|
|
Мне в надОждье вспомнилась Наташа.
Когда грусть лилАсь из тысяч дыр,
Вспомнилась печалью встреча наша:
Солнце, радость, лето и пломбир,
Что в ее руках был, как спасенье
От жары и грусти о былом.
А пломбир! Ах, белый! Загляденье!
За покорность будет слизан. Поделом.
А Наташа, как была прекрасна!
В белом вся и сладкая – в пломбир.
Так и утолил бы страстью жажду
И упился б нежностью вампир.
В тон она мне что-то лепетала
О приятном, о знакомых, о делах.
А усмешкой говорила – знала:
Что во мне она и наяву, и в снах.
Да и как не полюбить ее такую
С воробышками пьяными в глазах?
И я уже пломбирную ревную
Ко всем мужчинам в жабий подлый страх.
Она же, мудрая, все понимает
И торжествует на слепых страстях,
Вот только не прозорлива – не знает:
Не выпадет «очко» в шальных костЯх.
Но только нАдождье всей грустью напитает,
Всей властью, что просОчится из дыр!
Не будет встреч, лишь навсегда растает
В слепых мечтах тот лакомый пломбир.
Порог в бесконечность не дальше, чем рядом –
В глаза окунаюсь, как в звездную бездну.
Бездонность желаний не вычерпать взглядом,
Смотря друг на друга, друг в друге исчезнем.
Куда?
Или сквозь, или вскользь, или мимо?
Нет, только в тебя изливаюсь лучами!
Но были б мгновения невосполнимо
Утрачены, если бы взгляды молчали.
Блик влажного блеска – и гаснут сомненья!
Не думала даже, что это возможно –
Тону в нежном взгляде с таким упоеньем,
Что верю – и ты утонул безнадежно!
Город дремлет в ночи,
Приоткрыв глаз ночного кафе,
И софитов лучи
Чертят буквы в оконной строфе.
Храп усталого джаза
Рассыпал аккорды за дверь,
Песни слышется фраза:
- Девчонке своей ты поверь.
Разметав пряди труб
По подушке холмов над рекой,
Завершив тяжкий труд,
Отдыхает квартал заводской.
И церквушка коленкой
Торчит меж домов за мостом,
А над каменной стенкой
Каштан распустился зонтом.
Моя улица спит
Под седым одеялом тумана,
Будний день весь испит
Без сомнений и даже обмана.
Завтра снова сосед
По утру всех разбудит мотором,
Его старый мопед
Новый день обозначит с задором.
И польются вдоль улиц
Трамваи со скрипом и стоном,
Только чинно бабули
Провожать будут женщин с укором.
Дикая тайга, чистые озера,
Радуга над скалами – небеса в призоре.
Кижи, Валаам, Кивач – тайная мистерия.
Напев чарующих красот в душе моей –
К А Р Е Л И Я.
В тайгу идешь – очисти сердце,
C души отринь каменьев груз.
В тайге лишь красота уместна
И шепчущий листвою блюз.
Когда ж сквозь бежевые кроны
Протиснется веселый луч,
Раскроются деревья-клоны:
Возникнет изумрудный ключ
К сердцам бесхитростным и добрым.
И им откроет вещий путь
К таким сокровищам духовным,
От утонченности которых
Набожностью заломит грудь.
И в миг мелодией старинной
Из прошлого, издалека
Вернется песня очень длинная,
Душевностью объявшая века.
И видишь: в чистоте спасенье.
В любви все: истина и смысл.
И начинается везенье. Везде:
Во фронт, во фланги, в тыл.
Июль был славный праздно-теплый
А под конец пошли дожди
И будто в дарственные сопла,
Полезли по тайге грибы.
Я взял лукошко, компас, ножик,
Направился в таежный дол.
Тайгою, очарованный похоже,
В лесную глушь все брел себе и брел.
Я шел тихонечко под зов кукушки,
Чтоб удивить себя в простом:
Забредшим лосем на опушку,
Замершим зайцем под кустом.
Так бы и шел, тайгой любуясь,
Шагами кланяясь тиши.
Но остановлен был простором,
Открывшимся среди глуши.
Передо мной сверкало озеро
С зеркально-чистою водой.
На нем пейзажно-нежным колером
Расписан мир бездонный непростой
Казалось: красота вселенной
Сплотилась с озером лесным.
Природой мечено-пленённый,
В озёрность окунаю ныне сны.
Мне бы гулкость твоих каблучков
Сохранить содроганьем сердечным.
Чтобы в лучшем из лучших миров,
Лишь запомниться счастьем беспечным.
И в признании вечной любви,
Жизнь протекала в мгновениях,
От которых бы жаром в крови!
От которых бы напрочь сомнения!
Мне бы в гулкость твоих каблучков
Заневолиться безвозвратно,
Чтобы в лучшем из лучших миров
Не быть понятым все ж превратно.
Без жары – нет холода, цели – без пути,
Ночь сменяет светлый день, солнца луч – дожди,
Сладкий мёд, горячий кофе,
Мокрая вода...
Нам предписано контрасты ощущать всегда.
Важные наследники шахматной судьбы,
Взад-вперёд пускаются в суете ходьбы...
Так и всюду. Только пешки,
То – простой народ:
Без излишних слов и действий – рвутся лишь вперёд!..
