|
|
Там, где небо васильковое
Льёт рассветы в маки алые,
За оградою тесовою
Отзвенело детство шалое.
Домик дедов – терем сказочный,
В резных ставнях – быль-предание.
Радуга над кровлей пряничной
Дарит дивное сияние.
В бирюзовом небе пташечки
В облака ныряют белые.
Внуку в розовой рубашечке
Дедушка игрушку делает...
Отчего душе так благостно?
Что за чудное видение?
Просто я средь будней яростных
Веки смежил на мгновение.
Ну вот и приходит она, полудурок – весна.
Пора бы к посадке готовиться. Где там томаты?
Замочены семечки, точится с визгом лопата.
Хозяйка измучена, потная, ликом красна.
В прихожей скучает стальной тренировочный шест:
-Ну где ты, подруга моя? Обними же скорей, «зажигалка»!
Торчу без тебя, как обычная пошлая палка.
Забыт и заброшен. С чего выражаешь протест?-
На кухне шваркочет и чем-то шибает густым
И кислым. Что делать – опять в кошельке ни монеты!
Горох и капуста. В кладовке пылятся кастеты –
От бывшего мужа. Ушел. Улетел, будто дым.
Сначала ревела, ловила в ночи каждый шорох...
Привыкла, однако! Жива же, хоть жизнью побита!
... Танцовщица бывшая, бывшая девочка – порох,
Когда-то распутница, модница. ... Тетка Лолита.
Думал, почти Бог,
Просто не вознесён.
Срок подошел – смог
Только простить всё.
Думал уйти прочь
В заполночь. Всерьёз.
Вышло – не перемочь
Лживых твоих слёз.
Думал, да бес с ней,
Ядовитой змеёй -
…В каждом своём сне
Грею тело её.
Слаб человек, слаб.
И до конца дней
Раб человек. Раб
Рабской сути своей.
Так и живу: жду
Таянья глаз – льдин,
Душу в зиме жгу
Идолом своим.
Белым песком рассыпан пляж,
В море тысячи рыб.
Вот бумага и карандаш,
Волны нарисуй изгиб,
Свет воды, волны передай,
Дай очертанья дна.
Вот развернулась в огнях вода,
И у рыб имена.
И у лица твоего почти
Имя плывёт огнём.
Брось карандаш. А теперь прочти,
Что ты увидел в нём?
Время, которое никогда?
Свет ледяной звезды?
Белой стеною встаёт вода,
Глаза закрываешь ты.
Стихи поэтов позабытых
Безмолвно временем убитых….
Да, нет в их строчках совершенства.
Но миги сладкого блаженства
Они вкусили. Вот в ночи
При свете трепетном свечи
Творит страдалец одинокий
Пусть бесталанен, недалёкий
Он в представлении друзей,
Но ярче тысячи свечей
Горит в нём свет иного мира.
И сотворив себе кумира,
Парит в надзвёзной вышине,
Молясь любви и красоте….
Конечно, были и заботы.
Пелёнки, по дому хлопоты.
И «хлеб насущный даджь нам днесь»
Удачливых знакомых спесь,
Минуты плоти утоленья,
Дела, на службе треволненья
Но сверх того – ночные бденья.
Перо, бумага, вдохновенье!
Души восторг и потрясенье
Десятком ординарных строк
В которых выразил, как смог
Свою тоску, своё смятенье.
Свою любовь, своё прозренье.
О, счастье самовыраженья!
Чадя свечушка догорает.
Уж окна утра свет ласкает.
И он, как утомлённый гений
В счастливом нежась заблужденьи
Опустошённый засыпает.
А мы – далёкие потомки,
Держа в руках души обломки,
Стихи забытые читаем,
Несовершенства отмечаем
И ничего не ощущаем.
Сергей Огнёв.
Повесть в стихах
Пролог
- Зачем, пленительная муза,
Зовешь мой разум на Восток,
Где в душах даже в день Новруза*
Сквозит тревожный холодок?
- Затем, что грусть родных полей
На расстоянии милей,
И жизнь покинутой страны
Виднее нам со стороны.
- Ужель в эпоху тьмы и зла,
Крушенья судеб и разбоя
Строки достойного героя
Россия снова создала?
- Взгляни внимательней кругом,
Ты сам со многими знаком!
Часть I
- 1 –
Когда бывали времена
Без испытаний для России?
Извечно борется она…
Но в мире страны есть такие,
Где без конца гремит война,
Как будто дома там она,
И человек из года в год
Её законами живёт.
Таков Афган – колодец бед,
Забытый Богом край жестокий,
Где, как и всюду на Востоке,
Мужчина – воин с юных лет
И, не колеблясь, в час любой
Способен жертвовать собой.
- 2 –
“Иных уж нет, а те – далече!” –
Сказал великий Саади.
И пусть твердят, что время лечит,
Но не стихает боль в груди…
Героя повести моей
Я назову Огнёв Сергей.
Он рос, как тысячи других,
Достойных мой украсить стих.
Влюбленный в небо с юных дней,
Огнёв прекрасным стал пилотом –
Владел военным вертолетом
Свободно, как рукой своей,
И выше прочих чувств и слов
Ценил присягу и любовь.
- 3 –
Невесту обожал Сергей,
Она его боготворила.
Мать жениха звала своей
Родною дочерью Людмилу.
Как в небесах Сергей парил,
В часы, что рядом с Людой был.
Но беспощадный к людям рок
Недолго чувства их берёг:
Когда не месяцы, а дни
До пышной свадьбы оставались,
Влюбленные сердца расстались
Не из-за ссор – из-за войны.
Лишь тот, кто видел счастья сон
Постиг, насколько хрупок он.
- 4 –
Сергея вызвал генерал
И сообщил осипшим басом:
“Вчера Генштаб мне приказал
В Афганистан направить асов…
О свадьбе помню я твоей,
Но третьим в списке ты, Сергей!
