|
|
За окнами который день метёт.
Закончились шумливые калядки,
И взорваны последние остатки
Петард. Зимы стремителен полёт.
И впереди последний праздник ждет —
Что отмечают словно бы украдкой —
Полузабытый Старый новый год.
Предшествующих тише и скромней:
Без залпов и сверкающих огней,
Заглянет ближе к полночи несмело,
Устроится неслышно за столом
И станет ясных глаз твоих теплом
И слов моих изнанкой снежно-белой.
Собака воет на Луну
– Пора скорбеть?
На жизнелюбия струну
Повиснет смерть.
Кукушка... ей бы всё считать.
... – И, где тот счёт?
Мечте моей на цифре пять
Прервёт полёт.
8 сентября 1998
На кухне, словно на Луне,
Среди летающих тарелок
Искали истину в войне
Без перемирия и сделок.
Без пыток и смертельных ран,
Порвав путёвку на Бермуды,
Мы перевыполнили план
По разбиванию посуды.
Так захотелось всё вернуть,
Приклеить ручки на кастрюли...
Мы долго не могли заснуть,
Но притворялись, что заснули.
И провалявшись битый час,
Пошли взглянуть на поле боя.
Там что-то глянуло на нас,
Такое светлое, большое.
Мы в этом светлом и большом
Медведя белого узнали.
Верней, медведицу, с ковшом,
Которым окна разбивали.
Как это боязно, поди -
Сойти с небес морозным утром,
И горячо прижать к груди
Эмалированную утварь.
Так и стоим, разинув рты,
Лежит разбитая посуда,
В углу у газовой плиты
Сидит космическое чудо.
И, как коралловый нарост,
На лапе розовая рана.
Ты достаёшь осколки звёзд,
А я осколки от стакана.
В жизненной тине рутины болота,
Где необузданно властвует ночь,
Жили безумием снов гениоты –
Гении в ступе воду толочь.
Капали слюни, слышались крики,
Пуки летали в порядке вещей.
Бледно-румяные, сонные лики
Храпом лелеяли яблоки шей.
Что же им снится? – Синяя птица,
В алой короне мага Дали?*
В похоти снов улыбаются лица,
Люленьки-люли, баю-люли.
Или, быть может, сперма из воска,
Страстью садизма, бьющей за край,
Жутких картин Иеронима Босха,
Люленьки-люли, баюшки-бай.
Им не убудет. Зрите, ”герои“,
Чёрное, в дикости смерти порно,
В мрачных рисунках позднего Гойи.
Вам умиляться свойственно, но...
Видя во снах необычное что-то:
Ада дорогу, ведущую в Рай,
Гении, бойтесь фантазий полёта,
Баюшки-люли, люленьки-бай.
* Картина Сальвадора Дали – "Феникс"
5-14 декабря 2000
Мне, соседка, девушка Наташа:
”Юноша, ведь ты не мой бойфрэнд.
Уступил в трамвае место даже.“
”Я – ответил ей – интеллигент“.
И добавил: ”Милая Наташа,
Я готов не только уступить.
Вы мне разрешите Вас однажды
До подъезда дома проводить? “
И она не только разрешила
До подъезда дома проводить,
Но полунамёком пригласила
С нею лёгкий ужин разделить.
С той поры пропето много песен,
Их не омрачила грусти мгла.
Мир мне стал во многом интересен.
В том Наташа очень помогла.
1985
Ты и правда самая редкая в мире сволочь.
Понимая и ведая, что на земле творится,
я особенно крепко тебя обнимаю в полночь,
потому что боюсь, что история повторится.
Я не знаю, что чувствует брат, убивая брата,
и спасут ли тебя стихи мои и объятья.
А быть сволочью, значит, что-то волочь куда-то.
Вот, к примеру, мешок с пшеницей, копьё, распятье.
Расскажи-ка мне лучше о яблоках молодильных,
об Алёнке, Иванушке и трёхголовом змее.
Я венков наплела ромашковых да ковыльных,
приглядись, выбирай помягче да попышнее.
Да была б моя воля, жила бы с тобой в пещере,
где бы имя твоё никогда не звучало всуе.
Я боюсь, что в тебя кто-нибудь не поверит.
