|
|
Кошка на тёплой траве,
Высоко поднимая лапы.
Играй, но не царапай.
В тёплой твоей голове
Цветные подвижные мысли
И простейшие числа.
Восемь – слепых котят.
Три – никуда не делись.
Два – человека в постели.
Восемь веков подряд
Ты между нами спишь,
Внутрь себя молчишь.
Храм Растрелли на горе,
И расстрелы во дворе.
По белёсой по стерне
Едут всадники в огне.
Там художник – наповал.
Краски, кисти растерял,
Кадмий красный растирал
По рубашке…
Киев, вот переплёт!
Восемнадцатый год.
Художник Мурашко.
А может, шашкой
Полоснул удалой
Петлюровец молодой?
А может, красноармеец?
Кто утверждать посмеет?
Что в той кутерьме,
Отсидев в тюрьме,
Испуганный лицеист
Не дырявил батист
Нижней рубашки
Художника Мурашко.
Храм искусства на горе,
В нём картины на стене.
И по ранней по поре
Экскурсанточки в окне.
Колорит рубашки
Художника Мурашко
Обсуждают.
Рассвет.....
Словно крошки от белого хлеба –
Россыпь звёзд в акватории неба
За моим зачерствела окном.
Но, опять время утренней птицей
Их бесследно склюёт по крупице
И махнёт бледнокрасным крылом.
Закат....
Месяц согнут крюком арбалета.
На качелях вечернего света,
Облака золотые кружат.
Солнце раненным зверем забилось,
За карниз горизонта скатилось,
Оставляя кровавый закат.
Вишнёвый йогурт восхода
с кусочками натурального солнца
обещает ветреную погоду
и равнодушие потенциальных спонсоров…
Пережаренная глазунья полудня
с потным человеческим мясом
настраивает на биржевые плутни,
одновременно лишая нас разума…
Закатное капучино
с крошками легкодоступными
обернётся несостоятельностью нас как мужчин
и гонорарами преувеличенно крупными…
Наступает ночь чёрного чая
с лимоном луны и запахом бергамота.
И, поклявшись луной, мы торжественно обещаем,
что больше не будем такими беспросветными идиотами…
Плачь, палач! Твой плач оплачен
той, чью плоть почуял меч,
и печали чермной алча,
полночь плавится оплечь.
Пыл оплыл свечой, лепечет
пламя чахлое в печи,
опаленное предплечье
ломит... Плачь, палач, кричи!
Пот опаловый на плахе...
клочья боли, плат в пыли...
опечалясь певчей птахе
полночь плачем утоли.
Когда спускалась ты с холма,
Меня вконец сводя с ума,
А зверобой и чернотал
Твои коленки щекотал,
И я смеялся, плакал, пел,
И я летел,
Летел,
Летел!..
Я мигом тем не дорожил.
А жаль! –
Я лишь тогда и жил.
Когда горячая рука
Ждала прохлады родника,
Дрожала жилка у виска
И ты была близка-близка,
А я свободно мог летать,
На ухо глупости шептать,
Не думал, кем хочу я стать
И не хотел ни есть, ни спать...
Когда я стану тяжелеть,
Когда я стану пожилеть,
Сморкаться, кашлять и болеть,
И станешь ты меня жалеть,
Я вспомню это лето, зной,
Автобус пыльный заказной,
Тебя, сходящую с холма,
Икону древнего письма,
Себя, сходящего с ума
И доходящего весьма...
И можно тапочки стирать
И вещи тихо собирать.
Когда придет нежданная печаль,
Ты отрешись от суеты
И внемли,
Как, догорев, прощается свеча,
Как теплый дождь поит сухую землю.
Как вечер ждет таинственных гостей.
Как изменяют мир глаза детей.
Как по коре,
прозрачна
и тиха,
Стекает
Соком
Капелька
Стиха.
Уйдет печаль, и радость возвратится,
Чтоб, наконец, стать вечною печалью,
Чтоб по весне вернувшиеся птицы
Другим о вечной радости кричали,
Чтоб не иссякло вешнее вино.
Чтоб этот мир был вечно свеж и нов.
Чтоб этот мир был вечно разделен
На Тех, Кто Знает –
Тех, Кто Удивлен.
Когда прощально полыхнет свеча...
Когда играть не надо и казаться...
Когда придет нежданная печаль.
Когда наступит время расставаться.
А я опять не угадал.
Какая жалость!
А всё, чего так долго ждал –
Не задержалось…
А из-за этих важных дел,
Толкаясь где-то,
Я пропустил, я проглядел
Венчанье лета!
Как в тёмном небе, вдалеке
Звезда светилась.
Как по берёзовой щеке
Слеза катилась.
Как в небе звёзд падучих след
Рисуют боги.
Как на обрыве лунный свет
Целует ноги.
Что за спиною, не гляди –
Волною смыло.
А что там будет впереди?
Да лишь бы было…
А гладь зеркальная пруда
Под ветром смялась.
А я опять не угадал.
Какая жалость.
.
* * *
(М е ф и с т о ф е л ь )
«...Е л е н а :
Я не могу смотреть на вещи проще,
Когда горят оливковые рощи...»
...О, женский ум убогий!..
Афидн... Египет... Троя...
У ног лежат все боги,
Цари, вожди, герои!..
И — пальцы вдруг разжать,
Все выпустить в мгновенье,
Чтоб н е м ц а ублажать!..
Варить ему варенья,
Растить в горшках цветы
И — фаустят ораву...
Нет, не царица ты —
Рабыня!.. Hausfrau! —
«...Дочь Зевса!..» Гонор, спесь —
На статуи и храмы
Переведен был весь
Паросский белый мрамор!..
Но — шут, трепач, «по-эт» —
Лишь встретился и — что ж с ней?..
Ты — не богиня, нет,
Ты — смертных всех ничтожней!
...Раздуть вселенский миф!..
Такой устроить хаос!..
И — «жалко ей олив...» —
Прощайте, Frau Faust!..
.
…jamp, сердечко, jamp, безногое,
раз, еще…и-раз, два, три!
Поднимись с колен, убогое,
постучи мне изнутри.
…fly, сердечко, fly, бескрылое,
не одним орлам лететь,
пролети немного, милое,
дай мне сверху посмотреть,
как волна играет лодочкой,
как на сопках рдеет лес,
как девчонка с тёмной чёлочкой
разбирает «Полонез».
…cry, сердечко, cry, бесслёзное,
удержи нас на плаву,
дай еще хоть раз под звёздами
мне вздохнуть, – пока живу.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...590... ...600... ...610... ...620... ...630... 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 ...650... ...660... ...670... ...680... ...700... ...750... ...800... ...850...
|