|
|
 Портрет инфанты Изабеллы(Петер Пауль Рубенс)Она глядит с портрета сотни летна мира грязное и шумное горнилои удивляется: «Что движет этот свет?»,и поражается: "Его ничто не изменило!"И светлый лик, укор безмолвный предвсей чередой, что унесёт могила,и удивляется: «Что движет этот свет?»,и поражается: "Его ничто не изменило!"И, как навязчивый и неотступный бред,глаза в упор с неодолимой силойи удивляются: «Что движет этот свет?»,и поражаются: "Его ничто не изменило!"За пеной кружев возродится вследеё чела высокое светило.Пред прахом космоса – что движет этот свет?Пред пылью звёзд – его ничто не изменило!26.06.96Раненая львица (рельеф ,7 век до н.э.)Её держали в клетке много лун,дивясь, как она пищу разрывала.Её стрелою Ашшурбанипалавнесло в рельеф на известняк-валун.Она ползёт из всех смертельных сил,в лопатке левой боль стрелой застряла,и паралич, как злобный погоняла,в недвижный круп ещё огонь вонзил.И ей, прославившей могущество царяценою муки, камню жизнь даря,резцом пронзают плоть дышащей клетки.И ненавистью львиною горя,она стоит у роковой отметки,и где тот царь – резец! – где егеря?!...19.10.99Хабанера«…так, вспыхнув, начинаеттанец свой она…» , Р. М. Рильке, Испанская танцовщицаКак капля ломит свой округлый край,Живя предвосхищением потока,Взор танцовщицы полон грозным током,Как плеском моря вспенен птичий грай,Или весна бродит безумным соком.Как будто пробуждаясь и грозяПрорваться в танце диким половодьем,Иль пристяжной, сорвавшейся с поводьев,Она кружит и пыльная стезяСочится раной, давленою гроздью.Стежком прозрачной вязи на водеОна мелькнёт, сестра морской звезде,В колодезной глуши зеркальной тьмыЗастынет отплеском заснувшего гранита,Недвижной взвесью пенной кутерьмыИ возродится в танце – Афродитой.10.02.98Кровоточивые розы (картина С. Дали)Как жертва хлеба и вина,и мука ты, и наслажденье,и полночи глухое наважденье,и сна безгрешная вина,и липкий страх, и сладкий запах,и острый взор, и томный вздох,кровавый манекенный мох,венец и трон, и моя плаха.Мои ль шипы, как стрелы, колки,иль колея любовная двуколкикровавых роз впечатывает след?Как розы ризы подвенечной,струятся лепестки сквозь бредна струях жизни быстротечной…25.11.1999 г. Взрывающаяся голова рафаэлевой мадонныПрозрачным впитана сияньем,влекома комом бесконечным,листва ль взвихрилась звездно-млечным,мгновенно-вечным одеяньем,иль вечность очи здесь смежила,и взор ее, томленье муки,напутствие пред бездною разлуки,стал пеплом света дальнего светила?Взметенные кружатся очертаньяорбитами несбыточных мечтаний.Крылатым нимбом осиянный ликоткроет сокровенность завещанья:рождения и смерти вечный миг,как светотени легкой изваянье…16.11.1999 г.
"Наполни ветром свои глазаЗачерпни камней в свою обувьСделай так, чтобы впредь не вернуться назадОщути на мгновение свободу..." Владимир М. Зачерпни в свою обувь камней у ручья,Чтоб свободней шагалось в нелёгком пути. В свой рюкзак затолкай двадцать два кирпича,Разбегись над обрывом и в небо взлети! Упади на садовые грабли лицом.Батерфляем поплавай в трясине болот.В рот набей сто шурупов с крестовым шлицом,Спой про «дружбы народов надёжный оплот»! Чёрный перец щепоткой швырни себе в глаз,Из кастрюли на голову лей кипяток.Карандаш глубже в ухо воткни пару раз...Или даже четыре... А лучше пяток! Сигани с самолёта в звенящую тишь,А надеть парашют перед этим – забудь!И вот тут, наконец-то ты вдруг ощутишь,Как желанно свободен твой жизненный путь! ***
Мне кажется, что не об этом речь,
Что я боюсь сказать, о чем не смею
Но напишу, и пусть горою с плеч
Печаль души моей, что не сумею
Я выразить намеком даже Вам...