Я боюсь, что тебя кто-нибудь поцелует.
Играла музыка в финале,
Её сменила тишина,
Как будто клавиши запали,
Как будто лопнула струна.
С таким штампованным набором,
С давно обломанным пером
По театральным коридорам
Идти в гримёрку, на втором,
Где ты сидишь, как лошадь, в мыле.
Читать и мять в сухих губах
Десятки простеньких фамилий,
Известных в узеньких кругах
И в треугольниках, и прочих…
Но, с точки зрения наук,
Не всякий конь присесть захочет,
И не бывает узким круг.
Кузьмин, Малькова, Липин, Градов,
Янков, Носкова, Кузнецов…
Сильвета, Гамлет, Леонардо,
Эпаминонд… В конце концов,
Дойти до ручки, повернуть и …
Как ты задумчив и пригож.
Видать, дошёл до самой сути,
А что с ней делать – не поймёшь.
Не знаю, что ты вдруг представил,
Но опишу твой долгий взгляд:
Я – вся из пламени и стали -
Срубила, выжгла райский сад.
Ушла, смешав любовь и жалость,
И не заправила постель.
Сойти с ума не получалось,
Любил и ждал благих вестей.
Купил подобие ковчега,
Рыбачил в штили и в шторма.
Был на войне, три года бегал,
Дожил до первого письма,
И, завершая век разлуки,
Вот-вот откроется почтамп.
Ты на коленях держишь руки,
Мой добрый, глупый Форест Гамп….
Ну, что ещё, чтоб безрассудно
Ты в этой роли не блеснул?
В простом простое видеть трудно.
Вот лампа, зеркало и стул.
На стуле флейта, тихий образ,
Метафор ярких не лишён.
Лежит, как маленькая кобра,
Не расправляя капюшон.
И вроде надо сторониться,
Бояться тронуть невзначай.
Да пусть хоть что-нибудь случится!
Помрём – так с музыкой. Играй.
На склоне предгорья, в вечерней заре,
Ступенями спуска к ворчливой Куре,
Когда устаёшь, оступаясь, идти,
Видение-сон настигает в пути.
Идя по змеиной тропе между скал,
Увидел я то, что увидеть мечтал:
Из замка, сокрытого цепью вершин,
Несёт осторожно горийка кувшин.
Вот берег и плавным движеньем руки
Кувшин исчезает в потоке реки.
Не меньше я сценой другой увлечён,
Как девушка ставит кувшин на плечо.
И видится мне: под взошедшей Луной
Идёт она в замок на встречу со мной.
Стройна. И, красив её девичий лик.
К устам её алым я жадно приник...
...
Волнующий миг озаренья, исчез.
Закат в глубине утопает небес.
Прохладой ночной освежаетя грудь,
Луной освещён, продолжаю свой путь.
17 февраля 2004
Мэгритт родилась в благородной семье –
В поместье просторном старинном.
Там герб красовался на каждой скамье
С омелой и чёрным павлином.
Отец был советник и друг короля,
А мать королевы подругой.
Счастливей семьи не видала земля –
Все были довольны друг другом.
Сыночка любили, но все-же отец
Мечтал о дочурке. И вот, наконец,
Она появилась. Счастливая мать,
Любуясь кудрявою крохой,
Решила, что принца невестою стать
Ей в будущем было б неплохо.
В семье королевской как раз подрастал
Наследник – лишь на год постарше.
И вот во дворец на рождественский бал
Семейство отправилось. «Краше,
Чем дочка маркиза, не сыщешь детей» –
Шептали вокруг благосклонно.
Заметив её между многих гостей,
«Малютка подходит для трона! –
Супруге сказал восхищённый король –
Ей в мантии будет чудесно!»
В неполные восемь желанная роль
Наследного принца невесты
Досталась прекрасной Мэгритт без труда
На радость родителям гордым.
Как сказочный сон полетели года,
Венчального марша аккорды
Все ближе, все краше маркиза Мэгритт,
Вот только характер прескверный
Чуть портил её ослепительный вид,
С трудом ей давались манеры.
Училась она кое-как второпях,
Перечила старшим, и часто
Встречали её на полях и в лесах
На чёрной лошадке гривастой.
