|
|
* * *
«Вы, Сноупс! Вы убили Джека Хьюстона или нет?»
Уильям Фолкнер «Особняк»
В округе Йокнопатофа*
тишь-благодать…
настолько,
что никак не понять:
умерла или нет – мать,
уделять
или нет
ей скорби малую толику
предавать
или нет
её тело земле,
как пристало любому католику.
В округе Йокнопатофа
суд-приговор,
в округе Йокнопатофа
Том Сойер красил однажды забор…
или я ошибаюсь, и это случилось
в городе Saint Petersburg**,
там, где негра судили
за то, что из дома убёг.
Чёрт возьми, снова спутались
книги и времена,
но какая нам разница,
если восходит Луна,
и кричит, уводя от гнезда
бледнолицых охотников, дрофа…
(или правильно будет дрофа?)
всё равно. Мы купили достаточно дров
и дрова
демонстрируют нашу решимость
поселиться навеки
в округе Йокнопатофа.
Потому что Сарторис
посадит нас в автомобиль,
и услышав про «Билль о правах»
будет хмуро молчать
приблизительно двадцать миль,
потому что он твёрдо уверен:
здесь не случится потопа.
Здесь Америка. Юг.
Округ Йокнопатофа.
В округе Йокнопатофа
ветра круговерть…
В округе Йокнопатофа
есть доктор,
чтобы констатировать смерть.
И есть конечно судья,
чтобы всё-таки был суд,
потому что Сноупсы, знаю я их,
оскорбления не снесут.
Только кто ж оскорбил этих Сноупсов?
Что за бред?
«Вы Сноупс!
Вы убили Джека Хьюстона или нет?»…
Он убил. Здесь Америка, а не Европа…
Он наверно любил
свой округ Йокнопатофа.
Где живые трофеи Гражданской войны
не отводят слезящихся…
не отводят стыдящихся глаз
от обойного штофа…
Можно даже подумать,
будто что-то случилось
в славном округе
Йокнопатофа.
Только это враньё.
И случиться там может…
разве, смерть…
или жизнь…
И события эти
как-то уж слишком
похожи.
*Округ Йокнопатофа – вымышленная местность в южных Штатах США, где разворачивается действие практически всех произведений У.Фолкнера.
**Saint Petersburg – город Тома Сойера и Гека Финна.
Чай ложечкой мешая,
Заметишь, как дрожит рука.
Планета движется большая
Спокойно и наверняка.
А ты состарился и сгинул.
И ложечка звенит.
Неловко позвонишь ты сыну:
- Я занят, извини.
Зима. Природа торжествует.
Светло.
Всё выбелено подчистую.
Горит стекло.
Всё на местах. И чай и старость.
И звон и свет.
Живи – чего тебе осталось?
А счастья нет.
Смахни слезу, коснись легонько
Лица крылом.
От звона – рвётся перепонка.
И поделом.
Рыбачья лодка средь армянского нагорья полна улова ассирийских царей
Шелками православными промокла, пейзажами властительных морей
Когда излюбленное блюдо из ракушек, затейливо уложенных на дне,
Кавказский перс костром готовит вкусно, нагорная беседа о вине,
Тогда из золотых от Соломона копи восходит на вершину исполин
Твоей души тот труженик чудесный, среди алмазных диких афалин
Расхожее на нитки самомненье, роскошество напитков в семь рядов
Орнамент на той лодке серебрится – рыбачья пристань в сумраке родов.
Порой непрестанно овеян коврами восточного типа сердечный секрет,
Помылив над пропастью, сотканы сталью, полотна, цена на покупку планет.
Шелковница нитью лимонной заштопав, известный призыв к лотосу снов,
Смоковница плода сережкой играет, исписана тайна песочных листов.
Пирует властитель, когда прокрадусь, прохладою стану, в бархан воплощусь.
Уйди, – цедила, не мигая,
Морщавя злобно влажный лоб.
Уйди, – сознание теряя,
Одной ногой влезая в гроб;
Хватая судорожно простынь
И торопливо теребя...
Она тебя любила, просто
Она не помнила тебя.
