|
|
Я работал всю ночь на заводе,
И под утро усталый и злой,
Ощущая, что нервы на взводе,
Я спешу поскорее домой.
Но шумят в голове, не стихают,
Столь привычные звуки станков.
Я как каторжный глаз не смыкаю,
От бессоницы тяжких оков.
Мне не нужно задорное пенье,
Птичих трелей, что всюду слышны.
Я хочу лишь покой и забвенье,
Долгожданной хочу тишины.
Дорогой печали,
Разлуки дорогой
Спешили к причалу,
Забывшему строгость.
Мираж очертаний.
Здесь ветхость яснее.
Напрасны метанья,
Но за объясненья
Никто не осудит.
Полегче ли станет?
Когда долго, нудно:
Усталость – гнёт стали.
Ломаются вещи,
Теряются нити.
Волна сонно плещет
Почти по наитью.
Пройди возле, близко
Предчувствуя отклик
Забытого риска,
Что бурею соткан.
И снова на нитку
Дороги зовущей.
Печаль вроде свита:
Бывает и лучше,
Чем странные блики
Иллюзий возможных.
Вторженье безлико,
Дойти слишком сложно
Дорогой печали
Среди полутений.
Спешить от начала,
Боясь сновидений,
Когда отголоском
Жестокого завтра
Идешь безголосым
От звонкого старта.
21.04.2006
Словно пальцы в моих волосах
Ты запутался в синей листве –
Отпущу тебя, ветер!
Молодую луну в небеса
Вознесу и ее тихий свет
Будет в розовом цвете.
Прикоснусь и разрушу, смешав,
Фиолетовый холод реки
С золотой чешуёю!
Каплю чистой воды на ландшафт –
И одним мановеньем руки
Светло-серым отмою.
Кистью черную птицу спугну –
Пусть забьется! Лети же, лети!
Что ж ты раньше не смела?
Крик ее разорвет тишину,
Ореол на крылах заблестит
Ослепительно бело!
Ночь рисую сегодня с листа...
Я – художник, а не копиист,
Не раба светотени!
Моя кисть идеально чиста,
Предо мною лежит белый лист,
А вокруг – воплощенье!
Я боялась тогда оглянуться назад,
И увидеть в глазах не ответ, а вопрос.
Ветер легкие маски с собою принес,
Чтоб продолжили мы этот бал-маскарад.
Я ушла в бесконечную черную ночь,
Ты ворвался в растерзанный солнечный день.
В зеркалах поселилась разлук наших тень,
Я чужим отраженьем гнала ее прочь.
Я так часто душою стремилась к перу,
Чтоб продолжить оборванный мной диалог…
В этой жизни встречали мы сотни дорог,
Только вот выбирали всегда ту, одну.
Мы бродили с тобой в плоскостях двух времен,
Наши встречи остались в пылающих снах.
Мое имя – лишь строчка в забытых стихах,
Твое имя – желаний несбыточных стон.
Не пойму, что сегодня со мной происходит,
Дарят ярче обычного свет фонари.
Подмигнув светом звезд, ночь безследно уходит,
Уступая владения царству зари.
Озорной ветерок, вдруг появится рядом,
Нежно в волосы мне запустив пятерню,
Раззадорив листву, зашумит водопадом,
И волной разобьется о зданий броню.
Может быть в обострении чувств виновата,
Та иллюзия сладкого сна на яву,
Что красою своей меня манит куда-то,
Помогая держаться душе на плаву.
Сколько сложено строк о параше,
Даже помнится Путин сказал,
Что она достояние наше,
Как бессменный, Георгиевский зал.
Можно в ней замочить террористов,
Опозицию можно мочить.
Алигархов, братву, журналистов,
Нужно лишь рукава засучить.
Всю страну запугали сартиром,
И вокруг бандитизм, нищета.
Вся в долгах, как в шелках, перед миром,
То наверно за воду счета?
На своем керамическом троне,
Восседает избранник людей,
У которого совесть в законе,
А сартир – генератор идей!
Мы в состоянии войны
За пройденное поле боли.