В тринадцать верхом уезжала одна
В места, что ещё незнакомы,
И как-то, повздорив с родными, она
С утра ускакала из дома.
К закату заехала в дальнюю даль –
В ту местность, где царствуют лиллы,
И кажется будто витает печаль
Над краем пустым и унылым.
Но Мэгги все гонит упрямо вперед
Свою вороную лошадку.
И вот на холме перед нею встает
Приземистый дом. Не украдкой,
Но смело в дубовые створы стучит,
Предчувствиям тихим не веря,
Уставшая после дороги Мэгритт.
Не сразу открыла ей двери
Старуха. А лет ей, наверное, сто:
Горбата, толста, мутноглаза,
В измятом переднике, в платье простом,
Но в мочках отвисших алмазы
Сверкают. «Ну чучело!» – думает Мэг,
А вслух попросила напиться.
«И, кстати, мне нужен сегодня ночлег»
«Такие волшебные птицы
Не часто в моё залетают окно –
Старуха прошамкала сладко –
Войди, ангелок, здесь немного темно,
Но штрудель и чай с шоколадкой
На ужин тебя поджидают». Вошла…
Со шкафа слетела ворона,
И кошка черней вороного крыла
Хвостом передёрнула тонно.
Повсюду метелки развешаны трав,
На полках старинные книги,
Витает дурманящий запах приправ…
От чувства неясной интриги
У Мэгги тотчас разгорелись глаза.
«Ну, что ты не ешь, щебетунья?»
«Я, бабушка, все не решаюсь сказать,
Но, кажется мне, Вы – колдунья…»
«Ну что ж, угадала. – Старуха темно
В ответ улыбнулась. – Конечно,
Занятие это не многим дано,
Но я им владею успешно.
Ты мне приглянулась, ты б тоже смогла
Освоить, как я, заклинанья.
Пока не покрыла забвения мгла
Мне память, могу тебе знанья
Свои передать.» «Мне – учиться? К чему?
И так надоели уроки!
И что Вам даёт колдовство – не пойму,
Когда Вы стары и убоги?
Вот если б своим колдовством Вы могли
Меня стать знатнее и краше,
Тогда я признала бы солью земли
Все тайные знания Ваши».
Старуха в ответ лишь глаза отвела –
Не к спеху показывать силу.
Обидчице дерзкой чайку подлила,
Помягче постель постелила,
С утра показала дорогу домой
И вышла, чтоб с нею проститься.
Девчонка уехала с полной сумой
Колдуньиных сладких гостинцев.
К полудню уже показались вдали
Родные поля и приволья.
«Должно быть родные уснуть не могли» –
О матери вспомнила с болью
Мэгритт и, почувствовав в сердце укор,
Лошадку пустила галопом.
Подъехала к дому, влетела во двор…
Тут слуги сбежались всем скопом:
«Сморите: какое-то чудище к нам
Влетело! Сидит на кобыле
Мэгритт в её платье!» Не верит ушам
Несчастная Мэг: «Вы забыли
Свою госпожу? Не пойму, что за бред?
Какая-то глупая шутка.
С дороги! Да живо подайте обед!»
Тут стало всем странно и жутко.
«И платье и лошадь могли отобрать
У Мэгги – заметил дворецкий –
Но голос её кто бы мог перенять?
Он тот же капризный и детский.
Но к этому так не подходит лицу…»
«К лицу?! Что, скажи-ка на милость,
Несешь ты? Пустите – пойду я к отцу!»
Толпа перед Мэг расступилась…
Все странности тут же она поняла,
Когда оказалась в прихожей.
Висели на каждой стене зеркала –
Из каждого жуткая рожа
Смотрела: охапка морковных волос
И кожа синей купороса,
Глаза, как у совушки – желтые, нос
Лиловый, посаженный косо
И весь в бородавках…. О чёрный кошмар! –
Свалился как гром на семейство.
«Уж лучше б наш дом уничтожил пожар,
Чем с Мэгги такое злодейство
Случилось» – Сказала в отчаяньи мать.
Советник решился тотчас же
Поехать и ведьмы жилье отыскать,
И если потребует даже
Колдунья роскошный советника дом
В обмен за заклятья отмену,
Немедленно с ней согласится на том,
Лишь только назначила б цену.