А ты стоял над ней, ссутулясь,
Боялся ближе подойти,
И только жалостливо хмурясь
Хотел уйти – не мог уйти,
И тихо, робко сердце жалось,
И спёртый воздух грудь давил:
Она в агонии металась,
А ты любил её... любил...
Летело время – липла к стёклам
Листвы трепещущая медь.
Грибною сыростью промокла
Увядшей временности цветь.
Ты брёл по улице устало,
И сердце замерло в груди...
А за спиной она шептала:
Не уходи!
С улыбкой жить – с улыбкой умирать,
Минут счастливых выпало так мало...
И месяц острый проколол кровать,
Где беззаботно тело отдыхало...
И в новый день – навстречу пустоте,
Недоговорки, поиски, тревоги...
Кружится мир на этой высоте,
И небо светит тусклое под ноги...
Руины слов, взлетающих на миг,
И старый дом напополам расколот.
И головой титановой поник
Над суетливым миром грузный молот.
Задребезжит погнутое стекло,
И старый клён бока ему отхлещет,
Что ни скажи, с улыбкой – тяжело...
Без объяснений принимать все вещи...
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ
РАЗРЕШИТЕ ПРЕСТАВИТЬСЯ —
ВОЗНЕСЕНСКИЙ
А.Вознесенский
1973
андрей андреевич,
не спешите преставиться.
в графе тавтология -
долгий прочерк лубка…
пока ваши столбики
сличали ленинцы-сталинцы,
мы прожигали жизни
до лысины на лобках.
вы пришли,
запекая классически ересь,
во рты голодные вбрасывая слов
горячие пирожки.
одной ногой уже ни на что не надеясь,
другой мертвые петли времени
впружинивали в стихи.
когда за вами следом медленно
ушли стадионы -
в кухни под чадом «космоса»
и три семерки подряд -
мотая портянки,
мы только примеривали погоны,
переворачивались как вагоны,
в поту холодном.
под «взгляд».
...
теперь понемногу
каждый изглодан сетью,
которая, бог-даст,
изловит рыбку из позолоченного пост-совка.
а все одно –
пытаемся жить
на октаву повыше третьей,
кричать оставшимся кончиком языка.
вы там в переделкино,
мы здесь давно в перестроево.
как не назови деревню,
биология в ней одна -
более пъедестальные
книжно-журнально пристроены
в отсутствие пастернаков,
асеевых и будущих с буквы на…
но когда из прелой засухи
или оттепелиных чревищ
наконец-то вновь
заплодоносит поэтицкий фрукт,
так и не представившись вам,андрей андреевич,
в любой погодине просто успокоюсь и умру.
июль 2007
Я разжимаю пальцы –
все,
лети!
Силками – унизительное счастье.
Я не хочу
с знакомцами делить
тебя!
А первым быть, увы
...не властен.
Теперь такая малость – просто жить
и отбывать посильно дни, недели,
на ощупь, не срываясь, проскочить
затеянные кем-то карусели.
Пройдет?
Конечно,
все, и я пройду...
Что двадцать лет?
Ничто пред тенью смерти.
Но жизнь моя – не вашему суду.
Ловите миг и никому не верьте...
Бархатом в трубке застенчивый смех.
Первый контакт – он так сладок, как грех!
Шёпот соблазна скользит в проводах,
Нежность истомы в бесчисленных «ах».
Играми в мячик наполнен эфир –
Девочка-мальчик и теплый кефир.
Челюсть вставную вновь примет стакан,
Виртпоцелуем бессмысленно пьян.
В зеркале темном не видно морщин.
Нет женщин в эфире, но нет и мужчин.
Нет правды и света, нет грязи и лжи.
А то, что болото? – Тепло же? Лежи!
Что мы?
Прекрасное Ничто?
Божественная Пустота?
Нечаянность момента?
Жизнь наша – шулера игра?
Иль мокрых клеток суета?
Иль Мёбиуса лента?
Кто мы...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...580... ...590... ...600... ...610... ...620... 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 ...640... ...650... ...660... ...670... ...680... ...700... ...750... ...800... ...850...
|