Сама себе я не принадлежу,
Душа моя поделена на части,
В зеленый лес на исповедь хожу,
И по крупинкам собираю счастье.
Звездою нежной светишь ты во мне,
А рядом сын, сестра и моя мама.
Я греюсь в теплом ласковом огне,
Но мне для жизни этого так мало.
И я впускаю в сердце дождь и гром,
И ликованье первых птиц рассвета,
Целую цвет сирени под окном
И восторгаюсь музыкой сонета,
Ловлю как редкость драгоценный миг
Тех откровений, что прольются даром,
И тот прощальный журавлиный крик,
И листопад, сверкающий пожаром.
Нет, одиночество не для меня,
Для пустоты нет места и минуты.
Поет душа, от радости звеня,
Какое счастье, что нужна кому-то.
На перекрестке двух времен
Мы затоптались в настоящем,
Меняя цвет своих знамен,
Не видя света в предстоящем.
Под постоянной трескотней
Боевиков, речей и клипов
Мы душу спрятали броней,
Чтобы не слышать ее всхлипов.
Привыкли боязно молчать,
Хранить тоску в оцепененьи,
Не спрашивать, не отвечать,
Не позволять себе сомненья.
И вот стоим на всех ветрах,
Теряя прежние одежды.
Былая слава, словно прах
Для нас придуманной надежды.
А рядом кружит воронье
И хочет снова поживиться,
Как ненасытное ворье,
С которым велено ужиться.
Но мы хотим еще мечтать
И верить в счастье и свободу,
Неповторимой былью стать,
Кропя на путь святую воду.
На полке тикают часы.
Секунды падают и бьются.
Мой маленький усталый сын
Глазами синими прольётся
И скажет мне: "Я очень стар.
Во мне механика угасла.
Но погляди: душа чиста.
Я еду в правильное царство."
А я, неправильный, стою
И косточку в руке сжимаю
Вишнёвую. Ведь в том краю
Вишнёвого не слышно рая.
Возьми её, мой крошка сын,
Постой, пока часы не вышли.
И пусть глядят мои часы
В большое небо цвета вишни.
Маленький мальчик
По лесу идёт.
Облако, значит,
По небу плывёт.
Я беспокоюсь:
Дойдёт – не дойдёт?
Волк у колодца
Его стережёт.
У мальчика Пети
Большие глаза.
У волка, пожалуй,
Красивей глаза.
У волка засохшая
Слёзка-слеза.
Вытереть, может.
Сказать – не сказать?
Но вот повернул
Петя за поворот,
И вот уже облако
Тропкой идет,
А Петя по небу
К колодцу плывет:
Ему очень нравится
Наоборот.
Заплакал тут волк,
Голову обхватил.
Неужто он Петю
Совсем упустил?
Неужто он Петю
Совсем упустил?
Заплакал наш волк,
Голову обхватил.
А Петя уже
От колодца идёт:
Он вовсе не облако –
Наоборот.
И было ли облако?
Облако было.
Но вовсе на землю
Оно не сходило.
А вовсе мерцал
Светло-розовый свет…
Ты больше не плачешь?
(Улыбается): – Нет…
Мокрая осень нынче –
носом простуда в борьбе –
я заболел – я простужен –
время – размером с тире.
Хочется теплые плечи…
в ухо щекочущих строчек…
хочется просто лечь и…
здесь – многоточие точек…
И почему ты в неволе?
И почему ты заплакал?
Что наши рифмы скрывали?
Всё – в вопросительных знаках.
Вновь разревелись ночью
нежные слезоточия:
между тобою и мною
узкое двоеточие.
Запаковала разлука
каждого в тень поминаний,
только выводят руки –
Ты – знак моих восклицаний!
Мне уже давно не тридцать три,
А тебе – еще не восемнадцать.
Так что, сопли, милая, утри,
Рано нам с тобою целоваться.
---------------------------------------------------
Иван Бахтиярович Зильберштерн
(Zilberstern)
* * *
Мне ещё не пятьдесят уже,
Ты пока под стол пешком проходишь,
Бесподобная в бесстыдном неглиже,
Да – обмыл тебя с горшка я и всего лишь.
Ты же размечталась, разошлась,
Лезешь на колени, просишь каши,
Чупа-чупса просишь – выкусь-накось!
Жди, когда наступит время наше.
Лет пятнадцать пролетит едва,
Постучись в мою палату рано,
Чтобы не проснулись доктора,
И не замела тебя охрана.
