В стародревние времена, за горами и лесами, за глубокими морями стояло невиданное государство. Теперь оно совсем опустело, травой поросло, но прежде не было на всем свете державы обширней и богаче. И правили той страной три горных великана, три злых богатыря. 

Откуда эти великаны взялись, никто толком уже не помнит, и люди сочиняют про них разные сказки. Рассказывают, что родились они чародейским способом – выросли из гор, как уродливые, корявые деревья, в самом начале времен. Матерью им приходилась колючая Метель, а отцом – Подземный Змей.  

Долго жили они в пещерах, кормились тем, что воровали овец, да ловили иногда заблудившихся путников. В ту пору между людьми была лютая война, и никто не мог в этой войне победить, и никто не мог договориться – уже сломалось все оружие и все доспехи, а воины обессилили от ран. Тогда люди попросили великанов, чтобы они спустились с гор, и взяли власть в свои руки. Только одно маленькое государство – Зефирия, что ютилось у самого края Западного моря, отказалось поклониться трем чудовищам, но об этом мы расскажем позже. 

В столице, где всегда было много купцов и путешественников, стоял чудесный дворец, с тремя башнями – одна из белого мрамора, другая железная, а третья – золотая, которая в погожий день сияла так, что на нее невозможно было смотреть. Теперь, на месте дворца возвышаются три травяных холма, а по разбитой мостовой ходят одичавшие козы. Во времена великанов все было по-другому: каждый день устраивались парады, на площади перед дворцом маршировали солдаты, одетые в драконью чешую, по вечерам в небе, словно гвоздики рассыпались огненные фейерверки. 

Приезжие удивлялись такому великолепию, ходили по столице, раскрыв рот, смотрели на ровные, чистые домики с белыми стенами, и зеленой черепицей, фонтаны, в которых вода как шелк. Никто из них не знал, что каждую ночь великаны ели людей. 

Делали они это не от голода, – такова уж была их великанья природа. Великаны злы от рождения – сердца у них из черного галечника, из которого древние люди делали наконечники для копий.  

Первый великан был самым хитрым и расчетливым – жил он в мраморной башне. Этот богатырь был знаменит тем, что учредил двухпалатный парламент, а себя назначил в нем бессменным председателем обоих палат – вечным спикером. Первая палата звалась палатой господ – в ней заседали внуки и правнуки королей присягнувших на верность великана. Господа великанов любили и почитали. На всех государственных собраниях, они должны были поддакивать трем людоедам, и их людоедским решениям – а те щедро платили им за их трусость, а также за трусость их дедов и прадедов. 

Нижняя палата – общин собиралась из мелких помещиков, купцов и мастеровых. Умытые, расчесанные сидели они на заседаниях, потупив в пол взгляд, и свое согласие с богатырями выражали мычанием. Были они малограмотны, и кроме лени не имели за душой ничего.  

Второй брат был самым сильным и свирепым – он командовал всей армией. Звали его все Маршалом. Он мечтал развязать войну с каким-нибудь заморским государством, любил парады, и бывало, сам шел впереди колонны солдат, и распевал строевую песню. От его топота подпрыгивали крыши на домах, и гудела железная башня. Пел он так громко, что солдаты затыкали уши толстыми кусками войлока, чтобы не оглохнуть. Командиры и полководцы больше всего боялись попасться ему на глаза в броне, не начищенной до блеска, или с небритой щетиной – великан съест, и орденами не подавится. 

Третий брат был самым богатым. Кроватью ему служил старый торговый корабль, когда-то выброшенный на берег штормом. Одеялом служила ему целая китовая шкура. То был великан-казначей. Золота у него было больше чем у всех купцов на белом свете. Дни свои он проводил за огромными счетами, из красного дерева – чтобы изготовить эти счеты, пришлось извести весь лес в стране. Он подсчитывал, сколько денег у него, а, сколько – у народа. Он рассчитал, что если собрать вместе все золото, что было у людей, оно свободно поместилось бы под ногтем его мизинца, и был этим очень доволен. От скуки он воровал из казны, сам у себя, а потом сам себя на этом ловил, и дивился своей наглости. 

Жили великаны припеваючи. Заморские гости смотрели на то, как послушно и тихо вели себя горожане в столице, и думали, что в счастливой стране нет ни преступников ни хулиганов. На самом же деле, люди просто боялись шуметь – великан-Маршал всюду имел своих слухачей и доносчиков, если кто-нибудь где-нибудь вздыхал больше трех раз, его тут же хватали, и тащили во дворец к великанам, – для судебного разбирательства. Больше несчастного никто никогда не видел. 

Раз в месяц Великан-Спикер собирал парламент. В одно из таких заседаний, секретарь – желтолицый, маленький человек – вскарабкался на носок великанского сапога, и в рупор прокричал, что Западное государство готовится к войне. 

Великан-Спикер удивился, что за государство такое. Ему притащили карту – везли ее на семи больших телегах, свернутую в огромный свиток, замотанный якорной цепью. 

Когда развернули карту, она накрыла всю нижнюю палату. Только и слышно было шуршание, как от тараканов – это шелестели под бумагой представители общин. Увидев, что вокруг темно, они решили, что наступила ночь, и заварили в самоварах чай.  

На карте Спикер увидел огромное темное пятно, разбитое, словно фарфоровая тарелка на множество мелких кусочков – государство великанов. Слева от этого пятна был небрежно обведенный белый кусочек, с маленькой черной надписью – Зефирия – Западное государство. 

- Что это? Неужели эта букашка пойдет на нас войной? – захохотал Спикер. От этого смеха, господа попадали со своих мест, словно спелые яблоки. 

- У них есть деньги? – спросил Казначей, хлопая себя по необъятному брюху. 

- Откуда им быть? – пожал плечами секретарь – они пытались вести с нами торговлю, и совсем разорились. Живут впроголодь, в маленьких землянках – не у каждого рубаха есть. 

- А какое у них войско? – прорычал Маршал. 

- Их солдаты – кожа да кости. Им с мышами воевать, а не с вашими солдатами, – да и мыши их одолеют. 

- Как же они будут воевать с нами? – удивился Спикер. 

- Они сказали… – секретарь набрал в грудь побольше воздуха, и закричал во всю глотку – они сказали, что продадут все свои рубахи, и все землянки, а на эти деньги купят за морем такого богатыря, который и вас, и все ваше войско одолеет! 

Услышав это, великаны испугались не на шутку. От волнения они даже начали есть членов палаты господ – одного за другим, пока Спикер не опомнился, и не обнаружил, что истреблена половина законодательного аппарата. 

- Олухи! Дубины! – заорал он на братьев, хотя сам съел больше всех – нельзя вас пускать на правительственные заседания! 

Великаны выгнали уцелевших членов парламента, и держали между собой тайный совет. 

Маршала с ходу поставил вопрос об испарении Зефирии водородной бомбой. Спикеру эта идея не понравилась. 

- Чтобы водородную бомбу взорвать – сказал он – нужно сперва водородную бомбу соорудить, а чтобы бомбу соорудить, ее еще нужно изобрести. А для этого мы должны строить университеты, и развивать науки. Зачем нам ученый народ? 

- Хватит и того, что некоторые из них умеют читать! – согласился Великан-Казначей. 

- Кроме того… – Великан-Спикер – разве вы забыли, почему люди нас призвали? 

- Не помню – хрюкнул Великан-Казначей. 

- Хоть на куски режьте – отозвался Великан-Маршал. 

- Это люди тебе скоро устроят – невесело хмыкнул Спикер – они нас позвали, чтобы мы прекратили все войны и распри. А если мы войну развяжем… будут нас люди терпеть? 

- Ты что,- боишься народа? – удивился Великан-Казначей. 

- Боюсь – говорил Спикер – я, – сын Подземного Змея, внук жестокого Борея, больше всего боюсь народа. Хоть я и силен, а народ сильнее меня. Народ – самый большой и сильный великан. Сейчас он ходит под стенами нашего дворца, опустив голову, а завтра… 

- Что завтра? – спросили хором братья. 

- Завтра он устроит… бунт! 

- Бунт! – как заклинание, повторили братья. 

- Восстание! 

- Восстание… 

- Вот я вас и спрашиваю – как нам быть? Что делать? Как бы нам мирно присоединить к себе Западное государство? 

Тут подал голос секретарь, который все еще сидел на носке сапога Великана-Спикера. О нем все забыли, а он сидел, слушал, и все записывал – в большую книгу, обитую кожей. 

- Граждане Западного Государства говорят…– сказал он, капая чернилами на сапог Спикера – они говорят, что в нашей стране процветает олигархия. 

- Что-что? – спросил Казначей. 

– Мне слово не нравится – заметил Маршал. 

- Олигархия – это такой государственный порядок, когда власть сосредоточена в руках круга лиц, и соответствует их личным интересам, а не всеобщему благу – объяснил Спикер – вся власть, и все деньги в руках олигархов. 

- Это получается что… мы олигархи? – гоготнул Казначей. 

- Да. Олигархи не всегда уживаются друг с другом – грызутся из-за власти. Мы же поступили мудро – сразу поделили между собой влияние и полномочия – сказал Великан-Спикер – между прочим, это я так умно придумал. 

- Умно – безусловно – снова заговорил секретарь – да вот, государству нужен глава. 

- Глава Государства? – хором спросили Казначей и Маршал – где же нам его достать? 

- Я знаю – оскалился Великан-Спикер – мы устроим выборы, всенародное голосование. Каждый из нас представит свою программу… живо, бестолочи, придумывайте себе партию! 

- Партия Кровопролития… – мечтательно завел Маршал. 

Братья подняли его на смех. Они еще долго спорили, пока Спикер, наконец, не принял решение – в выборах будет участвовать он, и Казначей. Партия Казначея будет назваться «Стабильность», а партия Спикера «Процветание». Маршал тем временем, должен был как-то остановить заморского героя. 

- Будешь у нас министром обороны, и начальником тайной полиции – сказал ему Спикер на прощание. 

- Лучше министром нападения – оскалился Маршал. 

*** 

А жители Западного Государства, тем временем, продали все свои рубашки, и из далекой жаркой страны, невиданного богатыря. Он прибыл по морю, да не на корабле, а на слоне. Слон был таким большим, что волны только слегка щекотали ему брюхо. И сам богатырь не промах – роста огромного, силы великой – сам всем великанам великан, кожа черная, словно нефть, глаза блестят кварцевым блеском. Одежда его – львиные шкуры. В руке копье, с жалом из алмаза, и окаменевшей морской пены – таким только копьем и можно было сразить великана. 

По небу рассыпалась звездная ночь. Слон тяжело ступает сквозь накипающие буруны. Вот увидел богатырь черную кромку берега. Смотрит – что за чудо? – над берегом гора, и не растет эта гора из земли, как всякой горе положено, а стоит на каких-то столбах. Это возвышался Великан-Маршал широко расставив ноги, и сложив руки за спиной. Тут же, на берегу собралось все его войско, две роты даже уселись на железных наплечниках Маршала. 

Увидев героя, великан пророкотал: 

- Вы нарушили государственную границу! Незаконный ввоз оружия и редких животных! 

Заморский герой выпучил глаза, распахнул мясистый рот, в котором, словно ровные кусочки гипса белели зубы: 

- Моя пришел сражаться с великанами! Моя не знай не про какой граница! 

- Незнание закона не освобождает от ответственности! Вы арестованы! – громыхал Маршал. Он был доволен собой, – своей внушительностью и полномочиями. 

Но герой не собирался сдаваться. Слон протрубил боевой клич, подняв хобот высоко к небу. 

Солдаты зароптали – никому не хотелось бежать наперекор волнам, под ноги к этому страшному зверю. Тогда Великан-Маршал сдул с неба все тучи, и вокруг луны стало видно серебристое гало. Маршал сорвал с неба гало, и ловко забросил слону на шею. Одна из струн лунного света осталась у великана в руке. Маршал поднатужился, и вытянул слона вместе с седоком на берег. 

И заморский герой, и слон его тут же потеряли всю свою силу, лунный свет сковал их сном. Солдаты опутали их крепчайшими канатами и цепями, как пауки. Маршал взвалил слона на плечи, будто ягненка, и размашистым шагом направился к столице. Он должен был успеть до восхода солнца, чтобы гало не растаяло в утренних лучах. Нужно было спрятать героя в самом темном подземелье дворца. 

*** 

В столице, Спикер начал приготовления к голосованию. Он пригласил на выборы людей со всей своей страны, а заодно и граждан Зефирии. Написал он им такое письмо: 

«Когда вы увидите, что в нашей стране теперь настоящая демократия, вы сразу захотите к нам присоединиться! За вами выбор – голосовать за Стабильность, или за Процветание. Всех вас мы будем рады видеть в своей Столице». 

Стражникам же, он велел арестовывать и бросать в темницу всех, кто явится во дворец без рубашки. 

И когда стали приходить граждане Зефирии – худые, изможденные, в исподнем белье, солдаты хватали их, и тащили в подземелья. Их всех ждала страшная участь – попасть к великанам на обеденный стол. 

В минуту, когда кованные двери темницы распахнулись, и солдаты втащили спящего слона, с привязанным к нему героем, знахарь шепнул своему ученику – совсем еще мальчишке: 

- Наше дело еще можно поправить. Я знаю средство против лунных чар. Когда двери начнут закрываться, проскочи тенью, сыщи залитый солнцем луг, нарви одуванчиков, только молодых тех что похожи на солнце, и не старых – они больше похожи на луну. Сорви их, и быстрее неси ко мне. Я изготовлю из них отвар, и напою им героя… 

Мальчик кивнул – ему ничего не стоило проскочить мимо стражников. Он был ловким и сильным, этот мальчик, знахарь часто давал ему опасные поручения, ему приходилось карабкаться на крутые скалы, и воровать яйца из ласточкиных гнезд. Он легко скакал по болотным кочкам, обманывал хищных зверей, запутывая следы. Словно кошка он проскочил мимо стражников, когда те волочили огромную спящую тушу сквозь подземные тоннели. Лунное гало на шее слона превратило легонькую фигурку в тень, в невесомый сквознячок, который вылетел наружу, и превратился в вихрь босых ступней, и черных от солнца лопаток. 

Мальчик бежал как никогда быстро. Он не мог допустить, чтобы из-за его промедления кого-нибудь съели. Оказавшись за воротами, он на бегу зачерпнул ладошкой воды из ручья, и тут же всю расплескал, не донеся до рта. 

Наконец он выбежал на поле одуванчиков, ему повезло – через пару дней солнечные одуванчики превратились бы в лунные, и все было бы кончено. Но сейчас поле было до краев залито желтым цветом. Мальчик набрал целую охапку, и побежал обратно. 

Невидимый, он проскочил мимо стражи, старый травник изготовил из одуванчиков отвар, разгоняющий сон, и обрызгал спящего героя. Тот пошевелился, зашлепал спросонья большими своими губами, потянулся – и пробил потолок! Тут же в темницу полился солнечный свет. Пленники заликовали. 

*** 

Выборы завершились – все на ком были рубашки, проголосовали. Победил, с большим отрывом, Спикер. Страшно довольный этим обстоятельством, и тем, какую ловушку задумал он для жителей Зефирии, Спикер точил когти о кремневую скалу – готовился к инаугурации – церемонии вступления в должность. 

- Все-таки не зря я стал политиком – говорил он, щеря клыки – что бы вы без меня, балбесы, делали? Вмиг бы вас народ растоптал. 

Маршал хвастался своей победой над Заморским героем, но никто не слушал – Казначей стучал счетами, злой и всклокоченный: у народа завелось лишнее золото, а великан все не мог придумать, как бы его отобрать. 

- Нужен новый налог! На воду, на воздух, на птичье пение! – рычал он – за каждый вдох одну плату, за каждый выдох – вдвое дороже… а если люди не будут платить за птичье пение, мы сожрем всех птиц! 

- Лучше сожрем всех людей – заметил Спикер. 

Вдруг земля задрожала, раздался протяжный голос трубы, великаны встрепенулись – из-под земли, посреди площади вырастал серый бугор, на котором во весь свой рост стоял Заморский герой – знахарь разбудил его своим отваром. Исполинский слон рушил своды темницы. Вокруг него, из множества трещин, и провалов, словно муравьи из разоренного муравейника, выбегали люди – бывшие пленники, граждане Зефирии. 

- Сму-у-ута! – закричал Спикер. 

- Бу-у-унт! – взревел Маршал. 

- Гра-а-абеж! – завыл Казначей. 

- Великан! Драться выходи, давай-давай! – сказал Заморский Герой. 

Спикер выбежал на площадь, земля загудела под его ногами. Он размахивал огромной палицей, разбивая дома, лавки, дворцы, он обрушивал на Героя куски городских стен и караульные башни. Слон крушил эти обломки бивнями, надвигаясь на врага могучей серой волной. 

Герой поднял копье, прицелился и метнул великану в грудь. Новоявленный Глава государства зашатался и рухнул на землю, только и слышно было, как хрустят под ним дома, раздавленные в черепки. И тотчас зашаталась и рухнула Мраморная башня, погребя под собой весь двухпалатный парламент, собравшийся для церемонии инаугурации. 

Народ ликовал. 

- Ура! – кричали люди – Да здравствует наш Герой! Он убьет великанов, и мы будем свободны, наконец! 

Но Герой сказал: 

- Вы заплатить мне за один великан. За три великан – вы не платить. Я убил один великан. Я пронзил его копье – волшебный копье. У меня больше нет такое. Он один на белом свете был – такой копье… 

Народ присмирел, снова потупил взоры. Кто-то плюнул вслед Заморскому Герою, который уже спускался к океану.  

Все вроде бы стало по-прежнему. Жители Зефирии разбежались – кто-то вернулся на родину, кто-то уплыл за море – искать новую землю, подальше от великанов. Но старый знахарь и ученик остались – затаились до поры. 

Великаны же, оплакав гибель своего брата, взялись делить свою власть. Ничего путного у них получиться не могло: у Казначея от жадности случилось помрачение ума, а у Маршала ума не было от рождения. 

- Посмотри… ты посмотри только – говорил Казначей – твои солдаты нас разорят… сколько они съедают в день… а в неделю? Ох-ох… а в год? 

- Ты жрешь больше чем все мое войско! – злился Маршал – вот скоро пойдем на Зефирию войной, тогда попомнишь мои слова… 

- Да никогда не пойдем! Твои солдаты только и умеют, что по площади маршировать. Говорю тебе – нужно войскам поек урезать, да и сами войска сократить... 

- Ах вот как?! Тогда я все твое имущество экспроприирую! 

- Что? – не понял Казначей. 

- Отберу! 

- Это как? 

- А вот как! – взревел Маршал, и вцепился зубами Казначею в ухо. 

Наутро все узнали, что один великан сожрал другого. 

Золотая башня рухнула. Из-под обломков, словно жуки в сырую погоду выползли члены нижней палаты парламента. Каждый схватил столько, сколько мог унести и был таков. Говорят, больше всех утащил маленький, желтолицый секретарь. 

Маршал понял, что вся власть теперь у него, провозгласил в стране военную диктатуру. Он вышел из дворца, оглядел разрушенные улочки, с белыми стенами, и скривился. Ему больше нравились прямые и серые гарнизонные казармы.  

Первым его указом было сжечь все города, и построить на их месте крепости. Все люди теперь должны были жить в казармах. 

- Все у меня в солдаты пойдете! Все! – грозил он, из своей железной башне. 

По улицам теперь можно было передвигаться только строевым шагом. Семьи, великан переименовал во взводы, улицы в роты, города в дивизии… 

Боялись его все – даже далеко за морем при упоминании Великана-Диктатора все вздрагивали. 