Клетки шахматной доски строят суть игры.
Чёрный пртив белого, собери всю прыть...
Жизнь бежит обычно к цели –
Там, где гаснет свет.
Рамкою каймит её*, как все полотна – смерть.
И всегда смущает нас фото со стены:
Что в объятиях тисков траурной страны,
Вот оно – мерило жизни,
Вехи той приход:
Где душа бесповоротно в небеса вспорхнёт.
Если кто в согласии меж собой живёт,
Если плоть здоровая, будет весел год.
Коль гармонии не видно
В свЯзи душ и тел,
Дух уходит в необъятный,вольный беспредел.
Так бывает в шахматах: неумелый ход
Неминуемо к себе гибель призовёт,
Но фигура встанет снова
Для игры другой –
В новом перевоплощеньи. Всё течёт рекой...
* жизнь
Сама не знаю, отчего,
так воздух светел в Галиллее.
Та гладь лесов, полей и гор –
Звенит, как залы галереи,
Что по утрам, покорны сну,
Ждут в трепете людей и криков.
Не надо трогать тишину,
Покой задумчивого лика..
Горами вздыбилась земля,
Спиной высокой заслоняя,
Свою принцессу, что поля
Водою* тёплой омывает.
С рассвета нарядившись в гладь,
Пьёт солнышко её лучами,
Светило любит поиграть
С водой, искрящейся мечтами.
От вод те искорки летят,
Позолотив в полёте склоны,
И вот уже танцует рать,
Швыряя c щедростью фотоны.
Как всё вокруг озарено..
Как будто снежный шарф белеет,
И, может, потому светло
Бывает глазу в Галиллее?
Я больна
Разраряжённым огнём телевизора,
Не своими столами и крошками,
Запотевшими, жирными ложками,
Любопытством усов, тараканьми
Магазинов фальшивыми гранями,
Неотвеченным рыканьем вызова
Я больна...
Я одна,
Вся распластана блином раскатанным.
Между воем молитв и предательством,
Между жертвами губ и стяжательством,
Между сполохами и тенётами,
Меж капустой и тяжкими гнётами,
Среди ран неумело залатанных,
Я одна...
Я живу
В перемешанной жирной блевотине,
Что размазала сны, откровения,
Бесконечные нощные бдения,
И конверты, что нераспечатаны,
И те строчки, что в душу впечатаны.
В агрессвной и жадной харкотине
Я живу...
Я дышу
Злыми струпьями ржавого воздуха,
Распечатанным светом отравленным,
Пошлым взором, в штанины заправленным;
Томным вздором, что скрыт поволокою;
Хриплым смехом, что режет осокою.
Грязной пылью забытого продуха
Я дышу...
Я пишу
Чёрной кровью, шуршащими кнопками,
Крупной кляксой, сумой перемётною,
Бесконечною линией взлётною,
Что манит. Пищевыми цепочками,
Непроглядными стылыми точками,
И брезгливыми белыми стопками
Я пишу.
Безнадёги безликая глыба
Растянула до вечности миг.
Открываю я рот, словно рыба
Только там не рождается крик...
20.01.2006
Он был поэт, романтик, бард,
Искал в ночи миг вдохновенья,
Но грешен был – его азарт
Подчас мешал уединенью.
Всегда был грустен ее взгляд,
Изысканны и нежны руки…
Всегда быть с ним… – Хоть это – ад,
Она не вынесла б разлуки…
В ночной прохладе у цветов
Он говорил проникновенно,
Что здесь у ночи нет оков,
Ее печаль – несовременна…
И молча слушая рассказ,
Вновь поддаваясь искушенью,
Она вздохнула только раз…
Укрылась звездной ночи тенью…
Солнце поблекло в закатной дали,
На расстрел генерала солдаты вели...
Генерал посмотрел палачам в глаза
И слова на прощанье такие сказал :
- Солдаты! Я с вами в войну угодил,
Я вас, подлецов, как родных, полюбил.
В атаках вкус славных побед я узнал.
И честь генеральскую не замарал!
- Цена побед твоих – смерть, – солдаты сказали,
Подвели ко рву его и расстреляли.
Солнце поблекло в закатной дали,
На расстрел комиссара махновцы вели...
Комиссар посмотрел палачам в глаза
И такие слова на прощанье сказал :
- Я на смерть иду за рабочий народ,
А вашу судьбу предскажу наперед:
Красная армия вас не простит
И скоро за смерть мою отомстит!
- Раскомиссарим-ка Землю, – махновцы сказали,
Подвели ко рву его и расстреляли.
Солнце поблекло в рассветной дали,
На расстрел монаха чекисты вели.
Монах заглянул чекистам в глаза
И тихо такие слова им сказал:
- Что ж вы, братья, делаете-то с собой?
Зачем же так – в омут и с головой?
Покайтесь! Господь милосерден, простит.
Пусть молитва моя всех вас защитит!
- Мы не верим в молитвы, – чекисты сказали,
Подвели ко рву его и расстреляли.
Солнце поблекло в закатной дали.
На расстрел чекисты чекистов вели.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...830... ...840... ...850... ...860... 870 871 872 873 874 875 876 877 878 879 880 ...890...
|