|
|
Вчера, 6 мая 2009 года, на 72м году жизни умер большой поэт Лев Лосев. Светлая ему память.
НЕТ
Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.
Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.
Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.
***
КВАРТИРА
Мне приснилaсь квартира окном на дворец и Неву,
на иглу золотую, что присниться могла б наркоману.
Мне сначала приснилось: я в этой квартире живу.
Но потом мне приснилось, что мне это не по карману.
Мне приснилось (со злобой), что здесь будет жить
вор-чиновник, придворная чeлядь, бандитская нелюдь
иль попсовая тварь. Мне приснилось: пора уходить.
Но потом мне приснилось, что можно ведь сон переделать.
И тогда в этом сне я снова протопал к окну
и увидел внизу облака, купола золотые и шпили,
и тогда в этом сне мне приснилось, что здесь и усну,
потому что так высоко, а лифта еще не пустили.
***
С ГРЕХОМ ПОПОЛАМ
...и мимо базара, где вниз головой
из рук у татар
выскальзывал бьющийся, мокрый, живой,
блестящий товар.
Тяжёлая рыба лежала, дыша,
и грек, сухожил,
мгновенным, блестящим движеньем ножа
её потрошил.
И день разгорался с грехом пополам,
и стал он палящ.
Курортная шатия белых панам
тащилась на пляж.
И первый уже пузырился и зрел
в жиру чебурек,
и первый уже с вожделеньем смотрел
на жир человек.
Потом она долго сидела одна
в приёмной врача.
И кожа дивана была холодна,
её — горяча,
клеёнка — блестяща, боль — тонко-остра,
мгновенен — туман.
Был врач из евреев, из русских сестра.
Толпа из армян,
из турок, фотографов, нэпманш-мамаш,
папашек, шпаны.
Загар бронзовел из рубашек-апаш,
белели штаны.
Толкали, глазели, хватали рукой,
орали: «Постой!
Эй, девушка, слушай, красивый такой,
такой молодой!»
Толчками из памяти нехотя, но
день вышел, тяжёл,
и в Чёрное море на чёрное дно
без всплеска ушёл.
Как вата склубилась вечерняя мгла
и сдвинулась с гор,
но тонко закатная кровь протекла
струёй на Босфор,
на хищную Яффу, на дымный Пирей,
на злачный Марсель.
Блестящих созвездий и мокрых морей
неслась карусель.
На гнутом дельфине — с волны на волну —
сквозь мрак и луну,
невидимый мальчик дул в раковину,
дул в раковину.
Этот город, Невою расколот,
Золотым истуканом храним,
Этот чистый и девственный город,
Притворившийся как бы моим,
Этот город внезапно-весенний,
Где Горбовского след не простыл,
Где ходил по Большому Есенин,
Где по Малому Бродский ходил,
Где под выстрел полуденной пушки
Просыпается в каждом пиит,
Где звенит удивительный Пушкин,
И весна упоенно звенит!
Он с весны висел на ветке,
Был зеленый – пожелтел,
Только дунул слабый ветер,
Он уже и полетел.
Будет холодно, конечно,
Да и голодно, я знаю!
Потому-то я орешки
И грибочки запасаю.
Две березки у реки
Как на сказочной картинке!
Протянули паучки
Между ними ...
Надо место подыскать,
Да подальше от дороги,
Чтоб спокойней было спать
До весны ему в ...
Летом был Егор на море,
Отдыхал в деревне Коля,
За границу ездил Боря,
А теперь они все в ...
У моей бабули Вали
В огороде стало пусто,
Урожай мы весь собрали,
Но стоит еще ...
На березу села стая,
Не свистит, не напевает.
Да, без горнов и гитар,
Не напеть ей слово «Кар»!
Он не снег, но тоже белый,
А в тени немного синий.
Что же это, в чем тут дело!?
На траве белеет ...
Это чудо для Иринки
Поздней осенью бывает -
Раньше падали дождинки,
А теперь они порхают.
сентябрь, 2007
Ответы вразбивку: школе, стая ворон, лист, снежинки, иней, белка, капуста, берлоге, паутинки
-Ну что, Гнедой,
пошли – домой.
Пора, кормилец, на покой.
Устало, вспаханное поле,
и мы намаялись с тобой.
Понурый конь,
звеня – уздой,
кивнул согласно головой.
- Тебе тринадцать,
мне – двенадцать.
А сложим – целых двадцать пять.
Нам – хлеб растить, нам – убирать.
В селе остались только вдовы,
калеки, дети, старики.
Но мы с тобою – мужики,
трудится до смерти готовы.
Хотя в конец оголодали,
гляди, не держатся штаны,
работаем – не – за медали.
Мы тыл и черный хлеб войны.
Нам поднимать крестьянский клин,
пока ещё не пал Берлин.
Смекай, Гнедой, пойми, родной,
у нас Россия за спиной.