Однажды он устроил пир, и созвал всех генералов. Великан расселся на большом пустыре за городом. Люди приволокли ему огромные меха с вином, согнали несколько коровьих стад, и сверх того подали кашалота в кляре. 

Великан ел и пил, похваляясь своей силой, и чем больше он пил, тем сильнее клонило его в сон. Наконец, он развалился посреди гарнизонного плаца, и захрапел. Генералы потихоньку расползлись кто куда, заткнув уши, чтобы не слышать страшного рокота, похожего на пушечную канонаду. 

День дрыхнет великан, два дрыхнет с – и не просыпается. А храп все глуше, все тише. Стали люди утекать из столицы. А великан все спит: год спит, другой. Стали говорить, что старый травник подмешал в вино лунное зелье, и великан теперь никогда не проснется. 

И вправду, спустя сотню лет, Диктатор так окаменел и порос лесом, что теперь и отвар из одуванчиков не смог бы его разбудить. Железная башня заржавела и рухнула, все казармы рассыпались от морского ветра. Страна пришла в запустенье, люди ушли, кто куда и стали жить по-новому. 

А великан и сейчас лежит на прежнем месте, только теперь он совсем превратился в гору. Внутри этой горы еще тлеет живое тепло, и зимой куропатки собираются на ее склонах – погреться. 

А люди смеются, и говорят: «Глядите, – из этого великана вышел какой-то толк». 

Что до знахаря и его юного ученика, то они вернулись в Зефирию, и продолжили лечить людей. А когда ученик сам стал знахарем, и обзавелся длинной седой бородой, он рассказывал маленьким детям страшные сказки про трех великанов, и когда те взвизгивали от испуга и восторга, он поглаживал бороду, и говорил: 

- Не бойтесь, никаких великанов нет, и уже не будет – и смеялся, уверенный в своей правоте. Конец. 

а йоги умеют останавливать сердце,  

когда становится незачем жить 

зачем же жить,  

если всё равно становится незачем? 

зачем вместе с биркой про дату рождения и пол  

на ногу новорожденному не привязывают бирку  

с номером участка на погосте?  

можно было бы ходить туда в минуты сердечной смуты 

и складывать цветочки  

или игрушечки – как на могилки к умершим деткам 

а йоги умеют останавливать сердце,  

когда становится пусто жить 

зачем же жить,  

если везде так пусто? 

– Был тут недавно в ГУМе – Серый умудрялся одновременно и говорить, и мурлыкать какую-то песенку – Знаешь, какой там отдел открыли? 

- Ну? – Андрюха постучал ногтем по пивной бутылке. 

- «Одежда для стариков».  

- Че, так и написано? 

– Ну да. Я даже туда зашел. И действительно. 

- Что действительно? 

- Действительно для стариков. Знаешь, такие шапки, пальто… Штаны… Вроде бы и новые, а как будто древние какие-то.  

- Страшные? 

– Ну, по своему. Как спецодежда. На складах, что ли, лежали… 

Андрюха допил пиво и встал. Скамейка под ним была устлана листьями. – Пошли. 

Они прошли двор, обогнули футбольную площадку. Изнутри, об стенку, бухнул мяч. 

«Сука, почти» – футбольный голос был неожиданно пискляв. Андрюха и Серый с улыбками переглянулись. 

- Послушай – Андрюха тряхнул головой – а кепки там были? 

Серый замедлил шаг – Ну, были какие-то. Да ты бы такую не надел. 

- Да я не себе. Я тут сковородку на дедушкину кепку поставил. А он ее носил, оказывается. 

- Сковородку? 

Андрюха скривился, посмотрел на Серого с учительским видом: – Два, Заславцев. Садись.  

Серый ухмыльнулся. – Да были, были. Но я говорю, уродливые. Хотя… Наверное, как раз. А он у тебя воевал? 

- Нет, прадед воевал. Дед у нас мирный. На рыбалку ходит, в лес. Я с ним в детстве все время торчал, в Подмосковье.  

- А у меня воевал. Все медали пропил, я его уже плохо помню. Помню, как на колено меня сажал, пьяный. Они с бабушкой на войне познакомились. А ребенка лет в сорок только родили, социализм строили. 

- Да уж… А ты детей собираешься?  

- Я нет, я ученым буду.  

- Кипяченым. 

Мысли каждого устремились в своем направлении, словно начав описывать огромные круги. Андрей представлял себе лес, такой лес, какой он помнил из детства, и думал, что сейчас этот лес показался бы ему совсем другим. А вот дед его каждую осень ходит в тот самый лес, и приносит все новые грибы, и кепка на нем та самая, хоть и с прожженным сковородкой пятном. И никакая другая ему просто не нужна.  

Серега думал: вот есть его мать, отец, старая бабушка. И дедушка есть, просто как будто все договорились думать о нем в прошлом. И все глядят друг на друга и тихо подмигивают: «Помнишь о нашем уговоре? Помню, конечно, помню». И ученым Серый тоже вряд ли будет, а будет тоже строить что-то непонятное, не социализм, а что-то непонятное вообще, и конечно будет жена, и конечно дети, и всех будет жаль, и всех он будет любить. 

Небо со своими редкими облаками неслось навстречу, подгоняемое холодным ветром. По улице грохотали частые грузовики, замер на желтом светофор.  

- Ну что? – Серый поглядел на Андрея – Значит, ты так мне и не поверил? 

- Ты о чем? 

- Об одежде. Об отделе для стариков. 

- Н-не знаю. А была? 

- Может, и была. А вообще… А вообще, нет. Это…шутка просто. 

- Да ты и в ГУМе, наверное, лет сто не был. Что ты там забыл? 

– Это точно. 

К горлу обоих подступила физически ощущаемая тишина, которую надо было сглотнуть, и… и с ней хорошо было просто молчать. Что-то медленно придвигалось со стороны дальних домов, то, в чьей перспективе шли по делам люди, одетые в разные, но похожие одежды, ехали машины, везущие разных, но похожих людей. Это что-то было невидимым, но хотелось стоять и смотреть, не в смысле: «что же будет дальше?», а в смысле: «я вижу себя, я уже там». 

Б.Д. Сподынюк. 

Не такой. 

Рассказ. 

Часть третья. 

На следующий день у клетки Ублюдка собрались и стар и млад, но ближе чем на пять шагов к клетке никто не подходил, Ублюдок вызывал страх у людей. Опять, старики начали пугать односельчан, называя Ублюдка оборотнем, и рассказывая об оборотнях всякие небылицы. Прошло три дня, страсти поутихли, но к Максиму зашли в дом делегация уважаемых в деревне стариков. Как все пожилые люди, знающие, что такое жизнь, они были деликатны, и, смущаясь, завели с Максимом разговор. Польстив Максиму, что он хороший охотник, они осторожно намекнули ему, что общественное мнение в деревне желает Ублюдку смерти, что старухи, наперебой, трещат, что это оборотень, и клетка ему не помеха. Мы-де понимаем, что это обыкновенный Ублюдок, 

но на каждый роток, не накинешь платок.  

Максим всё это и сам понимал, но его, что-то смущало, что-то останавливало его от крайней меры. Глядя на то, с каким чувством собственного достоинства, ведёт себя Ублюдок, он понял, что какие-то признаки интеллекта в этом гибриде есть, и решил приручить этого свирепого гиганта. 

Поэтому, выслушав стариков, проявив к их мнению своё уважение, он, смиренно, попросил один месяц на работу с Ублюдком, объяснив свою точку зрения в данном вопросе. Старики, посовещавшись, разрешили Максиму заняться дрессировкой Ублюдка на протяжении месяца, начиная с завтрашнего дня. И предупредили, что если не будет видимых результатов, то спустя разрешённый срок, ему придётся убить опасное животное. 

На следующий день, Максим отварил перловую кашу, сдобрил её ливерной колбасой и, подойдя к клетке вплотную, держа в руках миску с едой, заговорил с Ублюдком. У того при виде Максима, подходящего к клетке напряглись все мышцы, губы на пасти вздернулись, обнажив огромные клыки, и раздался какой-то клекот, полу – рычание, полу вой. 

Максим, держа в руке миску с едой так, что запах её, щекотал ноздри Ублюдка, 

заговорил с ним: « Ты знаешь, – говорил Максим ровным голосом, – тебе народ дал срок на исправление. Всего один месяц, и если спустя месяц, ты не будешь мне подчиняться, я буду вынужден тебя убить. А ведь ты ещё молод, и жизни в тебе много, так что давай, зверюга, исправляйся. В качестве первого шага к нашей будущей дружбе, я принёс тебе покушать. От той овцы, что ты убил четыре дня назад, у тебя в желудке ничего не осталось, и это хорошо. Сейчас, попробуешь нормальную пищу, которой будешь в дальнейшем питаться». 

С этими словами, Максим подсунул миску с едой в нижнюю щель клетки, затем просунул туда же миску с водой. Ублюдок не пошевелился, но клекот в пасти прекратился в тот момент, когда Максим заговорил с ним. Ублюдок старался понять, что ему говорил Максим, и как настоящая собака, повернул голову, прислушиваясь к речи человека. 

Максим, отойдя в тень, присел на деревянную чурку, и продолжил разговор с Ублюдком. Он рассказывал ему, что нельзя убивать домашний скот, о том, как его искали, как устраивали облавы, чтобы поймать его. В общем, проговорил Максим с Ублюдком больше часа. Ублюдок не двигался с места, но было видно, что сдерживает он себя из последних сил. Прозрачная слюна стекала из его пасти, усиливая течь, как только ветер доносил запах еды в его ноздри. 

Максим мог бы уйти, не смущая зверя, но он специально сидел и ровным голосом говорил с Ублюдком. Максим хотел, чтобы Ублюдок начал есть на его глазах, тогда, он будет понимать, что пищу ему, даёт Максим. 

Наконец, Ублюдок не выдержал, но подошел не к миске с едой, а к миске с водой и, начал лакать воду. Он пил минут двадцать, с короткими передышками, а когда напился, за один момент, опустошил миску, затем, отойдя в угол клетки, долго крутился на одном месте, как бы выбирая, где получше лечь, и, наконец, улёгся, свернувшись в клубок как собака, прикрыв пушистым хвостом нос, закрыл глаза. 

Ну, вот и хорошо, вот это ты молодец, – сказал ему Максим ровным голосом, – если ты себя будешь и дальше так вести, то мы с тобой подружимся. Ублюдок, на секунду, открыл глаза, подернутые как у щенка голубой плёнкой, глубоко вздохнул и закрыл их опять. 

Вечером Максим дал Ублюдку остатки щей на мясном бульоне, смешанных с перловой кашей сдобренной ливерной колбасой, поменял в миске воду. Присел у клетки, разговаривая с ним. Ублюдок уже не раздумывал, быстренько покончил с едой, попил воды и опять лёг в дальнем углу клетки, свернувшись в клубок. Когда Максим специальным стальным крючком забирал миску из-под еды, он увидал что Ублюдок все съел кроме капустных листов, которые облизанные лежали в миске отдельной кучкой. Максим, видя это рассудил, что Ублюдок намекнул ему, что не надо обижать его капустой, он не коза. 

Намёк твой понял, – сказал ему Максим, – больше капусты тебе давать не буду. 

И дни потянулись чередой, день за днём. Ублюдок потихоньку привыкал к Максиму, когда Максим подходил к клетке даже начинал дружелюбно помахивать хвостом, но Максим не обольщался на свой счёт, а списывал это дружелюбие на еду. 

Съездив в областной центр, Максим, в специальном магазине, купил самый большой намордник, который, только, смогли найти в магазине, и прочный поводок со строгим, затягивающимся ошейником, имеющим внутренние шипы. 

Спустя две недели, Максим, давая утром еду Ублюдку, намеренно, поставил миску у самой передней стенки клетки, и когда Ублюдок начал есть, протянул сквозь прутья руку и начал гладить Ублюдка по голове. Тот, съёжился на какой-то момент, но затем расслабился и, продолжал есть, а Максим, продолжал его гладить, ероша шерсть на его голове. 

Прошло ещё три дня и Максим решил рискнуть, прогулять Ублюдка по двору. На секунду, открыв дверцу клетки, он положил у передней решётки намордник так, чтобы он смог, протянув руку через прутья клетки, достать его. Затем, поставив миску с едой, он начал гладить и ерошить шерсть на голове Ублюдка левой рукой, а правой взял намордник и как только Ублюдок закончил есть, он накинул намордник на его пасть и защелкнул его на голове Ублюдка, продолжая его гладить левой рукой. Ублюдок отпрыгнул от передней стенки и попытался снять намордник, стягивая его с морды обеими лапами, но у него ничего не получилось. Он, по сражался какое-то время, потом лег и, вывалив язык, смотрел на Максима. Максим не переставая говорить с Ублюдком, открыл дверь клетки, и, войдя внутрь, подошёл к Ублюдку. Продолжая говорить всякую чушь Ублюдку спокойным и ровным голосом, он надел на Ублюдка поводок, проверил, как закреплен намордник, и, выйдя из клетки, слегка потянул поводок. Ублюдок не пошевелился, тогда Максим слегка дернул поводок, он стянулся и острые шипы прижались к коже Ублюдка на шее. Он поднялся, тогда Максим ещё раз слегка дернул и подал отчётливую команду: «Рядом». Когда Ублюдок вышел из клетки, Максим поводком обвел его вокруг себя и остановив у левой ноги, нажав пальцами левой на его крестец, скомандовал: «Сидеть», и Ублюдок сел. Затем Максим водил его по периметру двора, время от времени подавая команду: «Рядом». Судя по тому, с какой охотой Ублюдок выполнял команды Максима, ему самому, эта игра нравилась. К наморднику он привык и, даже, не обращал на него внимания, видимо понимал, что с его репутацией, ничего другого ему пока не светит. Намордник не мешал и Максиму, расстояние между стальными прутиками намордника, позволяло Максиму, в знак поощрения, просовывать через прутики кусочки колбасы, за правильно выполненную команду. 

И вот, наступил день экзамена для Ублюдка и Максима, та же делегация стариков пришла убедиться, что Ублюдок управляем и для общества не опасен. Максим пригласил всех во двор. Ублюдок был в клетке. Максим попросил своего приятеля встать с ружьём на пути к делегации, вдруг Ублюдок кинется на кого-нибудь. Затем он открыл дверь клетки, вошел в неё, погладил Ублюдка по голове, надел на него намордник и поводок. После этого он вывел его из клетки и продемонстрировал, что Ублюдок выполняет все команды общего курса дрессировки. Делегаты были поражены и наперебой хвалили Максима. Ублюдок, как –будто понимал, что их хвалят и довольно щурился, глядя своими янтарными глазами на Максима. Вопрос смерти Ублюдка отпал, но просьба, водить его через село в наморднике, была. Максим согласился, и с тех пор Максим начал брать Ублюдка на охоту. Особенно в те места, где раньше он ходил и охотился. И этот экзамен Ублюдок выдержал с честью. 

Однажды, в конце зимы, Максим взял Ублюдка на охоту. В окрестностях их района начала бесчинствовать банда волков, они зарезали солидное количество домашнего скота, пробираясь в овины и скотники. На коров они не нападали, но овцы и козы были их добычей. 

Максим, как помощник районного егеря, должен был сделать рекогносцировку местоположения этой волчьей стаи, вычислить, по следам, маршруты их миграции, найти логова их самок, которые, месяца через три, нарожают волчат. Максим уходил в лес дня на три, рассчитывая ночевать в лесной заимке, из которой и будет, не торопясь, исследовать лес. К концу третьего дня, когда основная работа была им выполнена, Максим решил не возвращаться на заимку, а идти домой. В конце марта в лесу опускаются сумерки уже не так рано как зимой, и Максим надеялся до ночи добраться домой. Когда до выхода из леса оставалось около трёх километров, Максим почувствовал преследование, он остановился и закуривая сигарету, заметил серые тени волков окружавших его. Он сорвал с плеча ружьё, сломав его, зарядил патроны с картечью, пошел вперёд. Ублюдок был рядом с ним, но в наморднике. Максим подозвал его и снял с него намордник. Волки, закончив окружения сжимали кольцо, Максим уже ясно видел огоньки их глаз, но на месте они не стояли, постоянно перемещаясь. Максим выстрелил в одну тень и, судя по визгу, подранил одного волка и захотев, перезарядить ружьё, сломал его. Ижекторы соскользнули с буртика заклинившей гильзы, но ружье, теперь,не будет работать. Если не достать гильзу затвор не закроется, а все необходимое, чтобы извлечь гильзу, находилось в рюкзаке, и там это нужно было разыскивать, то есть терять драгоценное время. В это время, крупный волк из-за кустов прыгнул на Максима и сбил его с ног, тут же, на Максима набросилось два или три волка и принялись рвать его. Максим крутился, не давая волкам впиться зубами в своё тело, если они почувствуют кровь, то Максиму конец. В какой-то момент, Максим, уже попрощался с жизнью, но вдруг, он услыхал, до боли знакомое клекотание, и подумал, что Ублюдок предал его, и так же, как волки, будет рвать его тело. Но, уже через минуту, волки, что напали на Максима, с визгом отскочили и попадали с разорванными глотками, затем опять, раздалось это ужасное клекотание и, ещё два волка, с раздробленными шейными хрящами упали, окрашивая снег своей тёмной кровью. Затем ещё одна атака Ублюдка и два матёрых волка распластались на снегу, остальные, поджав хвосты, покинули поле боя. Ублюдок, подошел к Максиму и начал его обнюхивать. Не почуяв крови, уселся рядом, довольно щуря свои желтые глаза. Максим сел и обнял Ублюдка за шею. Он целовал Ублюдка в его окровавленную пасть, гладил его по голове и говорил ему, не переставая, что-то такое, от чего Ублюдок щурился с огромным удовольствием. Затем, он задрал свою пасть наверх и захотел завыть, но из его пасти вылетал собачий лай, лай огромной и сильной собаки-победителя. 

Услыхав этот лай, Максим сказал: « Всё!!! Ты больше не Ублюдок, ты не такой, ты мой друг и моя любимая собака!» 

Конец. 

На улице меня остановила женщина. 

- Скажите, ваш филиал закрылся или нет? 

- Э... 

- Значит, можно приехать, посмотреть? 

- Боюсь, что... 

- А Виктор Викторович еще работает? 

Я промолчал. 

- Тогда кто же вместо него? 

- Игорь Степанович. 

Она кивнула, а я пошел дальше. 

Б.Д. Сподынюк. 

Рассказ. 

Не такой. 

Часть вторая. 

Весна в тех местах, где Ублюдок набирал вес и силу, была в этом году бурная. Солнце, в конце апреля, расположившись на дневном небосклоне, не покидало его до середины сентября. Редкие дожди были проливными и длительными, благодаря им, лес был полон ягод и грибов. Жители окрестных деревень, ходили группами и по одному, собирая полные лукошки спелых ягод и грибов. Они долго жили у этого леса, умели и знали, как пользоваться лесом не во вред лесу и себе. Да, они знали, что в лесу есть и волки и медведи, но волки летом сытые и медведи тоже, и никогда они не нападали на людей, предпочитая обходить их. Если девицы собиравшие малину, вдруг, встречали в малиннике медведя, лакомившегося малиной, они начинали стучать палками по вёдрам, кричать и мишка, пускался наутёк от этой шумной компании. Но в последнее время участились жалобы местного населения на волков, которые нападали на крупный рогатый скот, чего раньше никогда не наблюдалось, Причем, убивал всегда один и тот же волк, оставлявший на влажной земле, необычайно крупные, отпечатки лап, вдвое превосходящие отпечатки лап других волков. 

В областном управлении охотничьим хозяйством решили провести санитарный отстрел волков в местах, где наиболее часто появлялся этот редкий волк-убийца. Но трижды устраиваемый отстрел, не приносил желанного отстрела убийцы, он уходил сквозь флажки, сквозь хитро расставленные номера с лучшими стрелками. А на последней охоте на него, прошел сквозь флажки и решил напасть на стрелка на номере и, только, по чистой случайности у него этого не получилось. 

