|
|
Тёплый, осенний вечер
Тихо накроет плечи,
Время конечно лечит,
Только пока не меня.
За пустотой окошка,
Словно бы понарошку,
Ты растворишься кошкой
В шелесте сентября.
первые листья
стай перелетных прощанье
тонкое время камней
.
* * *
«Глупое сердце, не бейся...»
С. Есенин
Сердце мое… Что тебе всё неможется? –
Смотришь в манящий оконный проём…
Что ты?.. О чем ты дрожишь и тревожишься,
Глупое, бедное сердце мое?..
Что тут не так? – здесь живет человечество
Долгие сотни, и тысячи лет, –
Любит, страдает, тоскует, калечится… –
Сердце мое! – ведь другого-то – нет…
Это – наш угол, подсвеченный месяцем… –
Что же ты стонешь и плачешь в ночи?..
Что же ты рвешься так, что же ты мечешься? –
Сердце! – забудь… отдохни… помолчи…
(06.09.11)
.
Меж нами не было любви
Александр Габриэль
* * *
Меж нами не было любви...,
Сомнений щерилась проказа,
Но страсть сметала всё, шутя,
Как океанская волна.
И, что горячке время – час,
Мы, понимая раз за разом,
В тисках цунами нелюбви
Хлебнули горечи сполна.
А, кто затеял первый ход,
Кто так усердствовал в дебюте,
Теперь не вспомнить – позади
Размыло, спутало следы.
Когда засилье доминант,
И кровоток судьбою крутит,
Семь раз отмерить не с руки
В безумной скачке молодым.
Пока не свистнул с горки рак,
И дождь в четверг не начал капать,
В круговороте вешних чувств
Уподоблялись мы богам.
Но грека, сунув в реку нос,
Остался с носом – вот ведь лапоть!
И со стремнины нас снесло
К заросшим ряской берегам.
Кувшинки, лилии, осот –
Здесь la comedia Finita.
Лишь тишь да гладь, янтарный блеск,
Заумных истин вечный плен...
Как в воду, канули концы,
Мы у разбитого корыта.
Ушла, пропала нелюбовь,
Безлюбье нам всучив взамен.
Падают жухлые листья с каштанов,
ветер осенний несет их куда – то.
Курит задумчиво дворник Степанов,
глядя с тоской на метлу и лопату.
Дворник Степанов – мудрец и философ.
Сизый дымок выпуская привычно,
он размышляет над вечным вопросом :
- Все – таки, что в этом мире первично?
Видит Степанов глубинные связи:
ветер, несущий опавшие листья,
кучу бумажных обрывков и грязи
на тротуарах, вчера еще чистых.
Вооруженный концепцией дерзкой,
выбрит, надушен и в шляпе из фетра,
дворник стучится к знакомой консьержке
с новой теорией «листьев и ветра».
Он наливает в бокалы "Чинзано"
и под ее выразительным взглядом
вслух ей читает главу из романа
о тамплиерах и тайных обрядах.
Утром Степанов выходит из душа,
смотрит в окошко и видит Степанов-
желтые листья- ушедшие души-
ветер осенний срывает с каштанов.
Осеннею последнею строкой
истек мой стих, и нет его в помине.
Пора с природой вместе на покой
и многословьем не терзать отныне
тех, кто забрел в мой тихий уголок,
цветами ало-желтыми искрящий.
И не струится на меня поток
звезд света юный, оттого слепящий.
Ах, ничего нам не надо,
Нечего к лучшему звать!
В сытой покорности стада,
Нравится нам вымирать.
Михаил Ромм
Что раздражает Вас в стадах,
В чем провиниться могут овцы?
В них озлобленья никогда
Не вызывали иноходцы.
Бояться стоит тех слепцов,
Что возомнили, будто знают,
Куда идти, в конце концов,
Все стадо в пропасть увлекая.
Кричат, что здесь устроят рай,
Что им бразды даны отныне,
Не зная, что идут за край,
Бездумно следуя гордыне.
Но не всегда народ готов
Волков принять за пастухов.
Что мне, спасительным серым ядом
Разнообразить свою еду,
Чтобы молчанье услышать рядом
Или ворчанье: иду, иду.
Так постоять у стекла стального,
К холодку его плечом прислонясь.
Химии ангел, а остального -
Пленник и грязь.
Клейкие ротики трав, и травы,
Эти березки и камыши,
Озеро белое из оправы
Тускло блеснёт – и ни души.