Под “стингеры”* пойми, сынок,
“Птенцов” отправить я не мог!
Твой полк – в провинции Шиндант**.
Верь, вывод войск не за горами.
Домой вернешься с орденами
И капитаном, лейтенант!..
Не посрами же нашу честь!
На сборы – сутки. Вылет – в шесть”.
- 5 –
Чтоб сына в жизни никогда
Не оставляла Божья сила,
Чтоб стороною шла беда,
Огнёва в храме мать крестила.
Нет для бойцов брони сильней
Молитвы слёзной матерей
О бережении сынов
Средь ратных тягот и боёв.
Как жил Сергей в Афганистане –
Чужой, безжалостной стране?
Преодолел на той войне
Какую тяжесть испытаний?
О нём и дальних тех краях
В своих поведаю строках.
- 6 –
Там знали горечь поражений
И Македонский, и Тимур.
Афганцы в пламени сражений
Трепали их, как лисы кур.
Любой, кто шел в Кабул войной,
Жестокою платил ценой.
Британский лев – и тот позор
Обрёл в краю суровых гор.
Гремя оружьем, англичане
Катились лавой по стране
Не рухнул в пушечном огне
Лишь редкий дом в Афганистане.
Где славы штык добыть не мог –
Пускали в дело кошелёк.
- 7 –
Законом “разделяй и властвуй”
Британцы взяли Кандагар*.
Был горный снег от крови красным
В боях за перевал Спингар**.
Но зверствами британский лев
Не страх внушил, а ярый гнев.
Восстал с оружьем стар и млад,
И вспыхнул порохом джихад***.
Заняв свободный край, британцы
Попали, словно зверь, в капкан –
Громили всюду англичан
Бесстрашные в бою афганцы.
От гнева горцев присмирев,
Убрался прочь британский лев.
- 8 –
Политика – войны начало,
Ей вся история не впрок! –
Немало нитей завязала
В тугой афганский узелок.
Наживы память коротка,
А сделка с совестью легка:
Рубины, золото, уран
Врагов влекли в Афганистан.
Здесь – как в “раю” для наркоманов –
Веками рос опийный мак:
Кормил семью свою бедняк
Торговлей банга**** для кальянов.
Отсюда – коброй из руин –
На Запад прянул героин.
- 9 –
Кто мог афганцам зла желать,
Врагом смотреть на эти горы,
Мечтать последнее отнять,
Что не уносят даже воры?!
Лишь те, кто в душах и умах
Пред Господом забыли страх.
Им смерть ребенка – не беда,
А кровь не гуще, чем вода.
Кто через совесть преступил
И дом чужой не уважает,
Кто жизнь людскую презирает
И жалость в сердце задавил,
Тот в оправдание вины
Найдет и повод для войны.
- 10 –
Беда, когда циничный враг
Своё оружье не скрывает
И ради полученья благ
Войною выступить желает,
Но наихудшее из зол –
Братоубийственный раскол,
Когда завет отцов забыт,
И вражье дело брат творит.
Кем взорван был Афганистан
Той революцией в апреле?
Свои преследовали цели
Умы каких спецслужб и стран?
Как черный дождь из тучи зла
Из ЦРУ беда пришла.
- 11 –
За обещанья – бренный прах! –
Дехканам* дать поля и воду –
В Кабуле был низвергнут шах
Своим же собственным народом.
Амин** за доллар и обман
Как вепрь, подмял Афганистан.
И, верный на словах Москве,
Держал иное в голове.
Где Вашингтон свой яд плеснул,
Там всюду замысел глубинный –
Кремль приказал убить Амина,
Чтоб сохранить в друзьях Кабул.
Так в праздник Олимпийских игр
В Афгане рухнул хрупкий мир.
- 12 –
Без фронта и тылов война
Свободный край объяла снова,
Втянув в сраженья племена,
Воронкой страшного жернова.
Уж восемь лет Афган пылал,
Свинец ущелья поливал,
Был ад бесчисленных боёв –
Таким застал его Огнёв…
Сергей доставил взвод спецназа
В Шиндант, теснящийся меж гор,
И боевые с этих пор
Он начал выполнять приказы,
Вложив понятья “Долг” и “Честь”
В один ответ короткий: “Есть!”
- 13 –
Летели дни, как дым, горьки –
Огнёв громил врага-душмана,
Десант бросая в кишлаки
И истребляя караваны,
Что шли пустынною тропой
С оружием и наркотой.
Порой из каменных мешков
Спасал израненных бойцов.
Вернувшись с неба, вечерами
Читал, стрелял, спарринговал
И по России тосковал,
Давясь незримыми слезами.
С Людмилой встречу торопил,
А спирт… да кто ж его не пил?
- 14 –
Сколь сердце к бою ни готовь,
Война всегда разит внезапно.
Никто не ведает, чья кровь
Прольется нынче или завтра,
Чей ход окажется сильней,
Чья хитрость иль расчет верней.
Удача – мать лихих побед,
Беда, коль с ней союза нет.
Не нова истина бойцов –
Тот в дерзких сшибках выживает,
В чьем сердце хищник оживает,
Кто бьет без жалости врагов.
Все правила отменены,
Когда бушует смерч войны.
- 15 –
В тот вечер за Джалалабад*
Сергей – в который раз по счету! –
Летел, чтоб высадить отряд
В горах на страшную работу:
Разбить душманский караван –
Их слал в избытке Пакистан!
Груз смерти должен был пройти
Через границу по пути,
Что стал известен ГРУ…
Сколь переменчива удача!
Вся жизнь бойцов прошла б иначе,
Не попади они в беду!
Как много горя и борьбы
Таит Судьба в частице “бы”!
- 16 –
Хвост вертолета канул вниз,
Душманским “стингером” отстрелен
И “Ми” беспомощно повис,
Кружа во вражеском прицеле.
С хребтов свинцовый град хлестал,
Круша дымящийся металл.
Сергей, собрав остаток сил,
Машину в реку посадил.
