Возле дверей продуктового магазина, на рыхлом, сыром снегу сидел черный, ушастый Анубис. Завидев меня, он чуть склонил голову набок, его глаза блеснули отраженным электрическим светом. Умные, большие глаза эти смотрели на меня оценивающе, беспристрастно, как на суде Маат. 

Я зябко поежился, запахнул пальто, прижал авоську к груди, повернулся к Анубису спиной, и торопливым шагом двинулся, навстречу мокрым перьям метели. Липкий снег чавкал под сапогами, я шел навстречу темной, шумной ночи, фонари отбрасывали мою нелепую сутулую тень на дорогу, и машины проезжались по ней, перемалывая вместе со снегом в мокрую серую кашицу. 

Я, наверное, египтянин. Не беда, что никогда не бывал на Севере Африки, и живу на крайней северной земле. Я определенно египтянин. Всю свою жизнь, сам того не замечая строил я себе гробницу – кирпичик к кирпичику, песчинка к песчинке. Красивую, высокую мастабу, не пирамиду какую-нибудь, приличную такую гробницу – не ниже, чем у соседа. 

Когда у меня что-нибудь не получалось, я говорил себе: ну ничего, вот поживу еще немного, и тогда она и начнется – настоящая жизнь! Говорил, и клал еще один кирпичик в мастабу. 

Не получается что-то в школе, дразнят сверстники – ничего! Стисни зубы, не смотри по сторонам, да знай, строй свою мастабу. Потерпи немного – закончишь школу, и тогда…. 

Но и в университете не стало мне легче. Не нашел я себе друзей – то ли жмурился слишком сильно, то ли строительство мастабы уже увлекло меня. Были конечно знакомства, общения… но знакомства эти были похожи на липкие снежные хлопья, что пристают к лицу и одежде, и тут же тают.  

Я просто жил, каждый день совершая одни и те же ритуалы, и не замечал, как жизнь моя превращается в невроз. 

Проснулся-помолился-Ра-поел-отправился-на-учебу-выпил-с-товарищами-пришел-назад-позубрил-поужинал-помолился-Себеку-лег-спать-проснулся-помолился-Ра-поел-отправился-на-учебу-выпил-с-товарищами-пришел-назад-позубрил-поужинал-помолился-Себеку-лег-спать-проснулся-помолился-Ра-поел-отправился-на-учебу-выпил-с-товарищами-пришел-назад-позубрил-поужинал-помолился-Себеку-лег-спать-проснулся… 

Мне было все равно, что происходит вокруг меня, я жил от пробуждения до сна, но и в это время я спал, просто немного иначе. Только когда я брал в руки очередной кирпичик, внутри у меня что-то теплело: значит, на просто так живу, значит, дело делаю. 

Окончил университет, мастаба моя выросла уже прилично. Работал. По-прежнему боялся открыть глаза – а вдруг кто-то в эти глаза рассмеется? Смеялись за спиной, но на это я внимания не обращал. Да и чего беспокоиться, из-за каких-то оболтусов, которые вот так, зазря живут, жизни свои не берегут, исстрачивают всю ее на всякие глупости. А я… а я может вот-вот жить начну, а они… тьфу! 

Я открыл дверь подъезда, поднялся на пятый этаж. От нетерпения ключи так и прыгают в руках… вот она – моя мастаба, добротная, высокая, ровная, каменная призма, не то чтобы очень, но и не ниже, чем у соседей. А в авоське у меня последний кирпич. Ну, вот сейчас, положу ее на левый верхний край, заберусь внутрь, лягу в саркофаг и жить начну….  

Подождите… какая же это жизнь? Это же… смерть? А когда же была жизнь?  

Я напряг память, но ничего на ум не приходило. Был какой-то странный день, один день, и множество его копий, будто на ксероксе размножили. Долгий, унылый день... Вечер наступил, а я ничего не мог вспомнить из этого дня… вот разве что – Игорек из четвертого «Б» крепко избил меня, а я вместо того, чтобы ему ответить, побежал жаловаться учительнице…да нет… бред… не было этого… а что было? Да ничего… и меня не было, и мастабы этой проклятой. 

Я с ненавистью швырнул кирпич на пол. Он раскололся надвое, развалился рыхлым снегом. 

