|
|
...просматривая седьмой номер журнала *Стороны света* я наткнулся на совершенно замечательную статью Алексея Цветкова об *Элегии* Чидиока Тичборна.
Чидиок Тичборн (1558-1586) – один из участников заговора Энтони Бабингтона против Елизаветы I Тюдор в 1586 г. Процесс над заговорщиками занял три дня, с 13 по 15 сентября 1586 г.а казнь состоялась 20 сентября 1586 г.
Хотя Тичборн и упоминается многими как поэт, данное стихотворение, похоже, составляет все его поэтическое наследие или, во всяком случае, является лучшей его частью. Оно посвящено жене молодого человека и было приложено к последнему письму к ней от 19 сентября.Перед жестокой казнью...
http://www.stosvet.net/7/translations/
кроме заметок и подстрочного перевода А.Цветкова в этом разделе помещены пять переводов *Элегии* и еще одно эссе.
оригинал *Элегии*
My prime of youth is but a frost of cares,
My feast of joy is but a dish of pain,
My crop of corn is but a field of tares,
And all my good is but vain hope of gain;
The day is past, and yet I saw no sun,
And now I live, and now my life is done.
My tale was heard and yet it was not told,
My fruit is fallen, yet my leaves are green,
My youth is spent and yet I am not old,
I saw the world and yet I was not seen;
My thread is cut and yet it is not spun,
And now I live, and now my life is done.
I sought my death and found it in my womb,
I looked for life and found it was a shade,
I trod the earth and knew it was my tomb,
And now I die, and now I was but made;
My glass is full, and now my glass is run,
And now I live, and now my life is done.
Chidiock Tichborne, 1586
мой первый опыт перевода (с использованием подстрочника А.Цветкова)
* * *
...грани –
до грани юность – иней за гранью
белое счастье – черное блюдо боли
поле в колосьях – ноги стернею ранит
полон надеждой и волей – лучшая доля
солнце упало – солнце со мной простилось
жив я но завтра будет мне Божья милость
слышали слово мое – услышат снова
семя упало в землю – пробьются всходы
юность допела – зрелости песнь готова
видел я все но слепы еще народы
нить оборвется но полотно приснилось
жив я но завтра будет мне Божья милость
к смерти стремился – нянчил ее в утробе
жизнь поманила крылом – легкою тенью
только земля мне ближе – жестко во гробе -
в ней и засну я – так говорит виденье
полон стакан песками – все испарилось
жив я но завтра будет мне Божья милость...
Прибрежный город смотрится в залив,
Подсвечен солнцем край морского мира.
Нева сливает зимний негатив,
Стежками льда простроченный пунктиром.
К воде пришито время перемен,
Тепло любви растапливает льдины.
А что же получает Бог взамен?
Лишь берега, опутанные тиной...
Ветра снегов коснулись невзначай,
Сугроб садится медленно как тесто.
Прелюдией к постели пахнет чай,
Весна разделась на ночь как невеста.
Апрель захватит сны и города,
Поселит на страницах многоточья...
Закат краснеет густо от стыда,
Он знает, что нас ждёт сегодня ночью.
Без разрешенья ворвалась весна –
Тугие рамы распахнула настежь,
Впустила утро свежее без сна
Предвестьем неизведанного счастья.
От ветра штор зеленых паруса
Над комнатой испуганной взметнутся,
Наполнят дом живые голоса –
Заговорят, заплачут, засмеются.
Зашелестит, зашепчется листва,
Под струями воздушными играя,
В ее речах забытые слова –
Напоминанье брошенного рая.
И станут встречи наши так близки
В наплывах ясных солнечного света
Над серебром искрящейся реки,
На дальнем берегу, а не на этом….
Пародия на шуточный, «но очень жестокий» романс Михаила Волкова:
"В саду мы взаимно с тобою себя целовали.
Был воздух прозрачен и чист, невзирая на зной.
И руки твои у меня на плечах так лежали,
Что челюсть сводило от близости их неземной.