Живые выскочили прочь,
Спасая раненых, стреляя,
И вертолет, снопом пылая,
Волной огня отбросил ночь.
Кипела схватка, крик и вой
Во тьме метались над рекой.
- 17 –
В ночных горах неравный бой
Всегда, как буря, беспощаден.
В живых остался наш герой,
Да те, кто ждал десант в засаде.
Окрасив волны в алый цвет,
Погибли парни в цвете лет.
И моджахеды*** – духи зла! –
Ушли, обшарив их тела…
Дешевле кваса кровь солдат!
Плач матерей Генштаб не слышит,
Бездарность генералов спишут
Дела бойцов, прошедших ад,
Но тщетен подвиг, коль война
На проигрыш обречена.
- 18 –
Свой замысел известен нам,
Но Божий – Господу лишь ведом:
Сергей, стрелявший по горам,
Спасен был старым моджахедом:
“Коль смерть его не приняла,
То пусть пёс дышит, иншалла!*
И если не умрет от ран,
Со мной приедет в Пакистан…
В бою не праздновал он труса,
Захочет поддержать джихад –
Получит бур иль автомат,
А нет – пропала жизнь уруса**…
Любой бача***, лишь намекни,
Кяфера**** пустит на ремни!”
- 19 –
Главарь кивнул ему в ответ,
Храня почтение к сединам:
“Ты заслужил раба, Ахмед,
Он стоит целого рубина!
Сгодится пара крепких рук,
Чтобы держать кетмень иль плуг.
Хоть шурави* и обожжен –
Встав на ноги, послужит он.
Но “ствол” кяферу не давай –
Зачем испытывать судьбину?
Пусть гнёт в горах иль в поле спину,
Да собирает урожай.
Неверному – дорога в ад,
Не для него святой джихад!”
- 20 –
Когда теряет душу плоть –
Мученья покидают тело.
Коль смерти жизнь не побороть –
Пронзает мука нас всецело:
Боль возвращения из тьмы
На этот свет, где живы мы.
Для смертных нет её сильней –
Такую боль терпел Сергей.
Его, ослабшего от ран
И обожженного горючим,
Спасал от смерти неминучей
Табиб** из лагеря душман.
Он жил один, был мудр, но слаб,
А в доме нужен сильный раб.
Часть II
- 21 –
Неспешно огибая кручи,
Скользят в лощины облака.
Играя силою могучей,
В долину катится река.
Чуть слышно ветер озорной
Шумит усталою листвой,
Незримая его рука
Несёт прохладу с ледника.
В раздолье ночи молчаливо
Блуждает месяц по волнам,
И струи с шёлковым отливом
Бегут к безмолвным берегам.
Мир замер – чуток и суров –
В дрожащем воздухе хребтов.
- 22 –
Сергею гор чужих краса
С ее альпийскими лугами
Прошлась по сердцу, как коса,
И на ноги легла цепями.
Из тех краев из века в век
Был обречён любой побег –
Там, средь расселин и холмов,
Белели кости беглецов.
Огнёва снова Бог хранил –
Его не мучили, не били,
От ран жестоких излечили
И вскоре он набрался сил.
Сергея защищал от бед
Хозяина авторитет.
- 23 –
Пока табиб лечил душман,
Готовил снадобья, отвары,
Огнёв освоил труд дехкан
И пас в горах его отары.
Боец, прошедший жар войны,
Учил язык чужой страны
И нёс неволи тяжкий крест
Вдали от милых сердцу мест.
Огнёву в душу каждый день
Свинцом расплавленным вливался,
Герой молитвой утешался,
Уйдя в раскидистую тень.
Цена проигранной борьбы –
С небес на землю да в рабы!
- 24 –
Сердец прекрасной половины
Не мог не волновать Огнёв –
“Чужак с заснеженной равнины,
Из края северных лесов,
Чей волос светел, а глаза
Сияют, словно небеса!”
О, женщины! Запретный плод
С времён Эдема вас влечёт!
Средь чёрных, как уголья, глаз
Взгляд русского тревожил вас.
Но скрытны помыслы Востока –
Горянки с мукою в сердцах
С печатью жили на устах,
Свыкаясь с долею жестокой, –
Свободу чувства не щадят
Ни суд людской, ни шариат*!
- 25 –
Давно советские войска
Домой вернулись из Афгана,
Но плена цепкая рука
Героя держит у душмана.
Как прежде, новости скудны,
А дни, как месяцы, длинны.
Доверье заслужив трудом,
Огнёв стал вхож к Ахмеду в дом.
Искусства своего основам
Табиб Сергея обучил.
Проверив в деле, поручил
Готовить снадобья Огнёву:
“Аллах воистину велик:
Кяфер – толковый ученик!”
- 26 –
Неволи восемь долгих лет
Прошли походкою архара.**
Как истинный пуштун одет,
Сергей в предгорьях Пешавара***
Для бегства верный случай ждал.
Лицом – монах, умом – кинжал.
В ковровой шапке, с бородой,
Был русским, как всегда, душой.
Молитвы ко Христу творил,
В пустыне сердцем очищался,
В спасенье веровать старался,
Надеждой и Любовью жил…
Людмила, мать, родимый дом –
Где это всё? Хребты кругом.
- 27 –
Кто жил в России девяностых,
Слезами политых годов,
Тот перемен изведал вдосталь
И видел крах былых основ,
Когда по судьбам напролом
Скользнул трагический разлом,
И шрамами на лик земли
Границы новые легли.
Нет прежней Родины моей!
И поколенья молодые
Узнают об иной России
В пределах бывших рубежей
Уже не лично, а со слов
И исторических трудов.
- 28 –
Кто потерял свою страну –
Лишился званья гражданина,
А кто в проклятую войну
Не уберёг родного сына –
Тому не высушить очей
И не знавать счастливых дней.
Тоской сжигаема, болея,
Свечой угасла мать Сергея.