Советник к старухе добрался к утру –
Путь был не особенно близким,
И в спальне застал холодеющий труп,
А рядом на стуле записка.
Советник слова разбирает с трудом,
И тает надежды огарок:
«Мэгритт оставляю в наследство свой дом,
Таков мой прощальный подарок.
Все книги прилежно пускай в нем прочтет –
Там мудрости тьма в каждом томе,
И если сумеет, пусть счастье найдет
В моём зачарованном доме».
Такой вот случился в судьбе перелом…
От глаз любопытных подальше
Забилась Мэгритт в неулыбчивый дом
У лилловой рощи стоящий.
И там колдовства потаенную суть
Решила постичь досконально –
Найти заклинанье, что может вернуть
Ей облик былой – идеальный.
С тех пор промелькнуло одиннадцать лет.
Изучены все заклинанья,
Искусней колдуньи, наверное, нет,
Но в главном напрасны старанья –
Все так же укрыто под маской лицо.
Другая на принца надела кольцо.
1
В тихом городе фабричном,
Где больница над прудом,
Возвышался необычный,
Шестистенный, нетипичный,
Блочный низ, вверху кирпичный,
Цветом – красно-серый дом.
Дом построен буквой Г –
Строил, Гриша или Гена?
Из-под крыши голубей
Выпускал сосед из ”плена“.
Среди них сизарь был славный,
А соседа звали – Слава.
Как положено, у дома,
В чистоте уютный двор.
Вход и выход – два проёма,
Оконтуривал забор.
По периметру квадрата
Кованый, витиеватый.
Во дворе играли дети.
Кошки выли по ночам.
”Ой, таких дворов на свете,
– Скажут люди – здесь и там.“
… Обсудить пришла пора
Посетителей двора.
Среди них, силач-спортсмен,
Всей округи супермен.
Чуб из русой пряди.
Он – толкатель ядер.
Молодец из молодцов –
Гурий Саныч Удальцов.
Заходили часто в гости,
Постучать три друга ”в кости“ –
В домино ”забить козла“,
Забивали не со зла.
Силин Юрий – силы, впрок.
С ним рассказчик этих строк.
Третьим с нами был ворчун,
По фамилии – Ткачун.
Звали все его за очи*
Не Ткачун, а просто – хОчу,
Потому что, между прочим,
Был Ткачун до баб охочь.
И в какой же вечер лунный,
Под аккорды семиструнной,
Отдохнуть не мыслил двор? –
Прекращался разговор,
Когда пел о жизни нашей,
Задушевно, Обух Саша.
* – за глаза
2
Жизнь влекла. Цвела сирень.
Утопала в ней беседка,
Где смазливая соседка,
Разгоняла скуку-лень:
Завлекала пышным задом
Мужиков, что жили рядом.
Я с соседкой не дружил.
Слава богу – нынче жив.
Ибо знал, что куражи,
Доведут, хотя б, до сглаза.
И при встрече – Отвяжись –,
Говорил я ей, зараза.
С ней кавказские мужи,
По четыре на день раза,
Утоляли южный пыл,
В буйстве пламенном экстаза.
Так, однажды след простыл
Фурии в горах Кавказа.
Стёрлась память о соседке.
Мы за столиком беседки
Летним вечером поём
Под гитару или пьём
Под тарань неторопливо,
Разливное с водкой пиво.
Взяв, по двести грамм ”ерша“,
По проспекту, неспеша,
Чтоб девчёнкам приглянуться,
Шли на танцы оттянуться,
Зелья стрёмного отведав,
В парк, с названием: ”Победа“.
Так и жили: пели, пили,
Через раз, по выхдным.
Нас по пьянке славно били.
Не по пьянке – били мы.
В целом, жили весело,
С танцами и с песнями.
3.
Где, то время, золотое...
Незабвенное... ”Застоя“, –
Как изрёк один делец,
Перестройщик и подлец.
Друг немецкого народа...
Захлестнула нас свобода
По кадык, ни дать – ни взять.
Чтобы ей...
Грешно сказать.
1-7 мая 1999
Страницы: 1... ...50... ...60... ...70... ...80... ...90... 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 ...110... ...120... ...130... ...140... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|