Тише – и голос вернётся эхом:
Снова как будто с такой тобой,
Той, от которой я не уехал.
Серое платье и голос твой.
Слышу: отчётливо мне внушили,
Скопищу атомов – для чего? -
Быть человеком, лететь в пучине,
Плача без голоса твоего.
Сказать тебе тебе в глаза
Сквозь облако огонь и мрак
В глаза глаза глаза глаза
Не получается никак
Ты чашку синюю возьмешь
И всюду отразишься вдруг
Как медленно ты воду пьешь
Родник разлук родник разлук
Январь. И всё же не о том
Сквозь календарь я говорю
И слушает меня с трудом
Твой свет как свечка на краю
.
* * *
В. Кондакову
«…душа летела (…)
в рубашке белой…»
А. Башлачев
Душа летела…
Бежало тело
За ней, хотело
Догнать,
настигнуть,
схватить,
успеть!..
Душа летела…
С тоскою тело
Ей вслед смотрело:
«А мне тут, что же – легко терпеть?..»
Душа летела
И что-то пела…
Сердилось тело:
«…Ну, это ж надо так забуреть!..»
Душа летела…
Кричало тело:
«Ты обалдела! –
А – годы вместе? – куда их деть?..»
Душа летела…
«Ну, было дело… –
Юлило тело, –
Забудь!.. Да плюнуть и растереть!..»
Душа летела…
Взывало тело:
«Ну, чуть попела,
Ну, полетала – пора и в клеть…»
Душа летела…
Ругалось тело:
«…Ах, «я – вся в белом»!..
Ах, «мне бы только – летать да петь»!.. –
Всё! Надоело!..
Лети – созрела! –
Вскипало тело, –
Смотри лишь – вниз бы не загреметь!..»
Душа летела…
Смягчалось тело:
«Не околела?..
А в баньку если?.. Да – пропотеть?..»
Душа летела…
Зверело тело,
«Постой!..» – хрипело,
Грозилось душу поймать и взгреть…
Душа летела,
Смеялась, пела…
…Слабело тело, –
Клялось добрее к душе быть впредь, –
Звало... молило…
Но – поздно было:
Душа – любила,
И ей
хотелось
лететь
и петь.
.
Лес за солнце цепляется кронами.
Близость сумерек давит виски,
как иголками сосен зелёными,
инъецируя зелень тоски.
Отвратительное настроение.
Всё сегодня не то и не так,
и не радует тишь предосенняя
и уставшего солнца закат.
В спину скалится злое предчувствие.
Предсказанием близкой беды
мрачный карк, как воронье напутствие,
горечь пряная от лебеды.
И в тревоге лесными дорожками
ближе к людям, чтоб страхи отсечь.
Заплутали в тумане немножко мы,
приутихло желание встреч.
Черноту, словно пасту из тюбика,
выжимаю из мрака души
и надеюсь, что гранями Рубика
многоцветие наше решим.
 из ранней осени согреться у кострав листовках клена ясеня и липыуслышав прошлого не всхлипы и простиа звуки музыки органаи стихиврачуя зеркало становишься живымдыша серебряно туманами на плоскостьпереведи мои дороги на путижилеткой стрелочницы снов нижегородскихс французской булкой и багетом майских силзаики душрождений высохшей бедывод отошедших раньше сроканасухуюползти по лазам как подземные кротыне просто больно но осколочно и трудномаэстро Гроффдавай отдышим на восходпечурок тесных голубые огонькимне интересно просто быть не делать видчто помогает мне лететь а не ползтипомочь и дальше в твою сторону смотретьхотя и комья не совсем лечебной грязилетят нам вслед но это ветер эвтаназиианестезии для забывших о себекак в белом цвете светорадуг бесконечностьтак в тишине семь не совравших миру нотя верю в нас и нашу светлую породуприроде в нас а не рассыпанному богуконтрольной точкой камня брошенного в водуя соберусь к тебе в последние кругии утро верит мне опять рука течеттарковским зеркалом подставив мне плечотвоё"И повели синицы хоровод,Как будто руки по клавиатуреШли от земли до самых верхних нот."
В зелёном платьице с оборочкой,
пришла берёзка на пригорочек.
Навстречу – солнцу и ветрам,
увидеть плёс и белый храм.
Художник Богом поцелованный,
березкой юной – очарованный,
увидел – и – остолбенел. Он,
красками – ей песню спел.