Помешал другой охотник, на которого напала медвежья болезнь, и он решил отойти в кусты, подальше от огороженного флажками участка, где заметил огромного волка, подкрадывающегося со спины к стоящему на номере стрелку. Стрелять в подкрадывающегося волка он не мог, боясь попасть в своего коллегу, поэтому он заорал. Волк, поняв, что его заметили, спокойно развернулся и побежал в чащу, всем своим видом показывая полное пренебрежение к охотникам. Ни тот охотник, что шел в кусты, ни тот охотник, к которому подкрадывался волк, обалдев от такой наглости, не выстрелили ни разу. Но волка они рассмотрели и в один голос начали рассказывать, что это не волк а монстр, который абсолютно не боится людей. 

После этой облавы волк исчез. Лесники, милиция, жители окрестных деревень продолжали его поиски, но женщинам и детям запретили в лес ходить. Дедушки и бабушки живущие окрест, заговорили об Оборотнях, но в деревне, расположенной, практически, рядом с лесом, молодой охотник Максим, в Оборотней не верил и, внимательно расспросив охотников видевших этого волка, сделал правильный вывод, что это не оборотень а обыкновенный ублюдок. Максим решил его поймать, с этой целью, он год ходил по лесу и искал следы Ублюдка, нанося их на карту. 

Анализируя его маршруты по лесу, он обратил внимание, что один маршрут Ублюдок повторил за год четыре раза, причём на одном участке, четыре раза шел след в след. Максим решил выкопать на этом месте яму-ловушку, надежда, что Ублюдок попадёт в ловушку была минимальной, но, всё же, это был шанс, другого до зимы не предвиделось, когда по первому снегу можно будет устроить облаву. Максим взял своего приятеля, тоже охотника и они за день выкопали яму-ловушку. Если кто-нибудь помнит школьную чернильницу, то яма-ловушка имеет такую же конфигурацию. Зверь падает в эту яму, а выбраться уже не может. Закончив работу, и замаскировав ловушку так, что отвернувшись на пять минут, его приятель не мог показать где она находиться, они ушли домой. Проверить ловушку они решили через три дня. 

На четвёртый день, Максим с приятелем, подходя к ловушке, в шагах тридцати от неё увидали, что в ловушке кто-то есть, они взяли ружья на изготовку, зарядив в стволы патроны с картечью. Осторожно подойдя к ловушке, Максим посветил внутрь фонариком, 

и увидел яростный блеск волчьих глаз. По-видимому, Ублюдок нёс убитую ним овцу, которая не дала сосредоточить ему внимание и обоняние на этой тропе. Он по ней ходил уже не раз, и рухнул он в яму вместе с этой овцой, которую почти всю и сожрал, пока они не подошли. Максим впервые видал такого могучего и свирепого зверя. Это был не волк, это был, самый настоящий, Ублюдок, его глаза сверкали таким бешенством, такой угрозой, что Максим поёжился, а его приятель предложил пристрелить его. И Максим, на минуту, усомнился, смогут ли они вытащить зверя из ловушки и связать его. Но подумав и рассудив решил все-таки вытащить и доставить Ублюдка себе в вольер живым. Он проверил и заменил на специальном шесте верёвку на стальной тросик, сделав из него петлю, затем подготовили две петли из стального тросика, чтобы стянуть ними лапы зверя. Расстегнул ножны охотничьего ножа, чтобы успеть выхватить его из ножен в течении секунды, приятелю сказал держать ружьё под рукой, чтобы он смог выстрелить, если зверь сорвётся с петли. Когда всё было готово, Максим накинул петлю на шею зверю и начал поднимать его. Когда передние лапы зверя оторвались от земли и вытянулись вперёд, он накинул петлю на них и затянул её так, что Ублюдок смог бы, вырвать лапу из петли только вместе со шкурой и лапой. Но Ублюдок был хитёр, пока Максим возился с передними лапами, а шест, как удочка изогнутый, с петлёй затянутой на шее зверя, имел потенциальную энергию подъёма, он оттолкнулся задними ногами, шест, выпрямившись, добавил энергии, и зверь вылетел из ямы как из катапульты. Но, когда он падал, петля оставшаяся на шее зверя, затянулась с силой, равной весу зверя плюс кинетическая энергия падения тяжёлого тела, и перекрыла ему дыхание. Если бы Максим не ослабил петлю, зверь сам себя удавил. Тут приятель Максима успел накинуть петлю на задние лапы зверя и стянуть их, точно так же, как и передние. Затем, они сели отдохнуть, а зверь хрипел каким то рыком, не то волчьим, не то собачьим. С его пасти стекала слюна вместе с пеной, как у бешеного животного. Глаза горели такой свирепой ненавистью, что в дрожь бросало. Отдохнув пару минут и отдышавшись, Максим с приятелем подошли к зверю. У него в глотке заклокотало, по телу прошла крупная дрожь. Подготовив две ременные петли для пасти зверя, Максим сказал ему: «Всё дружочек, ты проиграл, теперь веди себя прилично, сейчас я тебе пасть твою кровожадную запломбирую». И накинул первую петлю на пасть. Затянув её, он наложил вторую петлю, затянув вторую, первую ослабил и передвинул поближе к глазам зверя. Затем, вырубив молодую ёлочку, Максим очистил её от сучьев и, просунув между ногами зверя этот шест, попытался с приятелем поднять зверя. Они его подняли, но нести им его будет очень тяжело, он весил около ста килограмм. 

Но они донесли его, когда они вошли в деревню, сбежались все жители посмотреть на Ублюдка, два года терроризировавшего местное население. У Максима во дворе стояла клетка, сваренная из стальных прутьев толщиной в сантиметр, вот туда и поместил Максим с приятелем, Ублюдка. Они сняли петли с его лап, потом сняли одну петлю с пасти, которая ближе к глазам и выскочили из клетки, захлопнув дверцу и закрыв её на замок. Ублюдок вскочил на лапы и сразу же стянул вторую петлю со своей пасти и заметался по клетке. Он попробовал грызть прутья клетки, и грыз, пока с челюстей не закапала кровь. Затем, он начал подкапывать пол в клетке, который был сделан из стального листа толщиной пять миллиметров. Видимо, потратив минут десять на это, понял, что ничего не получится. Затем он бросался всей массой тела на стенки клетки, она 

даже не пошевелилась. Побуйствовав так около двух часов, он успокоился, но стоило, кому-то, приблизится к клетке, опять начинал бросаться на клетку, в его пасти клокотали какие-то звуки, пена капала с клыков.  

Максим пригласил своего приятеля в дом, достал бутылку водки, они поставили на стол закуску, и уже собрались выпить за удачу, как в дом начали сходиться односельчане с выпивкой и закуской. Каждый хотел послушать, как им удалось поймать Ублюдка. И рассказ не прерывался, рассказывал Максим, потом подходили новые гости,начинал рассказывать его приятель. Только за полночь, закончились охи и ахи, и гости разошлись. Перед сном, Максим вышел посмотреть, что делает зверь в клетке. Ублюдок не спал, он лежал вытянув вперёд передние лапы, его голова гордо возвышалась над его туловищем, глаза сверкали ненавистью, отражая свет звезд Млечного пути, горевших в небе как фонари. 

Конец второй части. 

Б.Д. Сподынюк. 

Рассказ. 

Не такой. 

Часть первая. 

Она жила вместе со старым лесником в большой сторожке, стоящей на опушке, векового, могучего, смешанного леса. Она любила своего хозяина, старого лесника, который недавно похоронил свою жену. И когда, сидя у могильного холмика, её хозяин заплакал, что-то случилось и с ней. Она, сидя рядом со стариком, вдруг ощутила, как будто кто-то сжал её сердце, и она, подняв голову к небу и раскрыв пасть, захотела залаять. 

Но из её пасти вырвался тоскливый вой, который был очень похож на те звуки, издаваемые её извечными врагами, от которых, она охраняла своего хозяина и его женщину. 

Со щенячьего возраста, когда хозяин принёс её в эту сторожку, её учили, что существа, живущие в лесу и так похожие на неё – её враги. Она должна охранять от их нападения хозяина и хозяйку. И она, с удовольствием, несла эту службу, потому, что хозяева были у неё хорошие, она никогда не голодала, везде сопровождала хозяев, и, в итоге, знала окружавший их лес очень хорошо. 

Она очень любила хозяйку, ходила за ней как привязанная, потому, что чувствовала, что их ещё объединяет что-то такое, что может объединять, только, два женских существа. Зачастую, в долгие зимние вечера, лёжа в ногах хозяйки и согревая своим теплом её ноги, она наблюдала, как хозяйка плакала и жаловалась хозяину, что бог не дал им дитя, что она так и умрёт, не познав радость материнства. Хозяин горестно крякал, и как мог, утешал её. 

Она многого не понимала в речи людей, но своим собачьим сердцем чувствовала 

горе хозяйки, и со всех сил, пыталась по-собачьи, выразить своё сочувствие и понимание, положив голову хозяйке на колени, и глядя в её глаза, облизывала её руки. 

Хозяйка гладила её по голове и сквозь слезы говорила: «Вот Долли, понимает меня, ей уже восемь лет, и она, тоже, не имеет деток». 

Хозяин божился и говорил, что как только в этом году Долли будет готова, он обязательно повезёт её на вязку. Но, проходило время, и никто её никуда не вёз. 

И когда пришла весна, в лесу сошел снег и, первая зелёненькая травка покрыла лесные поляны, её хозяин уехал в город. Долли рано утром, чего раньше никогда не делала, пошла на самую отдалённую от сторожки полянку в лесу, там, всегда, трава была особенно шелковиста, и если её жевать, то выделялся горьковатый сок, глотая который, она себя чувствовала гораздо лучше. Лёжа на этой поляне, она, вдруг, ощутила чьё-то присутствие и, повернув голову к кустам, растущим на краю поляны, увидала два глаза с пылающим огнём, взглядом. 

Она подобралась и шерсть на её холке встала дыбом, она была готова к схватке, но из-за кустов, вдруг, вышло, опустив голову и не высказывая никаких признаков враждебности, существо очень похожее на неё. Это был самец, волк. Он был высок и строен, его огромная голова с короткими треугольными ушками была покрыта серо-стальной шерстью, большие янтарные глаза ласково смотрели на неё, широкая грудь и поджарый живот, сильные лапы, – всё говорило о мощи этого волка. Он приближался к ней скользящей плавной походкой, но, не скрываясь, и не сводя глаз с неё. 

Она, сама не поняла, почему она успокоилась, шерсть на её холке опустилась и она, 

спокойно, ждала его приближения. Когда он подошел, состоялся ритуал знакомства, и тогда, он убедился, что обоняние не подвело его и на этот раз, она готова к любви. 

Тогда, он предложил ей любовную игру, которую она приняла. Затем они занимались любовью. Они, провели вместе три дня, и эти три дня, они любили друг друга. 

Но, затем, Долли начала испытывать беспокойство о хозяине. Он, обычно, после поездок в город, возвращался через три дня. Она показывала своему новому другу, что ей нужно идти, приглашала его с собой, но он, наотрез, отказался идти к сторожке лесника. И они расстались. 

Она, пришла в сторожку, как раз, когда вернулся хозяин. Он привёз ей из города очень вкусную ливерную колбасу, и она, впервые, сытно поела за три дня, что провела со своим новым другом. Она, очень, часто бегала на ту поляну, где они повстречались, но её друг больше не появлялся. Она почувствовала, что случилась какая-то беда. 

Так оно и произошло, специальная команда егерей произвела санитарный отстрел волков в этом лесу, реагируя на участившиеся жалобы местных жителей, у которых пропадала скотина. 

И когда Долли увидала на дворе у сторожки своего мёртвого друга, с ней случилось, опять, что-то непонятное, то же, что случилось, когда хозяин похоронил хозяйку. 

Долли задрала голову вверх и завыла так, с такой тоской, что много волчьих голосов, понимая её горе, донеслось из глубины леса. И тогда Долли почувствовала, что в ней зародилась и растёт новая жизнь. 

В начале сентября, Долли ушла на ту самую поляну, где она встретила своего друга и отца своих детей, которые вот-вот родятся. Действительно, она родила трёх щенков, одного самца и двух самочек . И когда, разорвав родовую сумку у первой самочки, и начав её разлизывать, она поняла, что первый плод мёртв. То же было и со вторым плодом и, только, последний самец, после того, как она разорвала родовую сумку, самостоятельно, совсем ещё слепой, но уверенно пополз к её груди и, присосавшись к соску, не отрывался от него, пока не опорожнил. Затем, он переполз к другому, затем, к третьему и т.д. Только после шестого соска он отвалился и заснул 

Счастливая Долли, щуря глаза на ещё яркое солнышко, чувствовала что слабеет. У неё открылось кровотечение и она понимала, что умирает. Она могла бы, наверное, дойти до сторожки, а там, хозяин оказал бы ей помощь, но она, не могла бросить щенка, она должна была его кормить до последнего момента своей жизни. Она протянула ещё три дня, и эти три дня её малыш съедал все, что она могла ему дать. И когда, на четвёртый день, проснувшись от голода, он попытался сосать материнскую грудь, а у него ничего не получилось, он поднял такой визг, что пробегавшая недалеко волчица, услыхав этот визг, нашла его источник, который продолжал истошно верещать, требуя еды. 

Волчица сама, родила шестерых волчат, но её материнское сердце не выдержало и она, взяв в пасть холку щенка, отнесла его в своё логово, где оставила его среди волчат. Затем, подкрепившись остатком косули, убитой ею вчера, она легла покормить волчат. Волчата делились поровну, три самца и три самочки, и ранее её шести сосков хватало на всех. Сейчас же, приёмыш, повел себя нетактично, насосавшись с одного соска, он отталкивал конкурента и присасывался к другому, он был необычайно силён. Как волчица не старалась поддерживать порядок, в итоге, умерла от недоедания одна, наиболее слабая самочка. Затем приёмыш принялся за другую, постоянно отталкивая её от материнской груди, та, долго не протянула, тоже умерла. А приёмыш становился все сильнее и сильнее, и вскоре в норе, среди волчат, он стал признанным лидером. 

Они уже не сосали материнскую грудь, они уже ели наравне с матерью то, что она, убив, приносила в логово. В декабре им было по четыре месяца, 

аппетит у всех волчат отменный, и молодые челюсти с острыми зубами так перемалывали дичь, что от неё ничего не оставалось. Волчица брала их на охоту, показывая и обучая приёмам охоты. И в этом деле первым, опять, был приёмыш. 

Он был необычайно быстр, свиреп, чувство страха в нём отсутствовало. Но волчицу удивляло больше всего то, что взрослые волки, почуяв человека, старались уйти с его дороги, её волчата поступали так же, повинуясь инстинкту, приёмыш не боялся людей, он смело переходил их следы. Потому, что он был ублюдок, помесь волка с собакой. От волка-отца он унаследовал свирепость зверя, а от собаки-матери неустрашимость перед человеком. Мало того, у этого ублюдка, очень, ярко проявилась гибридная сила, или, как говорят учёные, – гетерозис. Ублюдок вырос в полтора раза крупнее волка, обладал огромной силой, необычайной скоростью, непревзойдённой выносливостью и ужасающей свирепостью. Он мог убить человека, зверя либо скотину. Ему, не было равных, ни в схватке за самку, ни в охоте, ни в беге. Он думал как человек, 

предвидел как человек, и обманывал как человек. Вскоре он стал вожаком волчьей стаи. 

Конец первой части. 

Залег в постели, как беглый преступник в канаве, и стерегу бездушное утро… 

Главное, понять – заснуть не получится. И встать, пить воду, жать кнопки пульта от телевизора, зевать и ждать рассвета… 

Ждать, как злобного конвоира, который из карцера бессонной ночи сопроводит тебя в общую камеру буднего дня, в котором отбывают заключение такие же арестанты, как ты… Люди, лживо улыбающиеся с фотографий на стенах. Люди, знающие твое имя и не знающие его.  

«Привет, как дела?» – иногда даже сверкают радостно глазами при виде тебя и в этот момент ты готов верить…черт возьми…ты действительно готов верить в то, что их действительно интересует, как у тебя дела. 

Какая тяжелая пустота в голове…Даже голоса сомнений куда-то испарились. Пусть валят. Бросайте меня все.  

Еще неделю назад у меня кошка была. Маленькая черная тощая кошка по имени Киану. Я подобрал ее на улице, две недели назад. Имя ей дала маленькая девочка, свидетель моей малодушной глупости. Я ее иногда вижу во дворе. Она вечно ищет что-то в земле и разговаривает сама с собой. Ей лет пять, не больше. Детям ее возраста это позволительно.  

Кошка жила у меня три дня. Клала кучки на одеяло, упорно игнорируя туалет. Мяукала мерзко, и все вокруг пачкала. А потом ушла в открытую дверь, пока я пылесосил ковер. Животные сообразительнее, чем люди. Но отчего я до сих пор ловлю себя на страхе за нее? Мне нет дела до кошек этого мира. А эта – существо, за которое я взял за себя ответственность. 

Шесть утра…Поезд под номером шесть, несущий меня по железным рельсам моего странного пути… 

=== 

-Простите. 

-Ничего страшного. 

-Это я виновата. Сколько раз говорила себе… 

-Все нормально. 

-…ничего не выливать в окно…Дурная привычка… 

-Да…твою….раз так…я, что, сказал тебе хоть слово?! Я говорю тебе! Всё нормально!Все в порядке, в гребаном порядке! Какого…ты тут висишь в окне и извиняешься?! Что, ты, убила меня, задавила этим кофе, голову, …, размозжила?! Заткнись и исчезни! Всё! Всё, я сказал! 

Парень выставил ладони перед собой, как защищающийся от реплик оратор. Прохожие бросали на него мимолетные взгляды, полные опасливого любопытства и спешили скорее покинуть зону риска.  

Такой ярости, такой ненависти Галя не видела еще никогда. Она сделала глубокий вдох и сделала вид, что отошла от окна. Затем, осторожно отодвинув пальцем занавеску, наблюдала за парнем- как он отряхивается и направляется обратно к подъезду.  

-Ну что ты так на меня… Я же не нарочно. – пробормотала она растерянно. 

«Козявка! – обругала она себя мысленно – «Сколько раз себе говорила! НЕ ВЫЛИВАТЬ ЖИДКОСТЬ В ОКНО!Вот теперь облила человека! Даже не извинишься… Узнать, где живет…Так постучишь к нему, может, убьет вообще… Как он разозлился. Бррр…» 

Гале было очень стыдно за себя. Она подошла к письменному столу, вытащила из банки, красиво раскрашенной акварелью, фиолетовый фломастер и подошла к стене. Там, среди других, отыскала нужный лист А3 формата с большой надписью: «Я больше никогда не буду»: 

«Пункт № 46. Выливать жидкость в окно.» 

«Теперь ты запомнишь это правило, и забудешь о свинстве, которое учинила, потому, что парой пунктов выше стоит указание не упрекать себя дольше, чем положено. Мы все имеем право на ошибки.» 

Галя подошла к зеркалу и улыбнулась самой себе. Улыбка вышла несмелая.  

«Фальшивая» -подумала Галя, придвигаясь поближе. –«Красивая я все-таки или нет? Говорят, красивая. Надо верить.» 

Рома вошел в кабинет. Пока он снимал куртку и вешал ее на вешалку, Света зыркнула на него красивыми глазками из-за монитора и с веселым ехидством заметила: 

-Опоздал ровно на тридцать минут. Ты смотри, какой пунктуальный! 