Под беломраморным крестом
Под плач заботливой Людмилы
В объятиях сырой могилы
Нашла она последний дом.
Огнёв же в рабстве пребывал,
И ничего о том не знал.
- 29 –
Не ведал он и о Людмиле…
Она ждала его пять лет,
И, как родные не журили,
Хранила верности обет,
Но разум Люды в меру сил
Лучи надежды погасил:
“На что надеяться? Сергей
Погиб и не вернется к ней!”
Людмила, сердца боль скрывая,
Храня заветную Любовь,
Мечтала стать счастливой вновь…
Пусть нас минует доля злая,
Когда душа, надеясь, ждёт,
А скорбь потерь её гнетёт!
- 30 –
Любовь живёт законом сердца,
И ей один Господь судья.
От боли горькой отогреться
Людмиле помогли друзья:
“Погиб Сережа, как герой,
Но не страдать же век одной!
Живому – думать о живом –
Развеет горе мужний дом.
Пусть не вернуть былой любви,
Но жить без счастья не пристало,
А чтоб душа не тосковала,
Сережкой сына назови!”
Свершилось всё: супруг Андрей,
Счастливый дом и сын Сергей…
- 31 –
В один из тихих вечеров,
Когда закат румянил горы,
Сергей, уставший от трудов,
Услышал дальний гул мотора.
Душа, очнувшись от невзгод,
Узнала сразу: “Вер-то-лёт!!!”
Над сонными хребтами скал
Гул, как лавина, нарастал
Со стороны юго-востока.
С борта ракета “свой – чужой”
Зеленой брызнула искрой,
Чтоб не подбили ненароком.
Вращая саблями винтов,
Машина села у садов.
- 32 –
Хозяин сам встречал гостей:
“Салям алейкум, проходите!”
Вошедший молвил: “О, скорей
Больную дочь мою спасите!
Не доверяю я врачам
И жизнь её вручаю Вам.
Повсюду слух идёт: “В горах
Вам помогает сам Аллах!”
Отложен наземь автомат,
Высокий гость и с ним охрана
Благоговейно из Корана
Прочли заученный аят.*
И, быстро соскочив с земли,
К табибу девушку внесли.
- 33 –
Огнёву велено пойти
Готовить к вылету машину
И для обратного пути
Наполнить баки керосином.
Хотя неистовым огнём
Страсть к действию пылала в нём,
Сергей с собою совладал,
И сделал, что табиб желал.
Не мог Ахмед предполагать,
Что раб его – пилот отменный
И, видя вертолёт военный,
Способен бегство замышлять.
Нежданно мщение раба
И неизбежно, как Судьба!
- 34 –
Сергей, замешкавшись слегка,
Детально осмотрел кабину
И понял, что наверняка
Сумеет управлять машиной. –
В час избавления от бед
Нам права на ошибку нет,
Но чтобы счастья луч не гас,
Жизнь на кон ставим в этот час!
Разморены травою гор,
Уснули гости и хозяин.
Что снадобья им в чай добавил,
Огнёву не вменим в укор:
Звук выстрела иль даже вскрик
Разбили бы все планы вмиг!
- 35 –
Во всё трофейное одет,
Вооружившись пулемётом,
Пока не запылал рассвет,
Сергей пробрался к вертолёту.
Теперь подняться ввысь успеть:
Минута промедленья – смерть.
Тропою горной не уйдешь –
Догонят пуля или нож.
Ночь была тёплой, и мотор
Не охладел после полёта.
Подвластная руке пилота,
Машина взмыла в выси гор,
Что в алых проблесках зари
Сияли, словно алтари.
- 36-
Свободы первые мгновенья!
Кто вас без боли пережил
И в несказанном упоенье
Слезы счастливой не пролил?
Теперь и гибель не страшна –
Смерть воина в бою красна…
Но в сердце громче грозных слов
Звучал России вещий зов:
“Домой! Лети к родным местам,
Где жизнь твоя, любовь и доля,
Где сердцу – рай, а чувствам – воля.
Спеши скорей, ты нужен там!”
Сергей парил над строем скал
И глаз с прицела не спускал.
- 37 –
Внизу волнами океана
Вздымались горные хребты,
И ледники, как великаны,
Хранили гордые черты:
Ни беспощадный человек,
Ни времени незримый бег
Невластны над красой снегов
Средь первозданных облаков.
Прощай, Восток, седые скалы
И вы, альпийские луга,
Где только ангелов нога
На травы сочные ступала…
Неласковый и дикий край
Прости за всё, навек прощай!
- 38 –
И за последним перевалом,
Преодолев скалистый кряж,
Огнёв с волненьем небывалым
Внизу увидел бурный Пяндж.*
За ним – надежда из надежд –
Родной земли святой рубеж,
А дальше… мысли не сдержать…
Людмила, отчий дом и мать …
Увы, Сергей! Мечтам высоким
Разбиться было суждено.
Так разбиваются о дно
Валы отвесного потока.
И бледной радугой цветёт
Былая мощь бурлящих вод.
Часть III
- 39 –
Чтоб не свивала гнёзд измена,
Закон повсюду с нею крут –
Сергей, сорвавший цепи плена,
Едва не отдан был под суд.
Вонзают чаще в спину нож
В момент, когда удар не ждешь,
Но тёртый бедами Огнёв
К суровой встрече был готов.
“Запрос направьте обо мне
В дивизию по месту службы.
И те, кто прежней верен дружбе,
Не отсидятся в стороне.
Любой, с кем вместе воевал,
Докажет – я не предавал!”
- 40 –
Сомнение и подозренье –
Мучители людских умов –
Без лёгкой тени сожаленья
Сгубили многих храбрецов.
Шли сутки чёрной чередой.
Огнёв – несломленный герой –
Без страха из последних сил
Одну лишь правду говорил.
Внезапно всё переменилось
У контрразведчиков в сердцах –
Как будто в вековых снегах
Травинка нежная пробилась:
Из хаоса минувших лет
Пришёл спасительный ответ.
