Почему они меня не замечают? Я же пытаюсь закричать, достучаться, дозваться... Или меня нет? Хотя я-то точно есть, потому что всех вижу. Даже не вижу, а отражаю и фиксирую отражения в памяти. Вместо клеточек кожи миллиард маленьких зеркал, я отражаю ими всех вокруг, их ощущения и прошлое.  

Вот идёт вполне приличный на вид юноша... А я вижу и знаю, что вчера он был в дупелину пьян и неискренне обнимал какую-то девушку, лицо которой говорило о том, что она одновременно и обижена на него, и рада, что он всё же пришёл... Зеркалу не положено иметь собственные чувства, но мне вдруг захотелось, чтоб она его оттолкнула. Впрочем, девушка этого не сделала, и теперь он снова направлялся к ней, чтобы снова обнять – так же неискренне. Хотя она-то будет счастлива. Во всяком случае, я хочу, чтобы была. Ничего эта девушка не сделала, чтобы желать ей плохого.  

Вскоре навстречу попалась одна знакомая... Нет, даже не знакомая, а скорее подруга. К сожалению, бывшая, потому что как-то раз она спросила: «Тебе кофе с молоком или без?» И это после двух лет дружбы. Могла бы и заметить за это время, что я вообще не пью кофе!  

Я уже схожу с ума от чужих лиц, чувств, мыслей и намерений. Мои зеркала помутнели и безумно хочется спрятаться туда, где нечего отражать.  

Уберите от меня свои грязные руки! Впрочем, нет, оставьте, я всё равно скоро буду протирать стёкла, а пока вы есть создаётся хотя бы иллюзия того, что я существую отдельно от того, что отражаю.  

Темнота не помогла, я начала слышать чувства звёзд. От холодных чувств этих холодных существ стало не по себе, захотелось отмыться водой из реки...  

-Миша, не надо здесь купаться, видишь сколько стёкол на дне! Кто-то суеверный зеркало разбитое в реку кинул, чтоб от неприятностей уберечься.  

Теперь я отражаю хладнокровные эмоции холоднокровных рыбок, мне ещё больше не по себе, но я утешаюсь мыслью – может быть, всё это просто привиделось в глубине гадального зеркала? 

Я боюсь смотреть ему в глаза. Они голубые, как море в хорошую погоду, я боюсь в них утонуть – плавать я не умею и, видимо, никогда уже не научусь. Но, как обычно, когда чего-то боишься, что-то внутри так и подмывает это сделать. Такая вот диалектика, единство и борьба противоположностей.  

У меня тоже голубые глаза, но совсем не такие. У меня глаза, как у сиамской кошки. Я, в общем-то, она и есть, если отвлечься от пространных красивостей. Просто пьяный рабочий фабрики живых существ, собиравший меня на конвейере, что-то перепутал и наделил человеческой оболочкой. Ненавижу пьяных рабочих. Хотя человеком быть тоже по-своему забавно.  

А вот в его случае ничего не перепутали. Он действительно хаски до мозга костей. Собака Снежной королевы. Но мы неплохо ладим, потому что о моей кошачьей природе никто, кроме меня, да того пьяного рабочего, не догадывается, а я его не заложу. А то моя драгоценная собаченция узнает, что я её заклятый враг и кто знает, что будет? А я люблю и жизнь, и собаку. И ни с тем, ни с другим, расставаться не хочу. Мы, сиамские кошки, вообще хитрые. И за красивые глаза нам это прощают. 

Среди отсталых и непросвещённых людей по непонятным причинам принято меня бояться: дескать, несчастье приношу, глаз у меня нехороший. Конечно-конечно, все неприятности именно от меня, никаких других причин, вроде собственной глупости, бестолковости, неумелости или чего-то ещё, нет и быть не может. Ну-ну.  

