|
Река во власти серых декораций, Ей далеко до белой краски льдин. И нам нельзя друг к другу не прижаться, Когда дожди. А зонт всего один.
Уже начало осени. Осадки. И не понять: где небо, где Нева. Мы говорим с тобою… Без оглядки На слишком откровенные слова.
* * *
Закончилась дебютная сумятица, Идут по плану танки, корабли... Война в пейзаж осенний скоро вкатится, Осваивая новые рубли.
И, пусть трясут эфир отчёты лживые, Ещё год-два – и кончатся хохлы, Пойдёт поляк и прочие служивые, Балдея от пиндосской похвалы.
Прибалтов плющит мания величия, Решили взять нахрапом наглым нас, Отброшены притворство и приличия, Когда хозяин громко крикнул: "Фас!"
Их встретит Русь Кинжалами и Градами - Не дрогнет дальше русская рука. До края вспахан чернозём снарядами И трупами удобрен в два штыка.
В соавторстве с Арсением Платтом
* * *
У времени хватило подлости Загнать меня в квартирный скит, А седина финалом повести Обезобразила виски.
Вгоняют в сплин виски белёсые? - Подкрась, ведь грош тому цена. Мы после литра все философы, Гноби́ть горазды времена.
Стоит затишье в тихой заводи, Ничто не поколеблет гладь... А яйца я покрашу загодя, Не стану Пасху ожидать.
Я подхожу к холстам с опаскою, Смотрю с тревогой на мазки: А что скрывается за красками?.. И мысли бренные низки.
Боюсь, однако, что не выстою На перепутье двух дорог... Взлетают мысли в небо чистое И упираются в порок.
Светло мечтать в деньки весенние, Когда плывёт по речке лёд, Но чистота благих намерений Нас в преисподнюю ведёт.
Там врать не станем, тем не менее. В жаровне той не нужен грим... Начнём оттуда восхождение И все былое повторим.
Уже не тянет прыгать через лужи, Почти непроходима трын-трава. И тишину я научился слушать, Когда бывают лишними слова.
Рукой подать осталось до вокзала, Летят секунды, годы торопя… Но то, что ты мне так и не сказала, Я все-таки услышал от тебя!
Вышел ёжик Из тумана, Вынул ножик Из кармана.
* * *
В густом тумане водятся ежи, Колючие проныры-следопыты, И лошади, охочие до ржи - От них недолго получить копытом.
Царит абсурд махровый в тех местах, И филины пугают до икоты, И не успеешь досчитать до ста, Попав в туман, как позабудешь, кто ты!
Оставлены вчерашние дела, За водкою сидишь в сыром вигваме, Реальность расслоилась, поплыла, И, капая, расходится кругами.
Плетёшь из рифм затёртых кружева, Несётся время тихой сапой мимо... Но в белой глубине мечта жива - Тоска по звёздам не преодолима!
Самую глубокую и запоминающуюся рецензию на мои стихи дал Глеб Горбовский, с которым мне повезло пообщаться за столом.
И рецензия эта стала путевкой в мою поэтическую жизнь.
Глеб Яковлевич, будучи уже во хмелю, позволил мне показать ему свой творческий потенциал. И я прочел юношеский опус, радуясь тому, что не очень-то надоем мэтру длиной повествования.
Неразборчив ночи почерк, Велика́ бредовость фраз. Пишет ночь, гримасу скорчив, Темный жизненный рассказ.
День собою озабочен, К мрачной прозе свет суров... Дав себе до новой ночи Отпущение грехов.
И Горбовский сказал, как отрезал:
“Пишешь ты, конечно, фуйню! Но не фуево…”
Лаконично, афористично выдал. И, надеюсь, по делу. Спасибо, Глеб Яковлевич! Низкий вам поклон и неизменное уважение!
Ощущение настойчиво таранит: Скоро выйду на финальную прямую. Понимаю, что черта́ не за горами, Но неясно мне, зачем и почему я.
Хорошо, когда на это нет ответа. Можно, словом поиграв, себя утешить. Мол, закат лишь предвкушение рассвета… Аргументы у схоластики всё те же.
Но в пространстве зазеркальном, я надеюсь, Получу заветный ключ от тайной двери. А за ней метаморфоза в Хомо Деус, Там уже неотличимы “знать” и “верить”.
А до этого продолжу бить баклуши... Вечер свой я проведу легко и праздно. Не спеша сооружу прощальный ужин И вином его украшу темно-красным.
* * * Акт марлезонского балета С литовским, дьявольским размахом, Все, как на светский бал, одеты, И только на одном рубаха. Стоит небритый, пучит глазки Вдали от общего движенья И подло грезит страшной сказкой, Как будет мстить за униженья. Приход у клоуна-уродца, Набычив лоб, он строит планы: В крови Европа захлебнётся, И дальше – вплоть до Пиндостана.
Люблю тебя, а как бы не любил, я без тебя не долго бы люфтил, рассыпался бы нахрен на запчасти. Быть иль не быть – я не был или был? Тем, что разрушил, что я укрепил? Вот формула счастливого несчастья!
В тебя я льюсь расплавленной душой, но лишь стишок -твой профит небольшой.
Не любят Дарвина поэты! А почему? А потому, Что теоретик тот с приветом, Мошенник, врун и баламут.
Поэты истину отыщут Без посторонней мелюзги. У них большущие умищи И обалденные мозги.
Но не хватает даже мата, Чтоб навсегда закрыть вопрос. Поэт не может быть приматом, Он в белом венчике из роз!
У Дарвина в толстущей книжке Одна нелепая фигня. Поэтам жалкие мартышки Определенно не родня!
Стоит чудак на пьедестале, Как будто он умнее всех… Его поэты не читали, Но осуждают. Ибо нех!
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ...20... ...30... ...40... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|