Как рассказать, что небеса хранят,
До той поры, когда настанет время,
И райскою дорогой прямо в ад
Уйдет безропотно людское племя...
Как рассказать, как передать его
Дарованное счастье ожиданья
Минуты, час, секунда – никого...
И годы, годы в череде мерцанья
Дел и забот житейских суете,
Упорно застилающих нам свет,
Нет звездных траекторий, в пустоте
И о любви людской намека нет.
Но отвлеклась, рассказ мой не о том,
Как зацветет, сияя, свет любви
А о душе, что радужным огнем
Расправит крылья нежные свои.
Не намекнув и взмахом даже Вам...
Что хочет женщина? Всегда
любить Его и быть любимой
и ждет Любовь, она ж горда.
И, ускользнув, проходит мимо.
Касанье нежное руки
И музыка в истоме танго
Так далеки, так далеки,
Как в Арктике
плод сочный манго...
когда же там растает лед,
и Земли Ариев проснутся -
любовь тебя найдет, придет,
тебе смущенно улыбнутся
те губы, что томленьем жгут
отраду дарят бессловесно.
Явился он, он рядом, тут -
Стал явью призрак бестелесный.
Быть печальницей-белорыбицей
плыть по водам надежд пустых
где настойчивость безразличия
словно сеть на боках крутых
где наживкой сверкают не пряники
пряный дух от мужских ланит
и где выплеском в утро раннее
крик чужой утонувшей Лилит
сумасшествием бесполезности
вырывания плавников
продолжать плыть по воле скабрезности
и сдаваться в ночной улов
и плескаться на дне на вёдерном
что качается в чьих-то руках
и не думать что звали уродиной
да и просто –
не думать никак
Черт бы побрал ноябрь с его атмосферной
неразберихой. Горло саднит нещадно.
Осень – время, когда оголяются нервы
уличной девкой или шутом площадным.
Даже названье звучит как ругательство что ли –
как бы ноябрь, а как бы и впрямь обманули.
Мерно сознанье уходит в подкожные штольни,
гулко гудя, как гудит растревоженный улей.
В пору святых выносить, да вот только проблема –
не выношу уже года как два. Причем на дух.
Комната, бра, потолок, надоевшие стены,
а за окном надоевший не менее лабух –
дождь, что стучит по разбухшим карнизам фанерно,
влажными пальцами, точно на клапаны давит
сердца. Невольно становишься редкостной стервой,
к стеклам прильнув пересохшими, злыми губами.
Вытечь бы кровью из вены в запруженный город
по кровостокам унылых, прокуренных улиц.
Там где-то ты поднимаешь простуженно ворот.
Мы разминулись? Должно быть, опять разминулись.
Я примеряюсь к тебе, как к подарку Пандоры,
след твой неявный давно потеряв в параллелях.
Сразу приходят на ум философские споры
и разговоры о вдовьих холодных постелях,
а не банальное: бабоньки, хочется секса!
Все так живут, отчего же не жить так и мне бы?
Сдавит висок, оглушая пронзительной секстой,
цвета остывшего цинка просевшее небо.
Не находя себя в будущем и настоящем,
осознавая надежду особенной пыткой,
я не вскрываю богами подаренный ящик –
не любопытно мне, веришь? мне не любопытно.
***
Видишь ли, все не так просто. Все просто не так.
Вот я – упрямый подросток с ссадиной возле рта.
Да еще невысокого роста. Словом, нехороша
вовсе. Разве вот только душа… Да что там душа?
Просто отросток с замашками пойманной птицы.
Словом, вот я – нелепый подросток, а вот уже тридцать.
Жизнь уже пройдена где-то до половины,
и возле рта приметой старенья морщины.
Так же, как и тогда, невысокого роста,
нехороша. А что же душа? Короста!