- 41 –
От изумления бледнея,
Безжалостный к врагам майор
Немедленно позвал Сергея
Не на допрос – на разговор.
В его бестрепетных руках
Дрожала жизнь на трёх листах
И бушевали в голове
Сухие выдержки досье:
“Один из лучших офицеров,
Известный вертолётчик-ас,
Афганистан, бои, спецназ,
Являлся мужества примером,
Врагом на смерть приговорён,
Пропал без вести, награждён…”
- 42 –
И, попросив Сергея сесть,
Майор сказал, как будто вспомнил:
"У нас есть радостная весть:
Огнёв, ни в чём Вы невиновны,
За храбрость в горький час войны
Вы орденом награждены.
Мы счастливы сказать сейчас,
Что не задержим дольше Вас.
Не стоит в сердце зло таить –
После крушения Союза
Враги опаснейшие грузы
В Россию пробуют ввозить.
Здесь, на границе, день за днем
Мы с наркотой борьбу ведём".
- 43 –
Огнёв вскочил: “Не может быть!
Союза нет?! Я Вам не верю!
Как мог народ наш допустить
Непоправимую потерю?!
Неужто дрогнули в борьбе
И армия, и КГБ?”
Майор, поняв Сергея шок,
Смягчил его насколько мог.
Велел дежурному сержанту
Героя в баню проводить,
Отменным пловом угостить
И выдать форму лейтенанта:
Тельняшку, камуфляж, берет…
Он не носил их восемь лет.
- 44 –
Сняв обвинений страшный груз,
Майор доверился Сергею:
"Как развалился наш Союз,
Едва ли объяснить сумею,
Но крах, пожалуй, не совру,
Случился не без ЦРУ…"
Ручьём по острым гребням гор
Тёк о России разговор.
Огнёв узнал про Карабах,
Баку и Вильнюс, Приднестровье,
Про то, как истекая кровью,
Страна распалась на глазах,
Про Беловежский славный бор
И пресловутый договор.
- 45 –
Майор поведал о войне
В горах жестокого Кавказа,
О кровоточащей Чечне
И операциях спецназа,
Про пограничные посты
И караваны наркоты –
Всю боль страны, всю тяжесть бед
За неспокойных восемь лет.
Как многотонный горный снег,
Сорвавшись мощною лавиной,
Крушит селения в долинах,
Вбирая жизни в страшный бег,
Так новостей ужасных шквал
Рукой свинцовой сердце сжал.
- 46 –
Не помогли вернуть Огнёву
Былой воинственный настрой
Ни звание, ни паспорт новый,
Ни слава, ни билет домой.
Источником душевных сил
Была страна, в которой жил.
Без Родины боец не рад
Любой из воинских наград.
Непревзойденный в небесах,
Судьбой раба не покоренный,
Себя он видел побежденным,
Поверженным врагом во прах.
Зачем герою ордена,
Когда проиграна война?
- 47 –
Сергея в городе любимом
Никто из близких не встречал,
Среди людей, спешащих мимо,
Он никого не узнавал.
Уже тревоги смутной мгла
Змеёю в сердце заползла…
Внезапно голосом из снов
Его окликнули: “Огнёв!
Серёга, ты? Идём скорее!
Ты где так долго пропадал?!”
С улыбкой счастья подбежал
Друг школьной юности Сергея.
И радость тёплой встречи им
Глаза щипала, словно дым.
- 48 –
Минута счастия такого
Одна на тысячу часов –
Родимый край увидеть снова
В благоухании садов,
Когда душистых яблонь цвет
Врачует боль минувших лет,
И благодатью неземной
Нисходит на сердце покой.
Полузабытые в разлуке
Картины юности встречать,
С немым восторгом узнавать
Родные запахи и звуки,
И слышать сердца стук в груди:
«Всё позади, всё позади!»
- 49 –
Но сиротлив был дом героя,
Лишен привычного тепла –
Афганской скошена войною,
Его хозяйка умерла.
С тех пор объятый скорбным сном,
Тоской дышал родимый дом –
Людская не звучала речь,
Нетопленой стояла печь,
С непобеленными боками.
Не видно на полу ковров,
На подоконниках – цветов,
Вся мебель скрыта под чехлами.
Сам воздух – холоден и сух –
Давно жилой утратил дух.
- 50 –
Огнёв мгновенно осознал
Непоправимую утрату –
Он мать родную потерял,
Пока в неволе был проклятой.
Дарован Богом рай земной.
Нам – материнской добротой.
Сергей, покинув милый край,
На век утратил этот рай.
Кого винить за эту рану?
Больное сердце? Докторов?
Иль яд сухих казенных слов
На “похоронке” из Афгана?
Война, как тень былого зла,
Солдата дома догнала!
- 51-
Молчание нарушил друг:
"Прости, коль сыплю соль на рану,
Но мать, не слушая подруг,
Ждала тебя с Афганистана.
Надежду в сердце затаив,
Твердила всем: «Сережа жив!»
Однажды среди бела дня
С работы позвала меня.
Мне странным разговор казался:
“Ты должен дом наш сохранить,
Чтоб было где Сережке жить,
Я чувствую, сын жив остался,
Но только он сейчас в плену.
Боюсь, сама не дотяну…”
-52-
Дал слово ей. Через неделю
Мы подписали договор,
И всё, чем прежде вы владели,
Я унаследовал с тех пор.
Берёг твой дом, как обещал,
Платил налоги, снег счищал,
Следил за садом и землей
И ждал тебя с войны домой…
Теперь всю собственность верну
И с облегчением вздохну”.
Что дружбы истинной превыше?
Какое чудо из чудес?
Друг настоящий – дар небес,
Жизнь без друзей – что дом без крыши.
В дни счастья иль душевных мук
Незаменим надёжный друг.
- 53 –
Сергей нахмурился, скорбя:
“Но где была моя Людмила,
И почему же мать тебя
В тот день о помощи просила?”