Так, стало быть, я никакой не египтянин? А кто? А может… да! Все так просто! Все всегда было очень просто! Я же время терял столько лет! Подумать только! Никакой я не египтянин, я – гиперборей! А как гипербореи НАЧИНАЮТ ЖИТЬ? С утеса вниз, в ледяной океан… 

Утеса нет – сгодится и балкон, внизу темно, уже погасли все фонари, но еще не начало светать, метель такая густая, что кажется, будто это белые буруны разбиваются о прибрежные скалы. Стоит только зажмуриться, шагнуть вперед, и… НАЧАТЬ ЖИТЬ! 

В кабинете стоит большой аквариум.  

В нем живут всего четыре рыбы.  

Четыре черных треугольника с бархатно-зелеными головами, которые украшены длинными запорожскими усами.  

А вчера было пять.  

Сегодня утром зашли покормить, а одна – пятая – лежит на полу. Как маленькая черная тряпочка. Выбросилась ночью.  

От отчаянья? От одиночества?  

Видно и рыбе не всегда хорошо там, где глубже.  

А человеку всегда лучше там, где хорошо?  

* Собачья жизнь * 

Укоряющий взгляд моего пса: 

- Куда же ты?! 

- Туда, где собакам скучно. 

- И я с тобой! Вдвоём – веселее! 

- Что же мы будем делать там? 

- Играть и любить всех, кто встретится! 

Ах, если бы и там жили такие собаки! 

* Человечья жизнь * 

Пинок в бок: 

- Чего расселся? 

- Купи, мужик, собачку! 

- На бутылку не хватает, что ли? 

- А собачка ведь какая ласковая! 

- На кой мне твоя ласковая при такой жизни?! 

И ведь правда, на кой? 

...Стукнула, открываясь, дверь… Стукнуло вздрогнувшее сердце… В душное и бесцветное пространство впустили безжалостное (как рывок бинта при перевязке) солнце и свежий арбузный перехватывающий дыхание воздух… С глаз сняли повязку… Слезы тут же занавесили горячим дождём этот начинающий разворачивать цветные лепестки мир. За секунду до проступающего образа душа водопадом слез, дотерпевших ожиданий, воплотившихся снов, протянувшихся рук рванулась из тела… 

Только дышать, надышаться, наплакаться…  

- Эх, муха-горюха! Что делать-то будем? 

Отчаянно крутя головой – нет, нет, нет! Только побыть в этом безопасном равновесии! Ничего не знать о том, что – до, что – после! Руки – на плечах, лбом – в грудь! Только – он! Только – ты! Только – сейчас!... 

«Я больше не играю со своей душой! Какая есть – кому-нибудь сгодится!». 

Последние герои! Мы!  

«Когда любовь и слезы не дороже хлеба!». Когда? Когда хлеб чужой? И поэтому такой соленый… 

.................................................. 

Три недели спустя. 

Слезы счастья! Глаза, открытые для ночных призрачных рук и губ… Страшно произнести слова, но они звучат так, как будто ручей бежит в сосновом лесу – «самая счастливая на свете!». 

И пусть только 5 минут длится момент истины! Счастье – оно и есть счастье! Просто знать, просто верить, просто дышать! И уйти в царство сонных бабочек, разговоров ни о чем, мирного сосуществования! Интересно – почему мирного? А в остальное время что ли военные действия? Или глухая оборона? 

И снова глазки на мокром месте? Всякий продвинутый народ сказал бы – значит нравится себя загонять, как Буриданова ослика, между двух охапок сена! А вот нисколько и не нравится! Но что же делать?..  

................................................ 

Большой раскидистый дуб. Поживший, повидавший всякого, умудренный, если только деревья умеют смотреть и мудреть от этого… Кора – морщинистая, шершавая, теплая. Бегают бодро солдатики с красными спинками в узорах, прямо как настоящие солдаты, выполняющие приказы о занятии передовых позиций. А наши позиции? Абсолютно противоположны! Один – с одной стороны, другая – соответственно, с противопо-ложной. Прислонившись спиной к теплому боку дерева и задрав голову, пытаемся высмотреть среди еще голых веток кусочки свежепокрашенного и умытого неба. Сидим на прошлогодней высохшей листве и … Радуемся жизни? Радуемся, конечно, радуемся!  