Увидев меня, они плюют через левое плечо и на всякий случай переходят через дорогу. Первые три-четыре таких случая меня веселили. Приятно было ощущать свою власть над этими глупыми созданиями. Несколько следующих уже не так веселили. Когда это повторилось в двадцатый раз, я решила, что, пожалуй, пошутили и хватит, и подошла к испугавшейся меня девушке поближе, чтоб объяснить ей, что она неправа. Бог мой, как она занервничала. Как будто я всерьёз могу причинить ей какой-то вред. Какая глупая девушка. Ну что плохого может сделать чёрная кошка, если вдуматься?! 

Больно.  

Белизна, царящая вокруг, отражая солнечные лучи, пытается отнять у меня способность видеть. Лучше не смотреть. Лучше просто закрыть глаза и идти. Идти босиком по распластанному всюду небу.  

Не надо смотреть по сторонам, не надо оглядываться, потому что заранее знаешь, что ничего не увидишь. Только небо, холодное, отторгающее, небо. Оно и так кусает за босые пятки сильнее, чем языки огня. Оно не может ни принять меня, ни поддержать. У него нет прав на это – я другая. Я – не в его власти. Оно не распоряжается мной, но оно всюду и, значит, нужно искать выход. Нужно искать выход даже тогда, когда его и вовсе не существует. Главное – не открывать глаз. Главное – не видеть этой безжизненной вечной пустоты.  

Здесь и не скажешь, что наступила календарная весна. Но лёд на реке стал совсем хрупким, и нога порежется о кусочки хрустального речного покрова. И река будет звать и тянуть в свои совсем ещё девственные объятия, а потом и вовсе накроет своим подвенечным убором. И я поддамся воле стихии. Поддамся этой реке, потому что её волны принесут мне боли не больше, чем твои ледяные объятья. А главное, эта боль подарит мне столь желанное успокоение. 

Сладостные минуты. Пьянящие минуты ожидания, и вот я уже ничего совсем не чувствую: ни боли, ни холода, ни обжигающей пустоты. Всё вокруг стало таким мелочным и пустым. Даже солнце – приносящий только боль огненный шар – сейчас ничем мне не мешает. Не может помешать. Не может потревожить. Оно только глядит своей лимонной коркой сквозь мою узорчатую фату. 

Ну, вот и всё. На свете больше нет больше смерти. Нет жизни. Нет любви.  

Я закрою глаза и ничего больше не будет.  

Из-за угла вынырнул человек в болоньевой куртке. Уверенно достал пистолет. Выставил вперед потяжелевшую руку и направил зрачок глушителя на удаляющуюся фигуру полноватого человека. Нажал спусковой крючок. Хлопнул выстрел.  

Удар, взрыв, толчок, давящая чернота, головокружение, светлый проблеск, свобода.  

Я на воле. Лечу! Без крыльев, а лечу. Лечу, опережая время. Все будто замерло. Лишь я несусь неизвестно куда. Плотный холодный воздух. Жар внутри. Будто рождена заново. Хотя то, что было до этого и жизнью назвать сложно. Тесная, стальная утроба. А теперь – простор. Но не хочется думать. Хочется просто наслаждаться полетом.  

Но все же, кое-что меня беспокоит. Конечная цель. Что меня ждет? Все временно и мимолетно. Все имеет конец. Значит и у моего пути есть окончание. Я в промежутке между небытием. Мне дан маленький отрезок. Толчок и столкновение. Все что за ними, мне неведомо. А может что-то и есть дальше конечной точки? И тогда моя жизнь не отрезок, а ломаная прямая, уходящая далеко за горизонт.  

Пока меня носили мысли, я приближалась к чему-то огромному. И лишь сейчас я увидела, свой предел. Дальше ничего не было. Впереди что-то двигалось. Медленно, тяжело переставляя свои огромные ноги. Что это? Моя смерть? Смерть, встречающая меня спиной? Ждет ли она меня? Или мой приход для нее неожиданность? Твердая ли она? Или мягка, как масло? Что за ней? Суждено ли мне сгинуть в ней навсегда? Если нет, то она и не смерть совсем, а лишь промежуточное звено, которое лишь изменит меня. Изменит мой путь, направление. Мои знания скупы и ограничены прошлым опытом. Путь мой взгляд устремлен вперед, но я вижу лишь то, что сзади. И моя жизнь мне неизвестна.  