-Мне какая-то сука на голову вылила кофе. Я, что, по-вашему, как свинья должен на работу приходить? 

Рома так быстро сорвался со своего, обычно тихого, словно шелестящего, голоса, на дикий крик, что в кабинете все окаменели. 

-Тише, тише… – растерянно протянула Света. Рома смолчал и она осмелела, ухмыльнулась. – Что-то ты нервный стал в последнее время. 

-Не нравится – не общайся! – осадил Рома ее грубо. 

В комнате стало совсем тихо. Роман оглядел присутствующих, словно в поисках тех, у кого еще остались к нему претензии. Не нашел таковых, прошел в угол комнаты и сел за рабочий стол. 

-Идиот! – тихо ругалась Светка потом в курилке. – Тролль вшивый. 

-Да ладно, ну его…. – успокаивала подругу Алина. – А то ты его не знаешь.  

-Да он псих! Ведет себя как вечно беременный! 

- Может у него ПМС? – пошутила неумело Алина. 

Девушки хихикнули. 

-Да я теперь в его сторону даже головы не поверну! Сдохнет, перешагну через него и пройду дальше! -выплеснула остатки возмущения Света. –Идиот ряженый, возомнил о себе… Вот скажу Андрею, он его быстро к ногтю прижмет. На меня родная мама не орет, а он.. Коз-зел… 

«Ну иди, скажи ему это в глаза – подумала Алина, устав от выслушивания проклятий. Улыбаясь Свете, гася сигарету в пепельнице, додумала: -«Просто тебя задевает, что он за тобой не бегает. Сама виновата, вечно дергаешь его. Остроумие свое показываешь, а в глаза сказать боишься.» 

-Да ладно, ну его, дебила. – сказала она вслух. – Пошли отсюда, а то табаком провоняем. 

*** 

«Луна одновременно похожа на кусок сыра и лицо девушки. Игорь говорил: если присмотреться к ней, пока она полная, можно увидеть на ней сцену убиения Авеля Каином. Сколько ни смотрю, не вижу. Сыр или девушка. И никаких убийств. 

Галя вошла с балкона в комнату. Подошла поближе к Игорю, принеся с собой прохладу.  

-Холодные пальцы – сказала она, прикладывая к его щекам ладошки. Игорь отвел ее руки от своего лица и вымученно улыбнулся. Сел на диван и включил телевизор. Галя попыталась пристроиться рядом,но он недовольно промычал: 

-Мне душно, кис. Давай посидим на расстоянии. 

-Давай. –весело согласилась Галя и соскочила с дивана. Взяла журнал, села в кресло. Не открывая журнала, смотрела на Игоря, ожидая, что он посмотрит на нее и она тогда ему нежно улыбнется. Но он смотрел телевизор.  

«А во время секса тебе не душно? – вдруг раздраженно подумала Галя, поняв, что он попросту о ней забыл. – Я тебе нужна, только когда у тебя гормоны играют? Сейчас ты посмотришь новости, позвонишь маме, узнаешь, что на ужин и уйдешь домой. Для чего ты живешь? Что тебя ведет по жизни? Желания? Захотел поесть – пошел к маме, захотел секса, пошел ко мне, захотел денег – пошел на работу… Я, живой человек, рядом с тобой, неужели так сложно поинтересоваться «Как у тебя дела, малыш?». Пусть тебе все равно, как у меня дела, но мне это так будет приятно! Как хорошо быть рядом! Ты меня любишь?» 

Вслух Галя ни одного из этих вопросов не задала. Когда-то в одной из «умных» книг она прочитала красное правило: никогда никого не упрекать. Если человек обижен, это только его проблема. Жизнь не так длинна, чтобы нагружать ближних претензиями. Дарите им тепло и ласку, это все, что они от вас ожидают. Остальное не имеет значения.  

Галя согласилась с этим несомненно мудрым советом и решила применять его по жизни. И сколько раз она жалела, что в книге не было сказано, что же делать со всеми этими полными обиды и боли вопросами, которые возникают всякий раз, как она сталкивается с отчуждением и равнодушием. И ей, не зная средства, приходилось лишь молча варить в себе эти обиды и все ответы на вопросы искать самой. 

«Будь открыта жизни!» – прочитала она надпись на двери. Когда-то эта фраза показалась ей панацеей от бед и была повешена на самое видное место. Но сейчас почему-то не помогла.  

-Есть будешь? – спросила она Игоря, стараясь придавая голосу мягкость и нежность.  

-Я дома поем. – отозвался Игорь, не отрывая взгляда от телевизора. –Малыш, я сотню раз говорил, я ем только дома.  

-А я тебя люблю. – напомнила Галя. 

-И я тоже, – неохотно улыбнувшись, отозвался Игорь.  

«Все хорошо». – сказала себе Галя. – «Все прекрасно у меня. Работа, внешность, и у меня есть любимый человек. Надо ценить, что есть». 

-Какой ты у меня красивый. – сказала она с гордостью. Игорь странно ухмыльнулся. 

-Весь твой.  

Новости кончились. Игорь от души потянулся, как сытый кот, слез с дивана. 

-Мне пора. – сказал он, собирая со стула рубашку и галстук. –Так, маме позвонить… 

После его ухода Галя достала из холодильника пиво, высыпала в тарелку семечек. Игорь Гале запрещал при нем пить и курить. Но у нее был завтра выходной. А для Гали каждый выходной- вроде, как день рождения. 

«Устрою вечер самой себя» – решила Галя, открывая пиво. Вышла на балкон. Лицо ей лизнул теплый приветливый ветерок и она решила остаться на свежем воздухе. Вытащила из зала кресло, забралась в него с ногами, и стала пить пиво и стараться думать только о хорошем. 

*** 

А нет проблем. Вся проблема в том, что я постоянно чего-то от людей жду. Искренности, заботы, воли, правды… А они-то слабые кругом. Привыкли врать и лицемерить. Как кусок железа, лежащее под водой постепенно ржавеет и обрастает водорослями, так и любой человек со временем порастает ложью и разлагается…Глупо ждать чудес от таких существ. Но ведь это не правда! Где-то в глубине души каждого живет настоящее, и каждый раз, как я пытаюсь это увидеть… они готовы уничтожить, они готовы убежать… что угодно, лишь бы не обнажаться…Что за паршивый мир? Кто учит людей этому, кто из них делает такими? И было бы мне легче, если бы я был, как они? А может, я уже, как они, поэтому я могу это так явно видеть? Может, я самый опаршивевший пес в этом стаде? Мы все потеряли суть… И стали управляемы. Да, люди управляемы. Я легко могу управлять ими, если захочу. Я знаю их нутро. Я вижу это. Знаю все, чего они ждут от меня…Вижу жадность, глупость, лень… которыми можно манипулировать, просто и легко…Отчего я не делаю этого? Брезгую… 

-Знаешь, Бог. Мир, который ты создал, не так уж плох. Просто каждый из нас так одинок… 

Роман взялся за перила балкона и, высунув голову на улицу, посмотрел вверх. Он увидел черное беззвездное небо. Через секунду на этом фоне появилась женская голова в обрамлении длинных черных волос. Лицо в этом ореоле показалось ему старым. Это была женщина лет шестидесяти на вид, с молодым голосом: 

-Есть тут кто-нибудь? – она увидела Романа и помахала ладошкой: – Привет. Хотите пива?  

Женщина затянулась сигаретой. При затяжке она тут же сбросила двадцать лет возраста и стала выглядеть на сорок. Глаза ее на секунду вспыхнули двумя красными огоньками – в каждом сверкнуло по угольку, которые тут же погасли. Осталась тлеть только сигарета. Женщина повертела ее в руках. 

-Гадость. Кощунство, курить на свежем воздухе. Просто самоуничтожение какое-то.  

Теперь ее лицо виделось совсем молодым, а голос стал хриплым и пафосным, как у престарелой драматической актрисы. И в нем звенели одновременно грусть и удивление этой грусти. – Пью уже четвертую бутылку. Чувствую себя одинокой алкоголичкой, которая пропивает последнюю совесть.  

Она рассмеялась собственной остроте.  

Роман устал стоять с задранной головой – затекла шея. Но он продолжать стоять.  

Женщина помолчала. Облокотилась руками о перила балкона. В темноте ее пальцы показались нереально длинными. 

-Скажите, а правда, что мы все скоро умрем? – спросила она, глядя в небо. Роман видел теперь только ее локти, волосы и подбородок и это стало неинтересно. – Вот, говорят, скоро апокалипсис. Меня сегодня на улице остановили два красивых парня. Я думала, будут знакомиться. А они дали мне пару журналов и предупредили, что очень скоро будет конец света и если я не опомнюсь, мне придется худо. А я даже не знаю, что делать. А вдруг он возьмет и сегодня ночью наступит. Вы в это верите? 

-Нет. – ответил Роман. Ему захотелось уйти. Но он скрестил рук на груди и стал упрямо смотреть вниз, на улицу, где ветер швырял листья, где пересмеивалась молодежь и шуршали колесами, ворчали моторами машины.  

-Предлагаю за это выпить. Пусть всегда будет солнце. Присоединитесь? 

- Не хожу по гостям. –отказался Роман. 

- А я и не зову. Погодите минутку.  

Она исчезла. Через пару минут она вернулась. Повозилась с чем-то и к носу Романа стала спускаться бутылка пива, привязанная к бельевой веревке.  

-Хватайте, а то упадет кому-нибудь на голову.  

Роман схватил бутылку, посмотрел на этикетку. Это было плохое, дешевое пиво, он бы никогда такое пить не стал. Но сейчас почему-то отвязал бутылку, открыл ее и сделал пару глотков. Веревка уползла и вернулась с другой бутылкой, уже открытой. 

- Давайте чокнемся. В самом лучшем смысле этого слова. – предложила собеседница. Роман брякнул своей бутылкой о ее. 

-За то, чтобы небесное правительство отменило апокалипсис. – сказала женщина и утащила наверх свое пиво.  

Они помолчали. Было самое время уйти, но Роман продолжал стоять, слегка поеживаясь от прохлады. 

-А Вы дружите с Богом? – спросила женщина мечтательно. Странный вопрос. Даже не спросила о том, верит ли он в него вообще.  

-Нет. – ответил Роман с какой-то злобой.  

-А я дружу – похвасталась женщина, как хвастаются важными связями. – он нас так любит. Просто мы какие-то… глупые сами. 

Роман стоял и смотрел прямо перед собой. 

«Ангел? – спросил он самого себя. – Нет. Просто пьяная соседка этажом выше, у которой развязался язык.» 

И, тем не менее, он шагнул поближе к краю балкона, боясь упустить нечто важное, что она может ему сообщить. Он почувствовал досаду. Она могла сообщить ему НЕЧТО. А вместо этого стояла тут и валяла дурака.  

-Все в мире очень справедливо. Каждый получает то, о чем думает и чего ищет. Кто-то скажет, что нет любви- а ее нет. Кто-то скажет, что нет денег – и нате вам. Но … знаете, это все фразы из книг, из умных книг.. это не мои слова. Что-то неправильно. Очень, очень неверно. И несправедливо. Например, людское равнодушие. Люди не должны быть равнодушными друг к другу.  

Роман прислонился к перилам вплотную.  

-В жизни нет смысла. – почти выплюнул он на улицу ненавистные слова. 

Женщина хихикнула, словно не услышав его. 

-Знаете. – доверительным тоном сказала она. – Я иногда обнаруживаю себя в различных местах. В автобусах, по дороге, в кровати. Блуждаю сама в себе, в своих мыслях, живу как все, а вдруг – бац! И я оказываюсь не в голове, а в магазине, покупаю кефир. Получается, что мои другие части где-то в это время шатаются… Вот и сейчас. Сижу на балконе и вдруг нахожу себя на балконе. И понимаю – а ведь я не полностью здесь и не полностью там. Какой смысл в жизни? Какой может быть смысл, когда я даже не пребываю полностью там, где я есть?  

Она рассмеялась и поспешно извинилась: 

- Не обращайте внимания на мои слова. Забудьте их. Они тоже… бессмысленны. 

Роман стоял молча, не понимая, отчего он оцепенел – то ли он кролик, глядящий в пасть удаву, то ли он удав, гипнотизирующий кролика. То ли он просто памятник самому себе. 

Сверху что-то зашуршало и к его носу спустился пакетик с семечками. 

-Угощайтесь. 

-Спасибо. 

Он взял пакетик и вышел и из оцепенения. И тут же почувствовал себя полностью одураченным, почти использованным, почти счастливым.  

- Давайте поиграем в города –предложила женщина. – Или почитаем стихи. В каждом доме есть эти странные книги, которые никто не читает, и среди них можно найти стихи. Или просто взять по одной книге и читать друг другу по очереди… например, пособие садовода, или учебник по истории за шестой класс…У Вас дома есть книги? 

- Нет. – соврал Роман. – Я не буду читать. 

-Многие люди не любят читать стихи вслух. Иногда я читаю стихи вслух и вижу у людей в глазах выражение, словно им предлагают съесть жареную калошу – и попробовать хотят, и боятся. Важны то не стихи. Сам звук человеческого голоса важен. Когда кто-то читает вслух стихи…Хотите, я Вам почитаю? Или давайте петь.  

Не дожидаясь его, она тихим голосом затянула: 

«Милая, ведь это не лечится, 

И правила мы вряд ли изменим, 

Сердца друг о друга калечатся, 

Мы пауки, 

В запаянной банке лжи… 

Мне невыносимо, 

Держи… 

Расплавленных глаз витражи 

В алмазную пыль 

Разбивай…» 

Она замолчала, и надолго. Роман хотел сказать вслух, чтобы она продолжала петь глупые песни, говорить, уже неважно что, потому, что он понял, что впервые в жизни хочет с кем-то спорить и боится… Но слова застряли у него в горле, он не осмелился, и, затаив дыхание, ждал, когда она опять заговорит или запоет, чтоб ощутить странную магию ее голоса, который всякий раз был разным. 

-А ведь это так красиво сказано: расплавленных глаз витражи в алмазную пыль разбивай». Угадали, что это значит? 

-нет, не угадал. – ответил он немедленно.  

- Это значит – плачь. Как безнадежно и красиво. 

«Она пьяна» -подумал Роман. «Пьяная от дешевого пива, курит, поет, разглагольствует на балконе. Только бы она не стала звать меня к себе в гости. Потому, что сейчас она купила меня звуком своего голоса. Я пойду, и буду готов слушать ее, даже если случится землетрясение. Женщины тем и гадки, что иногда они умеют это делать. Каждый раз, как ты решишь, что ты видишь их насквозь, что тебя не застать врасплох, появляется женщина и весь твой мир теряет логику.» 

- Мне пора спать – почти крикнул он, и вошел в комнату, хлопнув дверью, прищемив занавеску. Пускай не думает, что он повелся. Весь мир для него – арена дешевых клоунов. Хватит с него этого цирка.  

-И мне, кстати, тоже пора. – Галя слезла с кресла и, забыв его на балконе, пошла к себе. Включила музыкальный канал, свернулась калачиком на диване и стала смотреть телевизор, время от времени глядя то на изображение, то на свое отражение на экране. 

На экране появилась группа «Тутси» Девушки танцевали перед камерой, показывали красивые лица и пели: 

«Самый, самый самый человек дорогой,  

Самый нежный, самый родной»… 

-Как верно. – сказала Галя и вдруг расплакалась. – Какая красивая песня. Как я этого раньше не замечала? 

*** 

Что-то идет неправильно. Чем дальше я живу, тем больше это ощущение. Будто я свернула не в тот переулок, и давно это поняла, но упрямо иду вперед, надеясь, что все-таки я выберусь… 

Нет, я так не должна о себе говорить. Я счастлива. У меня есть все, что нужно для счастья. Я чувствую себя замечательно. Это просто похмелье. И это из-за него, а не из-за чего другого мне хочется одновременно заорать, закричать и повеситься.  

Галя захлопнула дневник и, взяв маркер, подошла к стене с указаниями. Под надписью «Я НИКОГДА НЕ БУДУ» она вписала:  

«Пункт 46. Пить больше четырех бутылок пива.» 

Подумала, зачеркнула слово «четырех», вписала «трех» и вдруг вслух ужаснулась, прижав ладони к щекам: 

-Вчера я плакала под песню группы Тутси! Боже, как мне стыдно! Сделай так, чтоб я это забыла! 

*** 

Уже три дня в городе плохая погода стоит…Замечательно. Я специально хожу туда-сюда по улицам, чтобы убедиться наконец, что мир просто отвратителен. Ищу грязь и нахожу ее. И не угнетает меня больше мысль о том, что я живу в большой помойке. Все это кончится однажды. Все пройдет. И кто знает, может, пройдет и моя ненависть тоже, и я научусь любить и ценить тот песок, что сочится сквозь мои пальцы, и называется временем… 

*** 

А мне снился аэропорт. Люди ходили в нем – такие чужие даже самим себе, каждый был оторван от своей жизни – и тот, кто приехал, и тот, кто встречал, и тот, кто провожал, и тот, кто покинул… все одновременно теряли и находили что-то. Когда я это поняла, жизнь открыла мне следующую карту. Самые большие потери в нашей жизни, это люди. Люди меняют все вокруг нас. Неважно, появляются они или исчезают. Но, прикоснувшись к нам своим существом, они навсегда меняют наш мир.  

Я стояла посреди аэропорта, пропитываясь этой истиной, и ощущала себя маленькой и ничтожной оттого, что я в этом сне никуда не улетала и не прилетала, и мне некого было встречать или провожать…и не было кого-то, кто ждал меня там…в этом месте жизненных перемен я была лишней. И я стала лихорадочно перебирать в голове, кто мог бы меня встречать, кому я могла бы быть дорога и важна… Кроме родителей у меня не осталось никого. И мне стало горько и стыдно, что за всю свою жизнь я так и не сумела найти тех людей, кто мог бы сегодня стоять напротив меня в моем сне. Потому, что я стараюсь всегда остаться в тени чужих спин. Ничего не менять, не вторгаться в чужое пространство, позволять жизни течь без моего вмешательства. Я решила не менять мир, а просто любить его, и училась быть прозрачной, менять только себя, как советовали мне «мудрые» книги.  

Но людей меняют только люди. Сам себя не изменит никто. Человек попросту сварится в собственном соку, как это и случилось со мной. У меня уже голова кипит! Что происходит? Депрессия?  

Теперь я понимаю, отчего Игорь был ко мне равнодушен. Я осмелела достаточно, чтоб наконец себе в этом признаться. Он равнодушен потому, что я сама этого добивалась! Позволяла ему быть собой. Стала обувью, которая не жмет. Та, кого трудно заметить – ведь я не критикую, не осуждаю, я лишь поглаживаю по голове, и позволяю стоять на месте. И меня нет! Меня для него просто нет! Хотела стать ангелом во плоти, а стала воздухом, сквозь который смотрят… Помоги мне, Боже… Хотя,нет не помогай. В чем мне помогать? В умении быть Праведной Никем? Ты не обязан со мной возиться. Я сама найду выход. Не помогай мне, слышишь? Иначе я так и останусь беспомощным щенком! 

-Дневник пишешь? 

Галя закрыла тетрадь, запихала ее в сумку. 

-Нет. – ответила она, глядя за окно острым взглядом. – Я не веду дневников. 

-Стихи? 

-Нет. 

-А что записываешь? – не отставала Катя. Они вместе работали в магазине. Дружили достаточно, чтобы осознавать различия друг между другом и все равно сохранять дружбу. 

Галя смахнула со лба челку резким движением и ответила рассеянно: 

- Так, кое-какие наблюдения о жизни.  

-Ну, дневник? – уточнила Катерина. 

