|
|
Есть ли я, нет меня ли,
знаешь лишь только ты.
Стихи мои замариновали,
остались тексты.
С неба не снег, снежище,
на сердце не вечер, – темь.
Почему нас любовь не ищет,
если мы есмь?
Та, которую жду я
придумана мной, а ты
примерила страсть чужую,
украла её черты,
надела её одежды,
слова её говоришь.
Вы очень похожи, конечно,
но и Москва – не Париж.
Водкою не согреться
и не разбавить кровь.
Раз не взрывается сердце,
значит ты – вне, Любовь.
Жизнь без любви – привычка,
простая, как горький чай.
Откроешь ли ты мне личико,
Гюльчатай?
Зачем, скажи, осенний ветер
Несет листву к твоим ногам?
Зачем приходит лишний третий?
Друг друга жертвуем богам
Мы спозаранку нынче. Просто
Летит листва. Как желтый дым.
И от погоста до погоста
Любви скрывает он следы…
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Развешивала флаги простыней
на улице... С привычною сноровкой
сизифов труд... как будто той верёвкой
связала жизнь, и с каждым днём тесней
затягивает горло узел ловкий.
Четыре года эдакая сырь,
душа уж пропиталась промокашкой,
и ежедневны стирка, сушка, глажка:
не чует мама мочевой пузырь
и вообще лежит, болеет тяжко.
Креплю к верёвке мокрое бельё
очередной прищепкой деревянной
и слышу глас, знакомо полупьяный:
- Ты всё стираешь? круто, ё-моё...
как в год енота, а не обезьяны...
Я намолчалась в четырёх стенах,
и комом все слова в моём кармане,
полезло что-то о тупом баране...
Спросила я: – А ты всё так же на х...?.. –
поправ приличий всяческие грани.
Но рядом с ним, как водится, она,
цветущая и пахнущая юно...
В такую пару как же я не плюну?
С Иудой Саломея сведена,
бухой судьбою их штормит, как дюну.
Семнадцать лет он жил в моём дому,
был сыт, подмыт и в табаке носишко.
Я, видно, с мамой уставала слишком...
И вышло: кто внимателен к нему,
тому и он любовь-морковь-сберкнижку.
О, лучше б я до срока умерла!
Такая боль от прошлого обмана,
что не проходит поздно или рано,
ни клином клин, ни водкой из горла
не лечится гноящаяся рана.
По правде, я попробовала всё...
Так, может, подошёл счастливый случай?
Прости, приличие, и совестью не мучай!
...В работе – конь, а в тратах он – осёл,
одет – петух, пассивный гомик круче,
и в отношеньях с близкими – свинья...
Весь скотный двор... А я почти собака,
обижена и до врага – три шага...
Приличия – пяти годам вранья?!
Мы нынче поквитаемся, однако.
И злое чудо вдруг произошло,
вливалось в мышцы жуткое уменье,
а в трезвый мозг – лихое наслажденье:
короткий взмах – и кровью потекло,
и пополам сложил второй – в сплетенье
под юной грудью (да, почти торчком,
но задохнулась предо мной в поклоне),
коленкой в зубы – падает и стонет,
а бывший муж мой в ступоре таком,
что весь расклад им по сей день не понят.
Не ожидал удара по ступне?
(А помнишь, как в приступочки играли?
когда-когда... когда ещё не врали
и не искали истину в вине,
как счастие в таинственном граале!)
Ничуть не медля по другой ноге
удар свистящий с хрустом подколенным...
Упавшего – по почкам пивопенным
и пальцы – по асфальту (так в строке
зачёркиваю буквы)... Кровь по венам
дурную ты бессмысленно гонял!
Перекушу артерию под горлом...
Он землю бьёт своим затылком голым,
а я затылком вижу полный зал,
что восхищён донельзя слабым полом...
Я поднимаюсь, и в крови уста,
а мокрощёлка тихо отдышалась
и, сплюнув зубы (ах, какая жалость!),
вцепилась в спину... Как же ты проста!
По-детски примитивна эта шалость...
К недвижному партнёру вновь склонясь
(поклон последний, резкий, как проклятье),
хватаю эту девочку за платье,
через себя бросаю снова в грязь:
забыли чистоту?.. так вот вам – нате!
Да, я пошла у зла на поводу:
он – инвалид, она сломала шею...
