|
|
Вчера подавился дынею,
Три раза приняв по сто.
Облили говном Латынину...
Зачем? Почему? За что?
Решил, закусив сосискою:
Режим на расправу скор.
На землю мою российскую
Вернулся Большой Террор.
Так Бруно костром в Италии
За правду сполна платил...
Кто вылить посмел фекалии
На ангела во плоти?
Слабо им стрельнуть «калибрами»,
Струей обошлись говна.
Ах, всеми своими фибрами
Любила людей она!
Не знаю теперь, смогу ли я
Под «Эхо» обед вкушать.
Лавров про обливших Юлию
Не скажет: ......, .....!
Становлюсь всё ближе к Богу,
Сбросив груз вражды, обид.
В невесёлую дорогу
Собираться предстоит.
Ручейком текут желанья,
Иссыхает их исток -
Тело шепчет: До свиданья,
Всем страстям, что вспомнить мог.
Счастьем было бы, наверно,
Не вкусив телесных мук,
В чан кипящий,окунувшись
Возродиться Новым вдруг.
Но боюсь, что наш Создатель,
Эту сказку не читал
И для плоти предназначил,
Всем известный ритуал.
Пусть я стану бестелесен
И прозрачен, как эфир,
Лишь бы слышать звуки песен,
Видеть, как прекрасен мир.
С ветром подружусь навеки,
С вьюгой закручу роман -
Понесёмся по планете
В разноцветье разных стран.
Пётр Иваныч купил сапоги
Чёрные, смазанные, с огнём
Идёт по дороге он и поёт.
(А что не поёт – то в груди несёт)
Птица – лети, а зверь – беги
Мир вокруг обернулся конём
Ждущим и алчущим – вот седло
Лодкой просмоленной – вот весло
Вот Пётр Иваныч – и всё при нём
Всё при нём, и сапоги
Сами шагают, огнём горят
Ёлки выстраиваются в ряд
Петру Иванычу честь отдают
Пётр Иваныч, кричат – салют!
Пётр Иваныч смеётся в усы.
Смеётся и чуть тише поёт:
«А вот и гуси птицы перелётные
Краснолапчатые да мимолётные
Вот река-река и цветные камушки
Ах вы доченьки мои, дочки-матушки»
И дальше идёт.
Войте тучи, что не заглушить
Стой солдатик мёртвый смотри на ночь
Где не надо – пуговицу пришить
Где не просят – всунуть и истолочь
Но счастливых не остановить шагов
Сделал семимильный – и был таков
Пётр Иваныч домой идёт
И сапоги вместе с ним идут
И за него, за него, за него
Песню его как свою поют:
«А вот и гуси птицы перелётные
Краснолапчатые да мимолётные
Вот река-река и цветные камушки
Ах вы доченьки мои, дочки-матушки»
И дальше идут
Тучи катятся, не отстают
Долго ли коротко – жизнь прошла,
Солдатик шагнул и в ночь ушёл
Дочки выросли и ушли
Туча мигнула и подошла
Зубом сверкнула, садится за стол
(А на столе длинный гроб стоит
Пётр Иваныч в гробу лежит)
Что ж ты, брат – говорит ему
Песенку пел, серебром звенел
А обратился как всё, во тьму
Я и пойму – и не пойму
Как же ты вообще её пел?
С сухоньких ног стаскивает сапоги
Ставит, покряхтывая, в шкаф
В шкафу темно, и жизнь прошла
Петра Иваныча дух остыл
Одежда покинутая, чуть дыша
Висит, еле хватает сил
Но сапоги, будто в кинотьме
(Сейчас застрекочет живой квадрат)
Идут в той вечной живой весне
Где ёлки как дети твои стоят
Где птицы и звери честь отдают
Где мир – как сон, но как ладно сшит
Где вечной надежде кричат: салют
И песня сама по себе звучит:
«А вот и гуси птицы перелётные
Краснолапчатые да мимолётные
Вот река-река и цветные камушки
Ах вы доченьки мои, дочки-матушки»
И дальше летит.
В заре вечерней рдеет снег.
Коней неторопливый бег.
Полозьев санных бодрый скрип.
Метели дальней сонный всхлип.
Коней нетерпеливый бег.
Тускнеет свет, темнеет снег.
Равнин безмолвная страна.
Безмолвна бледная Луна.