И, соглашается Гнедой,
кивая грустно головой.
- Перед войной – мы все равны.
И лошади,и пацаны. Но я, порой,
бываю злой. Прости меня!
Простил, Гнедой?
И конь покладистый,- не гордый,
в плечо уткнулся тёплой мордой.
_
Идут тропинкой, вдоль дороги,
конь и мальчишка в постолах.
Толкуют о больших делах,
едва передвигая ноги.
На обуви полпуда глины.
- Гнедой! – Направо!
Видишь,«Мины».
Смиренье – отрезанный мир
претензий, обид, полномочий.
Желаний режим подзамочный
и совести спящий вампир.
Смиренье – вот мера всего.
Воздушно, светло, равнодушно
сдавать попредметно, подушно
всю жизнь свою ради него.
Смиренье. Отмерив – отрежь.
И эту весну не жалей ты.
Сломай соловьиные флейты,
мечтами проевшие плешь.
Смиренье. Червонец на грош.
И пофиг. Верней – толерантно.
Иначе вернёшься обратно,
когда до предела умрёшь.
Кощунственные танцы на костях
Невинно убиенных и распятых
Кому нужны, кому внушают страх
Отдавшие Победе жизнь солдаты?
Хатынь и Лидице, и Бабий Яр -
Всего лишь операция зачистки?
Кому кровавый мировой кошмар
Как сор в зубах для новой зубочистки?
Кто на счетах считает жертвы той
войны недавней и войны жестокой,
Кто в деньги переводит шаг любой
Сожженного технологичной топкой?
Кто с калькулятором и пеною у рта
Все пересчитывает миллионы
Замолкнувших и вставших у креста?
То – нелюди, не писаны законы
Их душам, потемневшим, словно ржа,
Их совести, червивой и несытой…
Дождетесь, словно лезвие ножа
Взорвет вам сердце память тех, убитых.
И травинок, и листочков,
И букашек, и цветочков
Много я найти могу
На зеленьком ...
Был как солнце этот цвет,
Очень яркий, золотой,
А потом он стал луной,
Только дунь – его и нет.
Без «чика», я бы мог
Звенеть на колокольне,
А с «чиком» – я цветок,
Расту в лесу и в поле.
Тельце золотое,
Белая рубашка,
Это что такое?
Правильно, ...
Тяжелит ее роса,
Косит звонкая коса,
И едят ее, и топчут,
А она растет, не ропщет.
Что за чудо эта ночка,
Будто маг искусный, -
Засверкали на листочках,
На травинках и цветочках
Маленькие бусы.
На соломинке, мы знаем,
Ни сучков и ни ветвей, -
Все равно, по ней вползает
Очень быстро ...
Вот затихнет теплый вечер
На пороге темной ночи,
И в лугах, у тихой речки,
Кто-то громко застрекочет.
Давайте все мы, дети,
За чудом проследим -
Сегодня он не цветик,
Но завтра будет им!
Снег не весь еще сошел,
Обогрелся чуть песок,
А на нем уже расцвел
Желтый маленький цветок.
апр., 2007
Отгадки вразбивку: бутон, лугу, мать-и-мачеха, колокол-колокольчик, одуванчик, кузнечики, трава, ромашка, муравей, роса.
Гляди-ка – луч, разбуженный весной,
Ползёт по полу, как черепашонок.
Несёт, как солнце, панцирь золотой,
Глядит на нас и щурится спросонок.
И я ему дорогу уступлю,
Мы видим свет, и света будет много.
И видит Бог, как я тебя люблю,
И видишь ты – любовь моя от Бога.
Жизнь, как ярмарка, пляшет и плачет,
За копейку продаст, не спасёт.
Словно вор, украдёт, перепрячет,
Откопает и в ночь унесёт.
А потом будет стынуть лилово
Страшной ссадиной между бровей
За впотьмах обронённое слово,
За несбыточность смерти твоей.
Ликует малыш: я тебя победил, расстрелял!
Походкой хозяина пересекает площадку.
С колен поднимается тот, кто ему проиграл,
С колен поднимается не захотевший пощады.
В ушах его до сих пор слышится: «тра-та-та-та!»
Он входит в парадную, он поднимается в лифте,
Засохшую землю он вытирает у рта.
Какое там третье, когда он в таком-то вот виде.
«Иди, умывайся!» Он в зеркало смотрит: убит.
Багровое «тра-та-та-та» и приклад автомата.
Он мёртвая птица, он в чёрную землю зарыт,
Он умывается лишь потому что «так надо».
Погибнуть в бою пострашнее, чем просто пропасть,
И папа, что просто пропал, с ним, согласен, конечно.
«Я третье не буду». Лечь во весь рост на кровать,
Зачем-то представить, как вешали с папой скворечник.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... ...390... 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 ...410... ...420... ...430... ...440... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|