|
|
«И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки…»
А.Ахматова
А я его приму, не побоюсь!
Не из чванливости – для праведного дела!
Вчиню права и крючкотворы пусть
Обстряпают преемственность умело.
Но знать, в чем доля состоит моя
На свете будем только ты и я.
х х х
Всё как прежде в дому твоем –
Тихий сумрак тяжелых кресел.
Посидим у стола вдвоем
Если вечер окно завесил.
Еле-еле дрожит свеча,
Где-то пёс пробрехал безродный,
В тонких пальцах медовый чай –
Мой горячий, а твой холодный.
У тебя глубоки глаза,
В них печали и боли много.
«Что мне, Таня, тебе сказать?
Ничего не проси у Бога»
х х х
Стучит в ворота черные
Неведомый злодей!
Слетели черны вороны
На белых лебедей
И туфельку хрустальную
У Золушки крадут,
И Принца тропкой дальнею
Закованным ведут.
А Фея, словно дурочка
Смеётся, слезы льет –
Играть ей впредь на дудочке
Серебряной её…
х х х
Даже в смерти, на черных крючьях
Буду стройностью дорожить!
И поверьте, я буду лучше,
Буду лучше страдать и жить!
х х х
Здесь утро не наступит никогда,
Лишь в черноте немыслимой Вселенной
Осколком перламутровым звезда
Нетленная горит на небе тленном.
Ночь в октябре влажна и тяжела
Убийственною тяжестью свинчатки.
Свеча, две чашки, кресло у стола
И на полу тень брошенной перчатки…
Что, опять про небо,
на котором звезды?
Кто банальным не был?
Кто не пел про слезы?
Кто не шаркал тапком
в темноте по кухне?
Кто не трогал лапкой
жизнь, что скоро рухнет?
Кто не пел скрипуче,
как сверчок запечный?
Кто сам весь в падучей,
а здоровых лечит?
И зачем про зимы
в белых покрывалах?
И зачем рябина,
та, где ягод мало?...
Моим внукам
Борису и Глебу
Бьётся птицей – в окно осень.
Заходите в наш дом. Просим!
Слёзы дождь по стеклу катит.
Нынче гости – весьма кстати.
Ворон где-то в сердцах каркнул.
Печь, как солнце – горит ярко.
Воет ветер: промок бедный.
А у нас самовар, медный.
На дворе темнота, лужи.
А у нас – доброта кружит.
У внучат восторг и пляски.
Папа, будет – читать сказки.
__
Ветер вьёт – из дождя – вихри.
В дом вошел Редьярд Кипплинг.
Рядом Маугли верхом на Багире.
Самый храбрый – малыш в мире.
А за ними – прикрыв двери,
в дом степенно вошли звери.
Дети в сказки – не зря, верят.
- Добр-р-р-р-рый вечер-р-р-р!
р-р-р-р-р-ры-чат зве-р-р-р-ри.
Волк Акелла – сказал: – Знаем,
что нальёте вы нам чаю. Мы оз-
з-з-зябли, д-р-рож-ж-жим очень.
Кто же знал, что в России осень.
Чай душистый – секрет мамин,
звери – хвалят и пьют с нами.
Мокрый ветер, как волк воет.
В нашем доме, ковчег Ноев.
На Багире – Борис скачет.
Не боится внучёк, значит.
Глеб, Акелла, слон Хатхи,
затевают игру – в прятки.
Шлёпнул Глеба Балу лапой.
- Баловной! – прорычал папе.
Пышут жаром в печи угли.
Хорошо и тепло, джунгли.
На дворе темнота, лужи.
А у нас доброта кружит.
Догорели в печи угли.
И уходит зверьё
в джунгли.
Бьётся птицей в окно осень.
- Приходите всегда – просим!
Ветер вьёт – из дождя – вихри.
До свиданья, Редьярд Кипплинг!
_
Лет двенадцать прошло.
Осень.
Вечер.
Мы.
Мандельштам
Осип.
 Вот небо – сверху, посмотри,а вот – в прозрачной луже,а в нем прохожий, он внутри,хотя идет снаружи.А если высохнет вода,вступив с огнем в сраженье,то интересно мне – кудауйдет отображенье?Где будет пламя от свечи,когда свеча погаснет?Где дверь, к которой есть ключи?И мне пока не ясно,какие мысли у кота?У Бога – где работа?И что включается, когдаты выключаешь что-то?
