|
|
Он жил, как жертва слабого романа.
Герой, слегка небритый и в плаще.
Но жил зато почти что без изъяна
И даже без изъяна вообще.
Он даже нахамить умел – и к месту.
Порой был глуп, порой – блистал умом.
С женою спал соседа по подъезду,
Ходил один в кино.
И ночью просыпался тоже кстати.
Был мрачен, беспокоен иногда.
Писал стихи в линованной тетради…
«Левей, левей… Сюда» -
Как бы о нем соседи говорили,
Когда в гробу из комнаты съезжал.
В каких-то сорок лет похоронили.
А он, признаться, и не возражал.
В кафе «Аквариум» аквариума нет,
Но рыба водится – в пергаменте и в кляре.
Здесь лампы тусклые, но ярок скорбный свет
В твоих глазах, в душе и в каждом капилляре.
Никчёмным кажется сияние светил,
Сквозь окна капая в напиток сокровенный –
Чай с бергамотом пью, который так любил
Твой сын единственный, твой мальчик убиенный.
Есть жизнь и жизнь, а между ними – суррогат,
Не пей его, не придавай ему значенья.
Я не пойму тебя, но слышу, как болят
Твои молитвы и твои стихотворенья.
А мы болтаем, чушь весёлую меля,
Не потому, что нам нельзя наговориться:
Ты так молчишь.Ты – неизвестная земля,
В которой горе, как сокровище, хранится.
Устал я от зимы. Корм не в коня.
Пейзаж души совпал, как видно, с зимним.
От февраля изжога у меня,
ну, а лекарство только в магазине.
Твоя любовь, как ландыши в снегу,
то расцветёт, то скроется в метели.
То мне, – ни глаз, ни рук твоих, ни губ,
то всё обвалом, – щукою Емеле.
И сам, – то смел (иль нагл? Ответ не скор),
то робок, дуя с молока на воду,
когда: то – тщусь суетам сует в корм,
то – спешки подгоняет в спину одурь.
Устал я от зимы. Не в том вопрос,
что разлюбил тебя, вопрос не в этом, -
но в эту зиму червь сомненья рос
и перерос он прозою поэта.
Дни жизни, что я в рифмы одевал,
франтихой наряжая прозу быта,
через лица любимого овал
я наблюдал с волненьем любопытным.
Я постигал непостижимый мир,
его любовь, его тоску и нежность,
я наслаждался новизною игр,
где приз так сладок… Только где же, где же
мои стихи? В шкафу твоём стихи
лежат, чтобы никто не прочитал их.
И где ж сама? Кто хладен, мутен, хитр,
заполнил небо глаз твоих усталых.
Я как бы есть, и, как бы меня нет,
я как бы жду, и как бы не дождался,
но лет моих, как пулемётных лент
в бою, запас шагреневый остался.
Ты там, где все… Ни мысли, ни дела,
не склеивают мир мой с миром этим.
Но, собственно-то, чего ради? Для
чего вопит плоть смертная в поэте?
Не суетись, все будут, что ушли,
живи, навстречу людям улыбайся.
Не затевай с несбывшимся войны,
не про тебя, мой милый, эта басня.
Прими, что есть, за то, что никогда
того, что сердце жжёт, уже не будет.
Снег быстро смоет вешняя вода,
да и она потом пойдёт на убыль.
Настали солнечные дни,
И ваза у окна,
Бледно-зелёная, звенит
И светится она.
В какое не гляжу окно:
Сверкают облака.
И думаю про них одно:
Плывут издалека.
Плывут они себе, плывут
Над крышами домов,
И люди весело идут,
И не хватает слов.
И не хватает слов сказать,
Не то, что написать,
Как могут облака сиять,
Как зеркало, сверкать.
Как ваза – тоненько звенеть,
Как туфелька – блестеть,
Как белый самолет – лететь,
Как птица – жить и петь.
"Бодрого духа проси,
что не знает страха пред смертью,
что почитает за дар природы
предел своей жизни...".
Децим Юний Ювенал
Все будет так – как небом велено.
И потому не страшно, только больно.
Я умираю – как – сухое дерево,
медлительно – устало и спокойно.
Но дух мой – жив. Он жаждет, до того,
как белый свет в сознании померкнет,
постигнуть то, что смертным не дано,
смысл бытия и – неизбежной смерти.
И потому – не уступает жизнь,
и медлит смерть, ступая неуверенно.
Я умираю – как сухое дерево.
