец. Я – поэт. 

ИРАКЛИЙ (усмехаясь) 

Да, конечно же, только поэт мог себе позволить так разъезжать по миру в те годы… Я вам скажу, кто вы. Вы агент ФСБ или ГРУ, завербованный КГБ еще где-то в середине восьмидесятых. 

ЮРИЙ 

Да вы загляните в Интернет – я пишу стихи, пьесы, перевожу, ставлю спектакли. Я автомат-то – тут, в Славянске, впервые в жизни разобрал и собрал! 

ИРАКЛИЙ 

Сомерсет Моэм тоже автомат не разбирал. Что не мешало ему быть классным разведчиком. В Швейцарии вы где жили?  

ЮРИЙ 

В Веве, городок на Женевском озере. 

ИРАКЛИЙ 

Там жил еще один писатель и драматург, Грэм Грин, «тихий американец», который всю жизнь работал на британскую разведку. 

ЮРИЙ 

Осталось еще Даниеля Дефо вспомнить…  

ИРАКЛИЙ 

Вас нормально кормят?  

ЮРИЙ 

Дали вчера что-то, но я не ел. 

В класс входит Майор, садится за крайнюю парту.  

ИРАКЛИЙ 

Почему?  

ЮРИЙ 

Видите ли… В шкафу нет, извините, туалета. Поэтому я предпочитаю не есть, чтобы не провоцировать желудок. Воду пью, с этим – проще. 

ИРАКЛИЙ 

Я же сказал, вы – опытный агент, вы всё знаете – как себя вести, что говорить… 

Берет телефон, набирает номер. 

ИРАКЛИЙ 

Добрый день, господин министр…  

(отходит в глубину класса)  

МАЙОР (Юрию) 

Мне сказали, что на вас была кобура, это правда?  

ЮРИЙ 

Да. Была. 

МАЙОР 

Значит, и пистолет был. Вы его сбросили. Да, конечно же, вас нужно расстрелять… Вам бинт на ноге меняли сегодня? 

Юрий машет отрицательно головой. 

МАЙОР 

Я скажу фельдшеру. 

ИРАКЛИЙ (по телефону) 

…Да, думаю, он – профессионал… Ну, немедленно доставить в Киев его не получится, прорваться отсюда трудно, но при первой же возможности… Хорошо, я передам его Профессору. 

(отключает телефон) 

ЮРИЙ (Ираклию) 

А что, если вы ошибаетесь? А из меня в Киеве, в подвалах СБУ, будут вышибать «агентурные признания» – ничего? С совестью проблем не будет? 

Ираклий не отвечает, записывает что-то в свой блокнот, затем поднимает глаза на Юрия. 

ИРАКЛИЙ 

Не думаю. «Асе хдэба квэканазэ – квэла цоцхлобс, квэла квдэба»  

ТИТРЫ ПЕРЕВОД: 

«Все живут – все умирают, – гаснут все земные звезды…»  

(Галактион Табидзе. «Могильщик») 

ИРАКЛИЙ (нацгвардейцу) 

Можно уводить. 

Юрий, с трудом поднимается и, опираясь на две палки, прыгает к двери.  

ИРАКЛИЙ (вслед) 

В любом случае, до киевских подвалов еще дожить надо.  

Ираклий Курасбедиани (прототип Ираклия Дадиани) вице-полковник груз-й армии. Воевал в Абхазии с 1992 г., окончил военную академию, служил в спецназе. Проходил обучение в США. Во вр. правления Саакашвили был начальником департамента военной разведки Грузии, затем – начальником криминальной полиции «Верхней Абхазии» (Кодорское ущелье). Уволился из армии после поражения в войне 2008 г. С июня 2014 г. – на Украине. К моменту описываемых событий – советник по разведке бат-на «Донбасс».  

ИНТ. ШТАБ ОПОЛЧЕНИЯ. КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА – ДЕНЬ 

В кабинете НАЧШТАБА, Начальник разведки – БАРС и БОРИС. 

НАЧШТАБА 

…Как ты его одного отпустил? 

БОРИС 

…Саныч, ну ты же его знаешь. Я ему: вернемся, мол, починим машину и, еще до вечера, успеем смотаться снова. Но он же хуже хохла. Уперся и ни в какую.  

БАРС 

На блокпосту сказали, что вы звонили по телефону. Кому? 

БОРИС 

Ну, Санычу. Хотел спросить, че мне делать? Только не дозвонился. Связи не было.  

БАРС 

Но вы ведь сразу уехали с блокпоста? Значит, машина была на ходу? 

БОРИС 

Да машина-то была на ходу, но бак был пробит, и бензина оставалось только доехать до гаража. Там я бак и залатал. 

БАРС 

Но после этого вы не вернулись на блокпост? 

БОРИС 

Нет. Мы договорились с Анри, что он позвонит, когда его забирать. 

БАРС (Начштаба) 

Понятно… 

НАЧШТАБА 

Ну, ладно, Борис, иди…  

Борис выходит из кабинета.  

БАРС 

Ну, так вот, Саныч. Твой Анри в плену у отморозков батальона «Донбасс». А вот жив ли он еще, этого мы пока не знаем. 

НАЧШТАБА 

Твою мать!.. Твою мать!.. Я ему сто раз говорил – не лезь на рожон! Интеллигент сраный! Когда вернется, я его на месяц в подвал посажу! 

ИНТ. ШКАФ – УТРО 

Юрий и Миро в шкафу. 

Миро, первые минуты плена 

ГОЛОС НАЦГВАРДЕЙЦА 

Эй, в шкафу! Слышите меня?..  

Юрий и Миро смотрят друг на друга, не отвечают. 

ГОЛОС  

Да слышите, знаю. Понять хочу. Что вам здесь, на Донбассе, нужно? С кем вы приехали воевать? 

ЮРИЙ 

С фашистами. 

ГОЛОС 

А где вы тут фашистов нашли? 

ЮРИЙ 

Ну, а кто вы? День Победы отменили, старикам запрещаете их ордена надевать, по улицам эсэсовцы маршируют – ветераны дивизий «Нахтигаль» и «Галичина», памятники Бандере ставите, мирные дома из «градов» поливаете… Людей в Одессе сожгли… 

ГОЛОС 

А что – «в Одессе»? Ну сожгли полсотни мудаков и правильно сделали, зато – вся Одесса шелковой стала. И в Донецке хотели – да не успели, вот теперь и результат… А Бандера-то чем Вам так не нравится?..  

Дверь шкафа открывается, на пороге «КОТИК», – невысокий, щуплый нацгвардеец, с автоматом в руках.  

КОТИК  

Вот, я бандеровец. Страшно? Шмальнуть, что ли, вас обоих одной очередью?.. Да ладно… Вот…  

(вынимает из кармана вскрытую пачку печенья, протягивает ее Юрию и Миро) 

Печенья хотите? Берите, берите, не бойтесь!  

Миро берет одно печенье. 

МИРО  

Спасибо. 

КОТИК 

Вот видите, я, бандеровец – вас, сволочей, печеньем кормлю.  

(садится на корточки, протягивает пачку Юрию)  

Берите еще! Француз!..  

ГОЛОС СЕМЕРКИ 

Котик! На хрена ты печенье переводишь? Этим двоим уже ничего не нужно! 

Двухметровый Семерка отодвигает Котика от двери. Рядом с ним – два охранника. 

СЕМЕРКА 

Француз, выходи. И подружку свою словацкую бери. Я же тебе сказал, что ты труп. А ты, вижу, не поверил. Зря. 

(охранникам)  

К стенке их.  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – УТРО 

ЮРИЯ и МИРО выводят и ставят к полуразрушенной деревянной стене школьных мастерских.  

Семерка поднимает автомат, проверяет магазин, вставляет обратно, передергивает затвор. 

СЕМЕРКА (Юрию) 

О, да ты крещеный? Я тоже. Ладно, я ж не зверь. Крикнешь – только громко: «Слава Украине!» – и я тебе дарю еще день жизни. Словак, ты тоже кричи! Ну? 

Семерка опускает автомат. Ждет несколько секунд.  

СЕМЕРКА 

Ну, падла, молись, чтобы мы на том свете не встретились. Я тебя и там достану. 

Вскидывает на Юрия и Миро автомат.  

Во двор, въезжает Мерседес и тормозит около Семерки. Дверь Мерса открывается. Из машины выходит Ираклий.  

ИРАКЛИЙ (Семерке) 

Спасибо, вовремя ты их вывел! Опусти автомат, еще успеешь. А пока – небольшая фотосессия.  

Ираклий достает смартфон, фотографирует Юрия. 

ИРАКЛИЙ 

Француз, выше голову! 

(снимает) 

Ну, давай и тебя, словак, щелкнем. 

(делает еще снимок) 

Уведите их обратно. 

СЕМЕРКА 

Ну, ты француз, прям, модель, сука, звезда. Портфолио на тот свет готовишь? Ублюдок! Я сказал, что ты труп, значит, будешь труп! До завтра, подружки! 

Охранники заталкивают Юрия и Миро в шкаф, закрывают засов.  

ИНТ. ОФИС КОМИССИИ ДНР ПО ПЛЕННЫМ – ДЕНЬ 

Багира одна, сидит за столом. Перед ней наполовину пустая бутылка водки. Стук в дверь. Багира не реагирует. 

Дверь открывается. Входит Начштаба. Проходит, садится к столу, напротив Багиры. Пауза.  

Багира разливает оставшуюся водку в два стакана.  

Они выпивают.  

БАГИРА.  

…Ну, сделай же что-нибудь, Саныч! Уговори Первого отдать им за него этого толстомордого полковника из «Азова»! А?.. Пока Анри еще тут, пока его в Киев, в подвалы СБУ не отправили! 

НАЧШТАБА. 

Некого отправлять, Багира, в Киев. Мы связались со «школой», они говорят – у них пленных нет. Похоже на то, что его расстреляли. 

БАГИРА 

Что ж такое-то, Саныч?.. Я, что ли, такая прокаженная? 

НАЧШТАБА. 

Ты-то причем тут, Багира? 

БАГИРА 

Да понимаешь, чертовщина какая-то: только мужик какой появится около меня – хоп! – расстрелян. В Славянске мне «Лаврик», командир спецгруппы, прохода не давал – его за мародерство расстреляли. В Харькове, в плену, начальник СБУ меня из такого ада вытащил, – выходи, говорит, за меня, я ему – нет, не люблю, не выйду, а он все равно меня в списки на обмен под чужой фамилией внес, – я здесь, а его укры за меня расстреляли… 

НАЧШТАБА.  

Анри, что ли, тоже тебя замуж звал?..  

БАГИРА 

Да что ты, Саныч! Он француженку свою любит… Нет – тут, наоборот, я бы за него на любой расстрел пошла бы… Вот и выходит: прокаженная я какая-то – меня ли любят, я ли кого полюблю – мертвое поле одно вокруг меня… 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ВЕЧЕР 

Взрыв – огонь, осколки, дым, земля, пыль. 

Бой идет совсем рядом со школой, причем одновременно, в разных концах поселка, расположенного на холме, вокруг школы. 

Шальные пули залетают во двор, попадают в шкаф.  

Во дворе суета. Гудят моторы машин. Бегают бойцы. Грузят раненых в Камаз с тентом, закрывающим кузов. 

БУГОР 

Отходим! Будем прорываться. Марк, через пять минут снимай охрану. 

МАРК 

А что с пленными? В машину? 

БУГОР 

В какую машину? – для раненых места нет. Расстрелять!  

ИНТ. В ШКАФУ – ВЕЧЕР 

Миро и Юрий напряженно замерли: они ловят каждый шум, каждое слово, долетающее до них с улицы…  

ЮРИЙ 

Ну, вот, Миро, кажется – всё. Рад был познакомиться.  

Лязг открывающегося засова. 

МИРО 

Юрка, не подумай, что я педик, но я тебя тоже люблю. 

Дверь открывается.  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР/В ШКАФУ – ВЕЧЕР 

В проеме двери – Жердь и Марк. Марк смотрит в сторону. 

ЖЕРДЬ 

Выходи. 

ЮРИЙ (Жердю) 

…Ираклий при мне разговаривал по телефону с Министром, тот ему сказал, чтобы меня… чтобы нас двоих, обязательно доставили в Киев! 

ЖЕРДЬ 

Какой, на хер, Киев, какой министр?.. 

(Марку)  

Где Ираклий? 

МАРК  

Должен подъехать… Надо бы его дождаться.  

ЖЕРДЬ 

С хера ли? Нам приказали – мы исполнили. 

(Юрию и Миро) 

Выходи! 

МАРК 

Я бы подождал Ираклия. Как бы чего… 

ЖЕРДЬ  

(Юрию и Миро) 

Ладно, натовцы, у вас еще пять минут. Надеюсь, он не появится.  

Стрельба становится менее интенсивной и, постепенно отдаляется…  

Во двор школы вбегают несколько разгоряченных – только что из боя – нацгвардейцев, среди них – усталый Майор. 

МАЙОР  

Отбой! Раненых назад! Они пока, вроде, отошли. Ночью вряд ли полезут, а завтра должно подойти подкрепление.  

МАРК (Жердю) 

Ну, вот, видишь? – отбой. 

Марк закрывает двери шкафа. 

ИНТ. В ШКАФУ – ВЕЧЕР  

ГОЛОС ЖЕРДЯ 

Да пошли все… 

МИРО 

Спасибо, Юрка! 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (со двора) 

Пустите меня! У меня там больной отец.  

ГОЛОС ГВАРДЕЙЦА С ЧУБОМ 

Куди! Стояти! Якщо побіжить – стріляй! Це – корректировщица! 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ВЕЧЕР 

От ворот, через двор, два нацгвардейца ведут ЖЕНЩИНУ средних лет, с сумкой в руках.  

Недалеко от шкафа, с автоматом, стоит НАЦГВАРДЕЕЦ С ЧУБОМ. . 

ЖЕНЩИНА  

Да какая я корректировщица? Я к отцу шла! Он один, старик, лежит там. Я каждый день хожу к нему, кормлю та лекарства даю.  

БУГОР (нацгвардейцам) 

Проверили, что у нее в сумке? 

ЖЕНЩИНА 

Та шо там может быть? Немного поесть, та лекарства для отца! 

ГВАРДЕЕЦ С ЧУБОМ  

(показывая Бугру телефон)  

Звонила кому-то!  

В это время недалеко от школьного двора взрывается фугас. 

ЖЕНЩИНА  

Да будьте вы прокляты! Хто вас сюда звал? Пришли, всё разрушили, нас, детей наших, убиваете! Вы хуже немцев! 

НАЦГВАРДЕЕЦ С ЧУБОМ 

Ты заткнешься, чи нi? 

Снова взрыв. 

ЖЕНЩИНА 

Ой, это около папиного дома! Господи, помилуй! Пустите меня! 

Женщина вырывает из рук нацгвардейца сумку и бежит через двор к домам поселка в направлении только, что прогремевшего взрыва. 

НАЦГВАРДЕЕЦ С ЧУБОМ 

Стiй! Куди, сука! 

Гвардеец с чубом поднимает карабин и стреляет в спину Женщине. Она, как подкошенная, падает, не добежав до края двора. 

ИНТ. В ШКАФУ – ВЕЧЕР  

Миро сидит на коленях в позе молящегося мусульманина, глухо мычит, мотая головой…  

Юрий с закрытыми глазами что-то шепчет. 

ГОЛОС ОДНОГО ИЗ ОХРАННИКОВ  

Что же мы делаем, а?.. Как же мы потом, когда всё закончится, в глаза друг другу смотреть будем?.. Как же мы жить будем – как будем дружить, в кино ходить, на футбол?.. 

Нарастающий свист. Во двор попадает несколько мин. 

ГОЛОС БОЕВИКА СО СВАСТИКОЙ 

Котика убило! 

ДРУГОЙ ГОЛОС 

Да, нет, вроде, жив. Дергается. 

Сестра! 

ГОЛОС ОДНОГО ИЗ НАЦГВАРДЕЙЦЕВ.  

Раз… два… три… четыре… пять…  

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ВЕЧЕР 

Один из нацгвардейцев делает Котику массаж сердца. 

Остальные – столпились вокруг. 

Семерка пробегает мимо шкафа, бьет ногой по железной двери. 

СЕМЕРКА 

Ну, суки, молитесь, чтоб он выжил! Если умрет – я вас на ремни порежу! 

Семерка подбегает к носилкам, отталкивает нацгвардейца и начинает мощно давить на грудь «Котика», считая вслух. 

СЕМЕРКА. …Двадцать три, двадцать четыре…  

При каждом надавливании на грудь Котика, всё тело его сотрясается и из пробитого черепа выливается струя крови.  

Во двор вбегает МЕДСЕСТРА, останавливается, несколько секунд смотрит на происходящее.  

МЕДСЕСТРА (Семерке). Что ты ему грудь давишь?!. У него башка пробита! 

СЕМЕРКА (ничего не слыша). …Двадцать восемь, двадцать девять…  

МЕДСЕСТРА (кричит) Да отпусти ты его уже! Всё! Ему уже не поможешь! 

