|
|
На кровати белая рука.
Под кроватью пыль и темнота.
Одеяло греет человека,
Греет человека в сапогах.
Он под одеялом видит сны:
Эти сны красивы и ясны.
Сапоги неснятые грязны,
Но рука-то, белая рука…
Прокрадется мышь в его кровать.
Мышка, мышка, ты не хочешь спать.
Розовая лапка у тебя,
Он захочет в жены взять тебя.
Но пока он спит, и эти сны
Так белы до синей белизны,
В них царевны бегают, босы,
И ребенка тащат за усы.
Не вставай, не протирай глаза,
Только встанешь – выпрыгнет гроза,
Только встанешь – пошатнется дом,
Красное проступит в голубом.
Ты захочешь в жены эту мышь,
Променяешь Каму на камыш,
Засмеется в судороге рот:
Не проплакать слово, не сказать…
Я не сплю уже вторую ночь.
Потерял единственную дочь.
Розовая лапка у нее,
Кто захочет в жены взять ее?
Грезится мне белая рука,
За окошком белая пурга
Заметает черные следы,
Не заснуть в предчувствии беды…
Две пары ног ко мне пришли
И встали у стены.
Я говорю: зачем пришли?
А, говорят, затем,
Что на какой-то там войне
(Нет мира – нет войны)
Погиб такой же, как и ты,
В такой же пустоте.
И вот теперь бери ружьё,
Бери теперь бушлат.
- Я сроду не держал ружьё.
- Ты просто позабыл.
Ты помнишь красную Москву,
Янтарный Сталинград?
Ты помнишь, как рождался ты
Под музыку пальбы?
Война закончилась уже,
Закончилась всерьёз.
Как, вы уходите уже?
Но что теперь со мной?
И пахнет порохом кровать
И лепестками роз.
Живой и мёртвый смотрят вдаль.
И мёртвый и живой.
По водам и землям, всем страждущим внемля,
без устали, жалоб и слез,
Удача летала и всем помогала,
чьи зовы ей ветер донес.
Иссякший колодец, без сил полководец,
с последней монетой игрок,
моряк в океане, торговец, дехканин, –
все звали ее, кто как мог.
Спешила удача, без жалоб и плача,
по черным ущельям судьбы,
но, видно, устала, разбилась о скалы
серебряной каплей воды.
Скатилась по склону, не к замку, не к трону, –
а в щель между серых камней,
где долгое время замерзшее семя
скучало и сохло по ней.
Преемник удачи – зеленый калачик,
под радугой яркой рожден,
вдохнул каплю влаги, набрался отваги,
вознес семицветный бутон.
Желаний порывы держи, легкокрылый,
не долог соцветия век,
не тронет зверь, птица тобой не прельстится, –
охоч до тебя человек.
Пусть дальше и мимо идут пилигримы,
пусть мимо идет караван.
Кому в день мечтаний отдать семь желаний –
ты выберешь, видимо, сам.
В лихое столетье храни семицветье,
так ветрены горные дни!
Цветок придорожный, листок осторожный,
храни свою радость, храни.
Еще один пустой приход...
Возможно, лучше слышать песни
Линялых впадин снежной пыли,
Чем смазывать душевные сортиры
Бухлом
Раскланяться с сегодня,
Распрощаться
На два часа со смертью от ударов
Часов старинных в темя,
Очнуться в сумерках и знать,
Что время
Завистливо забило гвоздь
В твой череп, отбивая сутки
Прочь
Все – топот голосов друзей
По телефонной трубке,
Все – лишь возня родителей
На кухне,
Все – лишь игра тепла и холода
На самом деле,
Лишь полумертвая искра
В морозной канители
Вечной ночи
Еще один отчаянный приход –
Как полежать в кювете жизни
Два часа,
Воспринимая собственную ложь как смысл
Всего и вся
Всего не удержать под
Тонким полотном наивности,
Навеянной
Еще одним
Растерянным
Приходом
В один из
Этих
Длинных
Долгих
Глупых
Дней
Бесчисленного
Года
2007-01-15 01:11Он / Малышева Снежана Игоревна ( MSI)
Мне красивостью фраз не прикрыть наготу отчужденья,
Я как «голый король» на параде семейственных уз.
Непонятно, смешно для массовки моё поведенье.
Все вписались в игру,я же – битый шестёркою туз.
Мне бы с радостью вам улыбнулся улыбкой путаны,
Предлагая любовь за уют или просто за так.
Но седеет желанье и пусто свисают карманы.
И давно одному мне уютно и мило. Бардак
Стал порядком, бессонье – привычным режимом.
Стало скучно смотреть на красоток, парящих в весне.