В распадках тьмы чернеет снег.
Тяжёл коней уставших бег.
Бубенчик плачется с дуги
Под приближение пурги.
Вот, пала на равнину ночь,
И некому в пути помочь.
Померк в метели лунный свет
И выхода из бездны нет?
Приходит утро. Солнца луч
Прорежет толщу снежных туч.
И снова серебрится снег,
И бодр коней ретивых бег.
20 апреля 2008
Приятно слушать звуки разливаемых по пиалам и стаканам Сакэ и водки –
Это знакомый японец пришёл ко мне в гости.
Сначала мы пьём из пиал, согревающую сакэ,
Приподняв их в знак приветствия, и, выждав минуту,
Он начинает рассказ о войне начала двадцатого века,
Где вскользь упомянуты им Сахалин и Курилы.
Закончив рассказ, мы думаем каждый о чём-то своём
Какое-то время.
Затем, мы пьём из стаканов, ”содвинув их разом“
Холодную водку. Молчание длится не больше минуты
И я начинаю рассказ о войне середины двадцатого века:
Где вскользь упомянуты мной Сахалин и Курилы.
Закончив рассказ, мы думаем каждый о чём-то своём
Какое-то время.
И оба мы пьём, чуть ли не на брудершафт,
Остатки смешав двух различных напитков,
За то, чтобы ни боль Хиросимы, ни боль Нагасаки,
Нигде, никогда на планете Земля
Ни в яви, ни в снах не могли повториться.
И выждав какое-то время, его провожаю до двери.
И он приглашает меня к себе в гости,
В свой дом – небольшую уютную минку.
Я жму ему руку, кивая, oк-кей, мол,
На сносном английском сказав: ”Well, I will come.“
Идя по дороге, он тоже кивает.
Я молча гляжу ему вслед в лунном свете.
14 января 2013
Эти дома давно не жилые,
Словно покойников ряд.
Окна глазницами не живыми
Прошлого тайну хранят.
Было когда-то: в окнах мелькало
Много счастливых лиц.
Много из окон лиц наблюдало
В небе парящих птиц.
Время бесстрастно – давно не жилые,
Словно покойников ряд.
... С окон глазницами не живыми
Жизнь не вернуть назад.
Жизнь – это попросту смерти бойня
Под поминальный звон.
Окон расстрелянная обойма.
Я в ней последний патрон.
Выстрелит смерть – вытекут краски,
И почернеет окно.
И оборвётся жизни сказка –
Третьего не дано.
5 апреля 2007
О прошлом надо думать хорошо?
Оно ушло. Ни больше и ни меньше.
Шкатулка счастья, радости мешок,
Весенний ветер, силуэты женщин...
Который год валяю дурака,
Вдали от жизни, проходящей мимо.
Мечтая, что наступит День сурка,
И я исправлю то, что исправимо.
Я в руки шар беру – тепло твоей души.
В нём вижу мир и слышу звуков гамму.
Читаю слов волшебных монограмму:
”В тени аллеи миртовой тиши
Беседка. Виноградная лоза.
Скала и моря свежего дыханье.
И море цветом, как твои глаза.
И рук тепло сквозь годы расставанья.”
22 марта 2008
Повезло мне спозаранку
Обрести души покой:
На карельском полустанке
Я в траве лежу бухой.
С дачным плюшевым народом
Не хочу спешить на пляж.
И сливается с природой
Мой понтовый камуфляж.
Вижу облако-кораблик,
Парус – белого белей.
Широко раскинув грабли,
Утверждаюсь на земле.
Поздно вредные привычки
На целебные менять...
И уходят лепиздрички
Совершенно без меня.
Отклонение от курса:
Вот маячит винный магазин.
Я в нетрезвые шаги переобулся
И лечу на выставку один.
А на выставке, среди картин и стульев
Женщины порхают и воркуют,
Мышки-девушки сверкают и снуют,
Взгляды осторожные дают.
Как трамвай идет по рельсам,
Чуть звеня и чуть летя,
Я притрагиваюсь к креслам
И волнуюсь как дитя.
Заключенным в золотую раму
Пьяных и влюбленных не понять.
Я из кресла бархата воспряну,
Чтоб шаги неслышные догнать.
Страницы: 1... ...50... ...60... ...70... ...80... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 ...110... ...120... ...130... ...140... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|