|
|
2009-01-18 18:27Вы / Брандукова Ирина Риммовна ( rimmovna)
Вы
«Сердце бьется ровно, мерно,
Что мне долгие года!»
А. Ахматова
Вы тот, кто мне нужен для долгой зимы.
Вам нежность и светлые искорки смеха
Свои приношу, чтоб отдать не взаймы,
Но в глупой надежде услышать их эхо.
Вы тот, кто мне важен, но наших теней
Не будет под аркой…Ахматовским слогом
Я Вам не признаюсь, что бьется ровней…
Я Вам никогда не признаюсь во многом.
Блаженному мигу чудес не бывать.
Но мне за собою позвольте оставить
Воздушно безвольного Вас целовать,
И нашу разлуку счастливую славить.
&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&
Сестра Риммовна
Теперь поедем в Воркуту,
на поезде поедем.
Там птицы мёрзнут на лету
и дольше спят медведи.
Там лето тоже раз в году,
но иногда и реже.
Мы не замёрзнем на ходу,
и что нам сон медвежий.
Ты будешь память в ком сжимать
в себе – широкогрудом,
и тёплые стихи читать
морозостойким людям.
Кормить я стану снегирей
и псину без породы,
и снова ждать тебя, Андрей,
как света ждёт зародыш.
Всё без прикрас и перифраз,
ведь человек так нежен
бывает только в жизни раз,
а, может быть, и реже.
***
В луже сны потонули, зонты.
Дождь уснул под прикрытием ветра.
С небывалой земной высоты
Начиналось мохнатое небо –
Темный зверь. Убаюкать не смог
Сам себя и свирепствовал люто.
Всё барашков считал и продрог,
Даже тех – неразумно обутых.
А мамаша его этажом
Будет выше, и также мохната.
Она стала его миражем,
Ста лучей, не осевших, раскатом.
Она чистит собой пустоту,
Разбавляя просветом сиротство,
И все дальше спешит – за версту
То ль от детства, а то ли от скотства.
Космос белый подавлен и прост,
Что в него утыкаться с разгону?
И простой человеческий тост
Чуть согреет невнятную зону.
2.
Там смерти нет...
И теплится кровать,
Того, кто умирает с позволенья
Утробных лет.
Расстроенный, больной,
Испуганный. ..
Но мысль не умирает,
А покидает старческий покой
И мир земной без грусти покидает.
26.05.08 Москва
***
Я смотрела, и ты споткнулся:
Власть людей над людьми опасна.
Я разулась, а ты – обулся,
Мы не разные, мы – о разном.
Окна настежь, шкафы на выброс:
Много хлама в бетонном храме.
Чем я стала! и: Как ты вырос! –
Наши дети расскажут маме. 16.01.09 Москва
***
Я и скучать перестала
О нашем с тобой перезвоне.
Много прошла или мало
Девочка Соня?
23.12.08 Москва
* * *
Тоска! – Проблема словоиспусканья,
Застольем мозг, как миною, контужен,
Журналы прошлогодние листая,
Валяюсь, переваривая ужин.
Включу FM узнать, что приключилось,
Вновь Украина перекрыла трубы,
В Европе валит снег, в России сырость,
Дают арабы в Палестине дуба.
Терпимо, если б только не реклама,
Мы от неё давно уже, как зомби,
От пошлого, навязчивого хлама
Меня, как сало от огня, коробит.
А за окном, меж тем, резвятся Святки,
Немного до Крещения осталось,
Обычные дела, и всё б в порядке -
Не пишутся стихи, и жизнь не в радость. . .
Женщины – славяночки,
инопланетяночки,
плавные, нездешние,
добрые, неспешные.
Брови лебединые,
талии осиные,
все русоволосые,
словно воды росами
омывали волосы,
выбеляли полосы.
Вы неторопливые,
Вы негорделивые,
Как сосуд, хрустальные,
что же Вы печальные?
Вам судьба российская
до кровинки близкая,
женщины – славяночки,
инопланетяночки.
Я влюбился в снег и лёд.
В снега медленный полёт,
Льда прозрачно-синий цвет,
В небольшое слово «нет».
Тротуар отныне пуст,
Только льда прозрачный хруст,
Только светит в отдаленье
Убелённый снегом куст.
Это сладкая печаль,
Это каменный хрусталь,
Бесконечная, стальная,
Немерцающая даль.
***
Гриб-моховик тянет ко мне свои губы.
В чаще лесов часом идут на зверя
Бледные люди. Бледное наше время…
Выцветший куст – выставил зубы.
Хищную ягоду лучше собрать спозаранку.
Сонные стебли ночью крадутся в лес.
После охоты псина ласкает рану,
Красную ранку – северных мест.
Волком глядит в меня со стола варенье.
Я не могу держать – я открываю окна.
Спать не пойду. Там мое разоренье.
Ночью осенней – голос разомкнут.
8.09.08 Москва
***
Нет времени для детства, уж прости.
Я устаю, как устают от смеха.
Так времени немного впереди,
Что кажется решающей помеха.
Над яблоней висящая оса
Мысль детскую мою не покидает;
Все в памяти моей несчадно тает -
Она висит, как исчисленье сна.
И страшно мне, что, если я умру -
Умрет «одним бароном меньше, больше...»,
Ее оставив в комнате одну.
А взять с собою некуда мне больше.
Вот – рождество, надежды и волхвы,
Вот – колыбель, дары, людская вера,
Вот – сын и бог на ложе из травы,
Слова любви вкушающий без меры.
Алеет кромка серого белья,
Достойного пророка Иудеи.
Здесь будет след от римского копья...
Мария видит смерть и холодеет
В предчувствии ужаснейшей из тризн
По самому родному человеку,
Но маленькие руки тянет жизнь,
Подаренная ею злому веку.
Все матери хотят лишь одного -
Хватило б молока, тепла и света.
Последнее, что будет у Него -
Тепло весла в руках над стылой Летой.
Считает ночь секунды и часы,
Под свет звезды пронзительно-нездешний
Ребёнка положили на весы,
А на другую чашу – всех кто грешен.
И всех уравновесит лишь один
Вне времени, вне смерти и мучений!
На выжженной Голгофе триедин
С тем холодом ночным тогда, в сочельник,
С той влагой рек, стекающей меж рук,
Держащих окрещённого младенца
Над миром полным боли и разлук,
Но рядом мать и крёстный с полотенцем...
Всё это будет позже, а пока
Пустыня дышит холодом как космос,
Склонились три усталых старика,
На плечи уронив седые космы.
И воздух, выдыхаемый скотом,
Напитан чабрецом и дикой мятой.
Без очага окутанный теплом,
Малыш уснул, ни в чём не виноватый.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...390... ...400... ...410... ...420... 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 ...440... ...450... ...460... ...470... ...480... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|