Ребёнок читает книгу,
Едва научившись читать.
Он постигает названья
Неведомых рыб и рек.
Вот рыба-игла сияет,
Впадает Амударья,
И мама компот приносит.
И в море впадает компот!
Пятью годами позднее
Его личный выбор – Дюма.
Королевские мушкетеры,
Кардинал – придонная тварь.
По-рыбьи сверкают шпаги.
Шляпа с пером большим.
И мама компот приносит,
И шпагой компот пронзён.
Она пошла в желанную, но осень,
она опять навстречу мне пошла…
Я поздно встал. Наверно, где-то в восемь.
Верней, проснулось тело, а душа
ещё не слыша дня прикосновенья,
ещё не прогоняя одурь сна,
ещё блуждала где-то в сновиденьях,
где снилась ей не осень, а весна.
И что ЕЩЁ, а что ПОТОМ – не знала,
не ведала, как осень проведёт.
Я кофе пил, – душа ещё зевала,
и не хотела под водопровод.
Она вошла... Событий неизбежность
её поступок не предотвратит,
но губ восторг, их искренность, их нежность,
о том, что будет, лучше говорит.
Любовь моя, та, что во мне и та, что
в моих объятьях, в снах и наяву
в одно слились и мне уже не страшно,
что я различий их не уловлю.
Любовь – вершина айсберга, который
к экватору души моей плывет,
который пусть растает, но не скоро,
глядишь и жизнь, а то и две пройдёт…
Мне за то, что люблю, как виню, и напрасно не плачу,
И за то, что дарю вместе с золотом россыпь стихов
Предрекают одни сумасшедшую в жизни удачу,
А другие твердят про мои девять смертных грехов.
Ни хвалы, ни хулы не боюсь. Ни тюрьмы, ни награды.
Щедрой чашей наполнится жизнь или вдруг – ни гроша,
Все приму и стерплю по дороге к заветному саду,
В чьем источнике бьется поэзии русской душа.
В этом шумном саду встречу праведниц и греховодниц –
Пусть рассмотрят ревниво мой лучший узорный наряд.
Нет, не модницей к ним я, а самой простой из работниц
Попрошусь и тогда что угодно пускай говорят.
А в рай, наверно, очереди нет.
Лишь изредка несмело стукнет кто-то,
И неторопкий, седовласый дед,
Которому уже две тыщи лет,
Придет открыть скрипучие ворота.
А за воротами растрескался бетон
И тишина неистово гнетуща.
Растерян путник, видом поражен
И, кажется, уже не хочет он
В те райские нестриженные кущи.
И вот бежит в испуге он назад
В сторожку к старику: "Открой, зараза!
Мне рай обещан был, а это ад!
В таком раю ты сам, поди, не рад?!"
"Не знаю, друг, я не был там ни разу..."
"А где же остальные? Кто же в нем -
В твоем раю кукует благодатно?!"
"Там лишь могила братская с огнем
И для малюток есть приемный дом,
А остальные все ушли обратно."
"И я уйду! Какой же это рай!
Бывай, старик! Мне быть здесь не охота!.."
"Другого я не ждал... Ну что ж, ступай,
Ищи опять благословенный край.
Давай-давай... Мне запирать ворота."
Седая мгла опустится на город...
Под сумеречный грохот мостовых
Две пригоршни тумана мне за ворот
Смахнет Нева с ладоней ледяных.
Аорту рвет осколок Ленинграда.
Поэзия уходит в мир иной,
Когда непостижимая блокада
Нависла не над городом – страной!
А под святым покровом Петербурга
Раскаты бирж и громкие торги:
Вино и сталь, зерно и чернобурка...
...Вот только умирают старики -
В очередях, в нетопленых квартирах,
Не пережив еще одной весны.
И струны обрываются на лирах,
Когда звучит минута тишины.
И снова слезы землю оросили.
Что, впрочем, слезы? – так, одна вода...
На пропитанье матушке-России
Подайте, кто что может, господа!
Когда колышется гроза
И набухают тени,
И цвет меняет бирюза –
Гляжу в глаза Оленьи...
Намокнув, слету стрекоза
Мне тычется в колени,
Темнеют долы и леса...
Гляжу в глаза Оленьи...
Когда последняя слеза
Дрожит в полях осенних,
Гляжу в любимые глаза –
Твои глаза Оленьи.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...530... ...540... ...550... ...560... ...570... 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 ...590... ...600... ...610... ...620... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|