СЕМЕРКА (вскакивая в возбуждении). Ну, всё, суки. Щас они ответят. Выводи пленных!  

Нацгвардейцы пинками и ударами выгоняют из школьных мастерских, во двор, пятерых, раздетых до трусов, пленных из «Газели».  

Босые, грязные ноги бегут по двору, усыпанному осколками стекол и обломками кирпича. 

Жердь и Боевик со свастикой распахивают дверь шкафа.  

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ 

Выходи! Бегом! 

Юрий не может бежать, он прыгает на одной ноге, опираясь одной рукой на Миро, другой – на палку. 

БОЕВИК СО СВАСТИКОЙ 

(толкая Юрия в спину)  

Бегом, сказал! 

Пленные сбиваются в кучу посреди двора. 

Толпа озверевших нацгвардейцев, во главе с Семеркой, надвигается на них. 

Во двор влетает Мерседес. 

Из него выскакивает Ираклий и, сходу оценив ситуацию, вклинивается между пленными и нацгвардейцами.  

ИРАКЛИЙ 

Назад! 

Толпа разъяренных нацгвардейцев не отступает.  

Ираклий распахивает широко руки, сдерживая нацгвардейцев. Прямо перед ним – лицом к лицу – Семерка.  

Снайпер, нацгвардеец батальона «Донбасс» Дмитрий Кулиш, позывной «Семерка». 

СЕМЕРКА 

А ты, генацвале, нам не указ. Мы, значит, все, тут, как Котик, поляжем, а эти гниды будут жить? Уйди в сторону. Дай ребятам пар спустить.  

Разъяренные, тяжелодышащие, нацгвардейцы… 

Плотно сбившиеся друг к другу, за спиной у Ираклия, пленные…  

Руки Ираклия, сдерживающие натиск нацгвардейцев, начинают медленно опускаться…  

Внезапно, в напряженной тишине – спокойный голос Майора. 

МАЙОР  

Семерка! Остыньте! В бою такой отваги я, что-то, за вами не замечал.  

Майор уже стоит рядом с Ираклием.  

ИРАКЛИЙ 

У меня приказ СБУ. Пленные нужны живые. 

Пауза. Все смотрят на Майора. 

МАЙОР 

По-хорошему, конечно их надо бы расстрелять… Но… (смотрит на Ираклия) разведке виднее.  

(нацгвардейцам)  

Разойдись. Пленных – по местам.  

Семерка в бешенстве вскидывает автомат и стреляет чуть выше голов пленных ополченцев. 

СЕМЕРКА 

Ну, уроды!.. Майор, это – в последний раз.  

Пленных разводят по своим местам.  

Слышится знакомый свист. Столпившиеся во дворе нацгвардейцы, бросаются к дверям школы.  

Жердь буквально впихивает Юрия и Миро в их шкаф, закрывает дверь и убегает вслед за остальными, в здание школы.  

Разрыв… Грохот, звон стекла…  

Один из осколков пробивает металлическую стенку шкафа.  

Снова – свист… разрыв… звон, грохот…  

ГОЛОС 

Филин ранен! Санитаров, сюда, быстро!  

Артобстрел усиливается. Во дворе и около школы – серия взрывов: это работает «Град».  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

(кричит) 

…Алло! Вы меня слышите? Пленных надо отсюда вывозить!.. Что?.. Но их нельзя здесь оставлять!.. Алло!.. Алло!.. 

Двор и школа освещаются, горят остатки кровли школьных мастерских и постройки, прилегающие к школе.  

ИНТ. В ШКАФУ – НОЧЬ 

Шкаф сотрясается от взрывов... 

Напряженные лица ЮРИЯ и МИРО. Миро что-то шепчет….  

ВИДЕНИЕ ЮРИЯ: 

Шкаф вырастает в размерах, здание школы, наоборот, уменьшается, холм, на котором расположена школа, тоже увеличивается, вырастает. 

Из расположенного вокруг холма, по периметру, множества неистово палящих разнокалиберных орудий вылетают снаряды и летят вверх, по направлению к торчащему на вершине холма шкафу… 

ГОЛОС ЮРИЯ (За кадром)  

«…И заглушая в сотый раз 

Твой голос, Миро, 

Шесть долгих суток лупят в нас 

Все пушки мира…» 

Мощный взрыв. Свет меркнет. Наступает тишина. 

КОНЕЦ ВИДЕНИЯ ЮРИЯ. 

НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР – ДЕНЬ 

Во двор въезжает Мерседес, Камаз с крытым кузовом и, неожиданный здесь, четырехдверный седан-кабриолет. Из Мерседеса выходит Ираклий, в руках у него два деревянных костыля.  

Из школы нацгвардейцы выносят носилки с ранеными и грузят их в Камаз. 

Несколько раненых самостоятельно подходят к Камазу, им помогают забраться в кузов. 

ИНТ. В ШКАФУ – ДЕНЬ 

ЮРИЙ и МИРО через дыры в шкафу смотрят во двор.  

Гремит засов, шкаф открывается, в проеме – Марк.  

МАРК 

Француз, выходи! Уезжаем.  

(протягивает ему костыли) 

Это тебе! 

Юрий смотрит на Миро. Тот, улыбнувшись, подталкивает его к проему двери. Они обнимаются.  

МАРК 

(Показывает Юрию на кабриолет) 

Иди, садись на заднее сиденье.  

Юрий прыгает на костылях к кабриолету.  

Поравнявшись с Ираклием, останавливается, смотрит на него.  

ЮРИЙ 

А Миро? Когда Семерка увидит, что меня в шкафу нет, он убьет его. 

ИРАКЛИЙ 

Идите в машину.  

Юрий идет к кабриолету.  

Ираклий что-то говорит Марку.  

Юрий устраивается, с трудом, на заднем сиденье, укладывает костыли. Смотрит через стекло на школьный двор. 

Во дворе Миро, сопровождаемый Марком, подходит к «КамАЗу», поднимается в кузов, и исчезает в глубине фургона. 

Марк садится в кабриолет впереди, рядом с водителем.  

Мерседес трогается первым, за ним «КамАЗ» и кабриолет, и вся мини-колонна выезжает за ворота.  

НАТ. ДОРОГА. ПОСЕЛОК – ДЕНЬ 

Они не успевают добраться до конца улицы, как в воздухе раздается знакомый свист, и там, откуда они только что выехали, в районе школы, начинают разрываться снаряды… 

Вдоль дороги, то тут, то там, чернеют сгоревшие дома, торчат скелеты развороченных крыш, зияют пустыми оконными проемами изрешеченные осколками кирпичные стены… 

НАТ. БЛОКПОСТ НАЦГВАРДИИ – ДЕНЬ 

Колонна въезжает на украинский блокпост.  

Желто-голубой флаг, нашивки батальона «Донбасс», врытый в землю танк, ящики с боекомплектами. 

Машины останавливаются. 

ГОЛОСА НАЦГВАРДЕЙЦЕВ 

Слава Украине! Героям слава! 

Ираклий беседует с бойцами блокпоста, к ним подходит Марк. Ираклий что-то ему говорит. 

Юрий замечает завалившуюся между сидениями машины небольшую записную книжку. Он берет ее и кладет к себе в карман. 

Марк возвращается озадаченный. 

МАРК 

Вперед нельзя, там бой. 

ЮРИЙ  

Что, назад, опять в шкаф?.. 

МАРК 

Что? В шкаф? Да нет. В шкаф уже в любом случае ты не вернешься. Нет шкафа. Прямое попадание.  

Марк достает из багажника две банки тушенки, вскрывает одну, собирается вскрыть вторую банку. 

ЮРИЙ. Не надо, Марк, я не буду. Спасибо. 

Юрий откидывается на спинку сидения, закрывает глаза.  

Яркое теплое солнце освещает его разбитое в кровоподтеках лицо. Налетающие порывы легкого ветра шевелят спутавшиеся в земле и грязи волосы…  

Раздается приглушенный свист и, вслед за ним звук взрыва. В корпус «седана» врезается несколько осколков.  

ГОЛОСА НАЦГВАРДЕЙЦЕВ 

Танк!  

Прямой наводкой бьет, гад!  

Все – в лес! 

Все выскакивают из машин, раненых спускают на носилках из КамАЗа и, бегом, уносят в лес, за ними, в сопровождении автоматчиков, бежит Миро.  

Юрий распахивает дверь кабриолета, пытается выйти, но у него всё получается очень медленно.  

Юрий видит, что Марк, скрывшийся уже, было, в лесу, возвращается к нему, чтобы помочь.  

ЮРИЙ 

Не надо, Марк! Беги! Я сам справлюсь. 

Взрыв. Одна из машин на блокпосту разлетается в клочья.  

Марк ждет. Юрий допрыгивает на костылях до Марка, и они вместе исчезают в лесу.  

Разрыв… Снова свист… разрыв…  

НАТ. ЛЕС – ДЕНЬ 

Юрий, опираясь на костыли, прижимается к дереву. 

Мимо пробегает бородатый нацгвардеец РОМАН, как бы споткнувшись, останавливается, удивленно смотрит на Юрия. 

РОМАН 

А ты що тут торчишь? Ховайся! 

ЮРИЙ 

Я… не могу. 

РОМАН 

Чому не можеш? Біжимо, я допоможу! Ось тут, мій окопчик! 

ЮРИЙ 

Мне… нельзя в окопчик! 

РОМАН 

Чому це? 

ЮРИЙ 

Я… пленный. 

Роман какое-то мгновенье смотрит на Юрия молча… Свист…  

РОМАН 

Та насрати! І що, що пленный?  

(разрыв)  

Ти – людина! I життя человечье – єдине! В окопчик, я тобі кажу!  

Роман подталкивает Юрия, тот допрыгивает, на костылях до щели, на которую сверху уложены три бревна, и, от толчка в спину, скатывается в «окопчик». Вслед за ним – Роман.  

Гремят взрывы, сыпятся, срезанные осколками, ветки с деревьев.  

РОМАН  

…У мене багато друзів у Росії, ти розумієш, в прошлом-то, я спортсмен, єдиноборства, я з росіянами часто бився, і в Росії, і в Україні, я любив з вашими битися, мене побили, або я побив – злості немає: ми обнімаємося і остаемося друзями. 

Рядом разрывается снаряд, в окоп обрушивается куча земли и веток. 

РОМАН (прод.) 

…Я був бандитом, я ездив вибивав гроші, а один раз, так вийшло, я не став сразу бити, а пояснив, у чому дило, і мене зрозуміли, гроші повернули! I я зрозумів тоді, що, виявляється, можна не бити, можна договоритися! Завсегда можна, розумієш?..  

…Разрывы уже прекратились, их сменил беспорядочный треск выстрелов: где-то рядом горят ящики с боекомплектом. 

РОМАН 

Тебе як звати? 

ЮРИЙ 

Юрий. 

РОМАН 

Мене – Роман! Так от, Юрий, слухай, у нас містечко невелике, мене всі там знають, всі менти мене в місті поважають, я раніше працював вышибалой, а зараз, вернуся додому – буду балотуватися в мери! Потому що я зрозумів, що про все можна договоритися! І жити нормально, не бити нікого! 

Выстрелы прекратились, тишина наступила в ночном лесу. 

ЮРИЙ 

Может… там… ищут меня? 

Роман выпрыгивает наверх и помогает выбраться Юрию.  

На небольшой полянке стоят и сидят нацгвардейцы и Марк. 

Тут же, рядом, под навесом из веток, стоят несколько походных кроватей.  

РОМАН 

Сідай, це моя.  

(кивает на крайнюю кровать). 

Юрий, совсем уже наплевав на свое положение пленного, вытягивается на кровати Романа… и проваливается в сон. 

Уже в полудреме Юрий слышит громкий на весь лес голос будущего мэра.  

РОМАН (прод.) 

…А що, я буду мером, хто мені завадить, я тепер маю право говорити з людьми, я тут, на війні, багато чого зрозумів, я не хочу бути більше ні бандитом, ні солдатом, я хочу рассказать всім, що війна – паскудная справа, про все, всегда, з усіма можна договоритися…  

К Роману подходит БОЕЦ В КАСКЕ, кладет руку ему на плечо. 

БОЕЦ В КАСКЕ 

Ну, все, Роман… все… буде… добре… заспокойся. 

И огромный бородач вдруг замолкает, оглядывается по сторонам, обхватывает голову большими руками… 

НАТ. ДОРОГА. КОЛОННА ИЗ ТРЕХ МАШИН – НОЧЬ 

Картина апокалипсического конца света. Высокие костры горящих автомобилей и военной техники – свечами – поднимаются в небо. 

ИНТ. ШТАБ ОПОЛЧЕНЦЕВ. КАБИНЕТ НАЧШТАБА – ДЕНЬ 

В кабинете Начштаба, Барс, Багира. Напротив, на стуле – Майор. 

НАЧШТАБА 

Ваш позывной?.. 

МАЙОР 

«Майор». 

НАЧШТАБА 

Вы были старшим на точке «Школа»?  

МАЙОР 

Я замещал убитого командира роты.  

НАЧШТАБА 

Находились ли на «Школе» пленные ополченцы? 

МАЙОР 

Да. Семь человек. 

НАЧШТАБА 

Иностранцы среди них были? 

МАЙОР 

Да. Француз и Словак.  

НАЧШТАБА 

Что с ними стало?  

МАЙОР 

Иностранцев вчера увезли.  

БАГИРА 

А остальные?  

Майор молчит. 

БАГИРА 

Остальные, Майор? Что с ними? 

МАЙОР 

Они были расстреляны. 

БАГИРА 

За что? Вы же профессиональный военный. Вы же знаете, что… 

МАЙОР 

Я знаю. Пока я был рядом – они были живы. Я был на мосту, отбивал вашу атаку, когда узнал… Бойцы озверели от постоянных артобстрелов, от своей и чужой крови…  

БАРС 

Кто увез «иностранцев»?  

МАЙОР 

Сотрудник отдела разведки. 

БАРС 

Подробнее – кто он? Он из СБУ?  

МАЙОР 

Нет. Консультант по разведке батальона «Донбасс» подполковник Ираклий Дадиани. В прошлом – начальник департамента военной разведки Минобороны Грузии.  

БАГИРА 

В каком физическом состоянии были пленные, когда их увозили? 

МАЙОР 

Словак – более-менее. Француз – тяжелый. У него раздроблена нога. И, кажется, сломаны ребра. Но держался он достойно. 

БАГИРА 

Их пытали?  

(Майор молчит)  

Их пытали, Майор?  

МАЙОР 

Били. Я не всегда мог этому помешать. 

БАГИРА 

Куда их увезли? 

МАЙОР 

На базу батальона «Донбасс», в Курахово. 

НАТ. БАЗА БАТАЛЬОНА «ДОНБАСС» В КУРАХОВО. ДВОР – НОЧЬ 

У облезлой кирпичной стены, на двух деревянных ящиках сидят двое нацгвардейцев с автоматами на коленях и с кружками в руках. На третьем ящике – две бутылки – пустая и начатая – водки, хлеб, банки, сало, лук. 

Во двор въезжает кабриолет. Марк выскакивает из автомобиля. 

МАРК  

Принимайте пленного!  

1-Й НАЦГВАРДЕЕЦ  

Еще один? Погоди, щас. 

Запрокидывает голову и разом выпивает содержимое из кружки.  

2-Й НАЦГВАРДЕЕЦ  

Этот, наверное, особо важный – с комфортом привезли.  

1-Й НАЦГВАРДЕЕЦ 

Но у нас для него нет отдельного люкса. Только общий подвал! 

МАРК (Юрию) 

Удачи. Она тебе здесь понадобится.  

ЮРИЙ 

Спасибо, Марк! А ты куда? 

МАРК 

Я, назад. Там же ребята остались. 

Марк садится в машину, кабриолет разворачивается и выезжает со двора. 

1-Й НАЦГВАРДЕЕЦ  

Давай, важняк! Шевелись! 

Нацгвардейцы подталкивают прикладами Юрия к дверному проему в здании с ведущей вниз лестницей. 

Юрий ставит костыли на первую ступеньку и – получает сильный толчок автоматом в спину…  

Пытаясь зацепиться костылями за ступеньки, за стены – за всё, что попадется по пути – он летит вниз, в черноту… 

ИНТ. БАЗА БАТАЛЬОНА «ДОНБАСС» В КУРАХОВО. ПОДВАЛ – НОЧЬ 

…ЮРИЙ открывает глаза и тут же щурится от яркого света: лампочка, висящая прямо над ним, освещает небольшое подвальное помещение.  

На полу лежит Юрий.  

Рядом с ним, опираясь спиной на стену, сидит МИРО.  

Кроме Миро, на полу лежат и сидят еще четыре пленных ополченца – ШАХТЕР, МИТЯ, БЕЛОБРЫСЫЙ И НЕВЫСОКИЙ.  

МИРО 

Я же вам говорил – он живучий! 