Весна. Рассвет и чист, и светел.
Плёс – от берёзки серебрист.
И кажется, подует ветер,
сорвёт — с холста,
зелёный лист.
Лист полетит,
между – полотен,
ни в чём, не уступая им,
Будто, летит по небу храма,
безгрешный – тихий – херувим.
Берёзка – дерево – святое.
Источник света и добра.
Прибавилось в душе,
России, живого,
берёзового,
серебра.
Бредёт простодушно овечка
среди беспредельных тенет.
А нет золотого местечка,
а нет середины-то, нет!
В зрачках человеческих – бездна,
дрожит эфемерный уют.
Стреляют уже повсеместно
и слёзы горючие льют.
Все правы и все виноваты,
никто не боится греха.
Овечкам раздай автоматы -
и в клочья порвут пастуха.
То лгут объективные птички,
то прячут базуку в строку,
то к золоту ищут отмычки,
то просто висят на суку.
Гляди, человечество, трезво,
не совесть, так стыд поимей:
чтоб не было головорезов,
ты бьёшь по ногам Саломей.
А надо бы выключить память,
все буквы изъять у племён
и даже стихов не оставить
для будущих светлых времён.
* * *
Молчанье может быть ответом,
а бриллиант – частенько страз.
Ты помни, что за белым цветом
от глаз скрыт радуги окрас.
* * *
Нас жизнь ласкала и секла,
но ты на лучшее надейся.
Нет красоты у эдельвейса,
а сколько для души тепла!
* * *
Напрягши ум, наморщивши чело,
загадку разгадать стараюсь очень:
счастливым счастье быть, но отчего
нет счастья без гнильцы и червоточин?
* * *
Как трудно пережить нам славословий медь,
забыв искус притворных восхвалений!
Конечно, хорошо пороков не иметь,
но плохо жить без искушений.
* * *
Живет человек суматошно и мало,
с балансом на бритвенном лезвии,
но если бы в жизни вдруг смерти не стало,
она бы лишилась поэзии.
* * *
Мы вечно держим ушки начеку,
чтоб бездаря клеймить экспромтом грубым,
но стоит похвалить нас дураку,
и он совсем не кажется нам глупым.
* * *
Бог простит неразуменья нашего -
и у крыши происходит сдвиг.
Мысли глупые рождаются у каждого,
только умный не высказывает их.
* * *
Из уст достойных лестна похвала,
но пусть она не вскружит головы.
Дурных же порицания слова
ничуть не хуже похвалы.
* * *
Умом кичатся млад и стар,
но с глупостью он шествует попарно,
ведь глупость – тоже Божий дар,
и не транжирь его бездарно.
* * *
С ложью нам не желательны встречи,
ее путь и извилист, и крут.
К сердцу мудрому мудрые речи
без труда путь-дорогу найдут.
О, печаль,
О, птичка на проводе.
Золотая даль,
И близкое в золоте.
Ягоду сорвешь -
И тает, и таяло,
Таяло когда-то, да все растаяло.
Вот оно, настоящее,
Между сорвёшь и таяло,
Каменное, молчащее,
И летишь по проводу.
Что же ты со мною – ушла, оставила.
Я звоню по поводу…
Облака большие,
Небо движется,
Лес внезапный
Выплывает из золота,
Тени предвечерние,
Легче дышится
На окраине большого города.
Как страшно плотского вовне
Я возвращаюсь весь в говне
В жизнь добрую, земную,
Где моюсь и пирую
И вспоминаю – нет, нельзя
Как за ее пределы
Летел я, по говну скользя
Почти как ангел белый
Ведь здесь я – так себе, планктон
Андрей, Владимир иль Антон
А там, в говне и жути
Я – сердце самой сути
Люблю до боли этот мир
Березки там, аллеи
Но тот бессмысленный эфир
Люблю еще больнее
* * *
...как неточная рифма –
мушка
на правой щеке
шарман шарман
одноногий шарманщик
шрамы
шрапнель
прелый воздух
апрель
ах какая прелесть -
мушка
на правой щеке...
