|
|
Восторг катания с горы!
Я в окруженьи детворы,
Вбегаю на вершину!
Кусок линолеума есть –
Вот только поудобней сесть...
А ну, толкните в спину!
Сияет белым снегом день!
Лечу и шапка набекрень,
А мне казалось – гладко!
Концы шарфА вразброс, вразлет!
Пыльцой в лицо взлетает лед,
За ворот и в перчатки!
Навстречу мне обрыв реки –
Скольжу! Прощайте, каблуки!
И падаю на спину!
Ору! Нет сил лететь молчком!
КружИт и поддает толчком
Коварного трамплина!
Смеясь, лежу на берегу,
Смешно барахтаясь в снегу –
Замри, полевка-мышка!
Любуюсь светом облаков
И вдруг меня со всех боков
Таранят ребятишки!
Галдят, кричат и я кричу!
И снова вверх – еще хочу –
Тащу свои «салазки»!
А ну, кто дальше! Раз! Два! Три!
Ты, горка, снова подари
Немножко детской сказки.
ПрЕданы дом и кресты на погостах.
В душах развал и смятение.
Продуты карманы. Но тЕнями толстые
Стяжают безумства и тление.
Им тоже не сладко: им важен покой.
Ан нету покоя, где деньги.
Следы их – преступники, их крошится строй
В нигилизме и в наркозабвении.
Такое веленье – на всех нагота.
Не будет заблудшим спасения.
Покуда всем правит злой вор-пустота,
Кому оправдание в бдении?
И чем же заполнить ту пустоту?
Горящим богатством иль страстью:
К картам ли, к женщинам, или к вину,
К виску ль пистолетом напрасным?
Напрасное зиждется на пустоте
И тратится ей же из жизни
За гробом – в ничто, за жизнью – в нигде.
Высокого нет, только нижнее.
А я из пустого откроюсь в любовь,
Откроюсь подлаженно, сразу.
Заполню любовью и душу, и кровь,
И в вечность уйду на экстазе.
И только в любви ко всем и всему
И утром, и днем, и ночью
Узнаешь меня, когда обниму.
И все одиночества в клочья!
- – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
Так ну же, опомнись в фатальности всуе,
Навечность во мне обрети.
Коль сладишь со мной в поцелуе,
Дам крылья на стройность – лети!
Под белым плащом одиночества
Снег не может растаять, ленивый
Под белым плащом одиночества
Как ни жуй – стонет голод сварливый.
Затих телефон арестованный
За колючей оградой молчанья,
Хоть капля надежды ворованной
Жаждет входа в темницу сознанья.
Под белым плащом одиночества
Злой судьбою ты – раб тяжких мыслей,
Но цепи сломать очень хочется,
Улететь и в пространстве повиснуть...
И светом вечерним окованный,
Обожжённый огнём пылких герцев,
Листаешь дневник ты взволнованно,
Записав откровение сердца.
Под белым плащом одиночества
Тянешь руки к луне отрешённой
Ты, жаром своим же источенный,
Что душа расплескала со стоном.
О камень прибрежный разбитая,
Пьёт волна безнадёжья веленье,
Утешившись тихой молитвою,
Не зная мечты претворенья.
. . . . . . .
Живём ли с людьми: даже близкими –
Две души, как два голубя вместе,
А можем ли всеми мы искрами
Проникаться вдвоём, словно песней?
Не сшито... и белая ниточка
Приготовилась: будет и плащик.
Неважно, откуда ошибочка
Краем пропасти встала саднящим.
Эй! Брызги восторга! Давайте в снежки!
Нацелимся вон в тех ребят...
Как школа и книги сейчас далеки,
На наши бои не глядят...
Случайный снежок бомбардирует... хлоп!
Хоть ранен я, всё – нипочём.
Одежда промокла на мне, как в потоп –
Ругать будут... Но ведь потом...
Я только всё время леплю серебро
В чудесные пули-мячи.
Индейцем танцуя, вращается кровь
И гиком задорным кричит!
Пусть солнце склоняет головку, и что ж,
Потёмки нам разве беда?
Начать новый бой нам всегда – невтерпёж,
В полон мы берём города!
Но, надо же... мама зовёт из окна:
– Алёша, час поздний! Домой!
– Ну, мамочка, дай наиграться сполна,
Ещё целый мир предо мной!
Красоты больше нет в этом доме.
Я кричу, стервенея: «Умри!»