-Нет. – Галя нарисовала на стекле какую-то руну и добавила: – В дневник пишут то, что происходит за день. А у меня ничего не происходит. Я ничего, кроме мыслей, не произвожу. Только гляжу на эту жизнь и пишу ее в тетрадки… 

-Странное у тебя настроение. – помрачнела Катя. – даже голос другой. Обычно ты шутишь, поешь, веселишься. А сегодня… Что-то случилось? 

Галя повернулась к подруге и благодарно улыбнулась: 

-Ничего не происходит. Понимаешь. У меня ничего не происходит. Я смеюсь, прыгаю, как клоун, стараюсь людям показать, что живу прекрасной жизнью в прекрасном мире…А внутри все что-то свербит…как насекомое. Никак не могу понять, что это такое. 

-ты не клоун. – возразила Катя. –ты хорошая, добрая, вежливая. Всегда улыбаешься. И тебя все за это любят, даже бомжи с мусорки. Просто у тебя в жизни что-то не в порядке, и это, как зараза, стало расти, и заражать всю твою жизнь. И теперь ты этим грибком как бы отравлена.  

-Да? Ты и вправду так думаешь? Что я добрая и веселая? 

-Конечно. – рассмеялась подруга. 

-А может, я притворяюсь? – допытывалась взволнованно Галя. – Может, на самом деле я злая? Завидую и желаю зла, а улыбаюсь, как прячу лицо за маской? 

-Не, ты что. Так долго притворяться никто не сможет. И, потом… люди кругом не дураки, они сразу отличают, где правда, где ложь. 

-Да… -потрясенно согласилась Галя. – Не дураки, ты права… И мне не надо меняться? 

Вопрос был сложный, и Катя ответила не сразу. 

-нет, если ты изменишься, это будешь уже не ты. Некому будет шутить. Станет скучно… 

-Можно, я тебя обниму? – попросила Галя. – это иногда так здорово, когда кто-то замечате, что ты в плохом настроении, а дает совет…и еще говорит, что ты хорошая… Правда, это очень важно! Очень, очень! 

Катя очень смутилась. 

-ничего тут такого… -пробормотала она, и позволила себя слегка обнять. – Все будет хорошо, ладно тебе… 

«Странная она все-таки. – подумала она, но Гале, конечно этого не сказала. И все же ей было очень приятно думать о том, что она вылечила человека от дурных мыслей. Кто знает, вдруг Галя бы повесилась не скажи она ей этих слов? Вроде бы ничего и не сделала, а сделала так много…Катя почувствовала большую гордость за себя. Как, все-таки, это важно, подумала она- время от времени говорить друг другу просто так хорошие слова.  

*** 

-Вы тут? 

-Да. 

-Но дождь идет. 

-Я курю. 

-Я тоже. И снова пью. Хотите со мной, как в прошлый раз? 

-Нет. 

-Я открыла дверь на балкон, сижу на пороге, курю и пью. Но тут холодно,сыро. Давайте, я спущу Вам пару бутылок, а потом позвоню по телефону, и мы поговорим. 

-О чем поговорим? 

- Да какая разница… Вы о себе расскажете, а я о себе. 

- А если я не хочу о себе рассказывать? 

- Ой, знаете, если честно, я тоже нисколько не хочу. Но мы можем что-нибудь сочинить.  

-Что именно? 

-Ну, придумаем, что я, к примеру, миссис Роллинг, знаменитая певица… или нефтяная магнатка. Ха-ха! Мне уже нравится. И я скрываюсь от поклонников в этом жалком городишке. А Вы сочините про себя, что Вы шпион. 

-Вы там, наверху, кроме пива, еще что употребляли? 

-Ничего! Честно! Алкоголь против наркотиков! – расхохоталась Галя. 

- А какая бутылка по счету? 

-Третья! Последняя. Я пообещала себе много не пить. Очень боюсь спиться, потому, что люблю быть пьяной.  

- А что, если сопьешься, это будет кого-то волновать? 

-Ага. То есть нет. Меня будет. Не хотела бы стать одной из тех, кто ходит в страшных куртках с надписью «Адидас» или «Монтана» в таких гр-я-я-язных джинсах и свитерах. 

-И в вязаных шапках. – добавил Роман, даже не замечая, что улыбается. 

-Ага! И обязательно под глазом синяк. 

Они хором рассмеялись коротким, совершенно одинаковым смехом.  

-Нет, не хочу быть такой. И потому дала себе обещание. Не буду никогда пить больше трех бутылок пива. Третья кончается, а я хочу еще. Знаете, так хорошо быть пьяной. Мир становится другим. Как будто из него кто-то ластиком стирает все плохое. Вот, трезвая, я бы никогда с Вами не заговорила. А тут уже второй раз ведем беседу. И я могу Вам доверять! 

-А завтра придется вернуться в помойку да еще и с больной головой. – Роман поймал себя на том, что эта мысль вызывает у него удовольствие. 

Все таки он прав. Нет в мире места ничему красивому, не уживается оно тут… 

-Я не согласна. –тихо сказала женщина. –мне еще далеко до помойки. И я еще повстречаю рассветы на волшебных, сказочных берегах вечности…Но в чем-то Вы правы. У меня есть риск погибнуть. Мне нужен спаситель. Будете им? 

- А как же друг-Бог? – ехидно напомнил Роман. – попросите, он поможет. Друзья должны помогать. 

- Знаете, в последний раз когда я просила у него помощи, он мне сказал, что мои дурные привычки – это то мое нажитое, что я никак не могу ему отдать, как бы он ни пытался у меня их отобрать. А так, как он меня очень любит, он не может вырвать у меня сигарету вместе с пальцами.  

-С Богом разговариваете? – усмехнулся Роман. – Голоса из воздуха слышите? Хм, да по Вам больница плачет. 

-Все их слышат. Просто некоторые люди имеет смелость их слышать, а некоторые имеют смелость их игнорировать. Так или иначе, сверху нам всегда помогают и нас любят. 

-Да? А отчего же мы тогда так страдаем? Умираем, болеем. 

-Каждый о своем страдает, наверное. А смерть… Не хотелось бы мне застрять тут навечно. К гостям, знаете, лучше относятся… 

-Да уж. – Роман загасил сигарету и постарался вложить в голос побольше иронии. – Да у Вас ответы есть на все вопросы.  

Но женщина ответила просто и грустно, словно в наказание ремнем по сердцу шлепнув: 

-Бросьте Вы играть в ехидну. Я всего лишь наивная дура, у которой в глазах застряли осколки розового стекла…И от этого слезы мои стали розового цвета. Идут годы, а я остаюсь прежней. И это не ответы на все вопросы. Кому-то даже не слова. Они из моей жизни… и тот Бог и те ангелы, что любят меня, возможно, в Вашем мире даже и не присутствуют. Может, вы из той реальности, где людей придумали дельфины, а небо всегда зеленого цвета…а я об этом не узнаю, потому что в мире людей ваш зеленый – это мой красный, но все его называют голубым.Откуда мне это знать? Я живу в своем микромире. И то, что я Вам говорю – Бог, любовь, голоса из воздуха – у меня это есть. 

-И у меня есть. – признался Роман. У нас с Вами, может быть, одинаково красные небеса. Просто Вы дружите с Богом, а я нет. Я вижу, что мир, что он создал – похож на помойку, полное дерьмо, а он ничего не делает, и смотрит оттуда сверху, этот Ваш дружок. Зачем создавать мир, которым не умеешь управлять? Зачем строить дом, если не умеешь навести в нем порядок? Дерьмовый он король своего королевства, а Ваши ангелы – вообще ленивые, жирные засранцы. 

-Не знаю, король ли он вообще… Королей люди придумали… – сказала Галя, выпуская дым с паром изо рта в холодный воздух. – Избирают королей тоже люди. А о Боге я знаю, что он изумительный архитектор, художник… романтик…и совсем не король. Родитель, скорее. Он не хотел управлять человеком, как роботом. 

-А что же он не придумает тогда что-нибудь? Пусть прекратится голод, войны, болезни? Пусть сделает людей счастливыми, если он их любит? – продолжал Роман атаку на Бога и чувствуя ярость. 

-Как можно сделать счастливыми тех, кто отказывается от счастья? Он сделает, а люди обратно вернут…Знаете, прямо сейчас где-то совсем рядом, есть удивительной красоты мир, там двое людей беседуют друг с другом с разных балконов, а по листве шуршит дождь, а где –то прямо сейчас день, солнце, и дети играют в волейбол…Но я этого мира не вижу. Потому что я сижу тут пьяная. А Вы видите? 

-Я промок. – сказал Роман и пошел к себе в комнату. 

*** 

-Галя повертела в руках пустую бутылку. 

-Я тоже. Последняя. А я не пьяна. Придется так ложиться… Но, если не напиваться, зачем пить? Можно не пить вообще. Или пить только тогда, когда хочется пообщаться с соседями. И безразлично, что меня потом будут считать алкашкой… Болтаю вслух? Значит, все-таки, пьяна. 

*** 

-Как хорошо, что ты меня сюда привел. Надоело одно и то же – рестораны, клубы, боулинги, шмоулинги…а просто так по городу погулять ни у кого мысли не придет. Проклятые мужики думают, что за деньги можно все купить.  

-Я тоже проклятый мужик. 

-Ой, и ты тоже. Не обращай внимания, вырвалось. Знаешь, я сама стала как мегера… Всех ненавижу и никому не верю. Только кошку свою люблю. Людям смотришь в глаза – они тебе вроде улыбаются, а холодом веет, как из холодильника. Неправильно это. 

-Понимаю. 

-Замечательный день был. Даже курить не хочется. Просто так погулять, поболтать, поесть простого мороженого… 

Света достала сигарету из красивой коробки и прикурила. Огляделась вокруг и, словно сбросила с себя что-то, легко вздохнула. Вытянула красивые ноги в узких брючках. 

-Как мирно... Мне казалось, такие места уже только в кино существуют. 

Она покосилась на Романа со все возрастающим интересом. 

-Когда ты меня пригласил погулять, я чуть не упала. Тебя, знаешь, как в офисе называют? Только не обижайся. Тролль. Ты же ни с кем не общаешься. А взглянешь – как ведро воды на голову…аж мурашки по коже. Полон вечной злобы. Вот и зовем тебя Тролль. И тут ты меня приглашаешь гулять. Но это только начало сумасшествия, другая его половина, что я соглашаюсь и мы проводим чудесный день!Гуляем по парку, птичек кормим, и болтаем о чем-то приятном… и о том, о чем обычно люди не болтают! Черт возьми, я не помню, когда в последний раз говорила о мультиках! Это все совершенно неправильно, Тролль. Ой, то есть, Ром… извини… 

Света смутилась, испугалась, что испортила день.  

-Ничего, ничего. – совершенно спокойно ответил Рома. 

-Что с тобой произошло? Или ты.. хм.. влюбился в меня? Скажи, а, Ром? Ну смелее! 

Роман сделал глубокий вдох и медленный выдох. Он созерцал, как солнце тысячей искорок разбивается о гладь зеленой воды пруда, и она, словно покрывало из тончайшего изумрудного шелка, усыпанного осколками хрусталя, колышется от ветерка. А над ней, даже словно из нее вырастает, поднимается другой берег, аллея, усаженная близнецами –елочками, маленькое кафе,украшенное пластмассовыми лианами и цветами, как гигантская клумба. И кажется, что на той стороне воды время медленнее и светлее, и живется там какая-то иная, мирная, полная смысла жизнь, а маленькая девочка в розовом пальтишке, что играет с большим мячом, и знает, знает главный секрет… 

-Не влюбился. Более того, до сегодняшнего дня я считал тебя самой пустой, самой криводушной, самой лишней бабой на земле. 

-Что-о?! – ошарашено протянула Света. 

- Не надо обижаться. Я говорю, что есть. И ты знаешь, что многие тебя такой считают, просто никогда не скажут этого вслух. Но я недавно накричал на тебя, сорвался ни за что. А вчера… подумал, что не имею я права орать на людей. Да, не складывается что-то в жизни у меня. Да, вижу это дерьмо яснее других и мне не наплевать и от этого больно. Но люди здесь ни при чем. Это сам я…злой какой-то. Вот и решил тебе устроить хороший день… С этими проектами мы все как офисные крысы, жизнь из коробки в коробку… ну, решил нас прогулять. Ты осталась довольна? Считая, я извинился таким образом. Словами я не умею расписывать. 

-Слушай, Тролль… -Света не нашла слов и изумленно рассмеялась. –Что за речь? Ха! Ну вообще! И что? Ты до сих пор считаешь меня никчемной? 

- Нет. – ответил Роман. – Чего мне о тебе судить. Вот, целый выходной вместе провели, пообщались как люди… Нормальная ты, даже умная. Я даже удивлен. 

-Тролль, я сейчас лопну или от смеха, или от удовольствия. – Светка хлопнула его по плечу. – Я не знаю, что ты за засранец такой, но я хочу с тобой дружить. Знаешь, за мной все бегают. Я знаю, как мужики в офисе шепчутся- «Я бы ее отодрал» и так далее. А бабы завидуют.  

Светка вытащила платок и красиво, театрально всплакнула: 

- Дуры они. А я замуж хочу. У меня еще со школы какая-то фигня. Все таращатся,как на куклу. В любовницы с пятнадцати лет пытаются затащить. Свиньи все… А я, между прочим, рисовать любила. И стихи писала, и рассказы о животных. Не дал бы мне Бог внешности, была бы замужем, с кучей детей и книжки писала, как Агния Барто. И сама бы к ним иллюстрации делала. 

-Да ладно хныкать-то. – Рому совершенно не тронула эта пламенная речь. – Хорошая у тебя жизнь -ты нормальная, красивая, здоровая девка. Агния Барто… Думаешь, у нее своих проблем не было? 

Светка промокнула глаза: 

-И вправду, что это я. Вон, с Андрюхой уже год вместе. Что ни захочу, дарит. Обещал, как разведется, поженимся. Буду ждать. У него фирма своя… Будем жить вместе и по миру колесить. 

-Он не разведется. Это тебя он развел, как дуру. – не меняя отрешенности тона, вставил Роман. 

-Разведется! – зарычала Светка угрожающе, меняя эмоции, как человек, не привыкший к правде. 

-Хотел бы, давно б развелся. А он тебе врет. 

-Заткнись, Тролль! Давай не будем ругаться, а! Блин, вот урод, такое настроение испортил… 

Она дернулась, словно хотела встать и уйти, но не сделала этого.  

-Сама смотри, Свет. – стал объяснять Роман, не задетый ее оскорблениями. – ты же сама видишь. Не мне судить. Пошли домой. 

-Он меня любит и разведется. Сначала это скажи, а потом пойдем отсюда! – сказала Света упрямо. 

Роман покачал головой. 

-Странная ты. Как будто, если я скажу это, так и случится. Я то тут при чем? Я что судья в ЗАГСе, разводить кого-то? 

-Да ты каркаешь! – взвизгнула Света, как с цепи сорвавшись. Рома приподнял бровь. 

-Ах, вот в чем дело? Слушай тогда меня. Я никогда не вру. Говорю, что вижу. Чудеса иногда случаются, но не в твоем случае. Если бы он хотел, развелся бы сразу же. Год вместе? Будете еще год. Думаешь, он будет что-то менять? 

Света снова расплакалась, но без театральности. 

-Тролль, урод, ненавижу тебя, чтоб ты сдох! 

-Плачешь, проклинаешь, потому, что соглашаешься. Я если говоришь что каркаю – то я тебе накаркаю. Ты со своим, как его, пробудешь еще месяца два. Потом тебе надоет ходить вокруг да около, и ты начнешь его клевать уже по настоящему – мол, когда ты разведешься и так далее. Он от твоего прессинга тут же сбежит. Ты будешь в депрессии, а там уже два пути. Либо ты поведешься еще раз и снова найдешь себе такого же, но с другим именем, либо решишь что в этот раз все будет по другому. И познакомишься с мужичком. Фирмы у него не будет, но и жены тоже. Он в тебя влюбится безумно, женится, на руках всю жизнь проносит. Сначала тебе будет плохо. А потом ты от такого внимания и любви станешь человеком, и позже поймешь, что так и было лучше для всех. Родишь детей, и кто знает, может, даже писательницей станешь. 

-Да пошел ты со своими пророчествами! – заныла Света, все же успокаиваясь.  

-Прогнозами – поправил Рома. 

-Андрей меня любит, понял? – хатараторила она. – И разведется! 

-Свет, ты орешь на меня так, словно это от меня зависит. – миролюбиво заметил Роман. 

-Да потому, что ты каркаешь! 

Роман почувствовал, что беседа пошла по второму кругу и поднялся со скамейки, начиная нервничать. 

-Хорошо, я каркаю. Епрст, она путается с женатиком, а я каркаю. Ладно, я виноват теперь. Все проклятья на меня! Валяй! 

Света достала из сумки мобильный телефон. Нажимая кнопки, пробормотала пару ругательств в адрес Романа. Встала и пошла прочь по алее, не оборачиваясь. У нее был красивый силуэт в модном плащике цвета хаки и сапожках цвета спелого абрикоса в тон с сумкой. 

-Алло, пупсик? –заверещала она в телефон. – А ты где сейчас? Забрать меня сможешь? Нет? На совещании? Когда приедешь?  

-Меня обманывать не нужно… – пробормотал Рома, любуясь Светкиным силуэтом и огрызая ноготь на мизинце. – Я сам обманываться рад. 

*** 

-Есть будешь? 

-Я дома поем. Ну и денек. 

Игорь бросил папку на стол, снял галстук, повесил его на спинку стула. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, вздохнул. На лице его было написано недовольство всем – даже тем, что он сейчас находится в этой комнате и вынужден раздеваться, чтоб заняться сексом.  

Галя замерла посередине комнаты: 

-Почему ты не ешь у меня? – спросила она тихо и руки у нее мелко затряслись. Как у человека, избегающего выяснения отношений, адреналин у нее выработался тут же, при первой же фразе.  

-что? – переспросил Игорь. 

-Почему ты не ешь у меня? – Галя задохнулась собственным возмущением. – Считаешь, я невкусно готовлю? Или думаешь, у меня грязно? Тараканы бегают?  

-Я не понимаю, к чему ты это… – Игорь застегнул рубашку и взял галстук. Намотал его на руку. Одна половинка его красивого лица странно скривилась.  

Галя метнулась на кухню и вернулась оттуда с тарелкой. Когда она оказалась возле Игоря, тот отшатнулся. Ему померещилось, что она хочет разбить тарелку о его голову. Но Галя лишь поднесла ее к его носу: 

-Видишь это? Она блестит! Я мою ее два раза мылом, и обязательно горячей водой! Смотри! 

Перевернув, она продемонстрировала другу сторону: – Стерильно! Почему ты не ешь у меня? Ты с работы приходишь голодный! Я всегда готовлю! «Я поем дома! – передразнила Галя. Игорь молча смотрел на нее и она не выдержала его глупого, угрюмого взгляда. Швырнула тарелку о стену и она влепилась в плакат с надписью «Я благодарю жизнь за». Оторвав уголок, разлетелась на множество осколков. Галя расплакалась: 

-Почему, почему ты это делаешь? – спросила она жалобно. 

Игорб скривил губы, будто тоже собираясь плакать.  

-Киса. – он притронулся к ее плечу, но Галя дернулась и в голос закричала: 

-Я человек, я не Киса! 

Она убежала в спальную и оттуда донесся лишь ее истерический, надрывный плач. 

*** 

-У тебя не грязно, наоборот, очень чисто. И готовишь ты вкусно, Галь. 

-ты то откуда знаешь? Ел, что ли? – кричала Галя в подушку. 

-Нет, но… верю. Уверен.. Понимаешь, Гал… если я домой приду сытый, мама обидится. Или, чего доброго, догадается, что был у женщины. А если я буду есть у тебя и нее, я стану толстый.  