Друг помолчал, печаль тая:
“Людмила больше не твоя…
Как солнца в беспросветный дождь
Ждала, когда ты к ней придёшь.
Пять лет без вести, без строки
Её надежды надломили,
Хоть были не нужны Людмиле
Вовек иные мужики,
Но нынче замужем она…
Так есть ли в чём её вина?”
- 54 –
Лучи дневные ослабели,
Закат над городом алел,
Под сенью липовой аллеи
Сергей на лавочке сидел.
Сгорали нервы, как в бою, –
Он ждал любимую свою.
С востока надвигалась мгла,
А Люда всё домой не шла…
Вдруг от ближайшего крыльца
Мужчина вскрикнул: “Дорогая!”
К Людмиле, ветер обгоняя,
Малыш рванулся от отца.
Улыбок светлых не тая,
Сияла счастьем вся семья.
- 55 –
Людмила птичкой щебетала:
“Серёженька, сынок, Андрей,
Как мамочка по вам скучала!”
Всё рушилось, чем жил Сергей!
Весь прежний мир в его глазах,
Как терем, рассыпался в прах. –
Он мёртв для милой навсегда…
О чём с ней говорить тогда?
Завесой чёрной ночь сгущалась,
Уютный дворик опустел.
Герой в грядущее глядел –
Что в жизни светлого осталось?
Смятенная искала мысль
Дней будущих достойный смысл.
- 56-
Блаженны женщины, чьи души
Одну лишь ведали весну:
И сберегли любовь от стужи
И в годы мира, и в войну,
Чей сердца вешний первоцвет
Не облетел под вихрем лет.
Их, не изведавших печаль,
Одна на тысячу едва ль…
Ах, Люда! Чаша злой разлуки
Не миновала и тебя!
Огнёва искренне любя,
Ты сердце обрекла на муки.
И отголоски чёрных дней
Смог заглушить лишь сын Сергей.
- 57 –
Он рос, как алый мак, красивый,
Среди ровесников – герой.
А вскоре у четы счастливой
На свет явился сын второй.
И, помня долг хороших мам,
Пойти решила Люда в храм,
Где – друг Андрея говорил –
Чудесный батюшка служил.
Желая здравия родным,
Поставить свечи восковые,
Произнести слова простые
Христу-Спасителю, святым,
Душой и сердцем попросить
Семью от горя защитить.
- 58 –
В тот день домашние дела
Она пораньше завершила.
Подругу детства позвала,
С которой первенца растила,
Сходить во вновь открытый храм
Молить о счастье их домам
И с батюшкой вопрос решить,
Когда младенца им крестить…
В разгаре служба. Для подруг
Не внове ход богослуженья.
Святой отец под хора пенье
С кадилом совершал свой круг
И, вея ладанным дымком,
Вдруг обернулся к ним лицом.
- 59 –
Людмила выдохнула: “Боже!”,
Заледенела в жилах кровь –
У алтаря стоял Сережа –
Её погибшая любовь,
Боль и надежда прежних дней,
А ныне – батюшка Сергей.
И тот же вроде, и иной:
Фигурой – князь, лицом – святой.
Увы, перо моё не в силах
Ни выразить, ни изъяснить,
Ни словом точным отразить
Все изумление Людмилы.
Когда б не храм, то в тот же миг
Из уст её сорвался б крик!
- 60 –
Целительны слова молитвы,
Кто крепко верует – спасён.
И в мирный день, и буйстве битвы
Хранит небесный нас закон.
Кто душу в чистоте блюдёт –
Для жизни вечной сбережёт.
Закончив службу, по домам
Народ пошёл, покинув храм.
Отец Сергей, завидев Люду,
Приблизился, заговорил,
Крестом обеих осенил.
“За вас всегда молиться буду”, –
Людмиле твёрдо обещал
И жизнь свою ей рассказал.
- 61 –
С прощания до часа встречи
Весь путь вместил его рассказ.
И, словно пуля, незамечен
Промчался их беседы час
Сквозь дни безжалостных боёв,
Средь гор афганских и песков.
Поведал он, как был пленён,
От верной гибели спасён,
Как в рабстве горько тосковал
О Люде, матери, Отчизне,
Как он мечтал о светлой жизни
И восемь лет побега ждал,
Как, наконец, придя с войны,
Не узнавал родной страны.
-62-
Душа его не принимала
Крушенья нравственных основ,
Ниспроверженья идеалов,
Предательства побед отцов.
В смятенье сердца только Бог
Огнёву выстоять помог,
Когда он, часто без рубля,
Свой мир отстраивал с нуля.
Но перевёрнута страница…
Теперь с любимою женой
Он жил в ладу с самим собой
И знал: Россия возродится,
Когда назло своим врагам
Народ воздвигнет в душах храм:
-63-
“Всё в жизни может рок отнять:
Свободу, честь, родную землю,
Любимую, отца и мать,
Но веры в Бога не отъемлет,
Лишь с Верою в душе заря…
Теперь мой пост у алтаря.
К нему с молитвою святой
Иду, как прежде шёл на бой.
Прости же, Господи, меня! –
Своею службой, как могу
России небо берегу
Во имя завтрашнего дня.
И во Святом Писанье сам
Для ран души обрёл бальзам”.
Эпилог.
Позволь же мне, читатель славный,
На этом повесть завершить,
Дать отдых музе своенравной
И лист бумажный отложить.
Надеюсь, труд мой, словно друг,
Достойно скрасил твой досуг
И чашею душевных сил
Томленье сердца утолил.
В иное время несомненно
Герой появится иной,
И будет путь его земной
Вновь отражён строкою бренной.
И пусть он будет для людей
Так дорог, как и мне Сергей!
Мир явлен в постоянстве перемен,
в текуче-неподвижной амальгаме
зрачка, впитавшего резную раму
и плоть холста, и стан недвижных стен.