Но, умирая, продолжаю жить.
«Зачем, – у синицы, синицы спрошу –
Я улицей людной куда-то хожу,
Зачем на кусты и деревья гляжу
И воздухом белым дышу?»
Синица, синица на ветке сидит
И молча и глупо глядит.
- Собака, собака, скажи мне, ответь:
Куда мне поехать, на что посмотреть,
Как сердце картиной чудесной согреть,
Увидеть и не умереть?
Собака, собака устало моргнёт
Печально и длинно зевнёт.
- Товарищ, товарищ, ты много пожил,
Ты сына построил, ты баню сложил.
Ответь мне, чего же я здесь упустил,
О чём я не так попросил?
- Товарищ, товарищ, пошли-ка домой.
Товарищ, товарищ ты мой.
2009-02-21 04:13Бред / Елена Кепплин ( Lenn)
Не знаю, как живут медведи,
Но мнилось мне, что выживаю,
Смеясь над жалким словом «бредить».
Я не смеюсь теперь, я знаю.
И понимаю – жить возможно
С тобой в пожизненной разлуке.
Но мне тревожно, мне тревожно
Так, что порой немеют руки.
Скажи, что даром беспокоясь,
Я сочиняю ахинею.
Не превышай на трассе скорость
И одевайся потеплее.
Я знаю, что пишу погано,
Ещё подумала однажды:
Живу, как воду пью из крана,
Не ощущая сильной жажды.
Мой бред, как сказка, он безвреден,
Но агрессивней цвета хаки.
Медведи на велосипеде,
За ними раки на собаке…
- Любовь убывает.
Любовь убивает…
- Но так не бывает!
- А всяко бывает, –
и в гроб загоняет
и гвоздь забивает,
назад забирает,
и все замирает…
- Так разве бывает?
- А всяко бывает.
Любовь – колесница,
журавль приснится,
а утром синица,
худая как спица.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – не ребенок,
умрет от пеленок,
обедов паленых
да сплетен зеленых.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это кошка,
потрется немножко
и прыгнет в окошко
другому в лукошко.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это птица,
полет ее длится
пока не разбиться
велят наши лица.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – не игрушка,
матрац и подушка,
ночная подружка
да винная кружка.
Любовь – откровенье.
Любовь – озаренье,
а может сомненье,
а может презренье,-
и взлет и паденье,
гордыни смиренье,-
совместнотворенье
семейного мненья.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь — изумленье.
Ночное томленье
и, как преступленье,
- стихотворенье.
Любовь – это нежность,
души безмятежность,
надежды безгрешность,
сомнений небрежность.
Любовь — это повесть
с названием «Горесть»
а может быть «Гордость»,
а может быть "Подлость»…
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это призрак,
но не от каприза
от этого приза
сигают с карниза.
Любовь – отупенье
отблагодаренья,
переутомленье
от пресыщенья.
Любовь – это радость,
и трусость, и храбрость,
интим и парадность,
работа и праздность…
Ни сумма, ни разность,-
их разнообразность.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
Любовь – это знамя,
сожженное нами,
но под ногами
- над временами!
Любовь – это розы,
нежнейшие позы,
скандальные грозы
обыденной прозы.
Любовь – это губы
и в страсти не грубы,
а может сквозь зубы
полжизни не любы.
Любовь – это счастье,
которое часто
к обоим причастно
различною частью.
- Но так не бывает!
- А всяко бывает.
- Любовь – это жизнь.
Любовь – это смерть.
Тут всяко бывает…
Тут… как посмотреть.
Уеду в Петербург, куда
Течёт попутная вода,
Куда вагон попутный дремлет,
И время освещает путь,
И длинный сон леса объемлет
И остальное как-нибудь.
Я помню, жил на этом свете
И был за малое в ответе,
А большего не понимал.
Теперь, когда оно случилось,
Звенит за окнами металл,
И влага в туфли просочилась.
Говорить не о том, что касается,
А о том, что, наверно, живёшь.
Всё хорошее лишь начинается,
Всё плохое попало под нож.
Это всё начинается заново:
Та же улица, тот же февраль.
Это всё покачнулось и замерло:
Снег, ночная аптека, фонарь.
И секунда, короткою льдинкою
Обрываясь в бесснежную тьму,
Показалась волшебной картинкою,
Мигом счастья блеснула ему.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...380... ...390... ...400... ...410... 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 ...430... ...440... ...450... ...460... ...470... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|