И вот ближе, еще ближе. Последний миг. Вздох. Удар. Тьма…  

Полноватый человек резко остановился. Выпрямился. Судорожно сжал ручку парадной двери… Ноги подломились, и он начал заваливаться на бок. Человек в болоньевой куртке стоял рядом. Он выпустил еще пару пуль в голову уже лежавшей на спине жертве. Отбросил пистолет в сторону и спешно стал удаляться. Зашелестел ветер. Он подхватывал опадающие листья, стараясь продлить их неминуемое падение, и долго кружил над похолодевшим асфальтом. Время сдвинулось с мертвой точки и снова закрутило свое колесо.  

Чужие мысли занимали всё пространство. Чужие мысли в одинаковых серых костюмах, с одинаковыми ровными проборами в волосах занимали всё пространство и не давали пройти времени. Чужие мысли все были правильными. Они держались небольшими группами, иногда собираясь в группы побольше, а порой сливались в одно целое, и разобрать какую-то мысль в отдельности не представлялось возможным. Они перемещались в занимаемом пространстве ровными мелкими шагами, стараясь не отходить далеко ото всех, снять пиджак или даже расстегнуть пуговицу считалось дурным тоном, а подпрыгнуть вверх или перескочить через забор означало пропасть навсегда. В целом всё это напоминало тихо булькающий кисель, и излучало уверенность и порядок. 

В этом равномерном безостановочном движении я потеряла свою маленькую растрёпу. 

- Вы не видели здесь девочку в красном платьице с плюшевым зайцем в руках? 

- Нет. Мы. Не обращаем внимания. Ни на каких маленьких. Девочек в красных платьях. Мы. Никогда не видим. Плюшевых зайцев. 

Эта маленькая мерзавка со встрёпанными косичками, эта непослушная маленькая мысль, – она мне очень нужна, но она опять улизнула от меня и теперь бегает неизвестно где, подпрыгивает и любопытничает. А ведь эти господа в плотных умных костюмах, они такие основательные и задумчивые, они могут сдавить ее своими серыми шерстяными боками и она задохнется! Она может провалиться в открытый люк! Конечно, эти серьезные господа стараются следить, чтобы все люки были плотно закрыты. И даже специально скапливаются на крышке того люка, который начинает дрожать и сдвигаться, ведь мало ли кто может оттуда выскочить! Они очень не любят, когда кто-то или что-то неожиданно выскакивает, ведь это нарушает порядок вещей. Они очень не любят, когда нарушается порядок вещей. 

Сколько я помню, они всегда были такими. Сколько я помню, они были всегда. Иногда все же сильному ветру по имени Время удается ворваться в занимаемое серьезными мыслями пространство, и тогда тучные, хорошо одетые господа взлетают под напором ветра. Они летят группами и рядами, сохраняя умное выражение щек и сверкая лакированными лбами. Смотреть на это бывает весело и немного страшно. 

Вот и сейчас мне стало страшно, что вдруг появится ветер и моя непутевая мыслишка может улететь вместе с большими чужими мыслями, случайно зацепившись бантом за чью-то пуговицу. И никому неизвестно, где она может очучиться. Очутиться. Нахватается там непонятно чего непонятно от кого. Забудет меня и не захочет возвращаться. Но она так невелика, так мила и своенравна, мне не хочется ее терять! 

Вот так, размышляя и тревожась, сидела я на краю пространства и высматривала красное пятнышко в сером жужжащем мареве. Где ты, моя беглянка? У меня остался хвостик от твоего плюшевого зайца. Это очень хороший хвостик. Может быть, ты вернешься за ним? 

Это просто жизнь...  