На прах руин низвергнутые храмы
нисходят пылью каменных пелен.
Но дух, преодолевший плоти тлен,
прольется ль в душу лечащим бальзамом?
Да что ж бальзамы, если горечь их
настояна в тиши часов ночных?
И ты решаешь сам, как век прожить:
гадать загадки будничных мгновений,
иль жизни миг рискованно ловить
открытой раной смертных откровений...
II
Открытой раной смертных откровений,
улыбкой неба, поцелуем Бога,
неровностью горячечного слога,
врасплох, сквозь сон приходит вдохновенье.
Нет строже добровольного острога
и выше нет его благословенья,
дарующего слова дерзновенье,
хмельней и сладостней морского грога.
Сгорит золой полынь прожитых лет,
но полыньей в льдах дней один портрет:
Движеньем легким неподвижная ладонь,
как дар судьбы, или судьбы веленье,
взметает в сердце жертвенный огонь,
нет, кровь обыденных обыкновений.
III
Ни кровь обыденных обыкновений,
ни свет и шум веселья карнавала,
ни ход светил небесного овала
не разведут двух душ соединенье.
Так эхо отгремевшего обвала
живет в ущелье, названном «забвенье»,
но в высях лишь проснется дуновенье,
чтоб эхо его снова бушевало.
Так вместе,как в реке вода с песком,
стихия с громким отголоском.
Помнишь, первое полнолунье,
съединивший ладони плен
задохнувшимся семиструньем
аорты, бьющейся узлами вен.
I V
Аортой,бьющейся узлами вен,
Взрывался пульс мускатного заката
И растекался зернами граната,
Пятная мрамор колоннад и стен.
Предместье города,фантом его стигматов,
Провинция ребячьих ойкумен,
Неотпускающий всю жизнь сердечный плен
Взывает глухо вздохами набата.
Так сердца колокол твердит ответ,
Пока сияет невечерний свет.
И миг безмолвия,кипящий кратер звуков
Ретортою тектонных напряжений,
Когда сквозь твердь дождящих виадуков
Лик вечности шагнет из сновидений.
V
Лик вечности шагнул из сновидений
в полынный омут ледянистых красок,
как в полынью ступал во сне подпасок
в плену оживших детских наваждений.
Вот белый лист пятнают шкурки ласок
хвостами белых жарких мановений:
снега и лед, как блик прикосновений,
горят и тают в скол стекольных фасок.
Мечтать и видеть мир на белизне -
-вот упражненье зренья в новизне.
Всю жизнь нас учит виденью природа
и ничего не требует взамен.
Увидим ли мы жизнь,как осень года,
истаяв дымкой, словно листьев тлен?
V I
Истает дымкой, словно листьев тлен,
Забытой лик; но в пригоршне из Леты
мелькнёт на миг пылающей кометой
и опалит нечаянно катрен.
Так звук струны, нечаянно задетой,
неведомых предвестник кантилен,
ворвётся в сердце дюжиной гиен,
чтоб выпить кровь бессонного рассвета.
Мы пьём беспамятство подземного ручья,
и память наша, вдруг ничья,
как лист оторванный, кружится в половодье
средь вихря расплескавшихся селен...
Скрывая закулисье плодородья,
задёрнет осень жёлтый гобелен.
V I I
Задернет осень желтый гобелен,
деля мембраной бездны: за и пред,
деля смертельно жизнь на явь и бред,
чтоб взвесил доли паутиновый безмен.
Крылом пробитым стынет желтый плед,
укутав леса стылый манекен.
Он чернотой прихрустнувших колен
припал к потоку листьев и сует.
Так в полудреме грезит человек,
смежив спокойно крылья сонных век.
И взгляд безвольный прячет в гнездах глаз
птенцов бескрылых грез уединений.
Так с севера весенний Волопас
алеет кровью листвяных плетений.
V I I I
Алеет кровью листвяных плетений
заката плоть под сполохом заката,
пока заката вороные латы
не затушуют вороные тени.
Зеленый мрак ночного циферблата
раскинул крылья звездчатых цветений
неисчислимых золотых камений,
рассыпанных,как щедрая расплата.
Свет ослепительного озаренья
льет благодатное благодаренье.
И длится нескончаемо мгновенный
хмельного сна живительный глоток,
и оживляет током сокровенным
движенья неподвижного поток.
I X
Движенья неподвижного поток
затянут в омут водорослей света
и хладным, влажным пламенем согретый
плывет сквозь заводь звездчатый цветок.
По отмели клееного багета
впечатал след древесный лепесток,
спиральной пряжей вьющийся виток,
развернутый на звон брегета.
Прах музыки сквозит сквозь пыль времен.
Мир холоден и мир разъединен.
Бесстрастна кисть, влекома хладным взглядом,
малюющая маски страшных масок,
врачующая язвы мертвым ядом,
живую плоть вживляя в угли красок.
X
Живая плоть, вживляясь в угли красок,
обугленная, оживит Забытой голос,
и вновь звучит живой гитарный волос
глубоким вздохом горевых огласок.
Скользит перо, как снежным настом полоз,
и кружат строки рукописных рясок,
и петли рифм, поспешных опоясок,
увяжут в сноп стихов созревший колос.
Желанная страда, бессонниц жгучих жатва,
кровит сорочью пряжу строчной дратвы.
И не удержишь камнем сверху вниз
в снегах страниц летящие салазки,
с межстрочий рвущих радужный карниз,
и жарких углей ледяные пляски.
X I
И жарких углей ледяные пляски
в жаровне влажной, стылой светотени
сжигают свет. И света затемненье
подобно дрожжам темени в закваске.
В квадрат холста, в давильню для тисненья
уложена лоза с зерном подсказки.
Сдави сильней без мелочной опаски,
чтоб быть с вином и хлебом претворенья.
Вино и хлеб таинственного смысла
храним на луке гнета коромысла.
И лаком крыты краски огневицы.