А за душой ни гроша, только память – не больше.
Все, что найдете, – берите, все ваше, но боль же,
Боль мне оставьте, пожалуйста, сделайте милость!
Боль и все то, что не сбудется и что не сбылось.
Что ж вы меня прямо так на корню без ножа?
(сбились дыханье и шаг) Неужели не жаль?
Или за Ахероном неурожай
выдался снова? Долго ль еще до покоса?
Правильно ты мне не верил – в жизни все просто.
Просто дождливо, поскольку опять же ноябрь,
просто за тридцать, но торопиться не надо.
Право, успеется, лучше семь раз отмерьте.
Возраста нет призывного у смерти.
Захочет, придет, захохочет, обнимет, как мать:
«Что, мол, дурашка? Пора и честь знать».
Такая вот штука. А сигаретка-то в пальцах дрожит.
«Хочешь жить, сука? Я знаю, ты хочешь жить!»
Хватит ли духа, губ не сомкнуть печатью?
Будь ты подросток, старуха, а что отвечать-то?
Под козырек и навытяжку, все, мол, там будем,
дайте мне, тетенька, только еще пару буден
с их невозможной тоскливостью вечного круга.
Что-то ведь все-таки было в них, правда, подруга?
Что тебе стоит, тебе ж это просто, поди –
сделай так, чтобы не задаваться вопросами, господи!
***
Горе Пандоре! Как первая заповедь ныне
«Не любопытствуй!» А впрочем, охота была бы.
Все повторится. С чего бы вдруг стать нам иными?
Комната. Бра. Потолок. Надоевший ноябрь.
И какова вероятность, что в это мгновенье
кто-то берет ровно столько кристалликов соли
сколько и я? Такова вероятность везенья
мне поиметь за душой что-нибудь, кроме боли.
Где-то в запасниках вечности будет храниться
То, что мной было. А впрочем, была бы охота.
Выжит подросток с замашками раненой птицы –
Верят в бессмертье фанатики и идиоты.
Пойманным ангелом, видно дела мои плохи,
силюсь добрать все, что к оному дню не успела.
Время меня выбирает по капле, по крохе
всю без остатка до самого донышка тела.
Просто сказался избыточный сенсорный голод.
Я извлекаю из рам твои старые фото,
ты где-то там покоряешь простуженный город –
это твоя каждодневная, злая работа.
Так мы становимся мифами. Мифы стареют
и умирают, как люди, живя вхолостую,
как по накатанным пролежням узкоколеек.
Кажется мне временами, я не существую.
Просто задумчивый кто-то со взором когда-то
даже горящим, а ныне же с глазом подбитым
книгу небрежно листает при свете заката,
книгу, в которой подобием смысла разлита
вся моя жизнь ab ovo usque ad mala.
Просто листает и знаешь, что вовсе обидно?
Взглядом скользит через строчку по диагонали –
не любопытно ему, веришь? не любопытно.
Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?
А. С. Пушкин, «Моцарт и Сальери»
Иногда ты жалеешь, что ты… не смертельно болен.
Например, заразился чумой от какой-нибудь крысы,
И на все остается неделя-другая – не боле,
Две недели, чтоб все, что ты ценишь, утратило смысл.
Две недели на то, чтобы просто забыть о карьере,
Положении в обществе, славе, семье и о долге
Быть талантом по службе, окладом гармонию меря,
Чтобы вновь стать собой, пусть не гением, пусть ненадолго.
Эта вечная мука – искать для себя оправданья,
Мол, вот вырастут дети, уеду куда-нибудь в Ниццу
Слушать в рокоте моря созвучья своим же созданьям,
Твердо зная, что этого чуда с тобой не случится.
Дата смерти – ключ к жизни без глупых забот о грядущем,
Все пасует пред этой лукавой улыбкой свободы.
Ты уверен, за пару недель (скромный срок, что отпущен),
Сделать больше успеешь, чем сделал за все эти годы.