Нинель Лоу  

Наш маленький коллектив – настоящее бабье царство! И мы живем в этом замкнутом царстве уже многие, многие годы…Состояние, близкое к психозу, иногда овладевает нами, и это еще мягко сказано. Поэтому каждый мужчина, и особенно с мозгами и приятной внешностью, потенциально готовый к общению, всегда встречается нами с радостью и наверняка почувствует себя королем в нашем окружении.  

Конечно все мы – девушки и женщины нашего мирка, отнюдь, не обделены мужским вниманием в жизни. Но мужья и дети, родители и родственники, – это наш долг, практически повинность, которая с годами тяжким грузом все сильнее и сильнее давит на наши хрупкие плечи и нежные сердца…  

Друзья?! Да, они у нас есть…И нам с ними хорошо!!! Но восемь ежедневных часов на работе тоже не выкинешь из жизни. А душа опять и опять просит праздника.  

И праздники приходят. В последнее время нас стали жаловать приятные молодые мужчины! Состояние всеобщего раскрепощения, непринужденное общение, юмор и кокетство не заставили себя долго ждать. Дверь к нам практически не закрывается, хотя она и поломана прилично, зато всегда есть повод зайти к нам.  

Анекдоты и шутки, презенты и шумные чаепития – все, чего нам так не хватало годами, теперь мы получаем почти ежедневно и даже в избытке. Несомненно, со временем у нас появляются любимчики и любимые, взаимные симпатии и антипатии, но иногда случаются и курьезы, и неприятности.  

Это случилось вчера…Всем известно, что ноябрь – не лучшее время года – предзимье…  

Предзимье, как обычно, характеризуется сменой сезонов и настроений, осенней дрянной погодой и состоянием хандры. Но вчерашний день превзошел все ожидания. Противный мокрый снег с дождем и холодный ветер. Оголенные березки под нашим окном, красотой которых мы так любовались летом, а теперь с редкими пожухшими листьями не находили места, метались под резкими порывами ветра, то наклоняясь до земли, то взмывая своими беспомощными ветвями к небу.  

Мы с тоской поглядывали в окна, и разговор как-то сам собой зашел о ревности…  

На чаёк, как всегда к нам заглянул Лешка с Дмитрием Ивановичем. Надо сказать, что Лешка, самый обаятельный и компанейский парень, который ремонтировал нашу дверь. В свои неполные двадцать пять, он умудряется учить уму разуму даже тех, кто стремится к отметке сорок.  

Так вот, мы долго спорили о ревности…Что такое ревность? Порок – не порок, болезненное состояние или проявление настоящих чувств, или просто часть физиологии??? Было шумно и весело …  

Разговор, конечно, завел Лешка.  

- Ну что девчонки!? Какой у нас сегодня вопросик на повестке дня?  

- Конечно о нас, женщинах!- Лизка лихо хлопнула ресницами и уставилась на Лешку.  

Не отрываясь, пять секунд посмотрите в глаза мужчине, и он Ваш, так пишут в научных статьях. Но нет, с Лешкой такие номера не проходят. Мы все дружно захохотали, зная, что Елизавете нравится Лешка.  

- Я ему точно нравлюсь! Я всем нравлюсь!- хохотала Елизавета, как только за Лешкой закрывалась дверь.  

Мы и не пытались ее переубедить, она кажется ему, действительно, нравилась. Но одно смущало, что у Лизки был страшно ревнивый муж…  

- Нравится мало, пыталась угомонить Лизку Антонина…Существует еще такое понятие, как ревность, собственничество, – и выразительно посмотрела на Елизавету. Но та продолжала кокетничать и стрелять глазками. Она не могла устоять перед обаянием Алексея…  

- Ревность губит любовь!- рассуждала Лизка, видимо вспомнив о муже…  

- И неправда, кто не ревнует, тот не любит!- парировала Антонина. Она все еще старалась угомонить Елизавету.  

- Это неправильная точка зрения! Это скорее болезнь!-, надувала губки Лизка…  

- А мне кажется, что все люди ревнивые, разница только в том, что кто-то это скрывает, а кто-то показывает !- задумчиво произнес Лешка свое веское слово.  