Юрий смотрит на лампочку, взгляд расфокусируется, свет набирает яркость, расплывается по помещению, становится нестерпимо белым. 

ИНТ. КОМНАТА – ДЕНЬ  

В комнате, у открытого окна спиной к двери стоит ПРОФЕССОР. 

Нацгвардеец ИРОКЕЗ вводит Юрия. 

ИРОКЕЗ 

Ваш француз, Профессор! 

Профессор медленно поворачивается. Окидывает взглядом Юрия. 

ПРОФЕССОР 

(Ирокезу)  

Найди чистую майку и полотенце. 

Ирокез выходит.  

ПРОФЕССОР 

Что, Юрий Сергеич – не пишется в сытом Париже? За впечатлениями на Донбасс приехали? Могу понять… «Постаревшую музу свою я и сам неохотно ласкаю…». 

ЮРИЙ  

Зачем же перевирать хорошие стихи?  

ПРОФЕССОР 

Значит, перемен захотелось? Решили испытать жизнь с неизведанной стороны? Это похвально… для 18-летнего поэта, но, в вашем возрасте… 

Возвращается Ирокез с полотенцем и камуфляжной майкой в руках.  

ПРОФЕССОР  

Идемте.  

ИНТ. КОРИДОР – ДЕНЬ 

Профессор выходит в коридор.  

Юрий прыгает на костылях за ним. 

За спиной у Юрия – неотступно – Ирокез с автоматом. 

Профессор открывает одну из соседних дверей – это туалетная комната.  

ИНТ. ТУАЛЕТНАЯ КОМНАТА – ДЕНЬ 

В ней – в передней ее части, раковина с торчащим из стены краном и мыльницей.  

Профессор берет, стоящую в углу табуретку, ставит ее перед раковиной. 

ПРОФЕССОР 

Снимайте майку. Мойте голову. 

Юрий садится на стул, ставит костыли к стене, снимает грязную майку, оглядывается – куда ее положить.  

ПРОФЕССОР 

Выбрасывайте. Оденете чистую.  

Юрий выбрасывает майку в мусорную корзину, включает воду.  

Кран находится очень низко над раковиной, Юрий пытается подлезть головой под кран – у него это не очень получается.  

ПРОФЕССОР. 

Погодите. 

Берет стоящую тут же, на подоконнике эмалированную кружку, набирает в нее воды из крана.  

ПРОФЕССОР 

Нагибайтесь. Вода, к сожалению, только холодная. 

Юрий нагибается, Профессор льет ему на голову воду из кружки, достает из кармана небольшой флакон, отбрасывает колпачок и обильно поливает голову Юрия шампунем. 

ПРОФЕССОР 

Это – бонус. От меня.  

Юрий намыливает голову. 

Профессор снова льет ему на голову воду из кружки.  

Очень добрая, мирная картина. 

Юрий пользуется моментом и, взяв из мыльницы кусок мыла, трет подмышками, пытается дотянуться до спины…  

Профессор терпеливо ждет, вновь набирает в кружку воду и поливает Юрия. 

Стоящий у двери, с автоматом, «Ирокез» с усмешкой наблюдает за ними… 

НАТ. ДВОР – ДЕНЬ 

Во двор въезжает БМП.  

Из него несколько нацгвардейцев вытаскивают трех избитых пленных, пинками и ударами загоняют их в сарай в глубине двора.  

ИНТ. КОМНАТА – ДЕНЬ  

Профессор стоит у окна, курит, смотрит во двор. 

Около стола на стуле сидит Юрий. 

ПРОФЕССОР 

Вам нужен хороший врач, Анри. Что же нам делать?.. Отпустить вас – так вот, просто – я не могу, а вот обменять… Киев, конечно, разозлится, но я рискнул бы. А что? Обменяю вас, и езжайте-ка вы лечиться к себе, в Париж… Как вам эта мысль? 

ЮРИЙ 

Очень она мне нравится. 

ПРОФЕССОР 

Вот и хорошо! Только, вот, кому из вашего донецкого начальства я мог бы позвонить – кто бы в вас был заинтересован?..  

Профессор подходит к столу, берет ручку, выжидающе смотрит на Юрия. 

ЮРИЙ  

Да у меня телефона-то нет, кто-то из ваших забрал, а наизусть я номерá не помню…  

ПРОФЕССОР 

Да бог с ними, с номерами, вы фамилию скажите! Только нужен кто-то такой, кто бы мог принимать решения, чтобы мы сразу обо всем договорились… 

ЮРИЙ 

Боюсь, тут вам со мной не повезло. Никто там не будет никого на меня обменивать.  

ПРОФЕССОР 

Ну, был же у вас кто-то старший? Кто вам задания давал… 

ЮРИЙ 

Да никто ничего мне не давал. Я жил там сам по себе, и задания сам себе давал. Там все только обрадовались, что я пропал: не буду больше ни у кого мешаться под ногами. 

ПРОФЕССОР (глядя внимательно на Юрия, после паузы) 

Жалко… Что ж, значит, Париж пока подождет… Тогда, поговорим о сбитом самолете. Вы были у Боинга через два часа после его падения… Что вы там видели?  

ЮРИЙ  

Дым, огонь, обломки самолета, вперемешку с обугленными телами… 

ПРОФЕССОР 

Было там что-нибудь, что показалось вам странным? 

ЮРИЙ 

Да. Тела. Как восковые, трудно было представить, что всего лишь полтора часа назад это были живые люди…. У меня было ощущение, что они пролежали длительное время в морозильной камере. 

ПРОФЕССОР  

Что еще? 

ЮРИЙ  

На более чем двухстах переломанных, разорванных человеческих тел, не было… ни одной-единственной капли крови.  

ПРОФЕССОР 

Сколько вы сделали снимков? 

ЮРИЙ  

Около четырехсот. 

ПРОФЕССОР 

Но другие журналисты тоже ведь видели это и снимали? Почему же они молчат об этих странностях? 

ЮРИЙ 

Нет, они этого не снимали. Их, вместе с ОБСЕ, держали на дороге, за оцеплением. На снимках в СМИ трупов почти нет…  

ПРОФЕССОР 

Но Комиссия по Боингу? Она же видела… 

ЮРИЙ 

Вы отлично знаете, что Комиссию по Боингу две недели держали в Киеве, пока ваша артиллерия обрабатывала место падения, плюс, там прошли сильные дожди. 

ПРОФЕССОР 

Почему ваши снимки до сих пор не опубликованы? Вы не честолюбивы? Вам не нужны сенсации? 

ЮРИЙ 

Когда мы возвращались в Донецк – нас обстреляли, водитель был убит, а меня спас фотоаппарат, пуля попала в него. Я цел, но снимки пропали. 

ПРОФЕССОР  

Я бы вам рекомендовал говорить мне правду. Вы живы – пока представляете для меня интерес.  

ЮРИЙ 

Ну, а почему же я не сделал попытки их опубликовать? Я похож на идиота? 

Профессор смотрит внимательно на Юрия.  

ПРОФЕССОР  

Вы – везунчик, Анри: вы мне – пока – интересны.  

Профессор встает со стула, подходит к двери, открывает ее.  

За дверью ждет Ирокез. 

ПРОФЕССОР 

Уведите. 

Юрий, тяжело опираясь на костыли, выходит из комнаты. 

Профессор долго смотрит ему вслед… 

ИНТ. ПОДВАЛ – НОЧЬ 

Пленники спят на полу.  

ЮРИЙ полулежит, облокотившись спиной на стену. 

Гремят замкИ, тяжелая, металлическая дверь подвала со скрежетом открывается, входит вечно усмехающийся «ИРОКЕЗ», в одной руке – автомат, в другой – стул.  

Оглядев всех пленных, он ставит стул у стены. 

На пороге появляется ПРОФЕССОР, с бутылкой «Кока-колы» в руках, он задерживается у входа, оглядывает помещение, морщится, тонкие ноздри его вздрагивают.  

ПРОФЕССОР 

Тут же нечем дышать.  

(Охране, за дверь)  

Оставьте дверь открытой, пусть сюда воздух немножко войдет. 

Проходит, садится на стул, ставит «Кока-колу» на пол. 

ПРОФЕССОР (Юрию) 

Решил посмотреть, Анри, как вы тут устроились. Все нормально, жалоб нет?  

ЮРИЙ 

Всё замечательно. 

ПРОФЕССОР 

С воздухом, со свежим, у вас паршиво. 

(сочувственно)  

У вас, там, уже, поди, плеврит начался? По дыханию вижу…  

(обводит взглядом всех обитателей камеры)  

Я, вообще, всех вижу. Вот, ты…  

Профессор тычет пальцем в МИТЮ – юного ополченца, лет 18-ти, испуганно съежившегося в углу подвала.  

ПРОФЕССОР (прод.) 

…Живешь с мамкой, отец бросил вас давно, восемь классов кое-как осилил, потом ПТУ… Где я ошибся?  

МИТЯ (ошарашенно) 

Нигде… всё так… с мамкой… бросил… ПТУ…  

ПРОФЕССОР 

Много наших убил? 

МИТЯ 

Я? Никого! Я только неделю, как в ополчение вступил! Я на блокпосту стоял, у себя, в Харцызске! 

ПРОФЕССОР 

На какой улице живешь? 

МИТЯ 

На этой… на Есенина. 

ПРОФЕССОР  

Сергея? 

МИТЯ 

Че, Сергея?.. 

ПРОФЕССОР  

Сергея Есенина улица? – спрашиваю. 

МИТЯ 

А-а-а… наверно. 

ПРОФЕССОР  

Уф-ф-ф!! 

(Юрию)  

Вот, за них…  

(кивает на пленных) 

ты воевать пришел?.. 

Профессор снова смотрит на Митю. 

(Мите) 

Мамку как звать? 

МИТЯ 

Ульяна... 

ПРОФЕССОР 

Телефон мамкин давай, позвоню, скажу, чтоб приезжала, забирала тебя, дурака…  

(Ирокезу)  

Запиши. 

МИТЯ 

Щас… Это… 645-01-83.  

Профессор встает со стула, идет к двери.  

У двери, останавливается, оборачивается к Юрию. 

ПРОФЕССОР 

Устал всю ночь с твоей женой по скайпу разговаривать. Смешная она у тебя. Плачет! 

Юрий, дернувшись, подается вперед, тут же морщится от резкой боли в груди. 

Профессор выходит. Ирокез, все с той же ухмылкой выносит стул в коридор. Лязг, грохот задвигающейся двери и замков. 

ИНТ. КУРАХОВО. ПОДВАЛ – НОЧЬ 

Ночь, камера, яркий свет, пленные спят. 

Вдруг – лязг, грохот, дверь открывается. 

Появляется ИРОКЕЗ с автоматом в руках, от дверей, сразу – в угол, в котором лежит Митя, не говоря ни слова, бьет его прикладом автомата по голове.  

МИТЯ (кричит)  

За что?  

(закрывает голову руками)  

Ирокез, бьет еще несколько раз – по голове, по рукам… 

ИРОКЕЗ 

Неделю, как вступил, говоришь? У-у, сука!  

Ирокез снова бьет мальчишку прикладом по рукам, которыми тот закрывается от ударов.  

На пороге, с бутылкой «Кока-колы» в руках, появляется ПРОФЕССОР.  

Один из охранников вносит стул, ставит его у стены. 

Профессор садится, ставит «колу» на пол, вынимает пачку сигарет.  

ПРОФЕССОР.  

Я, Мить, не стал, мамку пугать, говорить ей, что ты в плену. Я же не фашист какой, я деликатно, ей говорю: так, мол, и так, я командир вашего Мити, но сейчас нахожусь в госпитале. Очень мы дружим с вашим сыном, но что-то я никак до него дозвониться не могу, вы не скажете – как он там, не ранен ли? Нет, радостно отвечает мама Уля, у Мити всё очень хорошо, он мне часто звонит, рассказывает, что бьет укров направо и налево, начальство им довольно и к ордену собирается представить… 

МИТЯ 

Нет! Я всего только неделю в ополчении! Мамка, наверно, ошиблась!  

Ирокез заносит автомат для удара. 

МИТЯ (прод.) 

Не надо! Она, наверно, подумала, что вы ее про дядю спрашиваете!  

ПРОФЕССОР 

(мгновенно реагируя)  

Про дядю? Про какого дядю? 

МИТЯ 

Брат у нее, дядя мой! Это он давно в ополчении! Это он бьет укров! То есть вас. Это его к ордену!  

ПРОФЕССОР 

Где он бьет нас? В каком подразделении служит? Быстро! 

МИТЯ  

В Донецке! У «Хмурого» в разведке! Не бейте! 

ПРОФЕССОР  

Имя, фамилия, позывной! 

МИТЯ  

Бажин Кирилл! Позывной «Банжа»! 

ПРОФЕССОР  

Молодец, Митя! Телефон дядин! 

МИТЯ  

Он в моем мобильнике! На «Б»! «Банжа»! А мобильник у вас! У меня его забрали!  

Профессор встает. Выходит. В дверях оборачивается.  

ПРОФЕССОР 

Проверим, Митя. Живи пока. 

(Ирокезу)  

Дай ему что-нибудь, кровь вытереть.  

Ирокез вынимает из кармана разгрузки упаковку перевязочного бинта, бросает ее на пол около Мити и, зацепив с собой стул, со своей вечной ухмылкой на лице, выходит.  

Грохот, лязг закрывающейся двери. В камере наступает тишина. 

Митя всхлипывает, трогает руками голову со слипшимися от 

крови волосами, берет бинт, осматривается – кого бы попросить о помощи.  

МИТЯ  

Шахтер, слышь, помоги, перевяжи…  

Шахтер не отвечает.  

Митя смотрит в сторону «иностранцев», протягивает, зажатый в руке бинт.  

МИТЯ 

Словак… 

Юрий и Миро молча смотрят на него.  

МИТЯ  

Но он бы меня убил! 

МИРО 

А тебя, и так и так убьют. Не укры, так свои. И правильно сделают. 

ИНТ. БАЗА БАТАЛЬОНА «ДОНБАСС» В КУРАХОВО. КОМНАТА – ДЕНЬ  

В комнате ПРОФЕССОР и ИРАКЛИЙ. 

На столе корзина с фруктами, салями…  

Ираклий разливает по стаканам дорогой грузинский коньяк.  

ПРОФЕССОР  

С чем пришел? 

ИРАКЛИЙ 

Там, мои земляки в плен к сепаратистам попали. Три человека… Их соглашаются отдать за француза. Думаю, даже больше можем за него попросить. Пятерых. 

ПРОФЕССОР 

Нет. Прости. Ищи другой вариант. 

ИРАКЛИЙ 

Но ты же сам сказал, что он не…  

ПРОФЕССОР 

Да, он не агент.  

ИРАКЛИЙ 

Ну? В чем же тогда дело? 

ПРОФЕССОР 

Понимаешь, Ираклий… Тут – редкий случай. Чего-то я не улавливаю. Приезжает в осажденный Славянск такая белая ворона, такой европеец…  

(открывает ноутбук) 

…И сразу, оказывается в эпицентре всех самых заметных событий на этой войне. 

(щелкает мышью)  

Вот его статья в английской газете – «Фосфорный дождь над Семеновкой»… 

Профессор поворачивает ноутбук экраном к Ираклию.  

На экране фото – Юрий с осколком фосфорного снаряда. 

ПРОФЕССОР (прод.) 

…Вот, он хоронит детей в Славянске, после артобстрела…  

На экране ноутбука – фото погибших детей на детской площадке внутри двора жилого дома, шесть маленьких гробов… 

ПРОФЕССОР (прод.) 

…Вот он – первый на месте падения Боинга… 

На видео: среди еще горящих обломков самолета – фигура седоволосого человека в камуфляже, с фотоаппаратом в руках… Он поворачивается лицом к нам, это – Юрий… 

ПРОФЕССОР (прод.) 

…Вот – он участвует в церемонии передачи террористами малазийцам «черных ящиков» с Боинга…  

На фото – крупно – текст: «Террористы передают «черные ящики» представителям Малайзии» Слово «Террористы» – как раз на камуфляжной рубашке одного из ополченцев. Это – Юрий.  

ПРОФЕССОР (прод.)  

…Вот он на дне воронки, в частном секторе, в Шахтерске… 

Фото Юрия на дне гигантской воронки. 

ПРОФЕССОР (прод.) 

- это первое использование «Точки-У» на Донбассе… Не слишком ли много случайных стечений обстоятельств для никогда не воевавшего поэта-лирика и военкора-дилетанта? 

Профессор залпом выпивает коньяк из стакана.  

ПРОФЕССОР (прод.) 

Вот скажи: что ему не сиделось в своем Париже? Чего ему не хватало? Что ему надо здесь? Что он ищет на этой войне? 

ИРАКЛИЙ  

Может, деньги? 

ПРОФЕССОР 

Он говорит, что отказался от гонораров – и я ему верю. 