Игорб рассмеялся и поцеловал ее в плечо. 

-Видишь, Кис, галя… Галчонок. Я тебя люблю. Ты же не хочешь чтоб я был толстый? 

Галя подняла с подушки мокрое лицо с прилипшей ко лбу рыжей челкой. Растерла тушь по лицу. 

-А где твоя любовь, Игорь? В чем она? Тебе двадцать пять лет, а ты боишься обидеть маму. Ее боишься обидеть, а меня нет. Приходишь, трахаешь, телек смотришь и уходишь. За три красивых слова? Как удобно.  

Игорь поднялся с кровати. 

-Не ожидал от тебя такой гадости. Думал, ты умная девочка. Психологией, вон, увлекаешься. К чему это все? Глупые какие-то истерики, детские. Ты меня разочаровываешь. 

-Это ты меня разочаровываешь. – отозвалась Галя полушепотом. – Тебе же на меня плевать, в корне! На жизнь мою. Ты знаешь, как мою маму зовут? Знаешь? 

Игорь промолчал. Галя встала с кровати и вышла из комнаты. Когда Игорь вернулся в зал, он понял, что между ними все кончено. Галя сидела с кресле, смотрела телевизор и курила. Когда-то он ей пригрозил: «Увижу с сигаретой, брошу. Клянусь, сделаю – я всегда отвечаю за свои слова». 

По ее виду Игорь понял: все странно вывернулось наизнанку. Было комфортным а стало очень неуютным. Галя смотрела не него, как на насекомое. 

-Уходи ты отсюда. – сказал она. 

Игорь ткнул пальцем в стену, где висели плакаты: 

-Сними ты эту макулатуру. Она тебя не сделает лучше. 

- Сделает. – Галя холодно сверкнула глазами и пустила дым в его сторону: – А тебя нет. Уходи и не звони мне больше. 

-Хорошо. –кротко сказал Игорь, забрал папку и галстук и ушел. 

Галя очень медленно затушила сигарету и закрыла лицо ладонями. 

«А кто-то обещал себе никогда не плакать, кроме случая, если кто-то умрет»- мягко напомнила память. 

«А я в самом деле немножко умерла» – сказала памяти Галя. «Той, какой я была, нет и в помине. И поделом ей». 

Память успокоилась. 

Галя отняла ладони от лица и испуганно вжалась в кресло. На пороге комнаты неподвижно стоял парень очень угрюмого вида. Не то, чтобы он был некрасив. Но веяло от него холодом, как от преступников или бездушных людей. 

-Ты же молоденькая совсем. – сказал парень. 

Галя узнала этот голос. 

-Вы – мой сосед снизу. – сказала она, анализируя ситуацию. Встала с кресла и зашла за него. 

-Да. Ты кричала и я решил спуститься. Отсюда вышел какой-то парень, дверь за собой не закрыл. Я решил войти и убедиться, что ты в порядке. 

-Ясно. –Галя шмыгнула носом, вытерла слезы. – Значит, дождался, когда стихнут крики и после пожара пришел? Посмотреть, теплая я еще или нет? 

-Нет. –ответил парень. –Я поднимался по лестнице. Только что с прогулки. Он тебя обидел?  

-Очень. – Галя тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам. Они оказались не черные, как он думал,а рыжие. Красивый, радостный цвет. И было ей лет двадцать, не больше. И она была очень красивой. 

-Ну и черт с ним. – сказала она. – будешь пиво? 

-Нет. 

-А я буду. Садись. Я сейчас. 

Галя прошла мимо него. Роман почувствовал сразу два запаха – один, неприятный, ее духов и сигарет. Другой – ее собственный, похожий на запах молодого подсолнуха. Он даже закрыл глаза, чтоб лучше чувствовать. 

-Очень красивая. – сказал он с удовольствием и улыбнулся так широко, как не улыбался уже несколько лет.  

Когда Галя вернулась с пивом в руке, она застала гостя у стены, увешанной ее плакатами. Их было четыре. На одном было написано: «Я благодарю мир за» – и тринадцать пунктов под ним, на другом «Я никогда не буду» (более объемный список запретов). Третий был еще почти пустой, пять пунктов под названием «Я люблю себя за», и четвертый с надписью «Я обязательно», где под ним было написано кривой рукой синим фломастером «Буду счастлива». 

-Не читай. – смутилась Галя. – Это белиберда. 

-Это не белиберда. – очень серьезно и даже грубо оборвал ее гость. – Это очень важно. 

Галя растерянно захлопала ресницами. 

-Какая же это белиберда? Как можно так называть свою жизнь? – отчитывал ее гость, не отрывая взгляда от надписей. 

-Черт те что и сбоку бантик. – сказал Галя. Она подошла к гостю поближе, сделала вид, что читает, а на самом деле ей захотелось постоять рядом с человеком, который так уважительно отнесся к ее внутреннему миру.  

-Я это писала для того, чтобы… -попыталась она объяснить, но он перебил ее: 

-Тсс, не мешай.  

Она лишь развела руками: 

-Окей, развлекайся… 

Сев в кресло, она рассматривала его невинно и открыто, как ребенок рассматривает взрослых в транспорте.  

Роман закончил чтение ее плакатов. Огляделся и увидел лист с «панацеей». 

-откройся жизни? – прочел он вслух. Подошел и сдернул его. – Это уже белиберда. Откроешься ей, и она сдерет с тебя все, что сдирается. Открой жизнь, вот, что нужно сюда написать. 

Галя хихикнула.  

-А что бы ты написал на двери в своей комнате? – спросила она.  

-Я бы написал –«Ты прекрасна». – сказал он и посмотрел на нее волчьим взглядом. 

Галя поперхнулась пивом. Роман улыбался. 

-Даже когда я представлял тебя сорокалетней алкоголичкой в грязной шапке, я уже тогда был готов на тебе жениться. Какого теперь ты черта хочешь, чтоб я писал у себя на двери? 

-Смешной ты. – заметила Галя, становясь очень смирной. –Смешной и колючий, как ежик. 

-Пусть будет так. – Рома подошел к ней, взял у нее из рук бутылку. Сделал пару глотков, поморщился: – Не пей ты эти помои.  

-Еще один учитель жизни нарисовался. – Галя вырвала бутылку у него из рук.  

Роман сел напротив нее и уставился ей в лицо тоскливо и изучающее. От этого взгляда Гале захотелось плакать. Это за него Романа с офисе прозвали Троллем.  

-Я тебе буду сам покупать хорошее пиво. – сказал он. – Только это не пей. 

-А если я сопьюсь? – Галя критически приподняла бровь.  

-Это твой выбор. Я буду его уважать. Стараться уважать, во всяком случае.  

Галя ухмыльнулась. Необъяснимая злоба закипела в самое середке ее сердца, которое, казалось, всегда было радостно распахнуто навстречу всему миру… А теперь там клокотал маленький ад обид и недоверия. И откуда столько злости? 

-А еще что ты мне купишь? – поинтересовалась она язвительно. – Золото? Я золото люблю, и икру. Знаешь, не пью хорошего пива без черной икры. 

Роман поднялся. 

-Я не знаю, кто здесь был до меня. – сказал он. – Но догадываюсь, это человек спал с тобой и даже не знал, сколько у тебя на теле родинок. Золото и икра? Ты заслуживаешь гораздо большего. И я тебе это дам. Но знаешь, что я вижу? Я вижу, как ты хочешь сделать из меня лопуха, который будет отдуваться за себя и за того парня. Будешь кататься у меня на шее свесив ножки, играть в сиротку и жертву, и так далее. Видал я такие подарочки. Поговорим, когда перестанешь валять дурака. 

Он пошел к выходу. Остановился на пороге и ткнул пальцем в один из плакатов: 

-И делай, что написала! Просто делай это и все! 

Гале даже пить расхотелось. Включив телевизор, она остаток вечера провела, свернувшись на диване, глядя в экран, где картинки меняли одна другу и ничего там не понимая.  

*** 

Ночные секунды нежнее дневных. Некуда торопиться, нечего ждать, кроме утра. Если не позволить роте дневных мыслей прежде времен атаковать сознание, прогнать их и прислушаться хорошо, можно ощутить, как время просачивается сквозь кожу свободным светлым потоком, овладевает тобой, наполняет тебя – снизу вверх, сверху вниз, жизнь- время, время- жизнь… Ночью это ощутимее. Впускаешь время в себя, и играешь с ним- то оно превращается в сияющий шар в центре груди, то застревает где-то в макушке, то приливает к животу… тепло. Время это? Или это я? Где кончаюсь я и где начинается время? А что есть я и что есть мое время?Кажется, это все таки я… Но нет! Это не было мной! Видимо, в теле есть граница, где время встречается со мной, сливается и, превращаясь в меня, исходит наружу, светом из глаз моих, выдохом… 

Какой занятный процесс…Можно разлиться океаном.. Можно растаять сосулькой- кап,кап.. Люблю ночь, ночь нежнее дня. Почему люди спят в это время? Ночью можно лежать и слушать, как время становится жизнью. Днем это ведь не услышишь, так шумно вокруг. 

…Ветер шумит в окно. Что ты стучишься? Нужно открыть тебе… кто знает, какие новости ты мне принес. 

Я должен как-нибудь рассказать ей об этом. Чтобы она улыбнулась. Она лучше меня знает это секрет. 

*** 

-Ром, погоди! Я на каблуках! 

Света поравнялась с Романом. Взяв его за рукав, оглянулась воровато по сторонам, высматривая свидетелей. 

-Пошли, покурим, поговорить надо. 

-Мне надо или тебе? 

-Тролль, прекрати. Мне нужна твоя помощь. Я прошу. Видишь, Ром, я прошу. Все врут мне в глаза и лицемерят, кроме тебя. Пошли, пожалуйста. 

-Говори тут. 

Рома скрестил руки на груди, расставил ноги на ширине плеч, показывая, что и с места не двинется с офисного коридора. 

-Тут люди ходят. – процедила Света с досадой. 

-Боишься, что увидят, как ты советуешься с троллем? – подковырнул Рома.  

-Ладно… – Света некоторое время колебалась, затем взглянула Роме в глаза и начала говорить: 

Мы гуляли по парку, помнишь? Ты сказал про Андрея. Ты сказал, что он не разведется. Ты точно это знаешь? 

-Да, Свет, знаю. 

-Откуда? Ты ведь не знаешь, какие у нас отношения. Он меня любит, а я его. Знаешь, как он меня ревнует? Постоянно проверяет мой телефон. А как мы с ним ругаемся! Ты ведь его даже в глаза не видел! Как ты можешь о чем-то судить, если не видел этого? Даже экстрасенсы ошибаются, а ты кто такой? Он разведется, понял? Я вчера спрашивала! Он сказал, что после того, как заключит одну важную сделку, разведется тут же. А это будет через три месяца. 

-Пошли, попьем каппучино. – сказал Роман. – Слушал тебя, слушал, и тут так кофе захотелось. Ей Богу, как беременный. Пошли.  

-Ты что, сбрендил? Какой кофе? Ты меня и не слушал что ли? 

Роман уверенно взял ее под руку. 

-Пошли, пошли. 

*** 

Жизн- штука с ребусом. В ней все специально подстроено так, чтобы мы двигались. Знаешь, как кровь в организме. Все клеточки движутся, постоянно по кругу, по кругу. И, для того, что жить двигаться должны все. Странно. 

-да уж, не говори. 

-Мы тоже, как те клеточки, Свет. И мы кому-то нужны для жизни. Мы все- клеточки Тела. А каждая клеточка представляет себе, что она человек. Иначе двигаться не будет. Вот развод!  

-Тролль, ты сумасшедший. И не ржи так громко. Люди смотрят. 

-Пусть. Я не собираюсь держать рамки приличия перед теми, кто каждый Новый Год, напиваясь, танцует под Верку Сердючку, а потом весь год ведет себя так, словно он пуп земли.  

Светка расхохоталась. 

-ну ты даешь.  

Она склонилась к нему: 

-Послушай, Ром. Скажи честно. Ты ведь запал на меня. Поэтому и сказал, что Андрей не разведется. А себя поставил в роли того мужичка. Скажи мне, я не обижусь. Я привыкла. Мужики передо мной и не выплясывали. И эти приглашения… отведи душу. 

-Умная ты, Светка. – порадовался Рома. –Умница, красавица. Но слишком уж зациклена на себе. Носишься со своей красотой как ведьма с метлой. Мужики за тобой бегают не ради тебя, а ради себя. Любуются красивой шкуркой и охотятся, как за норкой.  

-Ты меня бесишь, Тролль. Так все-таки, скажи мне. Откуда ты знаешь, что он все-таки не разведется? 

Рома с удовольствием пригубил кофе, прикрыл глаза. Он явно дразнил Свету. 

-Теперь скажу. Но при условии, что не будешь орать, проклинать, а будешь слушать и не спорить. 

-Окей. Погоди, погоди. Я закурю. 

Света полезла в сумку за сигаретами, не нашла. Взяла со стола Ромину пачку. Заглянула туда: 

-Последняя. 

-Бери. –разрешил Рома и она закурила.  

-Давай, говори теперь. 

-Я точно знаю, что он не разведется оттуда, откуда и ты это знаешь, Свет. Жизнь простая вещь. Все, что хочешь знать, лежит на самом верху. А для того чтоб понять, надо всего лишь спрашивать. Вот я тебе задам пару вопросов, и ты ответь. 

-Давай, Фрейд. – Светя явно нервничала, но держалась молодцом и Рома даже уважительно покивал головой. 

-Он тебя любит?- начал он допрос с пристрастием. 

-Да!- уверенно ответила Света. 

-У вас хорошие отношения? У вас есть все, что нужно в отношениях?  

-Да! Все есть! – Света морщилась от невкусной сигареты, но продолжала курить. 

-А зачем ему тогда разводиться? 

-Света стряхнула пепел. Ложечкой помешала пенку в чашке. 

-Зачем… – повторила она про себя и задумалась. –Чтоб я была его женой… 

-А что это ему даст? 

Света неопределенно хмыкнула и ничего не ответила. И даже не старалась выглядеть бесшабашной. 

-Мы будем вместе. – то ли утверждая, то ли вопрошая, ответила она, очень тихо. 

-Ладно. Я вижу тебе здесь уже все ясно. Это ему ничего нового не даст. Он тебя любит, ему удобно, хорошо, ему не нужны проблемы. Не буду мучать тебя больше. Вторая фаза, с заключением сделки. Ты же не дура, умная девочка. Себя теперь спроси. При чем тут сделка и развод? Он что, у тебя, президент страны? На нефть сделку заключает? Или жена его пресс-секретарь?  

Света смолчала. Затем все-же выдвинула версию: 

-Развод, понимаешь, такая тягомотина… Требует много времени, денег, сил. А бизнес такой процесс, тут никогда не бывает времени.  

-Значит, он заключит одну сделку, и фирму закроет? 

-нет, зачем?! 

-Значит, времени как сейчас нет так и потом не будет. Будут сделки постоянно мешать. И вообще, что это за сделка такая- три месяца готовиться? Душу продает, что ли?  

-Не знаю. – ответила Света сорванным голосом, словно до этого кричала. – ты меня запутал… 

-Распутал. –поправил Рома. Допил кофе, но уже без удовольствия. Кто ему эта Светка? Почему он должен сопереживать ее проблемам? Тем более, она сама виновата. А сидит напротив него, с широко раскрытыми в никуда глазами, а ему так больно, словно он половину ее беды берет на себя.  

-Свет, вот еще вещь… – сказал он. – У лжи есть запах. Если человек много врет, этот запах становится личным. Но другой человек всегда этот запах чувствует. Особенно если живет правдой. Вот ты перестанешь себе врать, и другим, и через какое-то время тоже начнешь этот запах различать. Я вот перестал.  

-Чешешь ты все, Тролль.- устало сказала Светка. –Я же не знала, что он мне врет.  

-ты просто привыкла к этому запаху лжи. Бывает, даже к запаху духов человек привыкает. А как только ты мне сказала «Мы поженимся», я сразу этот запах ощутил. Кстати, твои подруги тоже его чувствуют. Вы, женщины, лучше развиты нюхом. Но подруги врут тебе, лицемерят. Потому, что знают, если скажут правду, ты начнешь петь песни о том, что тебе каркают и завидуют. 

Света опустила голову на руки. 

-Ром…Обними меня. Так тяжело. Ничего не думай такого… 

-Да ничего я такого не думаю. 

Рома подвинул стул к ней поближе и, взяв ее жесткие худенькие плечи, притянул ее к себе и стал неуклюже поглаживать по спине. – Ну, типа того, что все равно все будет хорошо. 

«Не умею я утешать»- подумал он. –«Боль умею причинять, а утешать нет». 

-Я не умная, Ром. Я дура. Из всех дур самая дура это я. 

-Ой да не переживай. Всегда найдется кто-нибудь глупее. 

«Да уж, утешил». –подумал он и обозлился на себя.  

Светка не плакала, слезы кипели у нее в глазах, но она, как мужчина, крепилась до последнего, и лишь сжимала злобно руки в кулаки, и старалась не плакать. Роме это очень не понравилось. Женщины могут плакать. Если женщина пытается не плакать, это очень нехорошо. Но все же было у него ощущение, несмотря на беспокойство, что в этом мире что-то встало на свои места – будто далеко-далеко в космосе маленькая планета вернулась на свою орбиту, и это отозвалось благодарным эхом в его тяжелой, покрытой шрамами, душе… 

-А помнишь, ты говорил про того мужичка? – напомнила Света, когда они возвращались домой, неторопливо меряя шагами щербатый тротуар. 

-накаркал. – с легкой кислинкой уточнил Роман.  

-Я знаю, что я сделаю. Скажу этому Андрею… 

Роман залепил ладонью ее напомаженный рот. 

-Тихо! 

-ты чего! – испугалась Света, хватая его руку. 

-не говори мне, что собираешься ему сказать. Я не хочу этого слушать. И никому не говори, все испортишь. Скажешь ему.  

-Ладно. – Света, вроде, поняла, что он имел в виду.  

Они остановились у подъезда ее дома.  

Вдруг Света встала напротив него, взяла двумя пальцами Романа за воротник рубашки и заглянула ему с глаза. Странно улыбнулась. 

Роман вытянулся по швам, как в армии вытягивался перед старшиной. Света продолжала вопросительно смотреть ему в глаза и страшно улыбаться.  

-Зайдешь? – спросила она.  

Роман молча помотал головой. 

-Точно?  

Он взял ее руки и отвел от себя. 

-не надо… Этого. – заикаясь, произнес он.  

Он втянул носом запах ее волос и зажмурился. Ему захотелось развернуться и бежать со всех ног. 

-Просто так… на чашку кофе. Я тебя зову. – Света выделила слово «Я», сама удивляясь ему. 

Роман, стараясь не вдыхать, не обращать внимания на запах, взял ее лицо в свои ладони и всмотрелся в него. Какая она была в детстве? Красивая она все-таки женщина. 

-Не надо так со мной. – попросил он. – Я же зайду. А потом что? 

-Все равно. – сказала она хрипло.  

-Не все равно. Мне- не все равно.  

-А я ведь нравлюсь тебе все-таки, Тролль. – торжествующе прошептала Светка.  

Он кивнул и нервно сглотнул.  

-Нравишься.  

-А ты бы женился на мне? – она поймала его взгляд и не отпускала. –Женился бы? 

-Да. – ответил Роман, не моргая. 

Света отпустила его и отступила на шаг. Страшная улыбка наполнилась грустью и стала обычной, усталой. 

-Знаешь, Тролль, а ты был прав насчет запаха. У лжи действительно он есть. Я его чувствую.  

-ты иди домой, Свет. 

-Спасибо тебе. 