И бросаюсь в окно, только падаю снова в подушки.
А вокруг никого. Все придумали злые подружки,
Что остынут ветра и послушно смолчат фонари.
Почему ничего не случилось?
Только буквы построились в ряд.
Закрываю глаза, притворяясь мертвецки усталой.
Я жалею уже, что тебе ничего не сказала.
Но теперь все равно – фонари за меня говорят.
В этом облаке пыли блеснет непокорная сила –
Я жалею уже, что тебя ни о чем не спросила…
16.01.06
Я готов был на то, нацелен на это:
На белое в черном, на звезды в пыли.
Но под руку встряло галантное лето,
И нет уж иллюзий, и я на мели.
А было ли лучше, если бы сладил
С безликим набором в крамоле души,
Набрался бы ереси и звезды бы сглазил?
Назвался Позором, так празднуй – круши
Иллюзий болотных наркотную сладость
И бранную сущность опознанной лжи.
Не будет в виду мягкотелость и слабость,
Но от плача в душе накоррозило ржи.
И когда, опорожненный, – эхами в лузу
Я увижу пустотами гулкости – чист,
Нахлобучу колпак из новых иллюзий,
Да заправлю на истину смазанный лист.
И закрутится жизнь по новой спирали:
И в новой коррозии – стопорный скрип.
И так без конца, пока схожи не стали
Потуги на истину и предсмертия хрип.
Жизнь так одиозна, когда нет тебя,
Когда на рассветы – позором заклятий.
Как страшно, как больно так жить, не любя,
Во всё бытие из потерь и изъятий.
Но ты же, я знаю, в такой же беде:
И с тобою грешны, не согласны рассветы.
И ты не найдешь в том покоя нигде,
Не спасут и тебя всё чужие советы.
Не спасет ни роса, ни весна, ни цветок,
Ни красивая сволочь во лжи поцелуев.
И не вздрогнут уста, и не стронутся в ток
От пряности в скуку телесных холуев.
Но станется все, то, в одном лишь: со мной,
В моей обреченности в таинство воли.
Лишь я в том слыву – твоею судьбой,
На вечность в любви отрекаясь от боли.
Жизнь так одиозна, когда нет тебя.
Как страшно, как больно мне жить не любя.
О, да да да! Я помню этот вечер,
Печальный взгляд и белое вино.
И что, вы думаете – свечи?
Нет. Просто приоткрытое окно.
За ним луна с таким же пьяным взглядом
Висит себе спокойно в небесах.
А милый мой сидит со мною рядом
В спортивных фиолетовых трусах.
Последняя осталась сигарета
И спичек нет, но это – ерунда!
Зато у нас вино и две котлеты,
И… в небе загорается звезда.
Как нежно он покусывал мне плечи!
Романтика! Ну, что тут говорить…
О да да да! Я помню этот вечер,
Ведь я тогда и бросила курить.
11.01.06
Я искала те жизни, что шли за порог,
Возвращалась без устали в место, где сны,
Словно школьник упрямый, твердивший урок,
Я копалась в засохших останках войны.
Но усталое сердце сомкнуло глаза,
И запел ветерок подорожный мотив,
А усатый шофёр отпустил тормоза –
И нахлынул волнoю видений прилив.
Ой, не спи, если едешь в унылый твой день,
И деревья мелькают опять и опять.
Что скрывает коварно сомнения тень –
Может камень, заснувший в траве рассказать.
А под ним замолчали седые сердца,
Безымянные жертвы нацистской игры,
Переполнены щедрою долей свинца,
Душу ближнего кровью навеки прикрыв.
А над ним – безразлично плывут облака,
Совершая понуро свой каторжный путь.
А сквозь них пробирается робко река:
Меркнет поисков час: не пора ль отдохнуть?
Я искала то место, где спрятаны сны,
Ту свечу, что не гасла до самой весны,
Те слова, что не очень, быть может, нужны
Поколенью, живущему после войны...
Извини. Ничего обещать не могу.
Нет залога у прошлого в сОжженом...
Ну а лучше ли будет, если солгу,
И с мечтой – в бестолковость оплошенно?
Вот бы тайну об этом-то как-то спросить?
Ведь не знаем же: как наше сложится?
Мне б с тобой заодно: в мечту и любить,
Ну а все остальное приложится.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...830... ...840... ...850... ...860... ...870... 872 873 874 875 876 877 878 879 880 881 882 ...890...
|