Все в сравнении… И все будет! В смысле – будет хорошо! И все пройдет, как и учит вся история... и диалектика... с эклектикой вместе. А вот бы стать тем исключением, которое подтверждает правило! А потом это исключение и перевести в правило, по которому и будет складываться жизнь! А пока?  

А пока вулкан чувств, которому не дают выплеснуться! Надо бы запасаться жаропрочными скафандрами и резервуарами с холодной водой, а то сметет!  

Какая весна! Солнце какое! Каждый раз кажется, что вот такой весны еще не было в твоей жизни! 

Мой друг, друг мой! Что сделать, чтоб жизнь не была такой серьезной и бесповоротной? Попрыгать на одной ножке и потянуть себя за уши, как учили нас на суперпсихологических курсах? Представляешь, как я делаю это с присущей мне грацией?! И это скорее всего не смешно, а очень даже красиво! Что тоже неплохо! Правда? 

И поэтому – перечитывай мои детские письма, вспоминай мои детские песенки, улыбайся над моими детскими умностями!... 

И – увидимся, увидимся, увидимся!  

.................................................. 

С весной Вас, Ваше Величество! С Вашей весной! 

Был у на с Б-ском районе прокурор М., мужчина крупный и даже, я бы сказал, тучный, страстный рыбак и охотник. Причем рыбачить там или на охоту ходил по-простому, без чиновных наворотов, оденется как все и со всеми и идет. 

Как-то раз пошли мы на птицу и застигла нас моряна, а мы между островов, на Выге дело было, ветрюга, дождь – короче уже ни до чего, лишь бы укрыться где. И погребли мы к одному островку, где изба охотничья была. А уже темнело. Добрались мы с Петром, зуб на зуб не попадает, в избу вломились, а там – народу! Мама не горюй! По нарам по двое-трое разместились, рюкзаки тут кучей, болотники, куртки – не протолкнуться, хохот, байки травят… ну, сами понимаете. Петро мокрое с себя стянул, к печке пристроил поближе, где место нашел, и стал себе присматривать местечко. Глядит, везде по двое, а на одних нарах один мужик, толстый такой, лежит. Петро – к нему, кулаком в бок-то как пихнет и говорит ему: «Ты чё разшарашился на всю ширину, прокурор что ли?!»… 

Изба рухнула от хохота. Как раз прокурор и лежал.  

Дошкольное детство помню урывками. Близнецы Алёша и Антоша в детсадовской группе никогда не садились рядом, потому что ненавидели, когда их разглядывали и искали отличия. Когда мы с дедом ходили в гости к его другу дяде Ване, дядиванина собака, увидев нас, почему-то начинала так мотать головой, что вислые уши били её по щекам. Ещё помню несколько обид на злую соседку, да, пожалуй, и всё. 

В начальной школе оказалось совсем не так интересно, как обещала бабушка. Девочка, которая звонила в колокольчик была какая-то противная, а первая учительница перед открытым уроком подходила ко всем, кто умел хорошо читать, и требовала при родителях делать вид, что им очень сложно складывать буквы, «а то мамам, у которых детки не так хорошо учатся, будет обидно». В средней школе как-то вдруг стало полно предметов, назначение которых понять никак не получалось – ну, зачем нормальному человеку может потребоваться считать потенциальную и кинетическую энергию падающего мяча?! – и учиться стало совершенно невыносимо. А уж в старших классах и вовсе было трудно подавить желание зачёркивать в календаре дни, оставшиеся до выпускного. 

В институте было скучновато, и не хватало общения, потому что в компанию тех, кто в курилках обсуждал, как завалился в МГУ и пришлось поступать «в этот вонючий пед», не брали, а с теми, для кого пед был пределом мечтаний, через полчаса физически чувствовалось отупение. 

Первую работу без содрогания не вспомнить. Вторая получше, хотя тоже, конечно, не сахар… 

До пенсии четыре тысячи семьсот рабочих дней, если не введут каких-то новых праздников. Всё уже давно посчитано. 

- Так... Что, говоришь, рассказать-то? 

- Случай какой-нибудь интересный. Или романтическую историю. 

- Да, было дело, один раз. Я в детстве в Феодосию ездил частенько. Раза три, что ли?.. Вот…Ну, а там у родственников катера были. И вот как-то с двоюродным братом (у меня там двоюродный брат живёт) вот, с двоюродным братом мы на катере поплыли. Заплыли куда-то далеко в море, и у нас мотор сломался. До берега грести и грести. Всё бы ничего, если бы погода не начала портиться. Стало хорошенько качать. А уж вечереет. И, короче, чё-то нас тут укачало, мы уснули, и проснулись совсем, уже, неизвестно где…  

- Со всех сторон было море? 