- Поддерживаю...  

- Ревность не скроешь!!! – даже наш молчун Дмитрий Иванович не остался в стороне от нашей горячей дискуссии…  

- Скроешь...  

- Можно скрыть…  

- Все равно вылезет!!!  

Было много мнений, но каждый остался при своем. Главное, что чаепитие прошло на высоте, и все довольные, веселые и сытые продолжили трудовой день.  

Время стремительно приближалось к обеду. Мы и не заметили за чаем, как наша Лизка договорилась с Алексеем, чтоб он ее подвез на обед на своей новенькой серебристой “Ладе”. Плохая погода – хороший повод прокатиться с ним. Она долго и гламурно красила свои сочные губы, пудрила задорный носик. И не могла оторваться от зеркала и от часов, висящих на стене, мысленно подгоняя стрелки. Многие втихую завидовали ей…  

За окном бушевала стихия и Лизка , уже одетая и горящая от нетерпения , подошла к окну и застыла…Улыбка сползла с ее лица…У обочины стояла машина ее мужа. Мы все дружно грохнули…Да, и Лизка расхохоталась вместе снами…  

- Вот! Ну, скажите? Откуда он свалился?!!- затянула она разочарованно. Все ее планы рухнули в одну минуту…  

- И куда ты теперь?- спросила Антонина.  

- Конечно к мужу!- томно сказала Лизка. Она вышла за дверь, мы с интересом смотрели в окно и вдруг увидели, что машина мужа медленно отъезжает.  

Мы уже не могли оторваться от окон и наблюдали, как Лизка, выйдя из здания долго вертела головой и разводила руками, искала глазами машину. Но не найдя ее, она быстро побежала к стоянке, на которой обычно парковался Лешка, еще надеясь застать его. Она снова улыбалась!  

Ситуация выглядела комичной и мы тоже не могли сдержать улыбок Кажется, что мы итак уже нахохотались вдоволь, но эта история была бесконечной…  

Но Лизка не пришла после обеда в назначенный срок и мы стали волноваться. Телефон ее молчал. Как впрочем, молчал и Лешка, которого мы пытали, о том что же случилось и где Лиза???  

И только через час Лизка пришла и поведала нам окончание этой уже совсем не веселой истории…  

Ревность…Она живет рядом с любовью, она, как порох вспыхивает и может сжечь то, что создавалось годами, сжечь остатки былых чувств и отношений. А может и, наоборот, всколыхнуть то болото, в которое мы погружаемся с годами и вновь разжечь фитилёк едва тлеющей Любви…Все зависит от ситуации и от людей…  

- Машина Лешки медленно выруливала со стоянки, когда наперерез выехала машина мужа и затормозила.  

- Мне ничего не оставалось, как выйти из Лешкиной машины и пересесть в свою,- тихо рассказывала Лизка.  

Муж выскочил из машины и буквально вытащил Лешку и с силой прижал его к машине. Он что-то возбужденно говорил ему, размахивал руками, показывая на меня. Лешка стоял, как вкопанный, и не произнес ни слова. Потом он уехал.  

- До дома мы ехали молча, – продолжала она.  

- Я так испугалась, что сидела и смотрела себе под ноги и не поднимала глаз. Вадим (это муж Лизки) тоже молчал, нервно курил одну сигарету за другой…  

- Лизонька, – вдруг тихо сказал он, когда мы уже подъезжали к дому, я же люблю тебя!- он нервно теребил руль и говорил, говорил..., но не смотрел на меня. Я молчала, потрясенная его словами,- голос Лизки задрожал…  

Таких нежных слов я не слышала от него уже лет пять. Я ждала чего угодно, ужасных сцен ревности, ругани, оскорблений и обвинений, как обычно. Мысленно готовила какие-то оправдания в свой адрес, но только не таких признаний в любви!  