Но вдруг изменилась погода. Деревья в печали
Поникли, и птицы умолкли, и клевер зачах.
Унес тебя ветер в холодные синие дали,
Лишь руки остались лежать у меня на плечах."
А помнишь, в саду, ты и я как-то встретились с нами? Был снег обоюдно пушист, невзирая на зной. На речке взаимно шуршало волнами цунами, И ты персонально любила меня подо мной. Ты шею мне сжала ногами с неистовой силой. Я мял твою грудь. Сдохли птицы. Зачах баобаб. От долгих взасос поцелуев мне челюсть сводило. Мы слились с тобой воедино, и ветер ослаб. Но дунул вдруг так, что унёс тебя в синие дали, Лишь ноги остались на шее спортивным венком, Упругие груди в ладонях моих остывали, И губы твои я нащупал во рту языком. Я долго по саду бродил в необъятной печали. И шарил руками в траве возле каждого пня. Не в силах поверить, что ты унесла в свои дали Один, хоть и малый, но важный кусочек меня. ***
Из прошлого – веками не напиться.
Замёрзло время, как река, зимой.
И только память до исхода,
длиться, – зовущим взглядом,
хрупким жестом, ноющей тоской.
Из прошлого ты,
произносишь что-то.
Но – в настоящем – мне,
не слышно тихих слов твоих.
И – светится твой силуэт,
у поворота, и в тишину,
тоски приходит стих.
Какой далекой музыкой недетской
Невидимым движением ветвей…
На фотографии, расплывчатой, нерезкой
Становимся острее и мертвей
И слышно будто одинокий атом
Пытается осмыслить свой распад,
Как скальпелем патологоанатом
Наводит резкость. Каменеет взгляд
И видно всё. Крупицы злого света.
Отчетливое черное ничто.
Зажатая меж пальцев сигарета,
Без верхней пуговицы синее пальто.
В снежных бинтах очертанья домов,
Словно избиты они и подлечены.
В шуме ветров – монотонность псалмов.
Близкие люди сегодня не встречены.
Хочется выкрикнуть сотни имён...
Стрелки часов, будто лопасти мельницы.
Кто-то вовеки не будет рождён,
Кто-то, родившись, однажды не встретится.
Мы – деревья с зелёными снами,
Что от этой похожести нам?
В небо тянешься, даже корнями.
Я ветвями хлещу по глазам.
Мне отрубят лохматые плети
И швырнут во ржаные огни.
А к тебе прижимаются дети,
Засыпая в широкой тени.
Да и ты обречён изначально:
Не решаясь пустить на дрова,
Спустят на воду лодкой печальной,
И направят к чужим островам.
Вместо гнёзд на ветвях моих – птицы
Предпочтут золочёную клеть.
Но и деревом стоит родиться,
Чтобы рядом с тобой умереть.
Питаясь пищей словоблудия,
Жуя убогость и разврат,
Доколь любить Россию буду я
Всегда с оглядкой, невпопад?
Доколь, когда мы называемся
Не голь тупая, а народ,
Колени словно подгибаются,
И так под ложечкой сосет?
За самоедствами крысиными,
Где развлекает черта бес,
Доколь ловить я буду синее
И нежно-белое с небес?
Ползу расхлябанной дорогою,
А сердце все не устает...
Доколь такая патология
За словом громким – патриот?
21.11.03
Не грузятся картинки ни фига.
Земля парит, щетинится, бунтует:
Освободят и заново бинтуют
Её колючие нечистые снега.
Я не живу. И, значит, не умру.
Всё — дежа вю, все песни, лица, даты.
К засохшей вербе жёлтые цыплята
Когда-то прижимались на ветру.
Не щебет был, а посвист — стыд и срам.
Тюльпаны, словно раны, расцветали.
Теперь весну, отлитую в металле,
Обсиживают птицы по утрам!
Неужто небу снова голубеть?
Неужто солнце засияет снова?
Грядёт весна — китайская обнова,
В которой красоваться и глупеть.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... ...390... ...400... 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 ...420... ...430... ...440... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|