- Да. Очнулись мы непонятно где! Причём, на берегу уже. То есть, по-видимому, когда мы уснули, разыгрался шторм. Нашу лодку перевернуло, а нас волнами выбросило на берег. Ну, чё делать-то? Надо как-то выбираться. Стандартная ситуация, на самом деле. Построили плот. Вдвоём-то проще, в этом отношении. Поплыли. Ничего интересного по пути не встретили. 

- Вы вдоль берега поплыли? 

- Нет. Почему? Наоборот, по восходу солнца. То есть, солнце, ясно дело, взошло там где-то, с какой-то стороны. Вот мы и поплыли. Единственно, что было примечательно, это мы осминого большого видели. 

- Супер! Страшно было? 

- Да нет… Плот, только, он нам сломал. 

- Да ладно! 

- Так он здоровый был, метров 50, наверное. 

- Ой, ужас какой! 

- …Вот… Моего брательника он щупальцем ухватил и понес. А у того с собой всегда – ножечек. Он щупальце отрезал, и назад. Держимся за бревно. На другое бревно щупальце повесили. Так до берега догребли. Ну, а потом супец затеяли. 

- Из щупальца? 

- Да. Причем, клёвый суп получился. Я тебе могу, кстати, рецептик подбросить – «Суп из осминога». 

p.s. 

…И, короче, чё-то нас тут укачало, мы уснули, и проснулись совсем, уже, неизвестно где…  

- Со всех сторон было море? 

- Да. 

- Чё, правда? 

- Нет, конечно! Ну…дай мне чё-нибудь рассказать-то! Стал бы я, как дурак, переться неизвестно куда! 

1.  

Один маленький, но очень гордый барашек решил, что негоже ему пастись с какими-то баранами и питаться общей травой.  

И он весело побежал на склон холма, покрытый сочной молодой травкой.  

А в это время высоко в небе пролетал могучий и зоркий орел.  

И увидел он внизу на зеленой лужайке аппетитного барашка,  

и как черная молния обрушился он на свою жертву, чтобы унести в гнездо на растерзание птенцам.  

Нет, эта сказка не о глупых барашках, которые отбиваются от коллектива,  

и даже не о могучих орлах, которые избавляют наше общество от таких вот баранов!  

Эта сказка о любви!  

2.  

Плохо пришлось бы бедному барашку.  

С неумолимостью рока падала на него черная тень гибели.  

И вот уже воззвал он в своей последней молитве к Аллаху.  

И вот уже в сверкающих, словно падающие звезды, слезах его отразились последние мгновения его невинной жизни.......  

И поднял он свою трогательную головку и приготовился к последнему coup de grace......  

Но Храбрая Пастушка с солнечным именем На-Джейран схватила пастуший посох и кинула его раз, и другой, и третий................, и десятый!  

И раз за разом попадала она в крылатого разбойника, и тот повернул, посрамленный, и скрылся за облаком, и, ковыляя, похромал на одном крыле в сторону ближайшего леса..............  

И вновь эта сказка не о храброй и еще более прелестной На-Джейран , (а уста ее – как зерно граната, и глаза ее – словно уголь жгучий, и вздымались подобно цунами ее перси упругие в битве!).  

И даже не о сохранности и тем более воспроизводстве мелкорогатой частной собственности.........  

Эта сказка о любви!  

3.  

Но коварен был мерзкий орел! Затаил он великую злобу и полетел в свое проклятое гнездовье высоко-высоко в Проклятых горах.  

И собрал он там великую армию, и полетели они обратно, чтобы отомстить бесстрашной пастушке!  

И столько их было, что крылья их закрыли землю от солнца на три дня и три ночи. И люди думали, что наступила Тьма Вселенская и в страхе покидали свои жилища и бежали в поисках убежища. И каждый был занят своим страхом и никто не отважился предупредить ничего не подозревающую На-Джейран , которая спала утомленная и истомленная в объятьях прелестного пастушка...  

И снова эта сказка не о мести и злобе.  

И не о страхах человечьих (о них сказание великий Фрейд-акын сложил)...  