ИРАКЛИЙ  

Честолюбие? Сенсации, может… 

ПРОФЕССОР  

Он не журналист по духу. Он мог два месяца назад опубликовать материал по Боингу, – лучше сенсацию трудно придумать – но нет. Он его куда-то зарыл.  

ИРАКЛИЙ 

За острыми ощущениями?.. За вдохновением… С Музой проблемы… 

ПРОФЕССОР  

С головой у него проблемы! И у меня с ним проблемы! Я не могу понять его логики! Его мотивов. И это меня раздражает. Нет, конечно же, он не агент. Он – поэт. Идеалист. Искренне верит, что борется здесь, на Украине, с фашизмом. Агента можно перевербовать, перекупить. Этот – хуже. Он – свидетель. Опасный. Убежденный. А сейчас еще, ко всему, он – герой. 

(Берет со стола пачку сигарет – она пустая. Сжимает ее в кулаке.)  

Вы не могли придумать для него лучшего подарка, чем засунуть в эту железную коробку в Иловайске! Я уже вижу заголовки: «Каратели пытают поэта!» «Шесть суток в железном шкафу!»… Я уже вижу его в Париже, перед телекамерами всего мира! Это – приглашение на новый Нюрнберг! Я читал его «Славянский дневник». Он – враг в кубе. Его надо убивать.  

Профессор, раздраженный, подходит к окну.  

ИРАКЛИЙ  

А словак? Его-то ты обменяешь? 

ПРОФЕССОР  

Словаку просто не повезло. Там, у них в камере, один мальчишка по-глупому слил своего дядю…  

(возвращается к столу, наливает себе в бокал колу.) 

...Дядя выкупáет своего любимого племянника на очень интересных для нас условиях. Все, кто видел, как он сдал дядю – не жильцы. Включая словака. Извини… 

Профессор салютует Ираклию и отпивает из бокала глоток колы. 

ИНТ. БАЗА ОПОЛЧЕНЦЕВ. КАБИНЕТ НАЧШТАБА – ДЕНЬ 

В кабинете за столом НАЧШТАБА и БАРС склонились у карты. 

БАРС 

…Вот здесь их вчера взяли. Не пойму. Укры, как знали, где и когда будут мои ребята….  

В кабинет входит БАГИРА, за ней СЕМЕРКА, с перевязанной левой рукой, в сопровождении двух ополченцев с автоматами. 

БАГИРА 

Саныч, он говорит, что хочет дать какую-то важную информацию, если мы его обменяем в первой партии.  

БАРС 

А что такое ты можешь нам рассказать, чего мы не знаем?  

СЕМЕРКА 

Ну, например, что у вас в штабе есть «крыса».  

Начштаба переглядывается с Начальником разведки. 

НАЧШТАБА 

Доказательства? 

СЕМЕРКА 

Ну, мне бы, сначала… гарантии. 

НАЧШТАБА 

Ты не в той ситуации, чтобы диктовать условия. 

СЕМЕРКА 

Вашего француза нам сдал кто-то из ваших. 

НАЧШТАБА 

Конкретней. 

СЕМЕРКА 

Я слышал разговор Франко, ну, американец такой у нас крутой был. Так вот, он базлал с кем-то из Киева, что надо взять какого-то сéпара-француза. Франко точно знал, когда и где он будет. Мы устроили засаду и взяли его и еще пятерых.  

НАЧШТАБА 

Француз жив? Где он сейчас? 

СЕМЕРКА 

Ну, я не знаю. Но пока он был у нас – я его опекал, не давал издеваться над ним. Ребята хотели его пристрелить. А я не дал. Я же понимаю – иностранец, журналист. Я его кормил, воды давал. Потом его разведчики увезли.  

БАГИРА 

А вот ваш Майор говорит, что француз еле живой был. Его били и пытали. Кому верить? 

СЕМЕРКА 

Ну… не знаю… это когда его брали, кто-то из ребят перестарался. Но потом я ему помогал… 

НАЧШТАБА 

Ладно. Проверим. Если всё так – подумаем о твоем обмене. 

(Багире) 

Уведите. 

Семерка, затем Багира, выходят из кабинета, где их ждут два ополченца с автоматами. 

БАРС 

Про «крысу» – похоже на правду… 

ИНТ. КУРАХОВО. КОМНАТА – ДЕНЬ 

В комнате – у окна со стаканом колы стоит Профессор.  

За столом с блюдом полным фруктов, на стуле сидит Юрий. 

ПРОФЕССОР 

Что мне с тобой делать, «Анри»? Я ночь не спал – всё знакомился с твоими последними записками. Извини, что без разрешения. 

Профессор достает из ящика стола небольшую записную книжку. 

Юрий дергается, хватается рукой за карман. 

ПРОФЕССОР 

(читает) 

«…Конечно же, они оставались карателями, бандеровцами, украми, врагами – да, все так. Но у этих, внезапно приблизившихся врагов, в отличие от тех, прежних – сливавшихся в одну безликую толпу, скандирующую «Героям – слава!» – начали вдруг проступать лица, глаза, голоса, улыбки. У них были такие же, как и у ополченцев позывные – «Марк», «Артист», «Котик», «Седой»… И пробитый пулей орден «Красной Звезды» убитого ополченца вдруг рифмовался с залитым кровью орденом «Красного Знамени» смертельно раненого нацгвардейца – оба ордена были за «Афган»…»  

(Юрию) 

Чуть слезу из меня не вышиб… Я люблю – и ценю – талантливых людей. Если бы мы встретились года два назад – мы бы могли стать друзьями, мы сидели бы где-нибудь в кафе, и разговаривали о Блоке и Гумилеве, о Ходасевиче и Георгии Ивáновом… Но – мы встретились здесь. И живым я тебя отпустить не могу. У тебя есть только один выход: договориться со мной… Для начала, тебе придется признать, что все, что ты писал раньше – ты писал по указке из Москвы… 

Юрий машет отрицательно головой. 

ПРОФЕССОР (прод.) 

Хорошо… Напиши, сам, что хочешь. Вот, возьми за основу хоть этот текст. Развей его, опиши то, что ты здесь увидел, что в тебе изменилось… Обещаю, что я ничего не уберу и опубликую. 

ЮРИЙ 

Заманчиво… Только… для того, чтобы написать что-то стóящее нужно быть… свободным. А я… ничего хорошего, за что потом бы мне не было стыдно, в таком состоянии написать не смогу… Как на Кавказе говорят: «Орел в неволе не размножается»... 

ПРОФЕССОР 

Ну, что ж. Ты выбрал. «Орел»… с куриной жопой. Ты надеешься, что Франция тебя выкупит? Что ж, это будет им стоить о-очень дорого: уж я сделаю из тебя опаснейшего интернационального террориста! Я еще и французское гражданство за тебя с них стребую! Но им нужно очень поторопиться: я-то могу ждать, но у тебя времени нет. А если, все-таки, тебе повезет, и ты доживешь до этого, то знай, что как бы, и где бы ты ни прятался – я однажды появлюсь под твоим окном – и в твоей талантливой башке появится маленькое, аккуратное отверстие. И я тебе обещаю, что не доверю это никому другому – я сделаю это сам! Впрочем, будем реалистами: ты сдохнешь через несколько дней! Тебя и бить не надо – ты сам с твоими ребрами задохнешься в подвале. Ты думаешь, что умрешь героем? Что останутся твои стихи, которые войдут в школьные хрестоматии? Я же вижу, как ты смотришь на меня, как пытаешься запомнить каждое мое слово, ты уже видишь книгу, которую напишешь про следователя-садиста и не сломавшегося поэта!  

(заводится) 

Хрен ты что напишешь! Да про тебя вообще никто не вспомнит! Тебя забудут! Я уж позабочусь! Вся информация о тебе будет стерта, ни один поисковик не ответит на запрос с твоим именем. Тебя никто не вспомнит! Тебя никогда не было! 

(кивает Ирокезу)  

Уведи.  

ИНТ. КУРАХОВО. ПОДВАЛ – НОЧЬ 

В камере – яркий свет.  

Пленные – Шахтер, Митя, Белобрысый и Невысокий спят.  

МИРО (шепотом) 

Юрка, спишь?  

ЮРИЙ 

Нет.  

МИРО  

Профессор предложил мне пойти к ним, в нацгвардию. Говорит, что для меня это единственная возможность сохранить себе жизнь. 

ЮРИЙ 

Ну? 

МИРО  

А кто же тебе ногу будет перевязывать? 

Юрий переводит взгляд на спящих ополченцев и успевает заметить устремленный на них с Миро внимательный взгляд Мити. В следующую секунду Митя уже «спит».  

Юрий прикладывает палец к губам, кивает Миро на Митин угол. Тот понимающе кивает и тоже закрывает глаза.  

Короткая пауза взрывается от громких голосов и смеха охранников в коридоре, затем раздается металлический грохот отодвигаемого засова и резкий скрежет открывающейся двери. 

Все пленные, кроме Миро и Юрия, привычно вскакивают, садятся на полу, прижимаясь друг к другу и поджав под себя ноги.  

Входят Охранник-1, Охранник-2 и незнакомый солдат – ДОБРЫЙ. Все трое с автоматами в руках и пьяные.  

У Доброго в руке – бутылка красного вина, наполовину уже пустая. Он застывает на пороге, оглядывая обитателей камеры. 

ДОБРЫЙ  

И это они, вот эти пидары, нас убивают? Ну, падлы! Слава Украине! 

ЧЕТВЕРО ПЛЕННЫХ  

Героям слава!  

Миро и Юрий молчат.  

ДОБРЫЙ  

Хреново кричите. Держи-ка…  

Добрый отдает бутылку одному из охранников, поднимает автомат, передергивает затвор. Сплевывает на пол. 

ДОБРЫЙ (прод.) 

Ты!  

(тычет в Белобрысого)  

Встать! Смотреть на меня! В глаза, падла! Так-а-а-к… Вижу, с-сука, по глазам вижу – многих наших положил. Ну, всё, кранты тебе, сéпар! 

ОХРАННИК 1 

Не, Добрый, так-то их захерачить и мы можем. Ты придумай че интересней… 

ДОБРЫЙ  

Интересней «калаша» – нету в мире ни шиша! Гы-гы!.. Во! От чем я тя, суку колорадскую, на тот свет отправлю!  

(достает из кармана вилку)  

Кричи, тварь: «Україна — понад усе!» 

БЕЛОБРЫСЫЙ  

«Україна — понад усе!» 

ДОБРЫЙ  

Не слышу! 

БЕЛОБРЫСЫЙ 

«Україна — понад усе!» 

ДОБРЫЙ  

Не так, гнида! Шо ж ты, сучара, меня нервничать заставляешь, мне нельзя, падла, нервничать, мне врачи запрещают, а ты сука, издеваешься-стоишь! Урод! 

Добрый с силой втыкает вилку в бедро Белобрысому.  

Тот кричит от боли, хватается за ногу. 

Добрый бьет Белобрысого кулаком в висок, тот падает. 

ДОБРЫЙ  

Встать, тварь! Всем встать! Ты, хорёк!  

(тычет вилкой в грудь Невысокого) 

Гимн України! Громко! Не слышу! 

НЕВЫСОКИЙ  

Я… не помню слова…  

ДОБРЫЙ  

Шо?! Щас вспомнишь!  

Хватает его пятерней за затылок и шею и бьет его лицом о белую кафельную стену, кровь забрызгивает стену.  

Невысокий сползает по стене на пол. 

Добрый тычет пальцем в Юрия. 

ДОБРЫЙ 

Кричи: «Слава Україні!» 

(Юрий молчит)  

Не слышу! 

ЮРИЙ 

Я искренне желаю процветания этой стране…  

ДОБРЫЙ 

Я тебя, гниду, не спрашиваю, что ты желаешь, я хочу услышать: «Слава Україні!». Громко!  

Юрий молчит. 

Добрый с размаху бьет Юрия прикладом автомата в лицо.  

Юрий валится на пол.  

Добрый продолжает его избивать.  

Весь пол около Юрия залит кровью.  

Охранники еле оттаскивают своего озверевшего товарища.  

ОХРАННИК-1 

Да стой ты, Добрый! Этих лучше не трогать... (кивает на Миро и Юрия) Ими Профессор лично занимается. 

Добрый вырывает из рук Охранника-2 бутылку с вином, пьет из горла, смотрит на лежачего у стены Невысокого. 

ДОБРЫЙ  

Ну, что, вспомнил слова?  

Шахтер – самый старший из четверки, с черной от многолетней работы в шахте кожей, поднимает глаза на Доброго. 

ШАХТЕР  

Я помню. 

ДОБРЫЙ  

Ну, гляди ж ты, шо творят, суки-сéпары! Единственный, хто помнит гимн – негр! Ну, шо стоишь, зенки негритянские пялишь! Не слышу! Пой! 

ШАХТЕР  

Ще не вмерла України… ні слава, ні воля…. 

ДОБРЫЙ  

Дальше, сука черная! 

ШАХТЕР  

…Ще нам, браття українці, усміхнеться доля…. 

ДОБРЫЙ  

Стоп! Взял вилку! К стене, нигер! Пиши! 

ШАХТЕР  

Что писать?  

ДОБРЫЙ  

То, шо пел! Слова! 

ШАХТЕР  

Где писать? 

ДОБРЫЙ  

Ты шо – слепой, нигер? На стене, где! Взял своей черной граблей вилку, и нацарапал гимн! И шобы все мне его выучили! Через час приду – проверю!  

Уходят. Скрежет двери, грохот засова, пьяные голоса, смех…  

В камере, какое-то время – тишина.  

Невысокий лежит на полу, задрав подбородок вверх, чтобы остановить бегущую из носа кровь. 

Белобрысый сидит, зажимая рукой рану на ноге.  

Миро берет пластмассовую бутылку (на дне еще есть немного воды), вынимает из кармана кусок не очень чистого бинта, смачивает его водой из бутылки, вытирает кровь на лице Юрия.  

Шахтер стирает рукой кровь со стены, начинает на ней выцарапывать буквы: "Ще не…. 

Юрий морщится от боли и звука скрежещущей по кафелю вилки…  

НАТ. ДВОР БАЗЫ БАТАЛЬОНА «ДОНБАСС» В КУРАХОВО – УТРО 

Залитый солнцем двор. Деревья, трава.  

На скамейке сидят несколько нацгвардейцев, греются на солнце. 

Около них, на траве, лежит лохматая большая собака (пес Рыжеволосого из «Газели»), грызет кость. 

Открывается дверь, на крыльцо выходит Ираклий, придерживает дверь, появляется Юрий. Он останавливается на крыльце, пошатнувшись, Ираклий поддерживает его.  

Юрий, щурясь, подставляет разбитое лицо солнцу, грудь его высоко, рывками, поднимается – он глотает воздух.  

Раздается громкий лай: лохматый пес срывается со своего места, огромными прыжками несется к подъезду, взлетает на крыльцо и прыгает на Юрия, почти сбивая его с ног.  

Ираклий подхватывает Юрия, помогая ему удержаться на ногах.  

ИРАКЛИЙ (кричит нацгвардейцам)  

Чей пёс? Заберите его! 

ТОЛСТЫЙ НАЦГВАРДЕЕЦ 

Злодей, назад! Ко мне! 

Но пёс, лая и взвизгивая, прыгает вокруг Юрия, пытаясь лизнуть его в лицо, большой лохматый хвост молотит по костылям, по босым ногам Юрия, по берцам Ираклия…  

Юрий спускается на одну ступеньку, пес снова прыгает на него. 

ИРАКЛИЙ 

Не спешите. Он вас все равно не отпустит. 

Юрий опускается на каменное крыльцо, пес прыгает вокруг него, лижет его лицо, Юрий зарывается рукой в его шерсть. 

ЮРИЙ 

Узнал, друг… узнал…  

Подходит Ираклий. 

ИРАКЛИЙ 

Хотите с женой поговорить? 

Юрий кивает головой.  

Ираклий вынимает из кармана телефон, протягивает Юрию.  

ИРАКЛИЙ 

Набирайте номер. 

Юрий, поколебавшись, набирает номер. Гудки.  

ГОЛОС ДАНИ 

Oui… 

ЮРИЙ 

Дани! 

ГОЛОС ДАНИ 

Юри!.. Ты живой! 

ЮРИЙ 

Я живой! Не плачь! 

ГОЛОС ДАНИ 

Ты где? Ты на свободе? 

ЮРИЙ 

Нет еще, но скоро буду! 

ГОЛОС ДАНИ 

Ты ранен? 

ЮРИЙ 

Нет, я прекрасно себя чувствую! 

ГОЛОС ДАНИ 

Тебя били? 

ЮРИЙ 

Нет-нет, не беспокойся, ко мне очень хорошо здесь относятся! 

ГОЛОС ДАНИ 

Я написала письмо Президенту!  

ЮРИЙ 

Как мама?  

ГОЛОС ДАНИ 

Держится, и почти не плачет… Я тебя очень люблю!  

ЮРИЙ 

И я тебя! Очень! 

ГОЛОС ДАНИ 

Что я могу сделать для тебя? 