Мы обедали в жуткой тишине, перебрасываясь незначительными фразами.  

Потом Вадим уехал, а я проплакала целый час.  

Я вспомнила наше знакомство, свидания, первый поцелуй, свадьбу, рождение сына, нашу Любовь…  

Я вспомнила…всё…  

Я вспомнила, как я сама жутко ревновала его к нашей бывшей соседке, пока та не уехала на другую квартиру…  

- И теперь я не знаю, не знаю, как мне вечером идти домой,- слезы капали из Лизкиных глаз.  

- Я просто не смогу ничего объяснить ему,  

- Ведь я его тоже очень люблю, – Лизка не переставала плакать, и мы прослезились вместе с ней…  

Когда мы вышли на улицу после работы, у обочины сиротливо стояла машина лизкиного мужа.  

Она тихо вздохнула, улыбнулась и, помахав нам ладошкой, побежала к ней…  

Ревность??? Любовь??? Жизнь???!!!  

Это просто жизнь!!! – заключила Антонина, и мы медленно побрели по домам…  

Китайский болванчик  

Нинель Лоу  

Я не знаю вообще, как называется это состояние. Кажется транс...  

Я сижу китайским болванчиком и уже второй час смотрю в одну точку, хотя вроде что-то мелькает перед глазами. Какие – то тексты, фотки, рисунки. Приходят какие-то люди, что-то говорят мне, я нервно пью этот горький кофе. Ларка, как всегда забыла про сахар. Черт!  

Изредка я поглядываю на часы, мелькает сигарета. Кажется, что я вся в делах. Но меня нет...Просто нет...Я летаю где-то, я плачу и жду...  

Бим-бом...Китайский болванчик еще жив...  

Бим-бом...Уже обед, и я на бегу натягиваю берет и куртку.Уффф... Дышу... А сегодня солнечно, а вроде с утра моросило. Или это было вчера, не помню. Пружина, что сидит внутри не разжимается, не отпускает...  

Бим-бом...Вечер, красивые огни, темная улица, дом..  

Валюсь с ног от усталости...А китайский болванчик еще жив...И я уже засыпаю.  

Я сплю...Может это так называется?  

Письмо на небеса  

Федя закрыл учебник с большими буквами и тетрадь, обернутую в прозрачную целлофановую обложку. Потер уставшие глаза, поерзал на стуле и поболтал ногами, которые весь первый класс точно не будут доставать до пола. Густые сумерки уже давно заглядывали в замороженное окно. Через несколько минут станет совсем темно.  

Уроки сделаны, но гулять не хочется. Холодно. Хочется в гости к другу Даниле – ему недавно папа купил железную дорогу. Не компьютерную игру, а настоящую железную дорогу с паровозом, вагонами, станциями, деревьями, людьми. Федя, как первый раз такую красотищу увидел, хотел тут же напридумывать всяких поводов, чтобы мама купила ему такую же, но вспомнил, какая она приходит домой грустная в день зарплаты. В такие дни мама обычно плачет и говорит, что плохие времена должны пройти. Феде жаль ее, и он тоже плачет.  

Не мог же он после этого просить у мамы дорогую игрушку. В конце концов можно забежать в гости к Даниле. Он хороший друг, ему ничего не жаль для несчастного Феди.  

Федя потянулся, чтобы выключить лампу, щелкнул выключателем. Стало темно. Мальчик несколько раз открыл и закрыл глаза и отметил, что никакой разницы нет – в обоих случаях ничего не видно, кроме кромешной тьмы. Затем он попытался слезть со стула, но вдруг испугался касаться пола. А что если по нему бегает еще одна крыса, подружка той, что они ловили вчера с мамой.  