Лишь мелом грунта
холстяной уток,
впитав творца крестильной сукровицы,
остудит трещин лаковых глоток.
X I I
Остудит трещин лаковых глоток
зеленый жар в листве лесной лампады
туманным дуновением прохлады,
так дышит в скалах ледяной отрог.
Смотри, в дали, где зелень анфиладой
уводит взор в пленительный чертог,
таится вольный замок иль острог,
светлея в зарослях бесформенной громадой.
Неуловим в холсте янтарный блик,
обманчив Улыбающейся лик,
и только видишь за причудливой петлею
разъятых меж собой дорог и рек
разъятый между жизнью и судьбою
короче века бренной плоти век.
X I I I
Короче века бренной плоти век
безумным счастьем у беды в залоге.
Судьбы предвестье найдено в прологе
и брошено в пыли библиотек.
С бессмертными в бессрочном монологе,
в прозреньи горьком странников-калек,
терзающих безумье струн и дек,
очнемся вдруг на ледяном пороге.
Смотри, мелькнула жизнь единым махом,
лишь память прячется под книжным прахом,
под пеплом слов, под вензелем золы,
угаданном еще в прологе вешнем
сквозь каплю леденеющей смолы,
оттенком мрака сгущена кромешно.
X I V
Оттенком мрака сгущены кромешно
рисованные травяные пятна,
и сумерки густеют незакатно
печально-нежно, обреченно-нежно.
Пейзаж клубится с гор завесой ватной
и растворяется в дали безбрежной,
и приближается улыбчиво-небрежно
пленительной волной агатной.
Так катит в берег лжец Сизиф-прибой
свой мокрый камень, от песка рябой.
И жалок он в бесплодности натужной,
и труд его усердней и прилежней
сжигает влага факелом жемчужным
неярким светом в сумраке нездешнем.
X V
Неярким светом в сумраке нездешнем,
осенней блесткой медной черепицы
над птичьим клином звездной вереницы
луна мерцает свечкой безутешной.
Дорога – вольница, иль вольная темница?
Тяжелых дум провал и скрип тележный
с беспутством тягот и страстей ночлежных
сжимают сердце медной рукавицей.
Но строгий строй когорт речей латиницы
переведут ли толпы орд кирилицы?
Так царство лета с зимним снежным царством
вражду и дружбу заведут потешно,
лишь медь летучая осеннего убранства
дрожащей тенью промелькнет поспешно.
X V I
Дрожащей тенью промелькнёт поспешно,
из полутьмы на холст перелетая,
веков сгоревших пепельная стая
за сетку трещин ляжет пылью снежной.
За рамой окантованного края
припрятан клад, окованный ковчежно,
под снежной крышкой спящий безмятежно
ледышкой замороженного грая.
Расплавит холод средоточье света,
пронзая мир открытого портрета
и грея все промозглые мансарды,
как будто в них оставлен оберег
прошедшего сквозь холст и свет Льонардо
армадой лет за полыньею век.
X V I I
Армада лет за полыньёю век,
за флюгером , скрипящим однокрыло,
в закатный зев, в небесное горнило
незримо правит суетный ковчег.
И кисть вела -- самой судьбы кормило
от юных альф до росстанных омег
бег колесниц и ветхий скрип телег -
- и скрип флюгарки, что в душе щемила.
Скрипичной нотой стынет в небесах
медяк луны в полуночных весах.
И плавятся в студёных звёздных чашках
щепотки коноплей, цикут, белен.
И в лужах, льдом расплавленных стекляшках,
мир бредит окаянством перемен.
М ир явлен постоянством перемен,
О ткрытой раной смертных откровений,
Н ет! Кровью будничных обыкновений
А орты, бьющейся узлами вен.
Л ик вечности, мелькнув из сновидений,
И стает дымкой, словно листьев тлен.
З адёрнет осень желтый гобелен,
А лея кровью листвяных плетений.
Д виженья неподвижного поток
Ж ивую плоть вживляет в угли красок.
И жарких углей ледяные пляски
О студит трещин лаковых глоток.
К ороче века бренной плоти век.
О ттенки мрака сгущены кромешно
Н еярким светом в сумраке нездешнем.
Д рожащей тенью промелькнёт поспешно
А рмада лет за полыньёю век.
06.11.03.
1.
Буква «эЛь» с короткой юбкой
Стали вдруг соседкой...
2.
Мужчиной первым был Адам,
А с «эМ» он женщина -...
3.
Буква «Гэ» и много рек -
Получился древний...
4.
«Гэ» и маленький лоток
Есть воды один...
5.
На букву «Бэ» хозяйка Люда
Готовит всякие нам...
6.
С буквой «Бэ» большая рать
Крепость с ходу может...
7.
С «Бэ» ребёночка родить -
Не по тропочкам...
8.
С буквой «Вэ» родные узы -
Не училища, а...
9.
С буквой «Дэ» какой-то вор
К нам зашёл вчера во...
10.
Собралась большая рать,
И давай на «О» -...
10.08.09
Он не припудренный, город утренний,
Серый, без спецэффектов,
Электропутами весь опутанный,
Руслами рек – проспектов.
И юность – вот она, робкой нотою,
Музыкой клавесинной,
С бутылкой «содовой», с красным сотовым -
Где-то посередине.
А я с того берега, где Америка,
Весь в истерике: – Где ты?!-
И в синь апреля, как птицы в скверике,
Эхо по белу свету,
И тучи – кучами, небо – кручею,
Как созвучие следом.
…В мир неизученный, перекрученный
Крикни – и я приеду.
С утра налью покрепче кофе-чая
И сам себе без видимых причин
Хорошего по жизни пожелаю,
Ведь я же у себя всего один!
Чтоб деньги, как клопы, не выводились,
Чтобы потомки мною загордились.
…И чтобы полюбили стервы-бабы
Поэта всероссийского масштаба.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...280... ...290... ...300... ...310... ...320... 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 ...340... ...350... ...360... ...370... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|