ЮРИЙ 

Ты уже всё сделала, что могла, теперь только жди!  

ГОЛОС ДАНИ 

Я жду тебя! 

ЮРИЙ 

Постой! С тобой разговаривал по скайпу кто-нибудь отсюда? 

ГОЛОС ДАНИ 

Да. Он сказал, что он – твой друг, и что может помочь нам… 

ЮРИЙ 

Никогда с ним больше не говори! Не отвечай ему! Это очень важно! 

Ираклий забирает телефон. 

ИРАКЛИЙ (Юрию)  

Садитесь в машину, впереди. Вы больше сюда не вернетесь. 

ЮРИЙ 

А Профессор? 

ИРАКЛИЙ 

Его сегодня здесь нет. Он в Киеве.  

(поворачивается к машине) 

Давид, уезжаем. 

Они устраиваются в машине. Ираклий – за рулем, Юрий – рядом с ним, сзади, с автоматом на коленях, с нахлобученной почти на глаза бейсболке – неприветливый ДАВИД.  

Машина трогается, за ней, с лаем, бежит пес, ворота открываются, машина выезжает на дорогу…  

…Мимо мелькают дачные постройки, ворота, гараж, в проблесках – близко – за деревьями, река… 

НАТ. ПИОНЕРЛАГЕРЬ – ДЕНЬ 

Машина сворачивает на проселочную дорогу и вскоре останавливается у больших ворот.  

Давид выходит, открывает ворота, машина проезжает еще немного и останавливается у небольшого деревянного коттеджа.  

ИРАКЛИЙ выходит из машины, поджидает ЮРИЯ и кивает ему на широкую деревянную скамейку около ближайшего к ним домика. 

ИРАКЛИЙ 

Посидите здесь.  

Юрий садится на скамейку.  

Ираклий заходит в домик, и тут же возвращается с рюкзаком, ставит его на скамейку, вынимает оттуда банки консервов, пачки с печеньем, йогурты, пакеты с соком, ложки, вилки… 

ИРАКЛИЙ 

Ешьте… Потом Давид принесет вам чистую одежду. Отдыхайте пока.  

Поднимается на крыльцо, уходит в домик. 

Юрий открывает один из йогуртов, ест…  

Перед ним – красивейший вид на часть парка, обрывающегося перед широкой, переливающейся на солнце, рекой. 

Вокруг никого. Он подтаскивает к себе костыли, встает…  

Опять осматривается – никого. Он один…  

Опираясь на костыли, он делает шаг в сторону от скамейки…  

Никого… Делает еще несколько шагов, заворачивает за домик.  

Отсюда – метров пятьдесят до ворот.  

Он шагает быстрее, идти ему трудно.  

Вот уже до ворот остается метров десять…  

Чей-то близкий кашель заставляет Юрия остановиться и обернуться. 

Недалеко от него, за деревом, с автоматом на груди, стоит, глядя куда-то в сторону, ДАВИД.  

ЮРИЙ  

Туалет, не скажете, где тут? 

ДАВИД 

Эта – там…  

Давид показывает куда-то, совершенно в противоположном от ворот направлении… 

ЮРИЙ  

Спасибо.  

Он поворачивает и прыгает на костылях обратно в сторону реки, добирается до обрыва, останавливается, смотрит вниз, тяжело дышит от напряжения после проделанного пути. 

Опять – негромкий кашель.  

Давид, неожиданно близко от него.  

ДАВИД  

Вы, это… если что… то не надо. 

Юрий непонимающе смотрит на него. 

ДАВИД  

В речку не надо прыгать, пожалуйста. Я плавать не умею. 

Юрий кивает согласно головой, садится на скамейку стоящую рядом и закрывает глаза. 

ИНТ. ПИОНЕРЛАГЕРЬ. КОМНАТА В КОТТЕДЖЕ – НОЧЬ 

На одной кровати спит ДАВИД.  

На другой – лежит ЮРИЙ – чистый, выбритый. Смотрит в окно.  

Прямо над окном, в лунном свете – невероятной красоты дерево.  

Юрий поднимается, тихо, чтобы не разбудить Давида, берет костыли, выходит на крыльцо, спускается, подходит к дереву. Трогает его рукой, гладит его… 

Давид наблюдает за Юрием через окно. 

НАТ. ДОРОГА. В БРОНЕВИКЕ – ДЕНЬ 

По дороге едет легковая машина-броневик, в ней ИРАКЛИЙ, ЮРИЙ и ДАВИД. 

ИРАКЛИЙ  

Я видел интервью с вашей женой. Она очень хорошо держалась. С большим достоинством. Она красивая. 

Сидящий на заднем сиденье Давид, прислушивается к разговору. 

ЮРИЙ  

Кстати, в первый раз я ее увидел в Тбилиси. 

Ираклий удивленно смотрит на Юрия. 

ЮРИЙ (прод.) 

В Доме кино, шел фильм с Бельмондо. Она играла небольшую роль, офицера полиции, такую садистку… А потом, через десять лет, я встретил ее ночью, в Париже… в метро, на эскалаторе… 

ДАВИД 

Ночью? В метро? 

ЮРИЙ  

Она ехала поздно с репетиции… У нее сломалась машина…  

ИНТ. ЭСКАЛАТОР В ПАРИЖСКОМ МЕТРО – НОЧЬ 

Чуть «размытая» картинка – на движущемся эскалаторе – молодая ЖЕНЩИНА (мы наблюдаем за происходящим из-за ее плеча, лица женщины мы не видим), двумя ступеньками ниже – мужчина.  

Женщина поднимает руку и дотрагивается до плеча мужчины, тот оборачивается – это ЮРИЙ. 

(Разговор на французском) 

ЖЕНЩИНА  

Простите, вы были вчера на спектакле, в театре «Ла Коломб» 

ЮРИЙ  

Да, и вы – единственная, кого я там запомнил. 

ЖЕНЩИНА 

Вы – русский. Вы писатель и артист. 

ЮРИЙ 

Да. А вы – актриса. 

ЖЕНЩИНА 

Я спросила о вас у режиссера. Он мне сказал, кто вы. У вас в «дипломате» была бомба – вы так его держали… 

ЮРИЙ 

Да. Там была пьеса, в стихах, которую я только вчера закончил. 

ЖЕНЩИНА 

Как она называется?  

ЮРИЙ 

«Фауст и Елена». 

ЖЕНЩИНА 

Можно ее прочитать? 

ЮРИЙ 

Нет. Она еще не переведена на французский. 

ЖЕНЩИНА 

Так надо ее переводить. У вас есть переводчик? 

ЮРИЙ 

Нет. 

ЖЕНЩИНА 

Так надо срочно искать. Пойдемте. 

ЮРИЙ 

Куда?  

ЖЕНЩИНА 

Искать переводчика…. 

Эскалатор заканчивается, Юрий подает Женщине руку, помогая ей сойти с эскалатора…. 

НАТ. ДОРОГА. В БРОНЕВИКЕ – ДЕНЬ 

Давид аж приоткрыл рот от внимания…. 

ИРАКЛИЙ  

(задумавшись, негромко запевает) 

Чемо цици натела, 

Дапринав нела нела… 

ЮРИЙ  

(подхватывает) 

…Шенма шорис натебам  

Дамцва да даманела… 

ДАВИД 

(также негромко) 

…Шенма шорис натебам  

Дамцва да даманела… 

Анатэб да kарги хар, 

мэ тумц арас маргихар!.. 

ИРАКЛИЙ  

(протягивает Юрию маску-балаклаву) 

Скоро будет база. Надень ее, только чтобы прорези для глаз сзади были. Это ненадолго. 

НАТ. БАЗА БАТАЛЬОНА АЙДАР. ПАНСИОНАТ – ДЕНЬ  

Броневик въезжает в ворота пансионата – вокруг – за деревьями, виднеются одноэтажные строения. 

ИРАКЛИЙ 

Снимай шапку. Приехали.  

Юрий снимает балаклаву, осматривается.  

Броневик стоит у входа в одноэтажное здание.  

Мимо проходят – по одному, по двое – нацгвардейцы, слышна украинская речь.  

Проходящие мимо ДВОЕ СОЛДАТ, чуть задерживаются около броневика. 

ДВА СОЛДАТА (вразнобой) 

Слава Украине! 

ИРАКЛИЙ И ДАВИД  

Героям слава! 

Юрий чуть склоняет голову в ответ, вглядывается в шеврон одного из бойцов: «Штурмовий батальйон «Айдар». 

Из здания выходит ЗАЗА – крупный кавказец в камуфляже, подходит к вышедшему из машины Ираклию. Они о чем-то переговариваются, кавказец смотрит на сидящего в машине Юрия, отвечает что-то Ираклию, смеется, хлопает его по плечу.  

Ираклий подходит к Юрию.  

ИРАКЛИЙ (кивает на кавказца) 

Он тебе покажет комнату. Ни с кем здесь не разговаривай, не надо.  

Юрий, прыгает на костылях за кавказцем, они заходят в здание. 

ИНТ. КОРИДОР/КОМНАТА В ПАНСИОНАТЕ – ДЕНЬ  

ЮРИЙ и КАВКАЗЕЦ идут по коридору, у одной из дверей кавказец останавливается, распахивает ее, пропуская Юрия вперед.  

ЗАЗА 

(протягивает Юрию руку)  

Заза. Я все знаю, Георгий. Для меня – честь принимать такого человека. Если что надо – зови меня, всё сделаем.  

Заза выходит.  

Юрий пытается прилечь, но чуть коснувшись спиной покрывала, тут же, с громким стоном, вновь садится на кровати.  

Это видит вошедший ИРАКЛИЙ.  

ИРАКЛИЙ  

Завтра в Мариуполь, в больницу заедем. Врач посмотрит тебя.  

ЮРИЙ 

Ираклий, а почему – «Георгий»? И вообще, Заза, он что, не знает, что я пленный?  

ИРАКЛИЙ 

Он всё знает. А Георгий или Юрий – какая разница. 

ИНТ. КОМНАТА В ПАНСИОНАТЕ – НОЧЬ  

Юрий спит, сидя на кровати, спиной к стене, нога, в свежеперебинтованной шине, лежит вытянутая, на подставленном к кровати стуле. 

НАТ. СОН ЮРИЯ – НА ЗАКАТЕ 

СОН ЮРИЯ: 

Ночь. Зарево освещает горизонт… Группа бойцов, в камуфляже, выстроилась… где-то мы эту группу уже видели…  

Ну, конечно же, это группа «штурмовиков», уходившая на территорию укров, в Славянске.  

Вот, и НАСТЯ рядом… И командир – тот же – СЕДОЙ…  

Но что делает в строю РЫЖЕВОЛОСЫЙ мальчишка-ополченец? – он подмигивает Юрию. 

РЫЖЕВОЛОСЫЙ  

«Спи спокойно, мама,  

Я же – в камуфляже!..» 

Рядом – пес, прыгает, лижет Рыжеволосому лицо, хвостом виляет…  

ЮРИЙ 

Настя, ты разве не погибла? Вас же с ним…  

(кивает на Седого)  

…к танку привязали в Попасной? 

НАСТЯ (смеется) 

Привязали. Да всё обошлось, мы с командиром так, на этом танке, к своим и приехали… Только, извините, гранаты ваши я не сберегла…  

СЕДОЙ  

(обращаясь ко всем) 

Ну, всё, с Богом! Тронулись!  

Группа двинулась…  

МУЖСКОЙ ГОЛОС (за кадром) 

Там машина ждет. Надо уезжать! 

Юрий оборачивается – к ним бежит БОРИС… 

БОРИС 

Вам нельзя здесь оставаться! Уезжаем! 

ЮРИЙ 

Борис! Ну, скажи им, что ты меня не видел, что я уже ушел!  

Он смотрит умоляюще на Седого, тот с сожалением мотает головой.  

Группа уходит. Но как-то странно уходит – она не исчезает в «зеленке», а поднимается вверх, двигаясь по невидимой дороге, уходящей, чуть петляя, в небо…  

Настя и Рыжеволосый оборачиваются и машут Юрию прощально руками, затем Рыжеволосый поворачивается и уходит за товарищами… 

НАСТЯ (кричит)  

Уходите! Вам нельзя с нами! 

Махнув рукой еще раз, она тоже поворачивается и догоняет группу… 

ГОЛОС ДАВИДА 

Георгий, уезжаем, Ираклий ждет…  

КОНЕЦ СНА ЮРИЯ. 

Давид, осторожно трогает Юрия за плечо…  

НАТ. БАЗА БАТАЛЬОНА АЙДАР. ПАНСИОНАТ – УТРО 

ЮРИЙ выходит с ДАВИДОМ на крыльцо… 

ИРАКЛИЙ стоит около броневика, разговаривает с НЕМОЛОДОЙ ЖЕНЩИНОЙ… Увидев Юрия, он кивает ему на машину: «Садись!». 

Юрий садится на «свое» место, укладывает костыли, прислушивается к разговору – женщина и Ираклий говорят по-грузински.  

Женщине лет 45-50, невысокая, худощавая, в камуфляже, в берцах, но – все это сидит на ней достаточно элегантно, губы ярко накрашены, в ушах – большие серьги, на шее – большой крест УНА-УНСО².  

(Додо Гугешашвили, экс-полковник грузинской армии, участница подпольной группировки "Лесные братья», одна из лидеров полуофиц-го военизированного формирования "Мхедриони"³, в ноябре 1993 г. ее отряд сжег и разграбил деревню Дарчели (Мингрелия). Лично пытала пленных, известен случай, когда одному пленному художнику отрубила руку. За свои зверства получила прозвище «Кровопийца». Инструктор батальона нацгвардии «Айдар»") 

Ираклий садится в машину, женщина по-грузински желает Ираклию и сидящим в машине Давиду и Юрию счастливого пути, отходит в сторону.  

Юрий внимательно смотрит на нее. 

ИРАКЛИЙ (Юрию).  

Узнал? 

ЮРИЙ  

Нет, но лицо – знакомое… 

ИРАКЛИЙ  

Это же Додо Гугешашвили, полковник Грузинской армии, это ее третья война, воевала в Абхазии, командовала там женским батальоном, несколько раз была ранена… Сейчас тут, в «Айдаре», инструктором. Хочешь, познакомлю? 

ЮРИЙ  

Да нет, спасибо. С меня хватит Профессора – я слышал, что она была не очень ласкова с пленными, в Абхазии. 

ИРАКЛИЙ  

Да, ты, пожалуй, прав, ей лучше не знать о тебе.  

Броневик трогается с места… 

ИРАКЛИЙ  

Надень, пока будем выезжать.  

(протягивает Юрию «балаклаву») 

ИНТ. КОРИДОР БОЛЬНИЦЫ В МАРИУПОЛЕ – ДЕНЬ 

ВРАЧ, ИРАКЛИЙ, ЮРИЙ и ДАВИД идут по коридору. 

ВРАЧ (с грузинским акцентом, Ираклию) 

Сегодня выходной, начальства в больнице нет.  

(Оставливается у одного из кабинетов, Юрию) 

Посидите здесь (кивает на несколько стульев, стоящих вдоль стены).  

Врач и Ираклий входят в кабинет. 

Давид и Юрий присаживаются на стулья в коридоре.  

Из кабинета выходит МЕДСЕСТРА – молодая еще женщина, лет 35-ти, садится на стул у противоположной стены.  

МЕДСЕСТРА  

(ни к кому конкретно не обращаясь) 

Думали на колени нас поставить?  

ЮРИЙ  

(с симпатией к медсестре) 

А что – не поставили? 

Медсестра с удивлением смотрит на его улыбающееся лицо. 

МЕДСЕСТРА 

Вы же ненавидите нас…. 

ЮРИЙ  

(еще шире улыбаясь)  

Ненавидим…. 

МЕДСЕСТРА  

(всё больше раздражаясь) 

Ну, так а что ж вы, раз так ненавидите – не оставите нас в покое? Дайте нам самим решать, как нам жить и с кем дружить! 

ЮРИЙ  

(влюбленно глядя на медсестру)  

Не, не дадим! 

Давид озадаченно переводит взгляд с Юрия на медсестру, пытаясь понять, что здесь происходит…. 

Дверь кабинета открывается, выглядывает Ираклий. 

ИРАКЛИЙ (Юрию).  

Зайди. 

ИНТ. БОЛЬНИЧНЫЙ КАБИНЕТ – ДЕНЬ 

Юрий заходит в кабинет. За письменным столом в белом халате сидит ВРАЧ, это тот же мужчина, который их сюда привел. 

ВРАЧ 

Имя, фамилия? 

Юрий вопросительно смотрит на Ираклия. 

ИРАКЛИЙ (врачу)  

Георгий Георгадзе.  

ВРАЧ  

(подняв глаза на Юрия) 

Вы грузин? 

ЮРИЙ 

Тбилисели вар, батоно. 

Титр: (Я из Тбилиси) 

ВРАЧ 

Профессия? 

ЮРИЙ 

Поэт. 

ИРАКЛИЙ.  

Пулеметчик.  