Но судьба посмеялась, когда ты решился исполнить
Дерзкий замысел свой, и теперь тебе только осталось
Этот ужин прощальный в трактире под Requiem помнить,
Помнить, как второпях перепутал случайно бокалы…
Я о Васе сказать намерен, не оценит ведь высший свет
Труд сантехника в должной мере. В дУше да и в душЕ — поэт,
Вася в сложных речах искусен, хоть не модны его штаны,
Плюс ещё — он владеет вкусом потрясающей тонины.
Он во многом филолог крепкий, пусть и внешне слегка — лубок,
Но для помнящих сказку «Репка» Вася — истинный полубог.
А для женщин (вдобавок часто к сантехническому труду)
В некой мере ещё он — пастырь их страдающих нежных душ.
Если где-нибудь неполадка — засорился сливной бачок
Или нужно сменить прокладку, или что-нибудь там ещё —
Дамы — в мини ли, в макси, в миди, независимо — день ли, ночь —
Жизнь свою без него не видят, ну а Вася — им рад помочь.
Он, улыбку достав из ножен, совершает к ним марш-бросок,
В разделенье труда заложен смысл — не низок и не высок:
Вася честно корпит над течью, всё чин чином и по уму,
Ну, а дамы — строчат картечью от души на ушко ему.
Вася — кранов король и ванн туз. Не всегда он пускай побрит,
Но его несравненный вантус прям-таки чудеса творит:
Это смесь колдовства с корридой, результат — хоть снимай в кино:
Всё течёт в первозданном виде строго там, где оно должно.
Ну, а если сказать короче — мир непрост, в простоте шаля.
Простота стихотворных строчек — это только на первый взгляд.
«Но при чём же здесь Вася?» — спросим. А ответ — на иной волне:
Осчастливливать дам непросто, поэтесс — тяжелей вдвойне.
* — Данное высокохудожественное произведение написано исключительно с целью попугивания причастных к стихотворчеству женщин, литературные вкусы которых безнадёжно испорчены классикой.
© Николай Шошанни
Кровь моя отравлена тобой,
ни к чему желания в поэте.
Словно лабиринт твоя любовь,
закружили повороты эти.
Ты во мне, как белое вино
млеет в гроздьях терпких винограда,
бродишь смутно, нежно и грешно
новою надеждой, Ариадна.
Я тебя не видел девять дней,
на поминках по последней встрече
не хочу я зажигать свечей,
следующих, сорок свечек.
Я хочу увидеться с тобой!
И желанье тем сильнее гложет,
чем яснее истина – любовь,
средство, что с ума сойти поможет.
Я бешусь, тоскую… Я влюблён.
Я тобою пьян, и не трезвею.
Своему терпенью удивлён,
Ариадна, обернись к Тезею…
96
Шипеть я умею, как будто змея
И словно змеиная шея моя,
А плаваю лучше и этим горжусь,
Кто может сравниться со мною, я – ...!
У этих спор упрямый
Но очень интересный -
И кто кудрявый самый,
и кто богаче шерстью.
В мирной жизни, на войне
Людям мы служили,
Все прошло, как в ярком сне,
Вот, и нас забыли.
Эту звездочку ладошкой
Я легко поймаю,
Посмотрю совсем немножко,
И она растает.
Мы на них кататься рады
С шумом, криками, задором,
Только есть одна досада -
Мы их сами возим в гору.
Просто бы окнами были
Ровные, круглые дыры,
Если бы мышки сложили
Домик из ломтиков ...
Это плитка, но не в ванной,
Не конфета, хоть и сладко,
Тут без всякого обмана,
Это просто ...
Фонариками Бога
Мы можем их назвать,
Их в небе столько много,
Что глаз не оторвать!
У мужчин она бывает,
Эта тонкая трава,
Густо ею обрастает
В нижней части голова.
Не у маленьких – у взрослых,
Расположены под носом,
Очень часто мне мой дядя
Разрешает их погладить.
06.02.07
Ответы вразбивку: шоколадка, усы, гусь, борода, овцы, звёзды, снежинка, лошади, санки, сыра.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...370... ...380... ...390... ...400... ...410... 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 ...430... ...440... ...450... ...460... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|