|
|
* * *
Слышу далекие я голоса,
Вижу чужие огни по Вселенной...
В жизни такая пошла полоса -
Еду я в Грузию на поселенье.
Серым затянет последнюю быль,
Поезд отправится в сонную небыль...
Мог ли я птиц этих мокрых забыть?..
Книги намокли, и были нелепы
Все, кто пришел проводить меня в путь -
Блок был печален, курил с Меламедом,
Хлебников буркнул: «Пиши, не забудь...»
Осип Эмильич грузинским поэтам
Передавал всем поклоны, приветы,
Книгу с конвертом для Тициана...
Тучи тяжелые плыли густые...
Света Максимова тоже грустила,
Но не меня целовала, а Яна,
Долгую песню тянул Улзытуев,
Хрóлова дула в трубу золотую...
Я оставлял их на мокром перроне,
Я их жалел и любил почему-то...
Пушкина не было, Пушкин был болен,
Но Бенкендорф на перроне шпионил,
И разгоралось московское утро...
.
Да! Уже не будет ни улыбок, ни встреч,
Упал осенний плед со вздрогнувших плеч,
И не играет скрипка в зябкой тиши,
В глуши ночной моей убитой души...
Да, уже не будет жизнерадостных дней,
За ним моя душа последует к ней,
На телефонной трубке капельки слёз –
Всё остальное он с собою унёс...
Я помню, Вы шагали по аллее,
Припарковав свой красный Cadillac.
Восточное колье у Вас на шее
Напомнило мне мой родной Ирак.
Вы были в белом платье от Versace,
А я в дешёвых джинсах щеголял.
Подъехала охрана на Passat'е
И перекрыла площадь и вокзал.
Security неспешно занимали
Все ключевые точки и посты,
А я следил за Вами, понимая,
Что большей я не видел КРАСОТЫ...
Что Вам сейчас до нищего араба...
Вас VIP- вагон умчит на край земли.
Отмерена кондишеном прохлада,
Накрошен лёд в ведёрке и Chablis...
Ещё момент и я Вас потеряю!
Постойте на мгновенье, мой кумир!
Мне с Вами приоткрылись двери рая,
Но тут в наушниках закашлял командир:
"Ты хочешь, чтобы птичка улетела?
Ведь за неё нам обещали тысяч двадцать!"
Прижал я к глазу окуляр прицела
И разрядил в колье обойму М-16.
В кардиологической больнице
Отзыв написал я как-то раз:
" Очень трудно с вами распроститься:
С болью в сердце ухожу от вас.»
Купол белых небес и прозрачных ночей колдовство,
растворённое в сырости ветра над шлейфом Невы.
Зябко стынут ладони твоих разведённых мостов,
Петербург... Мы с тобой и сейчас, как и прежде, на «Вы»...
Но пронзительно-нежная к горлу подступит печаль,
и царапнет по сердцу увязнувшим в снах коготком –
где почти позабыты прогулки по белым ночам,
и дождливый июль, и фонтаны в саду городском...
Место встречи – у рвущихся в небо мятежных коней.
Тот же мост в невозможное прошлое ... Не перейти,
не вернуть, не прожить, не сказать ... и , быть может, честней
откупиться от памяти лет опоздавшим "Прости..."
Вздрогнет маятник – время, и новый откроется счёт
нашим давним потерям – не вспомнится, кто виноват...
Всё по-прежнему здесь, и Фонтанка неспешно течёт,
и всё также вальяжен и строг Александровский сад.
Вдоль старинных каналов , закованных в серый гранит,
невесомо клубятся туманы и тают вдали...
Город белых ночей нашей юности лето хранит,
свет далёкой любви, что когда-то мы не сберегли...
*
*
Этот романс исполнил композитор Николай Шершень:
http://www.chitalnya.ru/work/164035/
.
* * *
С.Злотникову
На столе – Руставели... Илья...
Путешествия древнего грека...
Это – комната. Это – семья:
Человек и жена человека.
Желтый чайник на синем огне...
Старый глобус, диван и два стула...
Занавеска на черном окне...
И жена на диване заснула.
За стеной – тихо светится сад
В ожидании первого снега...
На стене – только карты висят –
Полушарий и Звездного Неба.
Простонала дверная петля...
Не очнулась – лишь дрогнуло веко...
...Это – Космос. А это – Земля.
Острый угол – душа человека...
1988,
Тбилиси
Кротость неба сменяет страсть
одиноких ветров в ночи.
Ощущаю с природой связь.
С ней душа в унисон звучит.
То метелью ревет в зиме,
то капелью весну поет,
то росою дрожит во мне,
когда сердце чего-то ждет.
Почему же порой бреду
как чужая среди людей?
Будто ноту взяла не ту
В общей песне мирских страстей.
«Вода и камень точит».
Проблемы глубоки –
займу в разгаре ночи
терпенья у реки.
Займу порыв у ветра
оковы разорвать.
И, если надо, веткой
прогнусь – и не сломать.
Я чайкам постепенно
раздам надрыв души.
Возьму волны напевность.
И мыслей витражи,
собрав все воедино,
я солнечной строкой
ненастною годиной
прольюсь на лист пустой.
Лев бил себя отчаянно хвостом:
- Я дурень, и хронический притом!
Позволил провести себя Шакалу!
Нет. не спущу коварному нахалу!
Задрал я антилопу, а наглец
Запел: " Ты настоящий молодец!
Удачливый, охотник хоть куда!
Такого не сыскать и за года!
Преследуешь добычу ты без лени.
Дрожат у всех перед тобой колени..."
И вот, пока внимал я этой лести,
Добыча оказалась не на месте.
Её друзья Шакала утащили...
Читатели! Мораль Вы уяснили?
Коль дифирамбы чересчур уж сладки,
Проверить нужно, всё ль у вас в порядке!
Людмилка, Люда, Людочка,
я так тебя люблю!
Яблочком по блюдечку
к тебе одной рулю.
Я жизнью не балованный,
с наскока не сужу,
но лишь к тебе взволнованный
и искренний вхожу.
Мне горько, что всё кончится,
тому, кто свыше нас,
вдруг, больше не захочется
писать про нас рассказ?
Вдруг, мы уже привинчены
к телеге наших лет
семейною опричниной
шурупами сует?
Я каждый день расстроено
оглядываю жизнь, –
ужель она устроена,
чтоб в ней мы не сошлись?
Я тёмной ночью, – каждою!
Во снах тебя ищу,
к тебе шагами жадными
спешу, бегу, лечу!
Летят листы осенние,
торопят душу жить.
Один, ищя спасения,
на веточке дрожит…
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...680... ...690... ...700... ...710... ...720... 725 726 727 728 729 730 731 732 733 734 735 ...740... ...750... ...760... ...770... ...780... ...800... ...850...
|