Врач смотрит с тоской на Ираклия. 

ИНТ. РЕНТГЕНОВСКИЙ КАБИНЕТ – ДЕНЬ 

Рядом с рентгеновским столиком – носилки на колесах. На носилках, лежит ЮРИЙ, совершенно голый.  

Над ним стоит знакомая уже нам МЕДСЕСТРА, с жалостью смотрит на большие темные синяки, кровоподтеки и раны на ногах и на теле, на его распухшую сине-зеленую левую ногу…. 

Юрий пытается натянуть на себя простыню, на которой он лежит. 

МЕДСЕСТРА 

Лежите, уж! 

ЮРИЙ  

(натягивая простыню) 

Нет! Мне еще вас на колени ставить…. 

МЕДСЕСТРА  

(не выдерживает, улыбается) 

Ты выживи сначала…. 

ИНТ. КАБИНЕТ ВРАЧА – ДЕНЬ 

Тот же кабинет врача. Врач, Ираклий. 

ВРАЧ 

Необходима госпитализация. Сломаны три ребра, и мне не нравится его нога. Сложный перелом. Вот, я написал здесь, какие медикаменты нужны, и три раза в день – обезболивающее….  

ИРАКЛИЙ 

Спасибо, доктор. 

ВРАЧ 

Арапирс, батоно… 

(Титр: «Не за что, уважаемый» (груз.) 

НАТ. БАЗА ОТДЫХА – ДЕНЬ 

Ворота. Машина въезжает на территорию базы отдыха…  

Флаги Украины и батальона «Днепр». Охрана. «Слава Украине!» – «Героям слава!».  

Грузин КАХА в камуфляже встречает броневик у входа в небольшое деревянное строение.  

Грузин обнимается с ИРАКЛИЕМ, обмениваясь с ним несколькими словами на грузинском языке, потом – с ДАВИДОМ, широко улыбнувшись, жмет руку ЮРИЮ. 

КАХА 

Георгий? Каха. Я всё знаю, здесь ты в безопасности. Идем, отдохнешь, а потом – поедем в одно место… 

(подмигивает Юрию)  

Каха уводит Юрия в домик. 

Звонок телефона. Ираклий берет свой телефон. 

ИРАКЛИЙ 

Да… Да… Мне точно известно, что все трое – там, у вас… Нет, я ничего менять не буду! Пять человек – два украинца и три грузина!.. Согласовывайте быстрее – вашего человека ищут, я не смогу его прятать долго!  

НАТ. БЕРЕГ МОРЯ. НАБЕРЕЖНАЯ. ВЕРАНДА РЕСТОРАНА – ДЕНЬ 

Берег Азовского моря, курортный городок Урзуф. Звучит музыка, вдоль сувенирных киосков, торговых лотков и магазинчиков прогуливаются пестро разодетые пары…  

На открытой веранде небольшого уютного ресторанчика – длинный стол, на нем – бутылки с грузинским вином, тарелки с кавказскими яствами, с зеленью, с хачапури…  

Если бы не вооруженные люди в камуфляже за столом – ничто бы не напоминало о близости войны… 

Вокруг стола – ИРАКЛИЙ, ДАВИД, ЮРИЙ, КАХА, ЗАЗА, еще один незнакомый грузин – АРЧИ и девушка – ПЧЕЛКА.  

Застолье в разгаре… 

ПЧЕЛКА (Юрию) 

Вы в Москве живете?  

ЮРИЙ 

В Париже. Но часто бываю в Москве.  

ПЧЕЛКА 

Вы знаете режиссера Виктюка? 

ЮРИЙ 

Да, знаю. 

ПЧЕЛКА 

Мне нравятся его спектакли.  

ЮРИЙ 

Я при встрече скажу ему, что в нацгвардии батальона «Донбасс» есть его поклонники. Ему будет приятно. 

ПЧЕЛКА 

Скажете, не забудете? А еще мне нравится кино… документальное. В советское время были сильные режиссеры-документалисты – Дзига Вертов, Кулешов, Ромм…  

ЮРИЙ (удивленно) 

Неплохо для любителя. 

ПЧЕЛКА 

Я хотела поступать на документальную кинорежиссуру. 

ЮРИЙ 

Что помешало?  

Пчелка разводит руками, демонстрируя свой, не очень женский наряд – натовский камуфляж, разгрузку, берцы…  

ЮРИЙ 

Может, еще не поздно? Хотите, я поговорю в Москве? У меня есть друзья во ВГИКе. Если, конечно, выберусь отсюда.  

ПЧЕЛКА 

Если вами занимается Ираклий – выберетесь… 

КАХА 

Георгий, Ираклий говорил, что ты переводишь Галактиона на русский? 

АРЧИ (Кахе)  

…Рас амбоб, бичо? Галактиона невозможно перевести!  

ЮРИЙ 

Всех – возможно, Арчи, и Галактиона, тоже – возможно! 

АРЧИ 

Ара, бичо! Аршеидзлеба!  

ЮРИЙ 

Хорошо, Арчи! Скажи, какое стихотворение у него самое непереводимое – дай мне текст – и завтра ты увидишь – еще как «шеидзлеба»! 

АРЧИ 

«Ганахлда гули… дгэс ис агар вар,  

Рац уцин викав – пери вицвале…  

Гза дамицале, шаво бурусо,  

Цхеуло гамев, гза дамицале!»  

ЮРИЙ 

Лучше ты не мог выбрать, Арчи! Это – моё любимое, я его давно перевел!.. 

(читает) 

«Ожило сердце. И – вздрогнул, очнулся я,  

И не узнал я себя, полуночного.  

Скоро ль ты кончишься, мгла беспросветная,  

Черная ночь, уходи, не морочь меня!  

Боже, не хватит ли? – сызмала мучаюсь 

В медленном пламени, в черной пустыне я.  

О, отпусти меня, мгла беспросветная,  

Ночь безысходная, брось, отпусти меня!  

Всё забываю. И плачу о прошлом я.  

Поздно. Прощай, моя юность печальная.  

И проклинаю я мглу беспросветную,  

Черную ночь разрываю плечами я…»  

Тишина за столом.  

ЗАЗА (запевает) 

«Однажды русский генерал 

Из гор к Тифлису проезжал; 

Ребенка пленного он вёз…» 

(продолжает петь) 

ИРАКЛИЙ (негромко, Юрию)  

Юра, почему ты здесь, на Донбассе? Здесь не место поэту. 

ЮРИЙ 

А, по-моему, именно здесь и место. Я это понял впервые, когда в Славянске хоронил пятилетнюю девочку. Вот тогда я и подумал, что здесь, рядом с женщинами и детьми, которых каждый день убивают, и есть мое место… А почему ты, здесь, Ираклий? 

ИРАКЛИЙ (не сразу) 

Я солдат, Юра. Украина нам очень помогла во время войны в Абхазии. Мы не могли своими силами вывезти всех беженцев из Кодорского ущелья. Если бы они не прислали свои вертолеты, там погибло бы много людей. Они спасли около восьми тысяч наших беженцев… Теперь – наша очередь. И потом… если получится выгнать Россию из Донбасса, то следующий этап – возвращение Южной Осетии и Абхазии…  

ЮРИЙ 

С вами здесь воюет не Россия, Ираклий…  

Заза прерывает пение. Встает, поднимает бокал. 

ЗАЗА 

Давайте поднимем бокалы за поэзию и за поэтов – за Руставели, за Лермонтова, за Галактиона, за Пушкина! И – за нашего дорогого гостя Георгия в их лице! 

Все встают, чокаются, пьют. 

Заза протягивает фотоаппарат Ираклию. 

ЗАЗА 

Сними нас с Георгием…  

Становится рядом со стулом, на котором сидит Юрий. 

КАХА 

И я с вами…  

(становится рядом) 

ИРАКЛИЙ 

Пчёлка, ты тоже – подвинься к Юре ближе… Арчи, Давид идите, тоже!  

На стульях сидят Юрий и Пчёлка, вокруг них – сзади и по бокам стоят Каха, Заза, Арчи, Давид… Ираклий нажимает кнопку…  

ИРАКЛИЙ 

Арчи, иди теперь ты сними. 

Отдает фотоаппарат Арчи и становится рядом с Юрием.  

ИРАКЛИЙ (Юрию) 

Маме пошлю. Пусть увидит, что я на этой войне хоть одно доброе дело сделал…  

Арчи нажимает кнопку фотоаппарата. 

ИРАКЛИЙ 

Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда, в любой ситуации, оставались людьми, и вели себя по-человечески!  

НАТ. ДОРОГА. ПШЕНИЧНОЕ ПОЛЕ. НОВЫЙ БРОНЕВИК – УТРО 

По дороге, поднимая клубы пыли, вдоль неубранного пшеничного поля несется броневик – не тот, который мы видели раньше – другой, новее и раскрашенный не так ярко, как прежний. 

На переднем сиденье сидит ЮРИЙ, сзади – ДАВИД в неизменной своей камуфляжной кепке, надвинутой на глаза, и ПЧЁЛКА. 

Ираклий, взглянув на часы, останавливает машину, выходит, удаляется от броневика, достает телефон и набирает номер. 

ЮРИЙ 

Давид, я только сейчас сообразил – а где наш броневик?  

ДАВИД 

Ираклий с Кахой поменялся. Наш – слишком заметный был. Профессор ищет вас, третий день звонит Ираклию, а он трубку не берет.  

Давид не сводит глаз с разговаривающего по телефону Ираклия. Тот чем-то раздражен. Доносится его громкий голос. 

ИРАКЛИЙ  

Вы слово не держите, слушай! Как с вами можно о чем-то договариваться?  

ПЧЕЛКА 

Кажется, обмен срывается. Если сегодня не обменяем…  

ЮРИЙ 

То – что? В подвал, к Профессору? 

ПЧЕЛКА  

Ираклий не может вас прятать так еще долго. Из Киева тоже звонят, требуют, чтобы вас туда отвезли…  

ИРАКЛИЙ 

(машет рукой)  

Пчелка! 

Девушка выходит из машины, идет к Ираклию.  

Ираклий ей говорит что-то, они чуть удаляются… 

Звонит телефон, оставленный Пчёлкой.  

Давид берет телефон, открывает дверь, чтобы выйти и вдруг, словно спохватившись, останавливается… Оглядывает машину – она буквально набита оружием: автоматы Пчелки и Ираклия, ручной пулемет и «муха»ᶣ – в заднем отделении фургона, гранаты – в дверных отсеках…  

Давид переводит взгляд на Юрия, тот делает вид, что дремлет, «не замечая» замешательства Давида.  

Давид садится на место, поправляет автомат на коленях…  

Юрий открывает глаза, на мгновенье взгляды Юрия и Давида пересекаются.  

ДАВИД (внезапно) 

Я того, кто эту войну придумал – я его всё е…! 

Прогремевший мимо грузовик заглушает конец фразы Давида. 

Телефон Пчелки вновь начинает звонить в руке у Давида. 

Давид снова – резко – открывает дверь, выходит из машины, и уходит, не оборачиваясь, вперед, по дороге, догоняя неспешно удаляющихся от машины Пчелку и Ираклия. 

Юрий смотрит на весь этот, так неожиданно «вверенный» ему, арсенал… кладет руку на лежащий ближе других к нему автомат Ираклия… другой рукой – берет гранату в дверном «кармане». 

По его напрягшемуся телу, по сузившимся глазам, – по всему – понятно, что он быстро «проигрывает» в голове варианты…  

НАТ. ДОРОГА. ПШЕНИЧНОЕ ПОЛЕ – УТРО 

Ираклий на дороге спрашивает о чем-то Давида, показывая на машину. 

НАТ. НОВЫЙ БРОНЕВИК – УТРО 

Юрий кладет гранату в карман, левой рукой берет автомат Ираклия, правой ощупывает затвор… 

НАТ. ДОРОГА. ПШЕНИЧНОЕ ПОЛЕ. НОВЫЙ БРОНЕВИК – УТРО 

Хмурый Ираклий, Пчелка и Давид приближаются к машине… 

Юрий кладет автомат на место…  

Ираклий уже возле машины…  

Юрий достает из кармана гранату, хочет ее положить, но, вдруг, передумав, вновь кладет ее в карман…  

Ираклий открывает дверь… внимательно оглядывает салон, смотрит на Юрия – тот сидит, откинувшись на спинку кресла – глаза закрыты – «дремлет»… 

Все садятся в машину. Тишина.  

ДАВИД 

Рамбавиа, Ираклий, болоз да болоз?..  

ИРАКЛИЙ 

Они не хотят нам отдавать пятерых. Только троих. Из грузин нашли лишь одного.  

ДАВИД (Ираклию)  

Что будешь делать? 

(Пауза. Юрий "дремлет") 

ИРАКЛИЙ 

Будем менять. 

Машина трогается… 

НАТ. ПОСЕЛОК – ДЕНЬ 

Красивый солнечный день.  

Небольшой населенный пункт в окрестностях Мариуполя.  

Машина стоит у придорожного продуктового магазина. В ней – ИРАКЛИЙ и ЮРИЙ, откинувшись на спинки кресел, дремлют…  

ЮРИЙ  

Ираклий, там, на дороге, ты ругал Давида за то, что он оставил меня без присмотра? 

ИРАКЛИЙ  

Я его еще накажу за это. 

ЮРИЙ 

Не надо, не наказывай. Это не разгильдяйство. Это он свое доверие мне демонстрировал. Смешной. Сказал: «Я того, кто эту войну выдумал – я его всё …!», бросил автомат – и ушел. 

ИРАКЛИЙ (смеется)  

Начинает понимать, мальчик… Я его, как только здесь увидел – сразу к себе забрал, чтобы сберечь его. Такие – первыми погибают… Пчёлку тоже… 

ЮРИЙ 

Она тоже из Грузии? 

ИРАКЛИЙ. 

Нет, почему… Из Западной Украины. Увидел, как она учится стрелять из автомата – сразу понял, что ее надо спасать. Ездит с нами, занимается пленными, разыскивает родственников. У нас тут, тоже, с этим такой бардак!..  

Появляются ДАВИД и ПЧЕЛКА с пакетами и с корзиной, набитой фруктами, колбасой, бутылками с кока-колой и с вином. 

ПЧЕЛКА (Ираклию) 

Вот этот пакет – нам, остальное – на блокпост. 

ИРАКЛИЙ.  

Давай наш пакет открывай… 

Машина трогается. Пчелка раздает всем круассаны и йогурты… Все едят, Ираклий одной рукой ведет машину, в другой – бутылка йогурта… 

ПЧЕЛКА  

Юрий, а мне понравилось, как вы вчера говорили по-грузински – не так, как они… Скажите еще что-нибудь? 

ЮРИЙ 

Патара гого дамекарга 

Цител перанга, 

Ан авлили, ан чавлили 

Хом ар гинахавт… 

Ираклий и Давид, вдруг подхватывают, и – стихотворение оказывается песней. 

ЮРИЙ, ИРАКЛИЙ и ДАВИД 

…Втири дге, да втири гаме, 

Цремли мдениа, 

Втири дге, да втири гаме, 

Цремли мдениа… 

Несется броневик, с пулеметом на крыше, с двумя высоко торчащими желто-блакитными флажками, по разбитой, изрытой снарядами, украинской дороге…  

Броневик подпрыгивает на ухабах, уменьшается в размерах – это мы его видим уже, как бы, глазами, взлетевшей над дорогой и поднимающейся все выше, к небу, птицы… 

Вокруг – поля с большими сгоревшими участками пшеницы – дым, гарь на много километров тянется с полей… 

Несется наш броневик, превращаясь в маленькую точку… 

Мы видим дороги, реки, города – мы видим Украину, а над ней несется веселая, неожиданная здесь песня: 

ЮРИЙ, ИРАКЛИЙ и ДАВИД 

…Патара гогос сикварули 

Ой, ра дзнелиа! 

Патара гогос сикварули 

Ой, ра дзнелиа…! 

НАТ. БЛОКПОСТ ПРАВОГО СЕКТОРА – ДЕНЬ 

Песня резко обрывается.  

Броневик медленно проезжает блокпост, вдоль длинного ряда стоящих автомобилей…  

Солдаты в камуфляже, с замотанными такими же камуфляжными платками лицами, над мешками с цементом – флаг Правого Сектора, на шевронах – тоже символы ПС.  

Две машины стоят с раскрытыми дверцами, какие-то люди в штатском лежат на земле, лицом вниз, со связанными за спиной руками…  

Один из «правосеков» заглядывает в окно броневика, окидывает всех взглядом и поднимает вверх сжатый кулак. 

ПРАВОСЕК 

Слава Украине! 

ИРАКЛИЙ, ДАВИД и ПЧЕЛКА 

Героям слава! 

Машина минует пост… 

ИНТ. В БРОНЕВИКЕ – ДЕНЬ 

ПЧЕЛКА.  

Да, бедные люди!.. Попасть в руки к «Правому сектору»… 

ЮРИй 

Пчелка, поверьте мне, батальон «Донбасс» может с ними поспорить в отмороженности. Уж я видел его во всей красе…. 