Вчера все было по-другому, ведь рядом была мама. Крыса попала в крысоловку, когда Федя с мамой были в гостях. Она сильно поранилась, но выбралась из смертельной хватки металлической проволоки. Кровавый след то тянулся, то переставал, хотя отчетливо показывал, что крыса спряталась за холодильником. Федя заглянул за него и увидел какой-то шнурок, он хотел вытащить его, но мама вовремя одернула сына. Она отодвинула его за себя и что есть силы ударила молотком по «шнурку». Раздался визг. Крыса метнулась в направлении открытой входной двери, которую не закрыли за собой мама и Федя. После чего мама отпустила молоток. Федя стоял и не двигался, а мама закрыла дверь и стала снимать с сына кофту и теплые штаны.  

Сегодня Федя один. Поэтому и страшно. Говорят, что крысы прыгают на людей, а еще когда-то по телевизору показывали передачу про огроменных таких тварей, которые живут в метро. Хорошо, что в нашем городе нет метро.  

Мальчик снова включил настольную лампу. Он смотрел только перед собой, боясь увидеть в темноте что-нибудь страшное. Захотелось разрыдаться и от этого умереть. Ему казалось не справедливым то, что у него нет железной дороги, что крыс и много чего другого неизвестного в мире нужно бояться, что он тут сидит в одиночестве, и никому нет до этого дела, что его отец наплевал на него и на мать и, как говорит мама, «сел на иглу по своей слабости». Федя тихонько заплакал, слезы текли по щекам, он слизывал их и догадывался, зачем человеческому организму нужна соль – чтобы делать солеными слезы.  

Тут ему пришла в голову мысль. Он открыл тетрадь посередине и вырвал листок в полоску.  

«ДаРАгой Божинька! – написал Федя. – Я САМЫй несЧАСныЙ человЕК на ЗеМЛЕ и мне нужна ТВоя ПОмощь. Без тебя Мне ни справится. Мне мОЖит тоже хоЧется жЕЛЕзную дорогу, но я не ПЛАЧУ. ОбИДна что МАМА пЛАчит».  

На лист упала слеза, от чего бумага немного вспухла.  

«Я ни ЗНаю как надо молится, пОЭТаму пиШу пиСЬмо. Мой ПАПА нас не Любит, он сидит в тЮРЬме. А он мой ПАПа и я его Люблю. ПаЖАЛуста СдЕЛай так, чтобы он снова стал хОРошим. У нас во ДВоре только я один без ПАПЫ. И ище сделАЙ так, чтобы МАМЕ на раБоте платили МНого денег, чтобы она не раСТраивалась по этому поводу. Я вырасту и ВСЕ оТдам».  

Федя шмыгнул носом и продолжил.  

«Я положу это пИсьмо в кормУШку, птиЦЫ поТОМ унесут письмо на ЮГ. Там тепло и там ты часто бЫваешь, ты забери письМо у птиц. Они Выглядят так. МАленькие, на ЖИвоте у их ЖОЛтое или зиленое и беЛАЯ палоска. КлюВ у их обычно маленьКий, клюют они жолтую кРупу круглую, а пьют я не знаю ЧТО. Ты спРОси у их письмо от Феди, они сами МОгут забыть.  

Федя».  

Он хотел добавить, что еще хочет солдатиков, но побоялся, что Бог может посчитать его слишком наглым мальчиком. Мол, ему и папу, и железную дорогу, и маме денег, а тут еще и солдатиков подавай.  

Федя всхлипнул последний раз и успокоился. На душе стало легче. Он положил руки на стол, а на них голову, и закрыл глаза. Вспомнилась фотография папы на какой-то дискотеке. Он стоял там с друзьями и смотрел странным взглядом, каким мама на Федю никогда не смотрела. А потом все стало темно, как при выключенной лампе.  

Когда Федя проснулся, в комнате горел свет, на диване сидела мама и смотрела перед собой. Ее глаза были мокрые. Федя тут же вскочил, подбежал к маме и обнял ее. Как хорошо было чувствовать ее родной запах и быть от этого счастливым...  

Мужчина должен быть всегда готов к подвигу.  

Мужчина должен быть всегда готов.  

Мужчина должен быть всегда.  

Мужчина должен быть.  

Мужчина должен!