-Пока. 

Он развернулся, сунул руки с карманы, и быстрым шагом, почти бегом, пошел по тротуару.  

Он толкал прохожих, ему хотелось расстегнуть воротник рубашки, ему хотелось скорости, или просто разбить стекло... 

Через какое-то время он успокоился. Шел более размеренно, слушал собственное сердце. Думал о Светке, о Гале, о бывшей невесте, о своей матери, о всех тех, кто был у него в жизни, кого было так тяжело найти и так тяжело потерять… 

Он думал о женщинах и все женщины мира казались ему маленькими, слабыми, беззащитными… Виделось ему, что какая-то беда нависла над их головами, угроза какая-то, и всех их надо срочно спасать, хватать и бежать из этого черного города, страшного места.  

«Это не так»- думал он словами, что перебить эти мысли –«женщины сильные и мудрые. Они намного сильнее. Все образуется». 

Слетела с дерева и почти под носом его с ужасным воплем пролетела сорока. Роман остановился и задрал голову. Мелкий дождь стал тикать ему по лицу, попадать в глаза, щелкать по холодным щекам.  

Он улыбнулся. И вдруг поймал на себе взгляд какой-то прохожей. Она смотрела на него с любопытством и интересом.  

Он улыбнулся ей в ответ и пошел домой. 

*** 

-Ты здесь? 

-Да. 

-Давно тут сидишь? 

- Да. Ты плачешь. 

-Чего мне плакать? У меня все отлично. Просто замечательно. 

-Вот я и говорю, чего ты плачешь, если у тебя все замечательно. 

- Не плачу я. 

-ну-ка, выгляни, я фонариком посвечу. 

-Вот еще. 

-выгляни, я сказал. 

-Только на секунду. 

Она высунула голову и в лицо ей ударил луч зеленого света. 

-не прячься обратно. Ты как инопланетянка в этом свете. 

-Я вообще на этом свете инопланетянка.  

Галя спряталась на балконе. Ей захотелось сбежать обратно в комнату, но она сидела и прислушивалась. 

- Почему ты сегодня не пьешь?  

- Не хочу пить. 

- Давай поиграем. Я буду называть цветы, а ты мне будешь говорить, какого они цвета. 

-Ой, какая обалденно сложная игра! – рассмеялась Галя.- ни за что не осилю. 

-Попробуем. 

-Давай. 

-Фиалки. 

-Фиолетовые. 

-Сирень? 

-Сиреневая. 

-Розы. 

-Красные…Хотя, розы бывают белые, розовые… Разные… 

- А фиалки и сирень тоже бывают белые. Почему ты не сказала что розы розовые? 

-Хм, странно. Давай еще. 

-Тюльпаны? 

-Ммммм…Зеленые! 

-Ирисы? 

-Ирисы…Желтые в горошек! 

-Так лучше. Ты больше не плачь? 

-Кого это касается… Кстати, как тебя звать? 

-Рома. 

-Красиво. А меня – Галя. 

-ну, и что? 

-Рома, а отчего ты всегда такой злой?  

-Есть такой гормон- обозлин, так вот, во мне его много.  

-Понятно. 

- Слушай, мне холодно тут. Давай я зайду в комнату и ты мне позвонишь, и мы поговорим. Хорошо? 

-Хорошо. Давай номер.  

-Погоди. Сначала я расскажу тебе притчу, которая мне приснилась вчера. 

Однажды два человека – мужчина и женщина, сидели на самой высокой скале и мочили ноги в водах самого глубокого океана. 

- Ну вот и придумали для нас мир. – сказал мужчина. 

-Красивенько. – согласилась женщина.  

-Будем тут плодиться и размножаться. 

-Неплохая перспективка. Предлагаю что-нибудь придумать, чтобы не было скучно. 

-Что именно? Мы придумаем любовь.  

-Любовь? А что это будет? 

-Это будет то, о чем все будут спорить, то, что все будут искать, ради чего будут жить. И люди никогда не узнают, появляется ли любовь из ниоткуда или они создают ее сами.  

- Но это уже придумано. Это же жизнь внутри нас. Она, как и любовь, обладает теми же тайнами, и узнать жизнь можно по тем же признакам, по каким узнаешь любовь. Давай лучше придумаем нелюбовь. Чтобы люди думали, что существует на свете еще что-то, кроме жизни и любви. И искали этого тоже. Придумаем войну и вражду. Для того, чтобы можно было всегда отличить, где любовь, а где нелюбовь, а где вообще ничего нет. Но и это будет такой же загадкой, потому, что никто никогда не узнает, что же на самом деле существует, а что нет- любовь или нелюбовь. 

И придумали они любовь и нелюбовь, и стали они плодиться и размножаться, и вот, каждый знает великую тайну, но ищет ее у других, чтоб сравнить, и продолжается это уже много, много лет, потому, что если нет поиска, нет и движения, а не будет движения, не будет и времени, и остановится все, и распадется на части.  

-Хорошая притча, но у меня есть несколько вопросов по ее содержанию. 

-Ладно, тогда иди и звони мне, потому, что я уже продрогла до костей.  

-Погоди, погоди. Я задам тебе вопрос. Ты когда нибудь будешь меня обижать? 

-Не знаю. Буду, наверное. А ты меня? 

-И я тебя тоже. Я злой. 

-И я злая. А в сказках все злые должны умереть. 

-так и будет… наверное.. Когда-нибудь. 

-Ага. Ну ладно.Поживем, увидим…  

Б.Д.Сподынюк. Амбре  

или запах чеснока. 

Иронически – трагический рассказ со счастливым концом. 

Борис работал начальником отдела Логистики в агентской компании крупного французского судоходного концерна, у которого основным видом его деятельности была перевозка грузов в морских контейнерах по всем морям и океанам нашей планеты. Эта деятельность была успешной, и концерн, постоянно, входил в тройку мировых лидеров. 

Борис возглавлял отдел Логистики уже семь лет и был на хорошем счету у шефа компании и руководства самого концерна, которое располагалось во Франции, на берегу Средиземного моря в городе Марселе. Борис, до прохода в эту компанию на эту должность, более десяти лет проработал директором крупного авто предприятия, пройдя все ступеньки профессионального роста от слесаря авто ремонтника до директора, поэтому, поступив в компанию, он применял те правила и положения, которые прекрасно знал, занимаясь эксплуатацией грузовых автомобилей.  

Исходя из этого своего опыта, он построил работу отдела так, что за год до событий описываемых здесь, руководством концерна показатели работы его отдела были признаны лучшими в мире среди всех агентских компаний. За эти достижения Борис получил крупные премиальные и пользовался непререкаемым авторитетом 

Шефом агентской компании, в то время, был бывший начальник одного из отделов Черноморского морского пароходства, которое в период первых лет независимости Украины, благополучно разворовали и распродали, лишив Украину торгового флота. 

Шеф, быстро, сориентировался в ситуации и, уволившись из пароходства, договорившись с французами, открыл агентскую компанию, которая агентировала заходящие в Одесский морской торговый порт контейнеровозы, а так же, делала внутри портовое экспедирование контейнеров, аккумулировала порожняк и организовывала его погрузку и отправку из Одессы. 

Компания за короткий срок набрала финансовую силу и вышла в группу лидирующих компаний в этой сфере. 

Хотя, на первый взгляд, никто и предположить не мог, что его шеф способен так организовать работу и набрать такие кадры, которым, по зубам, была любая проблема. 

Представьте себе мужчину пятидесяти лет, ниже среднего роста, с хорошо обозначившимся кругленьким животиком на коротеньких ножках, семенящих при ходьбе, 

круглым благообразным лицом, на котором постоянно сохранялось смиренное выражение глубоко верующего человека, тихим кротким голосом и задорным хохолком светлых волос среди глубоких залысин, и вы получите портрет шефа Бориса. На самом деле он был глубоко верующий человек, неоднократно ездивший в Израиль и молившийся там в храмах. Шеф тратил огромные средства на благотворительность, строительство церквей и часовен. Его кабинет был полон икон и крестов. Выражение благостности не сходило с его лица.  

Но, когда дело касалось денег, шеф, в мгновенье, превращался в акулу бизнеса и мог сожрать любого, кто собирался помешать ему получить эти деньги. Сожрав и выплюнув косточки, на его лице появлялось, опять, благостное выражение всеобъемлющей любви к богу и людям. 

Неделю назад, в кабинете Бориса раздался звонок, и Борис услыхал в трубке журчанье кроткого голоса шефа. После взаимных приветствий шеф спросил, имеются ли в наличии в порту порожние рефрижераторные сорока футовые контейнеры. Борис, посмотрев в компьютерную базу учета, ответил, что в порту имеются десять штук рефрижераторных сорока футовых контейнеров. После этого шеф попросил никому их не выдавать и не отправлять их порожними, они ему могут понадобиться. После этого, поблагодарив Бориса своим елейным голоском, шеф отключился. 

Борис, тут же, позвонил работнику своего отдела, постоянно находящемуся в порту, и приказал проверить техническое состояние этих контейнеров и доложить ему. К концу дня ему доложили, что контейнера технически исправны, рефрижераторные установки у всех контейнеров в рабочем состоянии, но клиент, получивший в этих контейнерах груз корейского чеснока, сдал их неубранными и не вымытыми. Борис, немедленно, связался с руководителем фирмы – получателем груза чеснока и выставил ему претензию. Тот, клятвенно, пообещал нанять в порту людей, которые в течении суток уберут и вымоют контейнеры внутри. Борис позвонил в порт своему работнику и приказал ему проконтролировать выполнение этой работы и её качество. На следующий день, после обеда, его работник доложил, что получатель груза нанял несколько женщин, и они убрали контейнеры от чесночной шелухи и вымыли их изнутри. 

Борис съездил в порт, посмотрел сам на качество уборки, сделал несколько замечаний и доложил шефу по телефону, что заказчик может забирать контейнеры. 

Шеф, ещё раз, поблагодарил Бориса и сказал, что ему удалось заключить контракт на отправку во Францию нашего сливочного масла, и что заказчик не будет забирать контейнеры, а привезет масло в порт на рефрижераторных автомашинах, а там, масло из машин перегрузят в наши рефконтейнеры. 

За два дня до прихода судна, на котором рефрижераторные контейнеры должны были быть отправлены во Францию, позвонил шеф и с истерическими нотками в, обычно, кротком голосе, заявил, что заказчик отказывается грузить сливочное масло в наши контейнеры, так как в них стойкий запах чеснока, которым сливочное масло пропахнет, пока дойдёт к получателю. Дальше шеф сказал, что Борис имеет двое суток чтобы избавить контейнеры от этого запаха, в противном случае на компанию наложат неустойку за невыполнение контракта плюс за простой прибывших машин рефрижераторов, плюс, плюс….. 

В общем, перспектива вырисовывалась безрадостная. Проклиная все на свете, включая чеснок, Борис понёсся в порт и собрал всех работников своих на консилиум. 

Объяснив создавшуюся ситуацию, он объявил мозговой штурм. Принимались все идеи, даже бредовые, лишь бы в них имелся ответ на вопрос: «Как избавиться от запаха чеснока?» 

После двухчасового обсуждения были выделены следующие пути решения проблемы. 

1. Произвести мойку контейнеров внутри моющим средством с последующим одорированием хвойным дезодорантом. 

2. Произвести мойку контейнеров внутри раствором уксуса в воде ( совет получен от бригадира портовых уборщиц Софьи Исааковны) 

3. Купить сырые зёрна кофе и зажаривать их внутри контейнера. 

Решили начать с кофе, достали десять примусов, купили три килограмма сырых зёрен кофе и в десяти контейнерах жарили их в течение часа. По порту разносился такой запах кофе, что докеры не выдерживали и срочно бежали к буфету, чтобы под этот насыщенный запах, успеть выпить те отжимки кофе, которые продавали в том буфете. Борис торжествовал, вопрос, думал он, решился. Но, не тут то было. Спустя полчаса после того, как сковородочки с жареным кофе вынесли из контейнеров и, ветерком, выдуло остатки кофейного аромата, явственно, почувствовался стойкий запах чеснока. Тогда решили протереть внутри контейнеры раствором воды с уксусом. Софья Исааковна божилась, что запах чеснока исчезнет. Тогда Борис решил нанять всю бригаду портовых уборщиц во главе с Софьей Исааковной, послал своего портового экспедитора за уксусом. Тот привез двадцать литровых бутылок уксуса, и Софья Исааковна со своими девочками (так она называла своих сотрудниц), добросовестно, протёрли пол, потолок и стены внутри каждого рефконтейнера. Когда Борис пришел принимать работу и рассчитываться, лицо Софьи Исааковны светилось неподдельным торжеством. В контейнерах пахло уксусом. Борис выразил сомнение, подойдет ли французам сливочное масло пахнущее уксусом, на что Софья Исааковна, со всей присущей ей убедительностью опытного работника ведра и тряпки, доказала Борису, что уксус выветрится и заберёт с собой запах чеснока. 

На следующее утро Борис со своими сотрудниками начали работу с посещения вымытых вчера бригадой Софьи Исааковны контейнеров, двери которых, специально, оставили на ночь открытыми. 

Войдя в контейнер, Борис убедился, что Софья Исааковна была права, но, только, наполовину. Действительно, запах уксуса выветрился, но органы обоняния Бориса и его коллег чётко ощущали стойкий запах чеснока. Хотели предъявить Софье Исааковне претензию, но её бригада работала, сутки через трое и предъявлять претензию не было кому. 

Остался последний вариант, ещё раз вымыть внутри контейнеров моющим раствором и побрызгать стены дезодорантом. Когда все было куплено, приступили к работе. Представляете себе эту площадь, которую необходимо было вымыть и дезодорировать. Чтобы вы имели представление, я вам, просто, назову внутренние размеры сорокафутового рефрижераторного контейнера. Длина пола составляет двенадцать метров, ширина почти три метра, высота три с половиной метра. И всю эту площадь нужно умножить на десять, так как контейнеров десять. Поэтому весь личный состав отдела занимался этой работой всю ночь до восьми утра следующего дня. В отделе на хозяйстве осталась помощница Бориса по учёту контейнеров, которой он дал задание залезть в Интернет и переворошить весь мировой опыт и выяснить, что они рекомендуют и, что нужно сделать, чтобы избавиться от запаха чеснока. Буквально через десять минут после того как коллеги Бориса закончили мойку и дезодорацию контейнеров, позвонил шеф и приказал через час Борису прибыть в его кабинет. 

Контейнера стояли с открытыми дверями и потихоньку высыхали, Борис заходил в каждый и принюхивался. Ему казалось, что ненавистный запах чеснока исчез, но когда он вышел на пирс и подышал полной грудью свежий морской воздух,  

а затем вошел в контейнер, он опять почувствовал всё тот же запах чеснока. Выйдя из контейнера и присев рядом со своими сотрудниками, которые обессилено сидели рядом с контейнером прямо на пирсе, он с бравадой висельника который шутит перед повешением, сказал своим сотрудникам: «Мне, наша ситуация, коллеги, напоминает один анекдот про ассенизатора, который влюбился, и решил назначить девушке, в которую он влюбился, свидание, но перед этим посоветовался со своим другом, как и что нужно сделать? Его друг сказал ему, что ни о каком свидании не может идти речь, так как от него пахнет дерьмом на версту и посоветовал взять кусок хвойного мыла побольше, и весь кусок смылить на себя в бане. Ассенизатор, понюхав себя, признал совет друга справедливым, купил большой кусок хвойного мыла и отправился в баню, где и смылил весь кусок, моя своё тело. Затем, после бани, он пришел к другу и спросил его, чем, сейчас, от него пахнет? Друг понюхал его и сказал, что от ассенизатора пахнет так, как будто кто-то под ёлкой нас..л.» 

Увидав, что его коллеги немного повеселели, Борис сказал, что пошел на ковёр к шефу, доложить ему что удалить запах чеснока в условиях порта невозможно. 

Войдя в кабинет шефа, Борис почувствовал, что шеф в ярости. Он ничего не хотел слушать, он орал, что теряет огромные деньги, что двадцать рефрижераторных автомашин стоят на подъезде к порту уже сутки и ни на минуту не могут выключить двигатели, так как двигатели вращают генераторы создающие напряжение для работы холодильных установок. Идет огромный расход топлива, люди, живущие рядом с въездом в порт, жалуются на круглосуточный шум, Госавтоинспекция грозится арестовать машины и поставить их на штраф площадку. Перегружать груз в контейнеры, так же, невозможно, так как они воняют чесноком, следовательно, ближайшим судном их отправить не удастся, заказчик наложит огромные штрафные санкции которые разорят компанию. Перехватив воздуха, шеф закончил тем, что виноват во всём Борис, и шеф, больше, ни минуты его не хочет видеть на работе. 

Борис пожал плечами и вышел из кабинета шефа, прошел в свой кабинет, собрал личные вещи и покинул офис компании.  

На следующее утро Борис проснулся, довольно, поздно, памятуя о том, что его уволили и ему спешить некуда. Он тщательно побрился, не торопясь, позавтракал и, только, начал ощущать это пьянящее чувство свободного человека, как в двери позвонили. Открыв двери, Борис увидал кадровика, посторонившись, сделал ему рукой приглашающий жест. Как только кадровик переступил порог, они поздоровались, а затем, кадровик спросил, почему Бориса нет на работе? Шеф его вызвал и послал за Борисом, так как Бориса нет, и все звонки клиентов по сдаче порожних контейнеров секретарь переключала на шефа. Так как шеф не мог ответить клиентам вразумительно, потому, что не знал обстановки с приёмом порожних контейнеров в портах, так же он не знал какие контейнеры и в какое депо можно отправить, и не только он не знал, никто в офисе компании этого не знал, кроме Бориса. Поэтому, обладая быстрой реакцией, и поняв, что погорячился, он послал за Борисом. Прокрутив всё это в голове, Борис пообещал быть через час в кабинете шефа. 

Ровно через час Борис входил в кабинет шефа, сел в кресло в ответ на приглашающий жест шефа и, вопросительно на него уставился . Шеф, немного, помялся и в итоге признался, что погорячился и попросил зла не помнить. Уверил, что по-прежнему уважает Бориса, и что сам виноват. Он не предупредил Бориса, какой груз будет в контейнерах, хотел подольше сохранить коммерческую тайну. Предложил, вместе, подумать, как выкрутиться из этой ситуации. Борис, как человек не злопамятный, уже на шефа не злился, понимая, что бизнес есть бизнес. И тут у него как стрельнуло в мозгу, у него появилась идея, которую он предложил шефу. Шеф, тут же, связался с заказчиком и предложил ему идею Бориса, тот мгновенно согласился, и через час рефрижераторные машины заезжали в порт и начали перегрузку сливочного масла в контейнеры, но не в ящиках а в ящиках установленных на деревянные полеты, наглухо закрытые полиэтиленовой пленкой, самой толстой, которую, только, можно было найти. В тот же день контейнеры были погружены на судно. 

Около шестнадцати часов Борис добрался до своего кабинета, сел в кресло и задумался. В этот момент в двери постучала его помощница, которой он давал задание поискать в Интернете, есть ли рецепт либо технология дающие возможность избавиться от запаха чеснока. Она вошла с радостным видом и доложила, что нашла то, о чём её просил Борис и подала ему принтерную распечатку. 

Борис внимательно прочитал раз, затем ещё раз, затем начал хохотать так, что его помощница заглянула в его кабинет. 

Не прекращая смеяться, он поманил её зайти, и когда она вошла, Борис попросил её прочитать то, что она ему принесла. Она развернула лист бумаги и старательно и четко прочитала: «Для того, чтобы избавиться от запаха чеснока, необходимо пожевать пару веточек петрушки». 

Конец. 

Б.Д. Сподынюк.  

Летучий голландец. 