В том не найти твоей вины –
Расписанные мною роли:
Мои слова, обрывки фраз
И даже нити продолженья.
Возможно я тебя бы спас
От заведенного скольженья.
Но слишком поздно отменить
Намеченную битву словом.
Утратил я к началу нить,
Чтоб из дуюта сделать соло.
Тебе в ответ не промолчать –
Война ушла за грани правил.
Неосторожно, сгоряча
Стреляя мимо – сердце ранил.
18.04.2006
Куда ты идешь, мой ветреный мир?
В какую страну, за какие границы?
Штанами под клеш метешь жизни тир,
И нерва струну наматал ты на спицы:
В вязаньи твоем мне видится смерть
И горечь потерь, безутешные лица...
Мой мир, мы вдвоем войдем в круговерть –
В открытую дверь, в неизвестность кружиться...
Вечер целует прозрачные руки,
Осень к асфальту прижалась щекой.
Мой городок умирает от скуки,
Тысячу лет безнадежно больной.
Слабый, как свет в беззащитных окошках,
Стынет, застряв в паутине дорог,
Дышит, сердечный, в худые ладошки,
Мой бесконечно родной городок.
Тихая радость, щемящая сердце,
Светлая грусть о безоблачных днях,
Чистые сны из далекого детства,
Мой городок, ностальгия моя.
Квадрат окна чуть светится сквозь тюль,
Кружок луны, размытый облаками,
Не божество, а просто белый нуль,
Нависший над уснувшими домами.
Ночной гипноз на краешке весны.
Сквозь кисею прозрачных занавесок,
Смотрю в окно на пятнышко луны
С каким-то нездоровым интересом.
Шагнет за порог прирученный – в ненастье.
Спасет ли от бури твое колдовство?
Останутся в целым разбитого части:
Не к голосу звонкому – к ночи родство.
Ручным разве сделаешь сердце бродяги?
Он слушает молча и смотрит в окно,
И что с пару капель на донышке вляги –
Ему, уходящему в ночь, все равно.
Ничем не удержишь: молчанием скован,
Завещан дороге, за ним – не ходи.
Возможно, он будет признателен слову
За твой силуэт, что размоют дожди.
17.04.2006
Вы знаете, есть в одиночестве прелесть!
Ее не понять без разлук-расставаний…
Но стоит очнуться от слез и терзаний,
И в мыслях появится сладкая ересь…
Окажется времени раза в два больше:
Подруги, друзья и гулянки, веселья…
И мир твой – уже не монахини келья…
И отпуск не где-то на даче, а в Польше…
Не делишь ни с кем ты постель (свое ложе)…
Никто одеяла с тебя не срывает…
Никто телевизор смотреть не мешает…
Но вдруг ты поймешь, что все это ложно!..
Что стоят гулянки и отдыхи в Польше,
И вся суета бесконечного мира,
Когда замолчала счастливая лира,
И рядом с Тобою уж нет Его больше?..
Поймете, что это все – горькая ересь:
Никто не обнимет тебя осторожно –
Улыбки и радость окажутся сложны…
Не верьте, что есть в одиночестве прелесть!
В театре новом современном
Был спектакль показан людям
По мотивам пьес старинных
Всем известных и любимых
Режиссер и постановщик
Знатный гей и провокатор
Срежиссировал умело
Свуалировал мудрёно
Так к примеру сцену казни
Он поставил очень хитро
Мужики совсем нагие
Всем показывали зады
А потом тряся «хозяйством»
Диалог читали длинный
Два актёра не известных
Но понятных режиссёру
Мужики все были девки
Девки были мужиками
А собаки были птицы
Ну а зрители бараны
И в финале выступления
Режиссёр явился людям
В пастуха одежде белой
От известных всем кутюров…
Я прошу: не обижайся, милый,
На мою неженственную резкость:
Мне с собою справиться нет силы –
Ты прими как дань, как плату, верность…
Я, порой, сама себя не зная,
Говорю нарочно, для обиды –
Ты налей мне травяного чая,
Подари спокойствия флюиды…
Милый мой, хороший, от терзаний
Смутными сомненьями печали
Становлюсь невыносимой крайне,
Забывая, как Разлуку звали…
Ты прости мои колючки, милый,
Что тебя порою больно ранят…
Я Люблю Тебя!.. Ты Мой, ЛЮБИМЫЙ!..
