|
|
Не могу говорить ни о чём.
Лишний вечер. Огни неживые.
У героя лицо кирпичом.
Его действия даже не злые,
А недобрые. Он как бы мстит.
Шею как бы легонько ломает.
Этот ранен, а тот – умирает.
Ну а третий чего-то кричит.
Не могу ни о чём говорить.
Я сижу и хочу позабыть
Этот вечер, и это, и это…
Посмотри: ведь закончилось лето.
Мы с героем по парку вдвоём
Героически молча идём.
Дай ответ. Не даёт он ответа.
Уехала?.. Уехала. – Ну что ж,
достану дней осенний нож,
весну отрежу,
культю перетяну бинтом зимы
и буду спать, как спят сомы
в глубинах снежных.
Потом, уже потом, весной
очнусь и, удивляясь, – что со мной?
приду к тебе же…
Ты, улыбаясь мыслям о себе,
( а я увижу волос в серебре),
мне скажешь – ты приходишь реже…
Смеясь, ещё смеясь, я пригублю
своей твою послушную губу,
и всё! И – с хаты!
Включу тоски своей автопилот,
на ком закончится полёт,
мне той и хватит.
Зацепится вечер невстречей
За краешек грустной души.
Отмечен как шрамом, отмечен
Мерцающим светом лишь ты.
И вечер бессвечный беспечен,
И тает как музыка слов.
А ты, тот, кто мною не встречен,
Сегодня вернулся из снов.
Больная, слабая любовь,
А ведь была такой счастливой
И звонко песни голосила,
И громко плакала навзрыд.
Играла в салочки весной,
А летом, летом – на озера.
И небо падало в ладони,
И солнце из груди рвалось.
Но...
Сакраментально это «но» –
Любовь так искренне наивна
... ... ... ... ... ... ...
А хриплый голос так надрывно
Всё пел про тёмное окно.
.
* * *
Нам вместе жить не суждено –
Друзьям, врагам ли,
«Быть иль не быть» – не все ль равно? –
Не сыгран Гамлет.
Лишь горы рвани и старья –
Темно на склонах…
И спутники в ночи стоят
Немногословны.
Я знал. И знаки весь февраль
Несли снега мне, -
Я ждал. – Чего ж вдруг стало жаль?
- Не сыгран Гамлет…
- Раздумал? – Нет. – Тогда вперед!
Ну что, готов ты?
Пусть плащ твой практику пройдет
У желтой кофты!
Глянь – твоего театра нет –
Песок да камни…
О чем ты думаешь, поэт?
- Не сыгран Гамлет!..
( 1983 )
.
. Новая Иллюстрированная Педагогическая Поэма (Дидактические эпистолы) * * *  .
Пшеница отдалась на милость смерти,
уже серпы колосья режут.
Федерико Гарсия Лорка
А ты, Бенигно, что сделал ты?
Простой вопрос…
Я? Я думаю…
Я убил четырнадцать человек.
Из трех тысяч – всего четырнадцать!
И мы победили…
Мы не подвели тебя.
Мы победили.
Мы выполнили приказ.
Я, Инти и Дарио.
Мы удержались,
А я, я убил четырнадцать человек.
Черт побери, четырнадцать.
Из трех тысяч.
Из трех тысяч…
Из трех тысяч!
Ты струсил, Бени?
Нет. Ни в Сьерре, Ни в Лас-Вильясе,
Ни в одном бою,
Ни на одной земле,
Ни перед одним врагом,
Я никогда не думал о смерти.
Я думал, что убивать буду я,
А меня никогда не убьют.
«Они в этом ущелье!» –
Кричали солдаты.
«Они здесь!»
А Дарио – вот болван – заснул!
За всю историю войн
Это был единственный случай:
Во время жестокого боя,
Заснул человек.
Дарио, болван, заснул,
Захрапел на всю Боливию…
Кто-то из них услышал,
Выстрелил в нас.
Я снова почувствовал боль.
Пуля пробила магазин,
Висящий у меня на поясе,
И застряла в паху.
Они кричали. Они кричали так,
Что я слышал, как лейтенант
Вызывал Сентено Анайю.
«Кругом партизаны!» –
Кричал он в трубку.
«Мы несем потери!» – кричал он.
Я смеялся – нас было семнадцать.
И один из нас спал.
Убитые катились по склону.
Если бы у меня было две руки!
Я бы убил больше.
У меня было тридцать патронов,
И на каждого
Я расходовал два.