И даже не о прелестном пастушке, чьи ласки – как горный мед залечивают все раны.........  

Эта сказка – о любви!  

4.  

И падали вековые дубы под ураганом, поднятым их крыльями.............  

И от крика их рушились горы.....  

И три года потом тучно плодоносили поля, устланные их гуаном............  

И холодно стало прелестной На-Джейран – потому что не было ни солнца, ни луны, ни звезд – а только пернатые полчища, – и не было от них спасения ни на зарю, ни на закат, ни на звезду, ни на полдень.........  

И дрожала она всем своим прекрасным и еще более обнаженным телом.........  

Но глаза ее были полны любви! (а глаза ее ярче огня маяка, а бедра ее – словно горная речка прохладны, а перси ее – где душистей найти изголовье?)  

И поднялся прелестный пастушок во весь свой прелестный рост....  

И расправил он свои прелестные плечи........  

И закричал он «Киш!», «Киш!» своим прелестным грозным голосом...  

И часто-часто замахал он своими прелестными руками, и взлетел высоко -высоко, и Карающей Десницей обрушился на Орлиную Армаду....  

Словно Черная молния носился он неуязвимый (ибо желание На-Джейран прикрывало его как волшебный щит), и разил он врагов и на зарю, и на закат, и на звезду, и на полдень!  

И бился он с орлами три дня и три утра ( ночи он дарил На-Джейран , чьи глаза... ну и так далее) пока не заклевал их всех до одного!  

И тогда он вернулся к своей милой На-Джейран , чьи глаза – как родник исцеляющий, чьи волосы – словно плащ укрывающий, чьи перси – всех персей персистей!) И возлегли они на ложе из перьев, падавших во время Великой Битвы с неба, и любили друг друга долго и счастливо до полного изнеможения...  

Так выпьем же за окрыляющую и всепобеждающую силу любви! 

В тот август фортуна потеряла к нам всякий интерес. Съёмочная аппаратура непрерывно отказывала, и мы, вместо того, чтобы «утюжить профиля», сутками копались в электронных кишках приборов. Зарядившие дожди превратили милый, звонкий ручеёк, даривший нам необыкновенно вкусную живую воду, в мутного, грозно ревущего зверя. В довершении всех неприятностей кончились сухие дрова, и растопка буржуек стала напоминать адские сумерки, почти по Босху. В общем, «тушите свет, сушите вёсла»… 

Но, как бы то ни было, запланированный объём работ мы, наконец, выполнили и страстно желали поскорее убраться с гиблого места. Хорошо бы попасть на базу, сходить в настоящую баньку. Дело упиралось в транспорт, но вертолётчики ждали хорошей погоды, а её в ближайшие три недели по прогнозу не предвиделось. Начальство, в силу производственной необходимости, не могло мириться с нашими затянувшимися каникулами и выслало вездеход. Мы сидели по палаткам и писали нескончаемую пулю. 

В этом месте я позволю себе сделать маленькое отступление от прямой линии повествования. Обычно, спустя несколько дней после установки палаточного лагеря, появляются «домашние» животные и птицы, привлечённые кухонными отбросами. В прилегающих к палаткам кустах начинают тусоваться белки, бурундуки, зайцы и прочая таёжная живность. Однажды я рано утром потихоньку вылез из палатки и увидел, как вокруг столовой прогуливалась стая глухарей. Как курицы, только размерами с хороших индюков. 

Итак, дня через три после нашего прибытия в окрестностях лагеря была замечена пара воронов – семейка, вероятно. Я хорошо рассмотрел их в бинокль: здоровенные, иссиня чёрные птицы с громадными клювами, вызывающие своим видом почти мистический страх. Они с любопытством наблюдали за нашей суетой и скоро начали с удивительным сходством имитировать различные звуки. Репертуар пародистов постоянно рос. Не повезло студенту Павлу Николайчуку. Мы обычно звали его «Паш!». Вороны мастерски овладели этим зовом, и несчастный студент уже не знал, действительно ли он кому-то срочно потребовался, или это опять шутки зловредных птиц. Пришлось переименовать его в «Сергеича». 