ИРАКЛИЙ 

Ну, положим, в ДНР, тоже, с пленными не очень церемонятся. 

ЮРИЙ 

Наверно. Отдельные идиоты, уголовники есть везде. Но в ДНР был издан Указ: «За жестокое обращение с пленными – строгое наказание, вплоть до расстрела». И он, этот Указ – действующий!.. А тут – «Правый сектор»!.. «Нацгвардия»!.. – элита Майдана… И командиры – такие же звери… 

ИРАКЛИЙ. 

Юра, чтобы воспитать понятие об офицерской чести, нужно не десять и не двадцать лет… 

Телефон Ираклия звонит. Он останавливает машину.  

ИРАКЛИЙ 

Да… Мы уже почти на месте. Как – на другом блокпосту?!. Я никуда отсюда не поеду! 

(отключает телефон) 

Машина стоит на дороге. Ираклий, Юрий, Давид, Пчелка сидят в машине, молчат.  

ПЧЕЛКА  

А где они хотят меняться? 

ИРАКЛИЙ  

На дороге из Курахово.  

ДАВИД 

Там плохое место.  

Звонок. Ираклий берет телефон. 

ИРАКЛИЙ 

Да… Хорошо… Но я смогу там быть не раньше 18.30-ти. Если в 19.00 обмен не состоится – значит, он не состоится вообще. 

Выключает телефон. Броневик трогается.  

ИРАКЛИЙ 

Юра, что загрустил? 

ЮРИЙ 

Не нравится мне это название – Курахово… 

ИРАКЛИЙ 

Да, уж!.. Там после первого же блокпоста Профессор будет знать, что мы – в городе.  

ДАВИД  

Я его убью! 

ИРАКЛИЙ  

Кого, Давид? 

ДАВИД  

Профессора. Это не мужчина, и не солдат, который звонит чужой жене и душу ей мотает! 

ЮРИЙ 

Нет, Давид, он звонит моей жене, и убивать его должен я.  

ДАВИД  

Тебе нельзя убивать – ты поэт! 

ЮРИЙ  

Я – ополченец! 

ДАВИД  

Ты – пленный! Ты не можешь никого убивать! 

ИРАКЛИЙ  

Эй-эй-эй, бичебо! Даамтаврэт…  

Звонок. Ираклий смотрит на экран телефона. 

ИРАКЛИЙ 

Ну, вот…  

(включает телефон) 

Да, дорогой, здравствуй! Зачем «прятался»? Не мог ответить, телефон сломался. Француз мне нужен был, потом объясню, это не телефонный разговор. Нет, уже не нужен. Да… Да хоть сегодня! Или нет – сегодня уже поздно, завтра привезу. Ты сам как, дорогой?.. Да?.. Ай-ай-ай! Да, до завтра. 

Дымятся поля за окном. Несется броневик по разбитой дороге… 

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО – ВЕЧЕР 

Броневик стоит с внутренней стороны блокпоста. 

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО, ВНЕШНЯЯ СТОРОНА – ВЕЧЕР 

ИРАКЛИЙ сидит на обочине дороги, с внешней стороны блокпоста, смотрит напряженно в ту сторону, откуда должна прийти дээнеровская машина….  

К нему подходит командир блокпоста – ШЛЯХ. 

ШЛЯХ 

Ну, что у тебя слышно, Ираклий? Уже восемь, не приедут они…. 

ИРАКЛИЙ 

Приедут, дорогой, приедут…. У вас, там, всего всем хватило? У меня еще, где-то, в машине, пара бутылок «Киндзмараули» есть….  

ШЛЯХ 

Да нет, не надо… пока… Там еще есть… Очень ты пацанов порадовал… А то сидим тут две недели, тухлую тушенку ковыряем…. 

НАТ. В БРОНЕВИКЕ – ВЕЧЕР 

ЮРИЙ сидит, откинувшись, глаза закрыты… со стороны можно подумать, что он спит… чуть приоткрывает глаза, смотрит на часы, встроенные в переднюю панель автомобиля: 21.37…  

ПЧЕЛКА  

Вы, когда там будете, узнайте, пожалуйста, про троих ребят, я вот, тут, записала…. Они там, где-то у вас, в плену… Дмитрук, позывной «Фома», он совсем мальчишка, 18 лет, его сестренка младшая ищет, у нее больше нет никого, кроме него… Кушнир, позывной «Богун». Он очень болен, ему нужна срочная операция, иначе глаз потеряет… И Смоляной, Петр, позывной «Ключ»… Он, вообще, музыкант, и здесь случайно, из-за своей девушки: она медсестра в батальоне. Там мой телефон и электронный адрес…  

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО. ВНЕШНЯЯ СТОРОНА – НОЧЬ 

Ираклий ходит взад-вперед по обочине дороги. Всматривается в уходящую в темноту дорогу, в ту сторону, откуда должна прийти дээнеровская машина… 

ШЛЯХ  

Ираклий, мне передали по рации, сказали, тебя «Профессор» ищет… Я сказал, что ты здесь не появлялся.  

ИРАКЛИЙ  

Спасибо, дорогой… 

ШЛЯХ 

Надолго у тебя еще? Уже скоро одиннадцать… 

ИРАКЛИЙ 

Звонили, едут, близко уже… Они не туда куда-то заехали, их обстреляли… 

ШЛЯХ 

Если в течение часа не объявятся – я доложу, прости. Ты что-то говорил про «Киндзмараули»? 

ИРАКЛИЙ  

Конечно, дорогой, говорил! 

(включает рацию) 

Шави, Шави, ответь Свану.  

ГОЛОС ДАВИДА (по рации) 

Сван, Шави слушает. 

ИРАКЛИЙ.  

Это для Пчелки. Пчелка, Возьми там, сзади, две бутылки «Киндзмараули», отнеси, пожалуйста, ребятам на пост, и вообще, посмотри, что там еще у нас осталось, отдай всё…  

(выключает рацию)  

Всё, дорогой, сейчас принесет… 

ИНТ. ВНУТРИ БРОНЕВИКА – НОЧЬ 

ЮРИЙ сидит всё в той же позе, руки в карманах… на часах: 10.40… 

ДАВИД (Юрию) 

Моусминэт… вы можете сделать для меня одно… просьба, короче, один… 

ЮРИЙ  

(не открывая глаз)  

Какая просьба, Давид? 

ДАВИД  

Ираклий говорил, что вы «Могильщика» на русский перевели.  

ЮРИЙ 

Да.  

ДАВИД  

Можете запись на диск сделать и послать мне? Вот, мой «мэйл». 

ЮРИЙ  

Угу. Запишу. Любишь Галактиона? 

ДАВИД  

Э!.. Галактиона кто не любит? Но я не для себя. Ираклию подарю. Он ведь из Квиши, из того же село, что Галактион родился. Для него каждое слово Галактиона – как слово из Библии… 

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО. ВНЕШНЯЯ СТОРОНА – НОЧЬ 

ИРАКЛИЙ стоит, расставив ноги, посередине дороги, всматривается в ночь…  

Вдруг, вдалеке, мигают – раз, второй – фары.  

Чуть погодя, опять мигают…  

Ираклий берет рацию. 

ИРАКЛИЙ (по рации)  

Шлях, ответь Свану.  

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО. ВНУТРЕННЯЯ СТОРОНА – НОЧЬ 

ШЛЯХ говорит по рации. 

ШЛЯХ  

Сван, я понял.  

(одному из своих солдат)  

Перекрывай движение.  

СОЛДАТ выходит к пункту контроля.  

Прошедшая осмотр «Газель», трогается с места, направляясь к узкому проезду между мешками с цементом.  

Солдат становится на пути газели, скрещивая перед собой руки: «Проезд закрыт». Показывает рукой водителю «Газели», чтобы тот поставил машину ближе к обочине. 

СОЛДАТ  

Фары! Фары, баран, загаси! 

НАТ. БЛОКПОСТ КУРАХОВО. ВНУТРЕННЯЯ СТОРОНА – НОЧЬ 

ЮРИЙ, всё так же – глаза закрыты, руки в карманах… на часах: 11.20… 

ГОЛОС ИРАКЛИЯ (по рации)  

Давид, выезжай, потихоньку, за блокпост… Фары не включай… Пчелка, выйди, подожди там…  

ДАВИД 

Понял, выезжаю. 

Давид смотрит на ПЧЕЛКУ. Пчелка машет отрицательно головой.  

Броневик, с выключенными фарами, осторожно продвигается к проему в баррикадах из мешков с песком и бетонных блоков. 

Вдоль дороги, по обочине, уже выстроилась темная очередь автомобилей разных марок и габаритов…  

Броневик минует баррикадную стену, выезжает за пределы блокпоста и, так же, не спеша продвигается вперед по дороге, пока перед ним не начинает вырисовываться темная фигура человека, стоящего посередине дороги. 

Давид выходит к ИРАКЛИЮ… 

Юрий сидит все так же, но глаза сейчас открыты – он напряженно всматривается в уходящую в ночь дорогу… 

На часах – 11.40… Юрий всматривается в ночь… веки его устало закрываются…  

ГОЛОС БАГИРЫ  

Анри! Анри! Ты слышишь? 

Юрий открывает глаза. В открытой двери броневика – стоит женщина в камуфляже, с георгиевской ленточкой на погоне… Он всматривается в нее…  

БАГИРА 

Всё! Всё кончилось. Я пришла за тобой. Пойдем. 

ЮРИЙ  

Багира! Ты мне снишься?..  

Багира склоняется над ним, обнимает его… Помогает ему выйти из машины…  

Ираклий подходит к ним. Багира включает рацию. 

БАГИРА  

Сармат, ответь Багире. 

ГОЛОС САРМАТА  

Багира – Сармат. 

БАГИРА 

Сармат, выезжайте. Одна машина, Вторая остается на месте. В машине – только водитель и пленные, и врач. Никого больше. Подъезжайте медленно.  

Багира вынимает сигарету. Ираклий достает зажигалку, щелкает, Багира прикуривает, Ираклий тоже.  

ИРАКЛИЙ (Багире)  

Что ж вы так долго? 

БАГИРА  

Мы два раза попали под обстрел… Донецк нам приказал вернуться. Но мы, все-таки, доехали… 

Юрий делает, на костылях, несколько шагов в сторону – к стоящей у обочины Пчелке. Он вынимает из кармана гранату, отдает ей. 

ЮРИЙ  

Пчелка, положи, пожалуйста, на место, я забыл… 

ПЧЕЛКА  

Вы ее держали все время в кармане?.. Зачем?.. 

ЮРИЙ 

На случай, если бы нас нашел Профессор… Второй раз к нему в подвал я бы не пошел… 

ПЧЕЛКА 

Да вы что? Кто бы вас ему отдал? Ираклий еще утром решил: если обмен сорвется – мы подвезем вас поближе к вашему блокпосту и отпустим. 

На ночной дороге прорисовывается контур приближающегося почти бесшумно автомобиля… он останавливается на небольшом расстоянии от стоящих на дороге Ираклия и Багиры.  

В траве, у дороги лежит Давид с наведенным на автомобиль «гостей» автоматом… 

Из машины выходят трое мужчин.  

Ираклий идет к ним навстречу… 

Юрий обнимает Пчелку. У нее на глазах слезы. 

ЮРИЙ 

Ну, что ты. Не плачь, Пчелка… 

ПЧЕЛКА 

Олеся я… 

ЮРИЙ 

Удачи тебе, Олеся. И будь осторожна!  

ПЧЕЛКА  

И вы… лечитесь и не воюйте больше. 

ЮРИЙ 

И помни наш разговор про ВГИК. 

Юрий направляется на костылях к автомобилю Багиры.  

Посередине дороги стоят Ираклий и ТРОЕ МУЖЧИН мужчин… 

Юрий останавливается, смотрит на мужчин, они смотрят на него. 

Повисший на подпорках-костылях, с ногой в шине, из-под которой торчат босые, разбухшие пальцы, тяжело дышащий, изможденный человек – и трое рослых крупных мужчин без каких-либо видимых увечий…  

Один из них делает шаг к Юрию, протягивает ему руку, Юрий – тоже, они жмут друг другу руки… 

1-Й МУЖЧИНА  

(с кавказским акцентом)  

Удачи вам. Выздоравливайте. 

Двое других мужчин тоже протягивают руки Юрию. 

2-Й МУЖЧИНА.  

Удачи! 

3-Й МУЖЧИНА.  

Удачи! Выздоравливайте! 

(Зам. ком. взвода, прапорщик Игорь Чайковский, позывной «Артист», один из четверых (четвертый, согл. уговору Ираклия с ополченцами, был передан позже) офицеров батальона «Донбасс», обменянных на «француза»; на след. день после обмена, на прессконф. в Киеве заявил журналистам, что их обменяли «на группу российских военнослужащих».) 

Они расходятся, Юрий – к поджидающей у машины Багире, трое мужчин – к броневику. 

Поравнявшись с Ираклием, Юрий останавливается.  

Они смотрят какое-то время друг на друга и – крепко обнимаются.  

ЮРИЙ  

Спасибо за всё, Ираклий. И всем передай, что я их всех помню. 

ИРАКЛИЙ 

Ты жене своей тоже от меня огромный привет передавай. Иди, Юра, тебя ждут. Вот, возьми… 

Ираклий надевает через голову Юрия кожаную тесемку с висящей на ней маленькой пулей. 

ИРАКЛИЙ 

Это – флешка. Держи ее всегда при себе. Когда захочешь услышать настоящие грузинские песни – включи ее. 

ЮРИЙ 

Спасибо, Ираклий.  

ИРАКЛИЙ 

А ты мне ничего не хочешь отдать? 

ЮРИЙ 

О чем ты? 

ИРАКЛИЙ 

О гранате. 

ЮРИЙ 

Она у Пчелки.  

Юрий делает шаг к машине. Но вдруг останавливается. 

ЮРИЙ 

Ираклий, а где Давид?  

ДАВИД 

Я здесь.  

Юрий оборачивается на голос.  

Из темноты, из придорожных зарослей выходит Давид, с автоматом в руках. 

Они обнимаются. 

ЮРИЙ 

Я рад знакомству с тобой, Давид. 

ДАВИД 

Я тоже. Выздоравливайтесь.  

Багира придерживает дверь, Юрий садится в машину на переднее сидение, Багира – на заднее.  

Машина разворачивается и растворяется в темноте… 

ИНТ. В МАШИНЕ – НОЧЬ 

ЮРИЙ  

Багира, ты что, пришла на блокпост одна?  

БАГИРА 

Да. А что такого? За тобой – я бы и дальше пошла…  

Невидимый до сих пор, сидящий в глубине машины мужчина – КАЗИМИР – протягивает руку Юрию. 

КАЗИМИР 

Казимир, врач. Как Вы себя чувствуете? Сможете с Багирой доехать до Донецка? Если нет – на нашем блокпосту ждет «скорая»… 

ЮРИЙ 

Нет, спасибо, я доеду с Багирой. 

Машина, вдруг, тормозит. Юрий встревоженно смотрит на водителя. 

БАГИРА. 

Всё нормально, не дергайся.  

Крышка багажника открывается, оттуда поднимается человек в камуфляже, с лицом, затянутым платком, с ручным пулеметом в руках… 

НАТ. ДОНЕЦК. БАЗА ОПОЛЧЕНЦЕВ. ТЕРРИТОРИЯ ЗАВОДА – ДЕНЬ 

По двору завода разбросаны танки, БМП, пара Камазов – вмятины, пробоины, пробитые колеса, порванные гусеницы…  

Чуть в стороне возится со своей Нивой БОРИС. 

Во двор въезжает Джип с тонированными стеклами, останавливается недалеко от Нивы. 

Из него выходят НАЧШТАБА, БАГИРА и БАРС. 

НАЧШТАБА 

Боря, разговор есть… 

БОРИС 

О чем, Саныч? 

БАГИРА 

Борь, дай телефон, в моем батарейка села. 

Борис достает из кармана телефон и протягивает Багире. 

БАРС 

Ты бензобак не менял на днях?  

БОРИС 

А с чего б это я его менял?  

БАРС 

Ну, ты же говорил, что он был пробит, когда ты Анри отвозил. 

БОРИС 

(замешкавшись) 

А, ну, да. Но я его залатал. Такую заплаточку припаял...  

НАЧШТАБА 

Бак мы твой проверили, Боря. Никаких заплаточек на нем нет. Ты вполне сознательно отправил Анри в засаду. 

БАГИРА 

Да-ка твой телефон, Боря. Почему-то мне кажется, что он нам подскажет кому ты сдавал Анри, когда звонил с блокпоста... 

Борис, затравленно озираясь, отступает к «Ниве». 

БОРИС 

Да бросьте, шо за чепуху вы несете? 

Дверь Джипа открывается, и из машины появляются сначала костыли, затем, опираясь на них – ЮРИЙ.  

Какое-то время Борис в ступоре, с нескрываемым страхом смотрит на Юрия, затем резко бросается в сторону «Нивы»... 