Не думайте, что я похорошею,
ещё мы с ними встретимся в аду,
я заказала музыку диджею...
И капелькой горящею смолы
за каждую слезу мою – поверьте!
Там содрогнутся состраданьем черти –
вот сколько слёз!
Хоть вы не будьте злы!
Высокий суд!
Прошу я только смерти!
Всему есть веская причина,
Всё можно словом объяснить.
но в том, что мною ты любима,
Причин не стоит находить.
Любовь – великая наука –
Непостижим её маршрут
И в том, что любим мы друг друга,
Пускай другие смысл найдут.
Люблю тебя я беспричинно,
Как впрочем любишь ты меня.
Так будет пусть необъяснимой,
Во век к тебе любовь моя.
2006-08-09 00:43*** / Тинус Наталья ( tinus)
Простимся. На век возможно.
Наверное, не на вечность.
Разлука не быстротечна.
А может, встретимся? Может.
Я выбрала. Жизнь изувечив.
Ту горсть мне нужного хлеба.
Тебе же хотелось неба.
Прочь судьбоносные встречи.
Обида. Грызет. Обидно.
Любимое не возвернется.
Колышет на дне колодца
вода. И меня не видно.
Привет, далёкая подруга!
Ноябрь вновь прикрыл листву
неверным снегом... Всех по кругу
на тризну горькую зову,
но изменила даже память:
чужое имя не извлечь...
Скажи, как можно всё оставить,
забыть, и всеми пренебречь?
Хочу, чтоб не смолкали звуки,
теряясь в будущем разлук...
Хочу на вечные поруки,
как ты... Здесь нет подобных рук!
А раньше, помнишь, без печали
мы на воде чертили след,
листву же, как детей, качали
деревья много-много лет...
Вот так медлительно старею
день ото дня за штопкой дыр...
А ты вот вышла за еврея...
Последний замуж – в монастырь.
Ты глядишь на меня без робости,
Ловишь мой очарованный взгляд.
И с тобою сейчас мы полностью,
Измеряем любви стандарт.
Чтобы он уложился в пропорции,
От размеров до частоты.
Мы с тобой проверяем опции,
Нас связавшей когда-то любви.
ГЛУБИНА наших чувств бездонная,
Нет ей края и нет конца.
ВЫСОТА нашей страсти огромная,
До серебряного кольца.
Мы с тобою стоим поблизости,
С ШИРИНОЙ, что в объятие рук,
Избирая закон инстинктивности,
На ДЛИНЕ поцелуя губ.
Наша ГРОМКОСТЬ равна пониманию,
Тех речей, что не сказаны вслух.
Между нами сейчас РАССТОЯНИЕ,
Для двоих, без обид и разрух.
Безошибочно, не по шаблонному,
Мы любовь измеряем с тобой,
Чтобы чаще кружить наши головы,
Чтобы век жить одною судьбой.
Словно пёс языком просаленным –
Лижет речка мне ноги волной.
Плес песчанный, под солнечным заревом,
Мне б по смерти оставить с собой.
Коли сердце моё в иступлении,
Отгуляет свой срок на ходу,
Я желал бы тогда воскрешения,
Средь тех сосен, на том берегу.
Чтобы с ветром шальным, вновь обмолвиться,
Посмотреть в поднебесную высь
И с разбегу нырнуть, словно горлица,
В омут чувств под названием жизнь.
Чтоб сказать все слова сокровенные,
Для тебя моя нежная Русь.
Я с тобой одного рода- племени
И сейчас пред тобою клянусь:
"Нет на свете второго мессии,
Не воскреснуть, но веру храня,
Я б хотел вновь родиться в России –
Это больше чем рай для меня".
Ночь доливает вино уже до краёв…
Через стекло не вижу улиц уснувших.
Выйти, нырнуть, наглотаться пьянящих паров,
Плыть меж коралловых рифов и тел затонувших
Рыбой бессонной… А где-то, над толщей ночи
Звёзды блестят далёких миров маяками,
И рыбаки, крылья упрятав в плащи,
Сети бросают… Наши хранители – с нами…
Август течёт тёплым теченьем Гольфстрим,
Быстрый поток нас дальше и дальше уносит…
Любим ли, пьём ли, хотим ли того, не хотим –
Лето к исходу. Кто наше мнение спросит?