Если буду не спеленат я,
То тебе немедленно открою,
И туда, где алая заря,
Из окошка мы шагнём с тобою.
И в полёте этом неземном,
Осенённом утренней звездою,
Мы друг к другу навсегда прильнём,
И навек останусь я с тобою.
«Я поцелуями покрою…»
Мне уже давно не тридцать три,
А тебе – еще не восемнадцать.
Так что, сопли, милая, утри,
Рано нам с тобою целоваться.
Через годик, лучше – через два
Тихо постучись в мою лачугу.
Я проснусь, и добрые слова
О тебе услышит вся округа.
А потом, я выйду на крыльцо,
Осененный утренней звездою,
И твое прыщавое лицо
Страстными лобзаньями покрою.
И музыка слышна,
И тени за окном,
И это только снится.
Начать сначала всё
И синюю тетрадь
Страница за страницей
Переписать.
И в синем ноябре,
И в снеге за окном,
И в меркнущей природе:
Шуршание страниц
И вечное письмо.
(Без этого ты, вроде,
Не смог.)
(как продолжение форумного разговора с Ольгой Лапицкой, написавшей:
__Между нами – эпоха,
__Круговерть снегопадов.
__Что по сути – не плохо,
__И возможно – так надо...
...
__Между нами мужчины,
__Что меня не любили
__И совсем беспричинно
__Звали нежной и милой... )
Между нами беспечность
Слов услышанных разных.
Рассыпается вечность
Беспричинно и праздно.
Мир другими чертами
Разрисован и скомкан.
Обращенью устало
Отголоском осколки.
Находившие нежной,
Кто теперь в их объятьях?
Расставаясь небрежно,
Обрекать на заклятье?!
Находить в отраженьях
Для созвучия краски.
Нет меж нами сражений,
Рано сброшены маски...
Из того, что не будет,
Заполнять пропасть поздно.
Незавещанным будням
Кто долги наши роздал?
Кто сплетал между нами
Отголоски и лица?..
Полуспущено знамя
Шансом остановиться
В снегопадной эпохе
Вместе с теми, кто нужен.
Что меж нами – не плохо:
Не смело б это стужей...
21.11.2006
Рождаются строчки без лишних мучений,
Увы! И не мне успокоить их бег!
Корявые буквы в унылых значеньях
Разводами лягут на девственный снег.
Неправильной страсти скупое свеченье...
Неправильных мыслей ползёт таракан...
Неправильным пламенем злое влеченье
До края наполнит гранёный стакан.
Я выпью – подарок! К чертям эти «беды»!
Хмельное веселье откроет забег
Меж разумом, страстью, эмоцией, верой...
Под кровью расстает израненный снег?
Прости, я не плачу, далёкий и близкий.
Нежданные мысли... Вновь полон бокал.
Помянем... Любви дураки-обелиски
Погрыз озверевшей разлуки шакал...
Ветер закружил шальные листья,
блик слепит небесного пруда,
ты – палитра, но без краски кисть я …
осень … охлаждённая руда …
сердца … опустели переулки,
старый пёс лежит на мостовой,
отдаю ему остатки булки …
ветра краски, лик иконный твой,
тихо опадают листья вишни,
луч холодный рдеет на стекле,
чист прощальный взгляд, слова излишни,
лёгкий след теряется во мгле …
не пройти пути любви сначала,
том моих стихов уже закрыт,
листья дошуршат – о чём молчала,
брошен пёс у треснутых корыт,
я – на полке высохший гербарий,
ты – в снегу зелёная трава,
ноты прервались осенних арий,
юность бесконечная права,
осень … отшуршали жизни листья
осень … позабудешь ты шута ль?
осень … опускаю грустно кисть я …
на портрете каждая деталь.
------------------------------
октябрь-ноябрь, 2006
руда – старинное название крови
По итогам конкурса произведение отмечено «специальной редакторской премией» , как одно из лучших, ярких и нестандартных! Поздравляем автора!
Мяч резиновый ты потерял.
Тише, сынок, не плачь.
Смешон и заплакан лица овал,
Где–то резвится мяч.
В чьих– то летает сильных руках,
Послушен и невесом.
Послушай, ты знаешь, что в облаках
Ходит горбатый сом?
Если взобраться на гору гор
(Варежки не забыв),
Можно увидеть спины бугор
И плавника изгиб...
Мяч… Ах, какой был красивый мяч.
Я его так любил.
Помню, как ты его (ну, не плачь!)