 посидим помолчим...перепахано снежное полени борозд ни рядовлишь покров как платок у невестрасплетают косучтобы реки волос были вместеи ловили тепло молока нежно дышащих губвозле будущих чьих-то детейпусть приходят в любвикак рассвет и заходзавязавшие в ленты лучеймир иллюзий рассыпанных временем звездна коллайдер землииногда просыпаюсьи в горле не яблоко комомхиросима костравспоминаются лица и лицана сенной плети музот нозящих воздушных сетейтак красива и пошло подлазолотая синицаи сползая прошуну совриотыграврасскажи что лишь снитсяэтот "Остров"и гадкие дни лебедейвижу снег золотойнаяву и во снеэто рыжая белка устав колеситьоторвала причины от следствийпоказала дорогу Домойдаже тем кто её посадилпросто такни зачтодаже тем...потому что любила егокак осколок себя и тотемпосидим помолчимпосмотри как красиво летят журавлииз Россиимы останемся ждать ихсжимаяхрустальную нить
.
* * *
«ты проснешься до рассвета
до тысячи коверканных зеркал
до каверверсий словом неосвета
и пресмыканий змей в крови ристалищ
до примирений гордости и чванства…»
«Я рисовал любовь, снег разводя в палитре…
Падали грозди нот, сладкий десерт мечты...»
"Спасибо Вам всем, за то, что Вы есть, такие как Есть;
Сами того не сознавая, Вы – источник, из которого я пью чистую воду созерцаний..."
АНОНИМ (Иннокентий Кониковский, Анна Стаховски, он же – zero, jinok, inki,
KiraRu, Neledy, idiot, Тень песка, drug, medved и т.д., и т.п.)
Ты проснешься до рассвета, -
Я – с тобой, я – рядом... где-то...
В зеркалах – неясный блик…
Вот такая, бляха-муха,
Каверверсия "Тартюфа":
Я – твой drug, ты – мой родник...
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
Как прекрасен этот ник!
Ты не можешь не заметить
Как мне дороги все дети,
Как мне мил больной старик… –
Тонны патоки и меда
За четыре с лишним года
Схавал "пишущий тростник"... *
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
Как прекрасен этот ник!..
В тонкой лести, в интриганстве,
В обаятельнейшем хамстве –
Я, по-своему, велик…
Где – шаманством-паутинством,
Где – слезой, где – просто свинством... –
Нет субъекта – нет улик…
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
Как прекрасен этот ник!..
Рассыпаю свары-ссоры,
Сам с собой вступаю в споры –
Я – и Ленин, и – печник… **
Я бесформен и безрифмен,
Я невидим, словно Гриффин ***
И – как Будда, многолик…
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
Как прекрасен этот ник!..
Я – Стрелец, и я же – Дева,
Я – Адам, и я же – Ева,
Осип я, и Лиля Брик... ****
Я – и справа, я – и слева,
Растекаюсь я по древу, –
«Мышь» в ночи лишь – клик, да клик...
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
Как прекрасен этот ник!
Вьюсь змеёй в крови ристалищ -
Ни седалищ, ни влагалищ –
Только анонимный ник!..
Я – сорняк неистребимый, –
Вновь ползу на сайт любимый:
Прикипел к нему, привык…
Как прекрасен скрытый лик, посмотри!
КАК ПРЕКРА-А-А-А-АСЕН НОВЫЙ НИК!!..
__________
* По определению Паскаля, человек – одно из наиболее слабых созданий природы, с тем лишь
отличием, что он – «не просто тростник, он — мыслящий тростник (roseau pensant)»;
учитывая специфику «Поэтической студии», я позволил себе чуть подправить это определение.
** Ленин и печник – персонажи одноименной поэмы А.Твардовского, где Л. и п. – антиподы,
представители двух противоположных социальных слоев; отношения их начинаются с конфликта,
а заканчиваются полным душевным слиянием с чаепитием…
*** Гриффин (Griffin) — герой фантастического романа Г.Уэллса «Человек-невидимка» (1897)
**** Брик Осип Макс. (1888-1945) — писатель, драматург, лит. критик; один из основ. ОПОЯЗа;
некоторое время служил в ЧК. Брик Лиля Юрьевна (1891- 1978) — литератор, жена О. Брика,
любимая женщина и муза В. Маяковского. С 1918 г. и, практически, до к. жизни В. М-го, все трое -
Маяковский и Брики – жили совместно. В. Шкловский отразил эти отношения в своем сценарии
к х/ф «Третья Мещанская» («Любовь втроём»), 1927 г.
Страницы: 1... ...50... ...60... ...70... ...80... ...90... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 ...110... ...120... ...130... ...140... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400...
|