И наступает полный, блаженный покой.
Нечего ждать, только тепло и прозрачно.
Ангел мой спит. Чувствую сердце рукой.
Всё хорошо. Пусть не всегда однозначно…
/7.08.06/
Завыло, точно баба заполошно,
сиреново сопрано, что набат,
и стало от того на сердце тошно,
что вот тебе привет – а ты не рад.
Тебя накрыло нынешней бомбежкой –
противно, но терпимо, как от вшей –
и дальше ты идешь своей дорожкой
с улыбкой оккупанта до ушей.
Штудируем построчно еженочно
Сионских протоколы мудрецов,
мы всех поработим однажды точно,
засунем всех в гефилте фиш лицом!
Придем за каждым и без исключений
(евреи, сами знаете, везде),
я обещаю массу приключений
на небе, на земле и на воде!
Одних настигнет кара Немезиды,
другим Аллах присудит суицид
за каждого убитого аида,
за то лишь потому, что он – аид.
Идешь с такими мыслями по суше,
захватнически страстно алчешь власть,
а посланная на берег «Катюша»
ударилась о грунт и взорвалась.
С добрым утром! С новым утром!
Перламутром, перламутром.
Море кажется бесовым –
Бирюзовым, бирюзовым.
Облака кружат над нами –
Жемчугами, жемчугами.
Выходи! Летит зарница –
Алой птицей, алой птицей.
Подарю тебе я камень –
Лунный камень, лунный камень.
Упаду в твой взор глубокий –
Синеокий, синеокий.
С губ сорву вкус поцелуя –
Маракуйя, маракуйя.
Я люблю с тобой быть утром –
Перламутром, перламутром.
Январь. Автобус. На работу.
С утра. Как все. Как каждый день.
Считаю улиц повороты.
Без солнца, денег и идей.
Январь. Автобус. Люди входят.
Выходят, мчаться на трамвай…
Пора уже привыкнуть, вроде –
Январь. Автобус.
…Лето…
…Рай…
Трепещут бабочки, сливаясь
С цветами пестротою крыл,
И смотрит с неба, улыбаясь,
Ближайшее из всех светил –
Изменчиво, но благосклонно –
Дарит со щедростью покой
И нежится земное лоно
Под тёплою его рукой…
Царят кузнечики над лугом
По виртуозности игры:
Гудит, как баховская фуга,
Их стрекот в мареве жары…
А на холме стоит деревня.
Там кто-то баньку истопил,
Напарился, прилёг и дремлет
Счастливый, лёгкий и без сил…
А вечером на травах росы
В себя вбирая пряный дух,
Истомы сеть на мир набросят
И в сон столкнут, как в чёрный пух…
Мой Бог! Когда всё это было?!
И было ли?.. Могло бы быть…
Я что-то главное забыла…
Январь. Автобус. Выходить.
/17-19.01.96/
Полнолуние
У безлунной ночи много звёзд,
Сны летят легко, за сотней сотня...
Сны летят, но только не сегодня...
В темноту уводит зыбкий мост,
В сумрачную тайную изнанку,
Где тоска огромна, как луна,
Где смолою плавится вина,
Где разбудят слёзы спозаранку.
2006-08-06 15:56ОЧКО / Муратов Сергей Витальевич ( murom)
Как-то раз один очкарик
Подобрал в траве чинарик,
Взгромоздился на очко
И давай тереть очко:
- У меня вскочил там прыщик,
Но такой, что дядя сыщик
Не отыщит и вовек,
Не разжав опухших век.
Не дрожал б я за очко,
Коль не проиграл б в очко.
Не добрал я два очка,
Как девчонка-дурочка.
Вот пойду в другую ночку,
Банк метать скорей на бочку.
О, как мне нужны очки,
Хоть закладывай очки!
А мои очки златые,
Не простые, а крутые:
Стекла – чистый Хамельон;
Фирма – Честер-Гамильтон.
Так что вы, ребята, ждите;
Если буду я в кредите,
Неприменно банк сорву –
Сто очков вперёд даю!
Я трезв, как сорок дней поста,
прости наверно мне и это.
Кто видел пьяного Христа,
кто ж видел трезвого поэта?
Когда поджаривает ад
судьбу, как злое зелье печень,
то даже прошлое – не факт,
поскольку козырять-то нечем.