Тонкой ногою бил.
Сильно ударишь – в небо летит,
Слабо – идет гулять.
Можно тихонько его катить,
Можно как пулей стрелять.
Надо бы дать соловьиный SOS,
Галочий AHTUNG дать.
Где ты? В какую ты льдину вмерз?
Под чью ты ушел кровать?
(А если уйти в самый черный лес,
То встретишь Боровика…)
Таких ты, мой мальчик, хотел чудес?
Таких ты небес искал?
Нет–нет, я искал мой любимый мяч,
Но только вот, плачь–не плачь,
Сказал мне одетый в черное грач,
Что утонул мой мяч...
Такое странное пророчество:
Чем ближе небо – дальше мир!
Удел поэта – одиночество
В музее музыки и лир.
Оно как дар и наказание
Во искупление грехов,
Оно – небесное лобзание
В слезах из песен и стихов!
Такое странное смешение
Багровой крови с голубой!
И на людские отношения
Наложен рифмы крест судьбой.
Не расплатиться – не получится,
В миру вернуть изнанкой долг
Придется все ж, по воле случая,
Мне полегчает – людям толк...
Вернусь обратно в мир, но надолго ль?
Пурпурным золотом горя
Опять цветет на небе радуга
В святой сочельник января.
Девятицветьем разнебесится, –
Но полон мир земных утех,
И снова по небесной лестнице
Я вверх иду, смывая грех!
А жить в миру, порою, хочется!
Вороне белой – пары нет...
Удел поэта – одиночество,
Среди людей – изгой поэт!
Мы Времени рекой разлучены.
Мой берег пуст, тоской давно он выжжен.
Подробностей ландшафты лишены,
лишь пепел снов их осыпает… Ты же
сама себе – и берег, и река,
и Время у тебя на побегушках,
и слышишь ты сейчас, наверняка,
как звёзды плачут в лунную подушку,
как будущее в прошлое течёт,
минуя настоящее в испуге,
как бога вновь обыгрывает чёрт,
и мы себя пугаемся друг в друге,
как память жжёт, закрученная в рог,
и целится в сомнении бесцельно
туда, где время, смыслу поперёк,
лежит во тьме, собакою на сене,
как я скребу пером молчащий лист,
где буква букву, как в тумане ищет,
в котором ямбы хмуро собрались
и рифм щенки им щеки нервно лижут,
как всё, что есть, меняется на ноль, –
чтоб завтра обернуться блажью тысяч
свечей надежд в пространстве жизни, но
нам искру счастья из него не высечь.
Мною неузнанная рука
Что-то отстукивает во тьме.
Как тишина за тобой высока.
Как я приблизился, как я посмел?
Тихо стою за плечом твоим.
Будет ли весело нам двоим?
Будет ли каждому свой черёд?
Вздрогнешь ли ты, обернёшься ли ты?
Серая птица крылами бьёт
Из оглушительной высоты.
Вздрогнет и вспыхнет огнями хрусталь.
Я не надеялся. Но я ждал.
Мир ниспадает с прозрачных плеч:
Вижу сквозь них я судьбу свою.
Музыка сверху. Нам нужно лечь.
Но ты стоишь. И я стою.
Ничто не связывает больше нас,
ни эта дверь, что наискось склонилась,
ни то окно, где сумма наших глаз,
глядящих на него, во тьме двоилась.
Ни нежный в полквадрата тюль,
укрывший нас когда-то от соседа
студента, и ни этот стул,
что был столом-подставкой для обеда.
И даже Север с краешком луны,
согнувшийся в снежинки и кристаллы,
летящий над домами той страны,
что мы с тобой любимой называли,
печалью полон (будто на развес),
в какой – десятый, сотый раз,
спустившись мне в ладонь с небес,
и то не связывает нас.
По руке едет поезд.
В поезде машинист.
Белый пар из трубы.
Пассажир, улыбнись.
Только вниз не смотри,
Машинист,
Не смотри, пожалуйста, вниз.
По реке едет поезд,
И дождь идет.
Пассажир, не плачь:
Тебе только год.
У тебя еще не прорезался зуб,
Ты еще не сделал свой первый шаг.
Машинист, погуди –
Пусть этот звук
Запляшет зайчиком в твоих ушах.
Поезд едет, едет,
И все вокруг
Повернулось клювом
На теплый юг.
Из руки сорвался
Пожелтевший лист.
Поменялись местами
Верх и низ.
Не смотри на меня, пожалуйста,
Машинист.