В корпус, две пули, чтобы наверняка.
Если бы у меня было две руки!
Когда я увидел,
Что они отступают,
Я радовался, как ребенок!
Мы победили!
Мы выполнили твой приказ!
А я, я убил много солдат.
Гораздо больше,
Чем нужно для радости.
«Идемте, идемте к нему!» –
Сказал я Инти и Дарио.
Мы представляли,
Как все обрадуются.
Мы прорвали кольцо,
Как и хотел он.
В этот момент я чувствовал себя
Самым сильным человеком на земле.
Мы спустились на дно Юро…
Там были наши товарищи:
Антонио, Пачо, Артуро и Анисето.
Они были там,
Лежали на дне ущелья,
И я с трудом узнал их,
Эти четыре куска
Человеческого мяса.
А его мы не нашли…
Среди мертвых.
Значит, он был жив,
Значит, он снова обманул смерть,
Значит, он ушел.
Как всегда – спокойный,
Как всегда, уверенный в себе,
И уверенный в нас.
Я услышал сдавленный стон.
На дне ущелья
Раненые солдаты
Просили о помощи.
Я хотел их убить,
Отомстить за товарищей.
Ярость обжигала меня.
Ярость и ненависть.
Но я не смог…
Они были молоды,
Они были молоды так же,
Как и Артуро, и Паблито.
Я напоил раненых из своей фляги.
А что сделали их офицеры?
Кому помогли, кого напоили?
Просто ушли и оставили их умирать.
Я ненавидел.
Но я ненавидел не этих несчастных солдат.
Я ненавидел трусов,
Убивающих потому,
Что им платят.
Убивающих свой народ
Потому, что им платят.
Я ненавидел и презирал их.
Офицеры ушли,
Оставив раненых солдат…
Я вспомнил, как нес раненого Коко.
Пуля прошила его насквозь
И ударила меня в спину.
Моя одежда пропиталась кровью,
Нашей кровью – его и моей.
Я нес его, уже мертвого, но я нес его.
Бени, запомни, мы воюем
Не для того, чтобы убивать,
А для того,
Чтобы люди могли жить.
Я вспомнил…
Я напоил раненых солдат.
Я напоил врагов,
Которых убил.
Когда пришли
Помбо, Убрано и Ньято,
Я спросил их, где он.
Они не знали,
Они думали, что он с нами.
Я кричал от отчаяния,
Я наговорил им много страшных слов,
А они просто смотрели на меня…
Тревожных мыслей не тая,
Который раз напомнят трусы,
Что самый беспощадный яд
Всегда без запаха и вкуса.
«Прошли кругами по воде» – Арсений Платт
* * *
Я труса много раз давил
В себе в азарте беспощадном,
И мне всегда хватало сил
И мужества, и всё бы ладно,
Когда б не следствий хоровод,
Ведь труса гордо побеждая,
Невольно давишь и народ,
Тебя который окружает.
И поневоле тянет в тень,
Забиться в норку, затаиться,
Иль, сдвинув шляпу набекрень,
Засесть у стойки и напиться,
И растворить печали вкус
В густом и терпком алкоголе,
Нет, я не трус, но я боюсь
Сплеча рубиться в чистом поле,
Не разбирая, друг иль враг,
Ввязавшись в бой, не успеваешь
Их различать в кипенье драк,
Где лупишь тех, кого достанешь.
Мы все отравлены, мой Платт,
Кто одиночеством, кто славой,
Кто тем, что прав, кто – виноват,
И всё больнее жить, но мало…
.
* * *
Опять стихи читаю всякой пьяни
Я – о жене, о дочери, о маме,
И ужин мне за трезвый трёп дают –
Трех женщин ежедневно предаю.
И еженощно о прощенье ною,
И разговариваю вслух с самим собою,
А утром знаю: вечно будет так,
Все дальше будет детство улетать,
Все так же одинока будет мать,
И не настолько глуп, чтоб не понять,
Что мысль – бледна, и инфантилен слог,
И что спасла б – как суд бы ни был строг –
Одна строка из миллионов строк,
Но я сказать ее еще не смог…
…Когда я умер грязною весной,
Три женщины стояли надо мной.
( Нач. 80-х )
.
. Новая Иллюстрированная Педагогическая Поэма (Дидактические эпистолы) * * *    .
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...560... ...570... ...580... 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 ...600... ...610... ...620... ...630... ...640... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|