|
|
Снова с миром в разладе душа,
снова беглой ей быть или пленной,
снова мечется, скрыться спеша
где-нибудь на задворках вселенной.
Кто там мимо? Не сам ли Господь?
Время вспомнить Иону во чреве, -
вдруг решит он меня прополоть,
отделяя пшеницу от плевел?
И придавит меня благодать,
и уста запечатают старцы,
ни о чем не смогу рассказать,
не успею ни в чем оправдаться.
Может быть, там у них наверху
что-нибудь вроде центра селекций;
паруса я чиню на бегу,
и латаю пробоину в сердце.
А в присяжных колдует судьба,
от ее вероломства немея,
неумело касаюсь я лба,
но креста сотворить – не умею.
И в тени, как слепой мотылек,
прячу крылья, истертые ветром...
Ангел слушать устал и прилег,
ну, а я похожу еще в смертных.
Ночной дозор. Проклятье бездорожья.
Под шорох крыльев страх вползает в кровь.
Растерянность кивает осторожно
И шепчет нежно – Мне не прекословь!
Ночной дозор замедленным наплывом.
Сознанье мимо – вдоль и вдаль. И вновь
С безудержным бессмысленным надрывом
Сквозь пропасть страха в ту – ничью – любовь!
В поисках потерянного рая,
Где когда-то были мы вдвоем,
Души в кровь о страхи обдирая,
По пустыне порознь идём.
И томит пугающей истомой
Ночь, лелея хрупкие мечты.
Где же ты, далекий, но знакомый?
Где же ты? И есть ли в мире ты?
В поисках того, что не бывает,
Вряд ли звезды нам укажут путь.
И тоской наполнены до края
Дни и годы – расставанья суть…
Лунною тропою
Тихо, как слепая,
Лошадь к водопою
Медленно ступает.
Видно еле-еле – Сзади колесница.
Может, в самом деле.
Может, только снится.
Ветер не проснётся.
Ветка не качнётся.
Лист не шелохнётся.
Диск луны стоит
Над речною кручей,
Над крапивой жгучей
Свет звезды падучей
Небо раскроит.
Ночкою хмельною
Вдаль, как в омут, гляну.
Этой тишиною
Надышусь допьяну.
Выпью штоф со тьмою – Вовсе пьяный стану:
Может, птицей взмою.
Может, камнем кану.
Что там, в этой чаще?
Крик совы летящей?
Стон души пропащей?
Хохот лешака?
Это зов неясный
В край, где ты угаснешь,
Это двери настежь
В бездну в час быка.
Гладь воды измялась.
Звёзды просияли.
Вон одна сорвалась – То не жизнь моя ли?
Побреду в покое,
Чтобы заблудиться,
Лунною тропою
Вслед за колесницей.
Поднимаясь по лесенке приставной,
Делаю шаг, а потом – другой:
Оборвалось что-то над головой.
Смерть ли ты моя, я тебя ласкал,
В сеновал печенье тебе таскал,
И ни разу, падая, не упал.
Мотылёк на лампочку норовит.
Странно и неровно звезда горит.
Пламя обрёченное вниз летит.
Упадёшь на корточки, Боже ж мой.
Мотылёк сгорает, идёт домой.
Небо расправляется над головой.
А давай без слова «люблю»?!
Все поймут, даже если не знают.
Сказку новую тороплю.
Сказку прежнюю отпускаю.
Серпантином клубится дым.
В твоей комнате пахнет пылью.
Волос прядками стал седым:
Кому снегом, а мне – ванилью.
Одиночество? – Решено!
Парафиновой свечкой таю.
Я к тебе не стремлюсь давно,
Но из сердца не отпускаю.
.
* * *
(Из романа "* * *")
...О том, как я впервые приехал в Грузию...
Меня приютила у себя восьмидесятилетняя грузинка –
вдова генерала ещё царской армии.
Я спал у нее на террасе и просыпался от того,
что по дворам начинали ходить торговцы всяческими
местными хитростями: "Мацони!.. Мацони!..",
"Марожини!.. Марожини!.. Накини!.. Накини!.."
..."Зэлэн!.. Зэлэн!.." "Тачу нажи-ножницы!.."
Потом на террасе появлялась Бэбо и кричала:
"Иурико, швило, адэке, генацвале, цади, ра,
шени чириме, боржоми моитане!.."
Я никогда не дарил ей цветов. И однажды,
вернувшись откуда-то с гастролей, я купил букет и
побежал к ней, но – не успел...
...Улицей темною, сонною,
Тихая, издали слышная,
Песня плыла невесомая
И поднималась над крышами.
Желтый клубок ночных бабочек
Заполночь в улицу вырвался...
К лучшей из царственных бабушек
Я, запоздалый гость, выбрался...
(...улицы Старого Города...
...ноты на старом рояле...
...сказки далекого Гофмана...
...войны... черные шали...)
Но отчего не согнать
Слёз, подступивших внезапно?
И почему из окна
Бьёт стеариновый запах?..
В доме осиротелом
Горе бездонное вызрело...
Краешком жизни задела –
И навсегда меня вызарила...
(...Боже, всё сделала так ли я?..
Счастья дай Кире с Ираклием...)
"Чемо цицинатела, –
Песня над Курой плыла, –
Гапринди нэла-нэла"...
Бабушка жила-была...
( 1978 )
.
Новая Иллюстрированная Педагогическая Поэма (Дидактические эпистолы)    плакат к/ф «Не тронь мою дочь!» . . . . . . . . . . . . . . 
Я – камень, оживающий веками.
Во мне лежит мерцание и звук.
Я – пыль под неживыми каблуками.
Я выпадаю галькою из рук.
Во мне щебечет крохотное слово.
Меня бросает в пену и прибой.
Ребёнок, в ожидании улова,
Стоит по пояс в бездне голубой.
.
Амирану Шаликашвили,
основатею и художественному руководителю
Грузинского Государственного театра пантомимы
Разбивай свой шатер и в тени
Старой крепости, осенью желтой,
Расстели половик, натяни, –
Одари чудом притчи недолгой.
Зуре, юноше с грустной улыбкой,
Дай корону из жести упругой,
Русудан, неспокойной и гибкой,
Повели стать царевой супругой.
Разложи в наших душах костры,
Сам же – стань в этот вечер Орестом,
Сыном воина и Клитемнестры,
Братом осиротевшей сестры.
Дай же счастья микенскому пахарю,
А затем – обесчесть соучастьем:
В бедной хижине стены заплакали –
Дети мать разрывают на части.
Пусть покроются головы гор
Тенью трижды печального трона –
Долго будет взывать к небу хор
У холодных камней пантеона...
Разбивай же шатер в дождь и ветер,
Заполняй же сердец наших пустошь,
Землю родины, небо Колхети
Озари своим древним искусством!
...Приходи, половик натяни...
(1977-78)
.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...560... ...570... ...580... ...590... 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 ...610... ...620... ...630... ...640... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|