БАРС (выхватывая из уже открытой кобуры пистолет). 

Стоять!.. (Стреляет в воздух). 

Борис застывает у распахнутой двери «Нивы»... 

Начштаба подходит к Борису, разоружает его.  

БАРС (Борису). Садись в машину. (Юрию). Поехали, отвезем его к «Зайцу», мы тебе там еще один сюрприз приготовили. 

НАТ. ПЛАЦ – ДЕНЬ 

Во дворе, в строю, по трое в шеренге, стоит около сотни пленных солдат батальона нацгвардии «Донбасс».  

Во двор въезжает Джип, останавливается перед строем.  

Из машины выходит БАРС, Двое подошедших ополченцев «принимают» появившегося, вслед за Барсом, из машины БОРИСА и уводят его. Барс открывает переднюю дверь, помогает выйти опирающемуся на костыли ЮРИЮ.  

Барс подходит к строю пленных. Показывает на одного из них, лежащего на носилках, с забинтованной левой рукой.  

БАРС 

Узнаёшь? 

СЕМЕРКА (Юрию) 

…А я боялся, что умру и вас не увижу! Мне очень надо было вас увидеть, чтобы попросить у вас прощения… За всё, что я… Не знаю, что на меня нашло, какое-то помутнение… Аффект…  

ЮРИЙ 

Я очень хотел бы верить, что вы это – искренне... Только, вот, про «аффект»... Какой-то он затяжной у вас получился... на несколько дней. Да и потом, какой бы «аффект» ни был – вы же, когда ломали мне кости, не могли не видеть, что я старше Вас чуть ли не втрое, и что весовые категории у нас разные, что у меня руки связаны, в конце концов... 

СЕМЕРКА 

Руки?.. Связаны были?... Не, не видел! Честно! Мне так нужно, чтобы вы меня простили... Может, я могу чем-нибудь вам помочь?.. Ну зачем нам эта дурацкая война? Вы – в гипсе, я тоже – вот, видите... Я решил: если, вдруг, чудом, выживу – больше ни за что не возьму в руки оружия! Честное слово даю! Буду заниматься «гуманитаркой»… Ведь совесть, она знаете, грызет, она не даст уже... Жизнь учит... Даю слово! Только мне очень важно, чтобы вы меня простили! 

ЮРИЙ  

Если вам так нужно мое прощение – вы его получили. У меня нет ни злости, ни желания мстить вам.  

Юрий хочет отойти, но Семерка тянет к нему руку…  

Пауза. Глаза пленных нацгвардейцев… 

Прищуренные глаза Барса… 

Умоляющие лаза Семерки… 

Юрий пожимает протянутую к нему руку. Семерка вцепляется в его руку, не отпуская ее Они встречаются глазами. П а у з а.  

ЮРИЙ 

«Аффект», говорите…  

Отдергивает руку и поворачивается, чтобы уйти. 

СЕМЕРКА (ему вслед)  

Чтобы со мной ни случилось – я вас обязательно найду, и мы с вами еще поговорим обо всём!..  

Юрий оборачивается: мгновенье они смотрят друг на друга: взгляд Семерки – холодный, ненавидящий…  

Юрий отходит к Барсу. 

БАРС  

Ты не очень-то смотри на этот цирк с носилками. Это он, как только узнал, что тебя обменяли – срочно слёг. Ребята ему тебя не простят. Ты разговаривал с трупом. И умрет он медленно. 

ЮРИЙ  

Нет, Барс! Не надо! 

БАРС  

Ты, что, не понял? Он же тебе даже сейчас угрожал! 

ЮРИЙ  

Да понял я всё. Пусть его судят за то, что он сделал, но – не надо ему мстить. 

БАРС  

Эх, трудно с вами, поэтами… Ладно. Суд, так суд… Давай, смотри остальных. 

Юрий, опираясь на костыли, проходит вдоль строя, всматривается в лица нацгвардейцев.  

ЮРИЙ (остановившись перед строем пленных, громко)  

Я обращаюсь к тем, кто помогал мне и моим товарищам, кто сказал доброе слово, как-то поддержал… Я не помню всех в лицо… Иногда я слышал лишь ваши голоса… Дайте мне возможность помочь вам: пусть каждый назовет мне свой позывной и напомнит – когда, где и чем именно он помог пленным… 

К Юрию подходит БОРОДАТЫЙ ОПОЛЧЕНЕЦ, становится за его спиной с блокнотом и ручкой в руках. 

БАРС (пленным)  

С левого фланга, первый – пошел! 

Из шеренги на левом фланге выходит из строя 1-Й ПЛЕННЫЙ, подходит к Юрию. 

1-й ПЛЕННЫЙ  

Позывной – «Хорс»! Я у вас лично прошу прощения за жестокое обращение с вами. Я был старшим у ваших охранников. Я вам не помог, но я сам лично никого и не бил, не мучал. 

ЮРИЙ.  

Скажите, Хорс, есть ли тут кто-то из тех, кто расстреливал оставшихся пленных? 

Тимур Кныш, позывной «Хорс». Зам. командира роты, ст. лейтенант карательного батальона «Донбасс». Руководитель Запорожской гор. организации ВО «Свобода».  

ХОРС (после паузы)  

Нет… Война есть война, и пленные есть пленные… Разрешите идти?.. 

Юрий кивает. К нему подходит 2-Й ПЛЕННЫЙ. Юрий пристально всматривается в кого-то, стоящего в глубине строя… 

2-Й ПЛЕННЫЙ  

Позывной – «Немец»! Я вам лично не помогал. Но товарищу вашему, словаку, я курево приносил… 

ЮРИЙ (все также пристально всматриваясь в кого-то, увиденного им в строю).  

Ну конечно, мне вы не могли приносить – я не курю… А за Миро – спасибо…  

(Бородатому) 

Запишите «Немца». Я помню его. 

(Барсу) 

Да, кстати, что-нибудь известно о пленном словаке? 

БАРС.  

О Мирославе? Его вчера привезли, он – в госпитале. 

Юрий встает, приближается, на костылях к строю… 

ЮРИЙ 

Майор?.. 

Из строя выходит МАЙОР. Из-под рубашки видна перебинтованная грудь. 

МАЙОР 

Позывной – «Майор»!  

Юрий и Майор смотрят друг на друга. 

ЮРИЙ 

Что случилось с пленными, Майор?.. 

МАЙОР 

Меня не было на «Школе», когда их… 

ЮРИЙ (после паузы) 

Я верю вам, Майор… Вас, конечно же, нужно расстрелять. Но, я очень рад, что вы живы.  

МАЙОР 

И я рад, что вы живы. 

ЮРИЙ (Барсу) 

Это – честный солдат. Запишите его на обмен.  

(Майору) 

А Марк, здесь? 

(оглядывает строй) 

МАЙОР 

Марк убит. 

Майор поворачивается, чтобы вернуться в строй, но задерживается, и смотрит на Юрия. 

МАЙОР 

Как я смогу потом вас найти? 

ЮРИЙ 

Найдемся!.. Сейчас главное – чтобы вы как можно быстрее с семьей встретились. 

Майор возвращается в строй. Юрий провожает его взглядом, достает из кармана листок, который ему дала Пчелка. 

ЮРИЙ  

Если есть позывные «Фома», «Богун» и «Ключ» – выйдите из строя. 

Из строя осторожно выходит МОЛОДОЙ ПЛЕННЫЙ. 

КЛЮЧ 

Позывной – «Ключ»! 

ЮРИЙ 

Музыкант? 

КЛЮЧ 

Да…. 

ЮРИЙ 

Фамилия – Смоляной? 

КЛЮЧ 

Да, но… мы не встречались, я вам не мог ничем помочь. 

ЮРИЙ  

Мне – нет. Но вы помогали другим.  

(Барсу) 

Этого можно обменять.  

(Ключу, негромко) 

Скажете спасибо Пчелке. 

Из строя выходят еще двое пленных нацгвардейцев. Один – совсем мальчишка, лет восемнадцати. 

ФОМА 

Позывной – Фома… 

Юрий, Барс, Фома, Ключ и все пленные, и охраняющие их ополченцы, вдруг начинают удаляться, мы видим их сверху, все дальше и дальше… 

Открывается панорама Новороссии, с сожженными и разбомбленными городами, опаленными полями и, уходящим за горизонт, багряным солнцем. 

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА – ДЕНЬ 

В окно больничной палаты видна узнаваемая панорама Москвы. 

В палате, на койке, напротив окна, с подвязанной к кронштейну ногой, полулежит ЮРИЙ, печатает на ноутбуке.  

На столе и на тумбочке много фруктов, десерты, молочные продукты, коробки конфет, соки, напитки.  

Входит МЕДСЕСТРА с корзиной с фруктами, из которых торчат две бутылки грузинского вина. 

МЕДСЕСТРА 

Юрий Сергеевич, это вам от нашего главврача – Зураба Гивиевича. После консилиума он зайдет к вам сам. 

ЮРИЙ 

Так мне же, вроде, нельзя. 

МЕДСЕСТРА (строго) 

Зураб Гивиевич лучше знает, что вам можно, а что нельзя. 

(выходит) 

ЮРИЙ (вслед ей) 

Спасибо! 

Смотрит на корзину, вынимает из нее бутулку вина, рассматривает красивую грузинскую наклейку, улыбается. Ставит бутылку на место, берет в руки висящую на груди пулю-флешку, откручивает колпачок, вставляет флешку в плейер. 

Звучит красивая грузинская мелодия.  

Юрий закрывает глаза, слушает…  

Внезапно, музыка прерывается. 

ГОЛОС ИРАКЛИЯ 

Информация о «Профессоре». Стратановский Владимир Александрович. Подполковник СБУ. Русский. Родился в 1982-м, в Киеве, в семье крупного советского партработника.  

НАТ. КИЕВСКИЙ Ж/Д ВОКЗАЛ. ПЕРРОН – ВЕЧЕР 

…МУЖЧИНА лет тридцати пяти, очень похожий на «Профессора», только без усов и бородки, с чемоданчиком на колесиках, идет по перрону вдоль состава «Киев-Москва»…  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…Выпускник Киево-Печерского Лицея «Лидер» – школы для высокоодаренных и «блатных» детей. В 2005-м окончил физико-математический факультет Национального технического университета Украины, кафедра математического анализа и теории вероятности.  

НАТ. КИЕВСКИЙ Ж/Д ВОКЗАЛ. ПЕРРОН – ВЕЧЕР 

…МУЖЧИНА с чемоданчиком останавливается у одного из вагонов, помогает подняться в вагон ЖЕНЩИНЕ с ребенком на руках и с сумками, затем вынимает паспорт, билет, протягивает их проводнице, что-то ей, улыбаясь, говорит, она смеется, возвращает ему билет, он поднимается в вагон…  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…Воспитание: аристократически-спартанское. Интересы: философия, восточные единоборства, военная история. Любимые авторы – Ницше, Фрейд, Юнг, Сунь Цзы. Владеет четырьмя языками. Умен, честолюбив, амбициозен, изобретательно-мстителен… 

ИНТ. КУПЕ ПОЕЗДА – НОЧЬ 

…Двухместное купе. Одна из двух полок занята – на ней лежит МУЖЧИНА, очень похожий на «Профессора», читает книгу при свете лампы нижнего освещения. 

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…Собирает материалы для задуманной им энциклопедии самых изощренных пыток Востока и Азии. Воевал в горячих точках на стороне исламских радикалов – в Чечне, в Ливии, в Ираке. Считает, что нынешняя киевская власть его недооценивает. Утверждает, что у него есть восемнадцать способов быстрого и бескровного захвата Донецка – отравление водоемов, продуктовых товаров и другие… 

ИНТ. КУПЕ ПОЕЗДА – НОЧЬ 

…В купе темно. Стук в дверь. Входят российские ПОГРАНИЧНИКИ. Свет в купе включается. МУЖЧИНА даёт свой паспорт.  

На столе лежит книга, на обложке – имя автора: Сунь Цзы…  

Пограничники возвращают паспорта, выходят…  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…К сепаратистам – личный счет: в Донецке у него был свой бизнес (недвижимость, игровые автоматы, казино), в настоящее время всё потеряно. Работает, практически, на ЦРУ. Готовит передачу им двух офицеров ГРУ в звании полковника и подполковника, выкраденных его людьми с территории России… 

НАТ. МОСКВА. ПЕРРОН КИЕВСКОГО ВОКЗАЛА – УТРО 

…На перроне – ВСТРЕЧАЮЩИЕ. Поезд «Киев-Москва» приближается… Замедляет ход… медленно проплывают вдоль перрона вагоны… Появляется, открывая дверь вагона, проводница… Выходят пассажиры…  

МУЖЧИНА, очень похожий на «Профессора», спускается из вагона на перрон…  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…Изучает методы и приемы разведслужбы Израиля по отслеживанию и уничтожению своих врагов; намерен развить и усовершенствовать опыт Моссада. Ведет уникальную картотеку, в которой собирает материалы на всех, кто сотрудничает с сепаратистами, особое место в ней уделяет добровольцам, приехавшим на Донбасс из других стран…  

НАТ. МОСКВА. НОВЫЙ АРБАТ – УТРО 

МУЖЧИНА едет в такси по Новому Арбату…  

ГОЛОС ИРАКЛИЯ  

…Идея-фикс: рано или поздно к каждому, кто принял участие в этом конфликте на стороне сепаратистов, где бы он ни жил, и какое бы положение ни занимал, однажды придут «Профессор» и его люди и напомнят ему о пролитой украинской крови, – при этом, уничтожена должна быть вся семья экс-ополченца, от стариков-родителей – до грудных младенцев.  

ИНТ. НОМЕР ОТЕЛЯ – УТРО 

…МУЖЧИНА входит в номер. Оставляет свой чемодан у дверей, оглядывает номер. Подходит к окну, отдергивает штору.  

Перед ним открывается вид на Кремль…  

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА – ВЕЧЕР 

За окном на улице идет сильный дождь. 

В палате на койке спит ЮРИЙ. Он под капельницей. 

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЦА КОРИДОР – ВЕЧЕР 

К стойке приемного покоя подходит красивая женщина средних лет – ДАНИ.  

ДАНИ  

(с акцентом медсестре) 

Скажите, пожалуйста, в какой палате лежит Юрий Горбенко? 

МЕДСЕСТРА 

Ой, а я вас узнала! Он в 312-й палате. Это на третьем этаже. Лифт там, в конце коридора. 

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА – ВЕЧЕР 

ЮРИЙ дремлет под капельницей, свесив руку с зажатым в ладони небольшим блокнотом.  

С улицы, сквозь шум дождя доносится стук – черный грач тревожно бьет клювом в окно палаты.  

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЦА КОРИДОР – ВЕЧЕР 

ДАНИ подходит к палате №312, открывает дверь, входит в палату. 

ИНТ. МОСКВА. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА – ВЕЧЕР 

ЮРИЙ в неестественной позе лежит на кровати. Он не дышит.  

На лбу багровое пятно и – от него – струйка крови…  

На полу – выпавший из его безвольно свесившейся руки, блокнот.  

На открытой странице блокнота написанные от руки строки: 

…Короче, однажды — на спуске 

С горы, на которой я жил, 

Я вспомнил о том, что я — русский, 

И больше уже не забыл… 

В оконном стекле – маленькое круглое отверстие.  

За окном мечется, взмахивая крыльями, черная птица…  

НАТ. АЭРОПОРТ ШАРЛЬ ДЕ ГОЛЛЬ. ВЫЕЗД ИЗ ПАРКИНГА – НОЧЬ  

Шлагбаум поднимается, выпуская маленькую «Рено Твинго»…  

Автомобильная трасса «Аэропорт Шарль де Голль – Париж». 

ИНТ. В МАШИНЕ – НОЧЬ 

За рулем – ДАНИ… Диктор во встроенном приемнике что-то говорит на французском языке, затем звучит музыка…  

Мужской голос поет: 

Cette chanson légère, 

Qu’est-ce-que sa te coûte?.. 

Ces paroles, cet air, 

Jusqu’à l’aube écoute... 

Это – тот же певец, Патрик Брюэль, и та же песня, которую мы слышали в начале фильма…  

Машина чуть съезжает на обочину и останавливается…  

(песня продолжается) 

…Et bois ce venin 

De la voix nomade 

D’un poète venant 

De la contrée froide... 

Mais ce beau canevas 

S’effacera net : 

Le matin on va 

Retrouver nos têtes... 

On ne vas pas méler 

La nuit et le jour, 

On ne vas pas parler 

Pas un mot d’amour... 

Restons là, ma sœur, 

Restons sages et mûrs, 

Pas un mot de cœur, 

Pas un mot d’amour... 

Дани сидит в машине, откинув голову, по щекам текут слезы…  

На сидении рядом с Дани лежит чуть рассыпавшаяся пачка листов – рукопись.  

На первой странице одно слово, крупно – «СВИДЕТЕЛЬ». 

По стеклу ползут капли дождя… 

КОНЕЦ 

(Май, 2015)