|
|
Есть такие закаты,
что больно глазам –
Жидким золотом
плавится солнце.
Суетой растревожен
пустынный вокзал,
и не верится, что расстаёмся.
Расстаёмся
на целую тысячу лет,
или, может быть,
целую вечность.
Только мне и не нужен
обратный билет.
Я с собой увезу
в бесконечность
невесомый,
бесценный,
таинственный груз,
что по праву считаю своим я –
память встреч,
расставаний закатную грусть,
только Ваше волшебное имя...
Не хочу больше видеть и знать я
Ни-че-го.
Кольца ножниц взяла -
Буду резать любимые платья,
Те, в которых с тобою была.
Ах, оставь!
Никогда меркантильным
Или жадным не числился ты.
Посмотри, как красиво и стильно
Я сложила в букет лоскуты.
Вот из этих – больших и неровных -
Я сошью подвенечный наряд!
Очень светлый наряд!
Очень скромный!..
«Краше в гроб» про такой говорят.
А из этих помельче – пеленка
Будет вышита яркая мной,
Нерожденному нами ребенку...
Как ты думаешь, хватит одной?
Уходи!
Про какие обиды?!.
Я смотреть на тебя не могу...
…Ничего нет печальнее вида
Ярких платьев на белом снегу…
Покатились слезы от бессилья...
Не бывает на земле чудес.
Даже птицы складывают крылья,
Даже звезды падают с небес.
Поселилась боль в душе разбитой
Только что,
А кажется давно...
На столе бокалы не допиты
И дождинки капают в вино.
Завернул с угла скатерку ветер,
Опрокинув мокрые цветы,
И береза веткой, словно плетью,
Бьет в окно, где исчезаешь ты.
Задыхаюсь от бессилья – было...
Слышу наши смех и голоса -
Ведь взлетала птица белокрыло
Новою звездою в небеса...
Два космонавта пожимают друг другу руки
И говорят: здесь будет граница.
Я выстрою дом на этой части пустыни.
А я обоснуюсь под этими странными сводами.
А если кого-то подмоет подземными водами,
Он сможет у другого остановиться.
Только помнить: в гости – с предупреждением,
Иначе это частной собственности нарушение.
Жаль ещё, здесь не показывает телевизор.
А на записях только Пресли и Визбор.
Но можно играть в шахматы по переписке.
А в запасах немало виски.
А ещё здесь есть говорящие растения:
С ними можно поболтать, но они ухудшают зрение.
И надо всё-таки помнить: мы враги
И просто ожидаем подкрепления.
Они расходятся в разные стороны
И каждый пишет письмо жене:
«Дорогая Оля,
Похоже, меня убили на этом чёртовом поле.
Командование допустило ошибку,
И вся наша армия уничтожена.
И мне – ты не поверишь – кажется,
Что я на пустой планете,
И нас только двое на свете:
Я – и этот вражеский американец.
Я даже не знаю как его зовут.
И мы оба чего-то ждём.
А где ты – я даже не знаю.
Прости, дорогая.»
И второй:
«Хэлоу, Мэри.
Я в такие вещи не верю,
Но здесь творится что-то странное.
Наш отряд накрыло фугасом.
Капитана убило сразу.
Я потерял сознание.
А сейчас я нахожусь в странном месте.
Рассуждая логически, меня тоже убило.
Но сейчас рядом со мной этот незнакомый русский,
И на небеса это не похоже.
Но я знаю: я мёртв.
И он, видимо, тоже.
Это совершенно не страшно. Меня только удивляет,
Почему я не вижу родителей и деда.
А еще здесь лето.
Я тебя люблю, дорогая.»
Они одновременно заканчивают писать,
И каждый встаёт с земли.
На их сверкающих круглых шлемах
Отраженье зари.
В жёлтом небе медленно летят журавли.
Земноводными лапами ночь заслонила созвездья,
Расстояния свернуты, время застыло внутри.
Эту темь не продышишь – надейся теперь, не надейся.
Жмурь до боли глаза и на брызги цветные смотри.
Несклоняема музыка, речи глагол неспрягаем,
Кровоток на спиртовке усилием воли согрет.
Грянет вещий огонь из Куста, мы его не узнаем.
Даже если когда-нибудь в мире наступит рассвет.
Надушившись спозаранку
И глаза подкрасив тонко,
Шла по шпалам китаянка,
Нарядившись под японку.
Лёгкий шёлковый юкату,
Серебристые драконы,
И любовь её за плату,
И гремящие вагоны,
Шум железа и движенья,
Запах дыма и похмелья,
На губах – оттенок жженья
От вселечащего зелья...
На заре морозно было,
Стыло небо с гулким стоном,
Ласку женщина спешила
Отнести другим вагонам.
Я не сержусь! Нисколько не сержусь!
Мне стало вдруг невероятно грустно,
Но эту грусть я прячу не искусно
И потому сердитою кажусь.
Я не грущу! Ей-богу не грущу!
Я лишь на миг задумалась и только
И тут же слезы набежали горько,
Но их в одну минуту укрощу!
Не плачу я! Не плачу, что за блажь!
Не надо делать из меня паяца!
Пусть плачут все, а я хочу смеяться!
«Я вся в слезах» – какой смешной пассаж!
Я не смеюсь! Да полно, не смеюсь!
Да и других смешить не мастерица…
Я не смеюсь! Я начинаю злиться…
И вот по новой всё кружится пусть.
Любить и ждать, от жажды изнывая,
Любить и петь, забыв себя саму,
Любить, имен других не называя,
И верною быть только одному,
Прощать и жить, терпя свои напасти,
Просить прощенья, вознося мольбы,
И радоваться выпавшему счастью,
И слезы лить от проклятой судьбы,
Вести баланс довольства и досады,
То замерзая, то горя в огне…
Зачем, я не пойму, мне это надо?
Но, видимо, зачем-то надо мне…
Прямо так: налегке, без билета,
В электричке лихой из Весны
Я приехал на станцию Лето,
Где купаться бегут пацаны.
Здесь пруды, как огромные рыбы,
Чешуёй мелкой ряби блестят.
К ним пуститься вприпрыжку с горы бы,
Разогнав беззаботных утят.
Тропка под ноги кинулась резво,
Через лес потянув за собой.
И шатаясь, от счастья нетрезвый,
Я вошёл в васильковый прибой.
Ливнем травы причёсаны в поле,
Сушит солнышко сельскую глушь,
Словно пёс, наигравшийся вволю,
Ветер воду лакает из луж.
В небе радуга бабочкой дивной.
Вот поймать бы такую сачком!
Не спеша самолёт реактивный
Тянет нитку свою паучком.
Покидать это Лето так жалко!
Но прошу я, пожалуйста, вслед
Накукуй мне, лесная гадалка,
Много-много таких ярких лет!
Прошлых мгновений минуты
Камнем сползают с души.
Моль поедает путы,
Бог затупил палаши.
Нет ни награды, ни мести
Только забвения свет
Тускло мерцает в предместье
Прожитых глупо лет.
Видно давно смололи
Мысли мои и дела,
Но ни муки ни соли
Доля мне не дала.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...520... ...530... ...540... ...550... 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 ...570... ...580... ...590... ...600... ...610... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|