Одиночества бог стал реальным, понятным и зримым.
Даже мама ко мне не приходит давненько во сне.
Он / Малышева Снежана Игоревна ( MSI)
Сорок лет под судьбы барабан
Мой непрочный смешной шарабан
Тащит старая лошадь из осени в осень
Вдоль жизни моей.
По невидимой карте чужой
Кто-то водит меня за собой,
Как когда-то народ по бескрайней пустыне
Водил Моисей.
Медленно, лениво катит шарабан.
Заблуждений и условностей раба
Я в мои Палестины, как будто в бреду,
Путь никак не найду.
Иногда слабый солнечный луч,
Пробиваясь сквозь занавес туч,
Согревает немного мой мир непутевый,
Промокший насквозь.
Год за годом, как замкнутый круг, –
Ни любви, ни надежды...но вдруг
Возле дома, возникшего из ниоткуда,
Ломается ось.
Двери тихо-тихо скрипнут. Я войду.
Если б знать, на радость или на беду
Пробираюсь за тенью, сама за собой,
За слепою судьбой.
В черном зеркале отблеск огня.
Сквозь немое стекло на меня
Смотрит женщина. Облик ее
Мне почти не знаком.
Но, растерянность пряча свою,
Присмотревшись, себя узнаю...
Где-то хлопнула дверь и скрипит половицами
Призрачный дом:
"Позабудь, что стрелки мчатся на часах,
Время серебром струится в волосах...
Для чего в ожерелье сплетаешь года?
Ты еще молода."
Улыбаюсь и словно в ответ
Мой слегка повзрослевший портрет
Взглядом манит меня. И зеркальной прохлады
Касаюсь рукой.
Вспышка света...и вновь темнота...
Я за гранью живого холста
Свою жизнь вспоминаю и мысли уносят
Меня далеко.
Утром облегченье принесла гроза,
Дом, как привиденье, тает на глазах,
Ветер гонит и гонит за мной на восток
По пустыне песок...
Сорок лет под судьбы барабан
Мой непрочный смешной шарабан
Тащит лошадь, минуя весеннюю просинь,
Из осени в осень...
Расплата за грехи,
Расплата за стихи…
Не ново.
Распятье чистоты,
Распятье красоты
Сурово.
За подвиги, за боль,
За сыгранную роль –
Распятья.
И вместо похвалы,
Как угольки золы –
Проклятья
Умеют нас любить,
Колени преклонить –
По платью.
Чтоб праведником слыть,
Готовым надо быть
К распятью.
И душу, что светла,
Всю раздарить дотла
Неверным.
Чтоб вас они потом,
Своим назвали сном
Прескверным.
***
Я не хочу писать судьбу стихами,
Случайным словом (тонкими штрихами)
И рифмой наговаривать беду…
Я лучше сразу смерть свою найду –
Сгорю в любви, неразделенной Вами
И не скрепленной нежными словами
В двухлетней продолжительности встреч…
Корабль надежды дал водице течь…
И рухнул мост, не найдена ладья… –
Но, может быть, мы птицы: Ты и Я…
От рождения до тризны каждому отмерен срок.
Мне даровано семь жизней, семь сомнений, семь дорог.
Семь мелодий непокорных из семи покорных нот
Слышу как поют валторна, флейта, скрипка и фагот.
Дверь запру от пересудов на скрипичные ключи
И, неведомо откуда, эта музыка звучит
Бесшабашная, шальная – разноцветный легкий шелк,
Или тихая, больная с перевязанной душой.
То ли грежу, то ли брежу, то ли я схожу с ума.
Хор цыганский реже, реже, чаще посох да сума.
Город тусклым стал и тесным, растеряв судьбу свою
Я на паперти воскресной словно нищенка стою.
Музыкант на площадь вышел – сердцем юн, лицом – старик
Скрипка плачет выше, выше и срывается на крик,
И хохочет день базарный суетлив и деловит,
Дразнит блеском самоварным разбазаренной любви.
Музыкант с улыбкой странной и с котомкой за спиной
Это – время, вечный странник, очарованный не мной…
Быстротечны и капризны семь мелодий, семь тревог
От рождения до тризны вдоль семи моих дорог…
Подсолнухи
евнухи
сумашествия,
Шествия
по краю
к раю
или аду
И взгляду
устремленному
к погребенному
под осколками
обломками
сознанию
пониманию
сути
в мути
мелочей
и речей
простых
и пустых.
Сложны
и важны
только подсолнухи-
мухи
гниения –
сомнения
в смысле
мысли.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...720... ...730... ...740... ...750... ...760... 765 766 767 768 769 770 771 772 773 774 775 ...780... ...790... ...800... ...810... ...820... ...850...
|