..................................
Поцелуй так сладостно дурманит…
Вдруг укрылась я в твоих объятьях,
В сильных, властных, нежных, страстных лапах –
Верю: снимешь ты с меня проклятье…
.................................
Как же близко чую я твой запах…
Не подвластны разуму движенья…
И забыто время до рассвета…
Колдовству придет момент сверженья
Лишь в один сольются силуэты…
А потом…
_____проснемся на работу…
И опять уставшие вернемся…
Снова глупые слова, заботы
До поры, пока не обернемся
Одеялом призрачной субботы…
А пока…
_____Прости меня, мой милый,
За мою неженственную резкость…
Я устала… нету больше силы…
Ты прими любовь мою и верность…
Огромную Вселенную – сжег до точки…
О, если бы мне, словно листику в почке
Укрыться от гомона птичьего
В золоте безразличия.
Пара шагов – и выйти за грани,
Встать над речушкой недвижимым камнем,
Мхом обрасти и слушать столетье
Как за излучиной плещутся дети.
О траве и о природе
Я задумался упруго
О дожде, который землю
Поливает и мокрит
И трава произрастает
И крестьянин собирает
Урожаи трав высоких
И косою их косит
А потом он травку сушит
Холит, бережно лелеет
И сложив её в сарае
Охраняет день и ночь
Ведь когда зима наступит
Травку ту возьмёт крестьянин
И отдаст её корове
Что бы было молоко.
1.
Головы лысые, как колени –
голого черепа призрачны тени –
в мятых кепочках набекрень и
с харями полными тусклой лени.
2.
Этому быдлу ли переродиться?
Оно же души не имеет в принципе,
а значит и нечем ему смириться
с тем, что бывают иные лица
или другие оттенки кожи...
Пускай (слава богу!) не все похожи
на тех «патриотов» рябые рожи,
но время настало спросить построже.
Имеем право! У нас – гарант.
Тому гаранту сам черт не брат,
ему на выборах дал мандат
налогоплательщиков электорат.
3.
А всякие бывшие эти шпионы,
сидящие в нефти уже по погоны,
поправ человечьи и божьи законы,
в угоду – ни много, ни мало – Мамоны
любого готовые взгреть на лавэ,
пиаря гламурно себя по ТВ
(про то, как служили оне в КГБ
и как увлекаются группой «Любэ»), –
от фактов упрямо воротят харизму,
весьма тяготеют душой к реваншизму
и тупо ведут государство к фашизму!
4.
Никто не желает больших потрясений,
но речь – извините надрыв – о спасении,
поскольку за первый же месяц весенний
заметно прибавилось рож с облысением,
которыми всем намечаются вилы.
И хочется верить, что мы не дебилы,
что сможем, отыщем отвагу и силы
бороться с причинами этой бациллы,
и нас не достанет Адольф из могилы!
5.
И если в Отчизне легко, без затей
фашисты-погромщики разных мастей,
ничуть не боясь ни ментов, ни статей,
стреляют студентов и режут детей,
то поздно защиты искать у властей,
не то не сумеем собрать и костей.
6.
А дальше я буду звучать кровожадно,
но было бы, право, ей-богу отрадно
сгонять их – обритых – на Площадь по-стадно,
швырять на брусчатку, как в Мае – парадно;
а лучше, наверное, вешать публично
(готов приводить в исполнение лично)...
Конечно, завоет весь мир истерично:
«Не цивили-педо-и-гигиенично!»,
но мы через МИД их пошлем, как обычно –
продуманно, взвешенно, но неприлично.
7.
Поскольку – Империя, как ни крути.
Давно на своем самобытном пути,
и чтобы продолжить куда-то идти
придется себя адекватно вести.
Поэт
Поэт – чужой в своей стране,
Как и в любой другой.