Так вот, сидим мы в кают-компании, каковой у нас являлась шатровая палатка-столовая, топим печку, играем в преферанс и вдруг слышим металлические удары. Так могла звучать только кувалда, которой забивают выскочивший из трака гусеницы вездехода «палец». Мы бросились под дождь и почти километр бежали в предполагаемом направлении. Дождь усиливался, а звуки смолкли. Пошумели, пустили пару ракет – безрезультатно. Вернулись в лагерь и снова услышали звуки, но уже с другой стороны. Ну, конечно, это вороны решили немного нас поразвлечь. Начальник отряда Ратников с криком «Всё, гады, конец вам!» побежал за карабином, а мы возвратились к картам.  

Ратников вернулся через час, злой и насквозь промокший. Развешивая над печкой одежду, он рассказал, что вороны научились каркать «Твою мать!» и только что всласть над ним поиздевались, затеяв игру в прятки. Только он с карабином на изготовку бежит на «Твою мать!» в одну сторону, как тут же эта «Мать» раздаётся сзади. Так и не удалось ему приблизиться на расстояние прицельного выстрела. 

Все расползлись по своим палаткам. Я тоже забрался в спальник и скоро задремал. Приснился мне рыжий вездеходчик Лёха. Он макал сырые подосиновики в соль и отправлял в рот со словами «Ну и сони! Так вы апокалипсис к чертям проспите…» Я проснулся и наяву увидел Лёху. «Горазды же вы спать, господа, – заявил он, – или решили здесь на зимовку остаться?» 

Выяснилось, что вездеход действительно застрял в болоте в трёх километрах от нас. И вороны успели слетать туда и пополнить свой артистический арсенал новыми звуками. Так что первый раз мы действительно слышали, как Алексей с напарником пытались «обуть» вездеход. А уже потом прикольные птицы устроили комедию. Они и ему успели исполнить пару номеров – и «Паш!», и «Твою мать!», приведя в полное недоумение. 

На следующий день погода, как нередко случается в день отъезда, наладилась. Загрузив с верхом вездеход, мы присели выкурить «на дорожку» по прощальной папиросе. И – на тебе! – с неба раздалось лягушачье кваканье, а затем, вперемежку, почти весь репертуар наших артистов. Имитаторы дали заключительный концерт. 

Потом они некоторое время провожали вездеход, залетая вперёд и усаживаясь на нижние ветки. Расстались мы на краю болота – дальше парочка не полетела. Видать, кончилась их территория. 

1. Не спешите публиковать свежесрубленное произведение. Ему необходимо отлежаться, дня три-четыре, а лучше пару недель. Так, чтобы забыть про него. Этого срока обычно достаточно для непредвзятого восприятия. Иногда после такой проверки временем произведение подвергается значительной переработке А бывает, что и отправляется в корзину – со мной подобный казус случается нередко. 

2. Размещая произведение, не рассчитывайте на дифирамбы. Главная награда сетевому автору – прочтение. Кстати, критика, даже нелицеприятная, чаще свидетельствует о сильном эмоциональном воздействии, чем о низком качестве. Если негативные отзывы ранят вас не на шутку, то лучше не обнародоваться вовсе, а то и до язвы желудка не далеко. В Рунете немало литературных сайтов, где можно отключить опцию «Комментарии», оградив, таким образом, свои творения, как от критических стрел, так и от дружеского общения с коллегами по цеху. Arifis к этим сайтам, к счастью, не относится. 

3. Для того чтобы комфортно существовать на Arifis, совсем не обязательно быть автором. Читатель – почётная и востребованная специализация. А умный, глубокий комментарий порой значимее самого «шедевра». 

4. Arifis – не площадка для единоборств. Единственно допустимая форма противостояния – поэтическая дуэль. Если вас просто распирает от страстного желания сказать кому-то гадость, попытайтесь облечь её в поэтическую форму. В результате вы или успокоитесь и придёте в себя, или создадите мощное по энергетическому воздействию произведение и даже попадёте в ЗФ. 

5. Не стоит путать личность автора с его ЛирГероем. У него этих ЛирГероев много, и далеко не все они положительные. Ищите между строк себя, а не грязные носки сочинителя. 

6. Не забывайте, что для многих коллектив Arifis – единственный, поскольку в реальной жизни они волей обстоятельств лишены полноценного интеллектуального общения. Затевая скандал, задумайтесь об этом. 

7. И последнее – для вас, энергетические вампиры: 

На Arifis скрыто работает группа экстрасенсов. Берегитесь!