Рассказ. 

Он был отмечен судьбой, в каком-то роковом плане, где бы он не появлялся, вслед за ним приходила беда. Внешне, он выглядел, как обыкновенный молодой парень, который звёзд с неба не хватал, учился в школе средне, когда отлично, когда чистый кол. С соучениками у него и в школе, и в техникуме, куда он поступил после восьмого класса школы, были нормальные отношения. Он участвовал в курсовых вечерах в качестве конферансье и пользовался успехом за свои шутки и нормальное чувство юмора. На втором курсе техникума, он познакомился с девушкой, отношения с которой развивались в абсолютно нормальном русле. После окончания техникума, учитывая тот факт, что его могли забрать в Армию, месяцев через шесть, он и ещё трое его друзей, выцыганив у родителей некоторую сумму денег в дополнение к своим стипендиям, решили съездить в Ленинград. Походить по Эрмитажу, съездить в Пушкино и посмотреть на знаменитый каскад фонтанов в Екатерининском дворце. 

Тем более, вопрос проживания их не волновал, под Ленинградом, в Колпино у его друга были какие-то родственники, которые жили в огромном частном доме и, разрешили ребятам пожить с ними на время их пребывания в Ленинграде. 

Единственное, что было не очень хорошо, так это то, что вылетели они в Ленинград двадцать седьмого января.  

Выйдя из самолёта в Пулково, они сразу ощутили, что погода испортит им их путешествие основательно. Но, они были молодые люди, и считали, что это преодолимо. 

Они рано вставали, быстро завтракали тем, что купили с вечера, и садились в электричку до Ленинграда. Там они шли в Эрмитаж, либо в Кунсткамеру, либо в Петропавловскую крепость. В этих экскурсиях познакомились с симпатичными девчушками из Иркутска, которые, так же, приехали посмотреть достопримечательности Северной Пальмиры. И всё бы было хорошо, если бы не погода. Погода в Ленинграде в конце января, начале февраля, просто отвратительная. С утра небольшой морозец, к одиннадцати температура ноль или плюс один градус по Цельсию, снег на тротуарах превращался в такую хлюпающую жижу, после ходьбы по которой полчаса, любая обувь начинала протекать, и ребята ходили с мокрыми ногами постоянно. Они приехали в модельных туфельках, с тайной мечтой произвести впечатление на молодых ленинградок. 

И до сих пор, я удивляюсь, как они не простуживались в этой гнилостной погоде. Хотя, им было по восемнадцать лет, когда на такие мелочи, как мокрые ноги зимой, организм, просто, не обращает внимания. Приезжая в Колпино, они дружно ставили свои туфли на горячую печь, и за ночь они высыхали, для того, чтобы вдрызг промокнуть на следующий день. 

Однажды, когда до отъезда из Ленинграда оставался один день, Леонид Говоров, у которого подошва на его туфельках была самая тонкая, решил пораньше уехать в Колпино, потому что в туфлях, уже хлюпало, как и на тротуаре. Он сказал своим друзьям, что подождёт их дома, полежит в тепле, почитает. Они проводили его на электричку, а сами пошли ещё погулять по Ленинграду, и посмотреть в городском саду домик Петра, – «Монплизир». 

Леонид, устроился на жёсткой лавке посреди вагона электрички, и посреди лавки, потому, что в этом месте, под лавкой, был установлен электрический обогреватель, прижав к нему ноги, появлялось чувство комфорта и тепла. Электричка до Колпино шла минут сорок, после Ленинграда подсаживалось мало пассажиров.  

Где-то, минут через пятнадцать, на лавку перед ним, которая стояла спиной к Леониду в следующем ряду, сели две молодые, очень прилично одетые женщины. Они, по-видимому, были тоже приезжие и тоже ехали к своим родственникам, куда – то в сторону Колпино. Минут через пять, на лавку напротив этих женщин, подсели две другие женщины и вступили в беседу с первой парой, при чём, Леонид почувствовал, что о чём бы не говорили женщины, вторая парочка сводила разговор к наличию детей у первой пары, замужем или нет и кто их мужья и т.п. В итоге, вторая пара женщин, в течении разговора выяснила, что эти дамы из первой пары весьма состоятельны, и приехали купить и отправить в свой город мебельные стенки, которые в те годы очень модно было иметь. В это время на лавку к Леониду подсела женщина, по виду цыганка, с огромными чёрными глазами, казалось, что её взгляд пронизывает вас насквозь, когда она смотрела вам в глаза. Она села справа от Леонида и, как бы исподволь, случайно, старалась сдвинуть его своим торсом со среднего места на лавке, Леонид не сдвигался, ему было очень приятно, электрообогреватель грел его мокрые ноги и потихоньку подсушивал мокрую обувь. 

Убедившись, что нахально сдвинуть Леонида не удаётся, она попросила его подвинуться на место у окна, так как она чувствует, что из окна дует а она простужена. 

Леонид парировал: " Почему бы вам не сесть у прохода, там не дует и места достаточно для двоих." 

В это время, вторая пара женщин склонила первую пару поиграть в карты, какая-то, очень, простая игра. Нужно угадать, старше карта у противника или младше, кто угадал тот и выиграл. Играют двое против двух. И, после первой сдачи карт, первая пара выиграла у второй десять рублей. Вторая пара женщин выплатила деньги, и сдали карты опять, две, три минуты торговли, и, открыв карты, первые женщины в восторге. Они, опять, выиграли, через три минуты ещё один выигрыш. Вторая пара женщин предложила повысить ставки в каждый ход, в торговле, до десяти рублей. Окрылённая выигрышем, первая пара согласилась, и они в очередной раз сдали карты. 

Женщина, сидевшая рядом с Леонидом, вдруг, резко двинув своим объёмным задним местом, просто сдула Леонида к окну и, злобно на него поглядев, капитально расположилась на его месте. 

Да ну её к чёрту, – подумал Леонид и начал смотреть на заснеженный пейзаж проплывавший за окном электрички. Но, краем уха, он слыхал, что ставки у картёжниц всё время возрастают, банк рос как на дрожжах. Первая парочка дам, выиграв три или четыре раза подряд, аж вспотели, при виде дармовых денег, что им достались, и Леонид, уже с интересом, прислушивался к карточной баталии развернувшейся между женщинами. И тут, Леонид обратил внимание, что каждый раз после раздачи карт, его соседка делала какие-то манипуляции руками, то возьмёт себя за правое ухо, то за мочку, то двумя пальцами то всей пятернёй и у первой пары дела пошли всё хуже и хуже. Они уже проиграли все деньги, что выиграли перед этим, и более двухсот рублей своих денег, и как раз выпотрашивали свои кошельки, чтобы рассчитаться. 

И тут Леонида осенило, эти женщины и его соседка, одна шайка по разводке лохов в игре в карты. Леонид встал и обратившись к первой паре женщин, открыл им глаза и сказал, чтобы они не давали денег жуликам. Первая пара тут же зажала деньги в кулаке и на весь вагон завопили в два голоса: «Милиция». Вторая пара женщин вскочила и рванула к выходу, электричка, как раз, останавливалась на каком то полустанке, а соседка Леонида, уставившись ему прямо в глаза, затряслась в трансе, приговаривая какую то тарабарщину. Единственное, что понял Леонид, это то, что его прокляла эта баба, и только убив рыжую хитрость, он избавится от проклятия. Она закончила свои проклятия, встала и вышла из электрички. 

Анализируя потом всё, что с ним произошло, он осознал, что проклятье этой бабы действует, и началось сразу, с момента как она произнесла его. Вечером, когда вернулись его друзья, он рассорился с ними вдрызг, чего не делал никогда и остался без друзей, прилетев домой, они разошлись, как будто не дружили годами перед этим. Направление на работу из техникума, он получил на должность механика в автобусный парк. Но оформили его, почему то, слесарем четвёртого разряда. Когда пришло время, идти в армию, его бывшие друзья получили отсрочку до особого распоряжения и успели поступить в институты с военной кафедрой, а Леонид загремел в Армию. В армии он попал на полигон на Новой земле, почти за полярным кругом, и три года отбарабанил от приказа до приказа. Его девушка, видя его неудачи, вышла замуж за его бывшего друга, после этого он замкнулся и прекратил всякие контакты с особами противоположного пола. После армии, вернувшись на предприятие, с которого его забирали в армию и обязаны были, согласно закону, принять его,- его на работу не взяли. Он долго устраивался на работу, везде предлагали работу неквалифицированную и мало оплачиваемую, он уже решил плюнуть на свой диплом техника-механика и пойти учеником сварщика, и в первый же день, взорвался сварочный аппарат, только, чудом никого не убив и не покалечив. Пробовал он работать слесарем, машина, вывешенная на специальный козелок, гнёт его и падает, чуть не убив Леонида, как только он снял колёса с этой машины. На пикнике, забыли штопор и попросили Леонида открыть бутылку вина, видели, как лихо у него это получалось ударом ладони в днище бутылки, после первого удара бутылка лопнула, Леониду вынимают осколки бутылки в больнице. В гостях у своего родственника, летом, жара под сорок градусов, родственник просит достать бутылку пива из холодильника, и эта бутылка взрывается в руках Леонида, и осколок бутылки врезался в лицо Леонида на полсантиметра ниже левого глаза. В итоге рваный шрам под глазом. И так со всем, что имеет хоть косвенное касательство к самому Леониду. И с лёгкой руки, какого- -то родственника, он превратился из Леонида Говорова в Летучий голландец. Все знают, что кличку легче получить, чем от неё избавиться, через некоторое время, его, иначе, чем Летучий голландец, никто и не называл. 

Жил Леонид вместе со своими родителями, отец, которого Леонид очень любил, заболел тяжело. Такая болезнь в то время не лечилась, после его смерти, мама перестала осознавать себя в окружающем мире, начисто забывая, кто она и где живёт. Леонид, сутками разыскивал её по всяким притонам и другим местам, где жили отбросы общества, когда находил, то отмывал её, нанимая женщину которая не брезговала такой работой, определял в больницу, в которой её чуть-чуть приводили в порядок, забирал её домой из которого, как только он терял бдительность, она, опять, уходила, и всё начиналось с начала. 

Короче, Леонид находился на той степени нервного истощения, когда люди на себя руки накладывают, и вот однажды, после очередного ухода мамы, он нашел её очень быстро, просто случайно, и положив её в психа-неврологический диспансер, чтобы её там прокололи современными лекарствами, придя домой сел и задумался, перебирая свою двадцати восьмилетнюю жизнь день за днём. 

И тут его осенило. Он вспомнил электричку в Колпино, свою соседку по лавке и её проклятье. Леонид был современный и грамотный человек, он не мог поверить, что проклятье какой-то цыганки может испортить жизнь молодому, здоровому человеку. Но, факты его жизни, которые он вспоминал один за другим, которые загоняли его в угол, вынуждая наложить на себя руки, не оставляли ему больше сомнений и надежд, что это простое стечение обстоятельств и что всё, ещё, наладится. Он, теперь, был уверен, что ничего, само собой, не наладится. Он понял, что нужно что-то делать. 

Мама будет находиться в диспансере ещё две недели, как минимум, следовательно, у него есть две недели, чтобы поехать в Ленинград и найти ту цыганку. Он лицо её помнил плохо, но зато, он очень хорошо запомнил её глаза. Прошло, со времени их встречи в электричке десять лет, но он надеялся её встретить. Хоть он и Летучий голландец, должно же ему повезти, хоть раз, хотя, надежда на это была меньше, чем один шанс. Учитывая характер её деятельности, она, вполне, могла загреметь в тюрьму лет на пять. Но всё же, малейший шанс был, и Леонид решил его использовать, грустно подумав о плакате, который он видел у себя на работе в кабинете главного бухгалтера, на котором был изображён аист, держащий в клюве лягушку и собравшийся её проглотить, а лягушка говорит, успокаивая себя: «Никогда не сдавайся!» 

Решив это, Леонид приступил к практическому исполнению задуманного. Он купил билет на самолёт в Ленинград. Собрал дорожную сумку, снял с книжки восемьсот рублей (очень большие деньги по тем временам), заехал в больницу и оставил нянечке, которая ухаживала за мамой, сто рублей, что бы она могла купить маме, что та захочет из еды, и пораньше лёг спать, потому, что самолёт вылетал в Ленинград в семь утра. 

В четверть десятого, он уже выходил на стоянку такси в Пулково, а в десять, оформил на неделю номер в гостинице «Октябрьская». Затем, на вокзале, он купил абонемент на поездки в электричках на две недели, рассудив, что цыганка может работать не только в электричке на Колпино, но и в других направлениях тоже. 

Оставив вещи в номере гостиницы, положив документы и основную сумму денег в гостиничный сейф, имея при себе около ста рублей и рабочее удостоверение личности, он сел в электричку, которая шла в Колпино. Леонид доехал до конечной станции, вернулся назад, пересел на другое направление доехал до конечной и вернувшись назад пересел на третье. Во время движения, он проходил всю электричку от первого вагона до последнего, несколько раз. Вернувшись в гостиницу, перекусил в гостиничном буфете и рухнул в кровать.  

Так продолжалось семь дней, ревизоры, которые проверяли билеты у пассажиров, уже с ним здоровались, но невод приходил пустой. Лёжа в гостинице, Леонид не раз испытывал приступы отчаяния, но каждый раз, брал себя в руки и вспоминал плакат с аистом и лягушкой. 

На восьмой день в электричке, идущей по направлению к Колпино, часов около пяти, он увидал её. Она почти не изменилась, только зад её стал просто угрожающе огромного размера. Издержки производства, – подумал Леонид. 

Она, так же, сидела посреди скамьи, напротив, так же, играли в карты, только уже не женщины, а два мужичка, хлипкого телосложения, с мятыми галстучками, в стареньких, но отглаженных костюмчиках. Работали они под интеллигентов, едущих с работы, и от нечего делать, предложившие соседям перекинуться в картишки. Она же, семафорила им, и они, потихонечку, посмеиваясь дребезжащим интеллигентским смехом (как они думали), обдирали двух пьяненьких приезжих мужиков. Процесс был в разгаре, когда Леонид сел рядом с цыганкой и что-то тихо ей прошептал. Она смотрела на Леонида почти минуту, потом, вспомнив Леонида, показала что-то, своим мужичкам. Они удивленно уставились на неё, но спорить не стали, по-видимому, она была главная в их триумвирате. Забрав выигрыш, который мог быть гораздо больше, они пошли к выходу, Леонид за ними. На перроне какого-то полустанка, название которого Леонид, даже, не запомнил, один из команды Цыганки кинулся на Леонида с ножом, но Леонид, прослужил три года в армии в таком месте, где от безделья и невозможности куда-то пойти, солдаты занимались восточными единоборствами, изучали Самбо и Русобой, поэтому, Леонид одним ударом, вышиб дух из ретивого мужичка, завернув в платочек подобрал нож. Цыганка крикнула, чтобы никто не дёргался, что это её дело, и она сама, будет решать его. Второй её компаньон начал приводить в чувство ретивого, а Леонид отошёл с цыганкой к скамейке, где они начали разговор. 

Зачем ты это сделала, – спокойно спросил Леонид, – ты разве не видела, что я был совсем молодой и совсем глупый. Неужели, те деньги стоили того, чтобы испортить мне жизнь. У меня нет ни семьи, ни работы, ни денег, ни удачи. Я за десять лет нажил только кличку, – «Летучий голландец». У меня нет выхода, я уже думал покончить с собой и моей никчёмной жизнью, но сперва, умрёшь ты. Вот этот нож, с отпечатками пальцев твоего коллеги, будет в твоём сердце. Я не знаю, снимет ли это проклятье, но мне умирать будет легче. 

Прости меня, если сможешь, – отвечала цыганка, – я тоже была молодая и глупая, и уже много раз казнила себя за то, что наложила на тебя это проклятье, можешь меня убить, но снять его я уже не могу, прошло больше семи лет, и я уже не властна его снять. 

А что же мне делать? – спросил Леонид, -что ты можешь предложить, когда ты накладывала своё проклятье на меня ,ты что-то говорила, что если я убью то ли красную, то ли рыжую хитрость, то проклятье спадет. Что ты имела в виду? 

Я не знаю, дорогой, этому проклятью больше трёхсот лет, – ныла цыганка, – моя бабушка научила меня ему, а её научила её бабушка, а ту, её бабушка, поэтому, что значат слова, я не знаю. 

Леонида кинуло в жар, он достал нож и, подняв его, хотел ударить эту проклятую цыганку, она стояла перед ним, потупив голову и абсолютно не защищалась, и Леонид отступил, повернулся и пошёл к другому концу платформы. Он понял, что будет жить как Летучий голландец, принося и себе и людям беду, или наложит на себя руки.  

Вот так то, – мысленно ответил он лягушке в клюве аиста, – не всегда стойкость и вера в хороший исход помогают. 

Эй, парень,- донеслось до него,- погоди! 

Леонид увидал, что к нему бежит цыганка. Чего тебе нужно, – спросил он её обречённо, – ты сделала всё что смогла. 

Дай мне твой адрес, – горячо заговорила она, – может, мне удастся разобраться со значением этих слов, и я тебе напишу, – и гордо добавила, – я писать умею. 

Леонид вырвал из блокнотика листок бумажки и написал ей свой домашний адрес. Потом, он сел в электричку на Ленинград, и купив вечером в гостинице, билет на самолёт, следующим утром, в пять утра вылетел в Одессу. 

В семь часов утра Леонид был в Одессе и к восьми открывал дверь своей квартиры. Поскольку, у него был оформлен отпуск на две недели, и оставалось ещё четыре дня, он решил съездить на дачу, которую лет десять назад построил его отец. Нужно было проверить, всё ли там в порядке. Он сел на автобус, который довез его до поворота с центральной трассы до его дачи, куда автобусы не ходили, а народ добирался на попутках либо пешком, и пошёл потихоньку в сторону дачи. Через пару минут его догнал «Москвич» и Леонид поднял руку, просясь подвезти. Машина остановилась, и открыв дверь, Леонид спросил, доедет ли он до Морозовки. Водитель, лысоватый мужичок лет сорока, заверил, что до Морозовки довезет и они поехали. Водитель не был молчуном и рассказывал Леониду, что сам он живёт в Морозовке, имеет дом, жену и двух дочерей. Сильно хотел сына, но не получилось. Дело в том, что сам он охотник, и охотится в этих местах, вот сын был бы ему в помощь на охоте. А девицы, это жене в помощь. И тут же обратил внимание Леонида на балочку, которая начиналась слева от дороги, сразу, после деревни Чапаевка . 

Вот тут, – продолжал словоохотливый мужичок, показывая на эту заросшую соснами и бурьяном балочку, – прошлую неделю упустил лису. Причем, она меня обманывает в третий раз, ну редкая рыжая хитрость. Ну ничего, я её достану, ещё будут моим дочкам из неё шапки на зиму. 

Леонида, слова о редкой рыжей хитрости, прямо по мозгам ударили, и он попросил остановить машину. Когда, удивленный мужичок, остановил машину, Леонид рассказал ему всё, и попросил взять его на эту охоту, стреляет он хорошо, без промаха и отдаст лису мужичку, пусть шьёт шапки своим дочерям.  

Прошло две недели, Леонид сходил на охоту с мужичком, и теперь, мужичок выделывает шкуру матёрой, огненно рыжей лисы с хвостом с белым помпоном на конце длиной более метра. Леонид, в прошлую субботу, познакомился с самой красивой девушкой Одессы, и их отношения дают надежду Леониду, скоро, стать человеком женатым. Пару дней назад Леонид на улице столкнулся со своим лучшим другом, который попросил прощения у Леонида и пригласил на свой день рождения, и никто больше и никогда не назвал Леонида Летучим голландцем. 

Конец.