Хоть на вершине, хоть на дне –
Он пария, изгой.
А у него достанет сил
Принять судьбу свою?
Судьбы своей он не просил
Плевал на жизнь в раю.
Не против всех, ни за кого.
Один, как перст всегда.
Как снег размоет и его
Истории вода.
Всем враг и никому не друг:
Так жить – великий страх!
Но хрустнет у кого-то вдруг
Песчинкой на зубах...
Я написала это сразу после прочтения условий конкурса. Не знаю почему.
Я ненавижу фашизм, но когда рядом стоят два слова «ненавижу» и «фашизм», то понимаю, что не далеко ушла.
Хорошо поэту и плохо фашисту. Они одинаково чувствуют свою никчемность, но по разному ее сублимируют.
В самой направленности конкурса видится два лика – один страха, озабоченности, другой «горячей» темы, пиара.
Мой дедушка по отцовской линии воевал во вторую мировую войну на стороне Германии против СССР. Я родилась в СССР и ненавижу фашизм. Значит я должна ненавидеть и своего деда?
Эти уроды в тяжелых берцах и с бритыми головами вмочат и меня, если я им попадусь в определенном месте в определенное время. Как мне защищаться? Вскидывать руку и гричать «Хайль...» Возможно так и сделаю, чтобы выжить. Они делают тоже самое.
фашисты в галстуках, одетые в хорошие костюмы, ездящие в шикарных автомобилях, имеющие достаточное образование или помошников с достаточным образованием, дают возможность неудачникам сублимировать свое изгойство в том, чтобы ненавидеть других. Они и нам, не бритым и и не обутым в берцы, такую возможность дают.
Он разый – этот фашизм. Свастика – это не его символ. Он и в чалме, он и с оседельцем на голове, он и с пейсами на висках, он в ковбойской шляпе и песенкой «Янки Дудль» – он многолик. Он везде, где есть те, кому некуда деться, и те, кто этим умеет пользоваться.
Фашистов не надо понимать, их надо уничтожать. Без ненависти и страха, как тараканов. Уничтожать, будучи бескопромиссным и начиначть надо не со скинхэдов, а с паспортных столов, поликлиник, школ, с собственного уродства, в конце-то концов. Уничтожать фашистов, не уничтожая людей.
Нам легче. Мы нашли свой путь самовыражения, мы наше недовольство направили не во вне, а внутрь себя, мы уже достаточно люди, чтобы не верить говнюкам, учащих нас жить с экранов телевизоров. А кто-то еще ищет. А кто-то нашел противоположное. Им – смерть и мне для этого даже делать ничего не надо – только быть собой и не говорить «Хайль...» Я нашла то, в чем я сильна.
Это обыкновенно.
Круговерть безымянных дорог,
Яд из ржавых измученных истин,
Дребезжанье напрасных тревог,
Одиночный испуганный выстрел.
Локоть рядом, как острый кинжал,
Обопрешься сильнее, и рана.
И игольчато-колющий жар
От холодной воды из-под крана.
Снов ночных опьяняющий бред,
Желтый месяц в объятьях колодца,
Острый запах чужих сигарет,
И восход близорукого солнца.
Страха липкий чернеющий взгляд,
Мелкий шрифт непрочитанной книги.
И фантазий бессмысленных ряд,
На гвоздях – позабытые лики.
Не хочу собирать витражи
Из осколков вчерашних признаний,
Находить в зеркалах миражи
Моих тайных ночных расставаний.
Разведи рыжеокий огонь,
Пусть он весело пляшет в камине.
Протяни мне навстречу ладонь,
И удача меня не покинет.
Водолаз Владимир славный
Очень скромный человек
Под водой сидит он тихо
Не тревожа никого
А на суше войны всяки
Революции различны
Провокации, теракты
Устрашения акты
Под водой же всё спокойно
Рыбы, водоросли, раки
Тишина благополучье
И Владимиру здесь лучше
Сядет он на дно морское
И газетку почитает
И никто ему не нужен
И ничем он не страдает.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...380... ...390... ...400... ...410... 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 ...430... ...440...
|