Оно прошло, ну и привет,
смотреть вперёд оно не хочет,
а будущее – высший бред,
ведь то, чего на свете нет,
не зрят насмешливые очи.
Нет в то, что будет, – ни дорог,
ни направлений, ни тропинок.
Его никто найти не смог,
из терпеливых, видит бог,
и остальных, нетерпеливых.
И я не третий, я из них,
тех и других так грубо слеплен.
В тебя я верю каждый миг,
но жду, что будет он последним.
И, то стыдясь, то напоказ,
тобою мучаясь, я вижу,
что нелюбовь сильнее нас,
что я обжёгся, и не раз,
твоею вспыхнувшею жизнью.
Я знаю, будущее – нож,
что наше прошлое отрежет.
Ты сон от яви оторвёшь,
и я услышу этот скрежет.
И нас, единое давно,
откинет дальнего подальше..
Что проку в будущем? Оно,
как и прошедшее – темно,
мы существуем в настоящем.
А в нем я трезв и одинок,
в нём грустен волк и овцы целы.
Безумью мы отдали долг,
я – здесь, ты – там... Из ста дорог
все сто последней равноценны.
Прощая всё, со всем смирясь,
что отшумело и отпело,
я вижу, что и в этот раз
любовь стать счастьем не сумела…
Сонет друзьям
К чему давать дешёвые советы,
когда вконец уставшая душа
не даст вам за сочувствие гроша,
когда неадекватно ценит беды,
не различает пятницы и среды,
несёт судьбу по лезвию ножа
сквозь дым своей горчайшей сигареты,
за шагом шаг, коленками дрожа,
и в никуда тот путь непроторённый,
потерями без счёта одарённый,
кошмарный до абсурда полусон.
Бывает, что пронзает сквозь ресницы
почти смертельно солнечная спица...
Иль вдруг в трамвае запах – «Пуазон»...
Уж вечереет, встали дальше тени,
Лес наполняя тёмной синевой.
Над крышами примолкнувшей деревни
Впряглась луна за звёздною волной.
Закончилась пора златого солнца.
Прохладой полнится – воздушество небес.
Черпая свежесть из прозрачного колодца –
Берёт природа – тишины в довес.
В округе благодать – играет ветер,
На тонких струнах собственной души
И музыке его внимает лето,
На крыльях воспаряя от земли.
Ледяные пальцы. Перекур.
Выдох-вдох. Прогулка на балкон.
У тревоги – сотни партитур,
И забытый дома телефон.
Семь шагов по кухне. Капель стук
Прошивает иглами виски.
На изнанке неба – лунный круг
И созвездий редкие мазки.
Шепот занавесок за спиной:
«Если… Если…» Голос задрожал.
Мыслей ядовитых злобный рой –
Тысяча осиных острых жал.
И чечетку пульс по венам бьёт,
В сердце опаленное стуча.
Завершаю сложный перелёт
До разлуки… Поворот ключа!
Теплый чайник, тихий разговор –
Легкие, домашние мечты.
Жизни сложный кружевной узор –
Рядом на диване я и ты.
Каждый день в полнейшей тишине
Я молчу с волной наедине.
«Ты же знаешь всю меня насквозь» –
С криком чаек в небе пронеслось.
Солнце в море скрыться хочет с глаз,
Вот и луч бледнеющий погас...
...Я одна сижу на берегу,
Знаешь, жить так дальше не могу.
На песок моя легла ладонь,
Ты читал как книгу мой огонь...
Наше время в прошлом, как всегда,
Тихо плещет синяя вода...
Каждый раз на берег приходя,
Я мечтаю видеть здесь тебя,
Но песок сквозь пальцы убежал...
Ты опять меня не удержал.
Плеск воды насквозь, как ветер,
Лунный свет как блеск металла,
Тишь тумана на рассвете –
Потому что опоздала...
Потому что было больно,
Потому что не дождался;
На рассвете гладь спокойна,
Потому что ты сорвался.
Год за годом стонет ветер,
В мрачной ночи волки взвыли,
Тишина дрожит в рассвете,
Потому что мы любили!
Полетит, шурша тревожно,
Вестник осени усталый...
Всё, что было, было ложно...
Ты упал... я опоздала...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...370... ...380... ...390... ...400... 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 ...430... ...440...
|