|
|
КрУжатся, крУжатся, крУжатся
Над головой облака,
Солнце ломается в лужице.
Что же ты так далека?..
Светлые глазки лучистые
Ты обрати на меня,
Думушки сладкие, чистые –
Сердце моё полонят...
Звонкая, звонкая, звонкая,
Щедрая нынче весна!
Девушка нежная, тонкая,
Розочка, ты мне нужна!
Взгляд подари мне ласкающий,
Прочь все обиды! И вновь
C личиком ясным, сияющим,
Пусть загорится любовь!
Милая, в этих объятиях
Мёрзлый растопится лёд
Не окажи неприятия,
Всё для тебя расцветёт...
Яркая, яркая, яркая
Вспыхнет высОко звезда.
Видите, ангелы: жаркая
С нами – любовь навсегда!
Я Вам пишу в 8 Марта,
уже, пожалуй, из девятого,
без прошлого, увы, азарта,-
на двадцать лет нигде не взять его.
Как вам живётся без обмана,
без моих фокусов и выходок,
от коих вы краснели странно
без всякой явно себе выгоды?
(Как вам поспешная разлука
на четверть века, уже с хвостиком?
Звучит разительно для уха
отвыкшего давно от остренького).
Я знаю, ваша жизнь так чинно
идёт проспектами и грядками.
Да, были муж и два мужчины,
и я один из них, с тетрадками...
А в них взволнованные рифмы,
а в них страдательные дактили
ломали головы о рифы,
а мы счастливо время тратили
на Кьеркегора и на Данта,
на курс четвёртый филологии,
в какое-то 8 Марта
открыли мы физиологию.
С ошеломлением Колумба
и потрясением Америки
бросались долго друг на друга
мы сверху-сбоку-сзади-спереди...
И вот я вам в 8 Марта
пишу чуть пьяный, чуть взволнованный,
как масть дает, ложится карта,
один, – меж тем и этим – Вовами.
Не Гамлет, я плюю на даты,
но я скорблю, как череп Йорика,
что все последующие марты
не перевесят ту историйку.
Я принесу тебе только волнение ветра,
В мартовских вербах – шмелей серебристую дрожь.
Не соглашайся, не вздумай попасться на это.
Ты и не знаешь, как ты беспечально живёшь.
Чтоб не проснулся, неслышно и нежно ступаю -
Просто приснилось, не думай, как прежде живи.
Раем покажется малая милость земная
Перед сияющим лезвием вечной любви.
На двух привинченных шарнирах
Туда-сюда гуляет дверь.
Что ей до катаклизмов мира?
Что ей потом? Что ей теперь?
Ей наплевать на непогоду,
На дождь и ветер за окном,
Ведь ограничена свобода
Её простым прямым углом.
Ей недоступен лишний градус,
Лишь девяносто, хоть умри.
Такой ей дан природой статус:
Её запри и отопри.
На двух несмазанных шарнирах
Гуляет дверь туда-сюда.
И ей все козни сильных мира –
Как между пальцами вода.
Здравствуй , сестрёнка, приветлив твой дом -
Краешек сердца подёрнулся льдом.
Издавна ландыш в серёдке пророс,
Корни питаются влагою слёз.
Сухо в глазах. Я пишу от руки
Письма к тебе. И летят мотыльки
К нежному ландышу в сердце твоём.
Не долетев, покрываются льдом.
Кто Вы, прекрасное,
и – кроткое, лицо?
Ваш свет спасет,
а — кротость,
укротит кого-то.
И станет, в мире,
меньше подлецов,
и, больше рыцарей,
Сервантеса и Скотта.
Увидев Вас,
злодей – зароет нож,
и – в петлю,
не полезет горемыка,
и – грубость,
не унизится до крика,
и – не возвысится,
над истиною ложь.
Зло – перед Вами,
никогда не устоит.
Не одолеть – ему,
возвышенность земного.
Сколько добра,
Вам сделать, предстоит!
Прославить кисть,
и обессмертить – слово.
Кто Вы?
.
ЖЕНЩИНА В ЗЕРКАЛЕ
(Из Ладо Сеидишвили)
Домой идет она – не смотрит в сторону,
А дома – к зеркалу – снимает тушь.
И лето душное задернув шторою,
Идет под душ она… идет под душ…
Потом пройдет она по темной комнате
(Чертенком в зеркале исчезнет свет),
Но вдруг за шторою проступят контуры…
Но никого там нет… и сна ей нет…
…Рука приподнятой так и останется,
И канет в зеркало ночной обряд;
И тело белое лениво тянется,
И две свечи горят… горят… горят…
.
Когда над ним нагнулся персонал,
Осведомился, не пора ль закончить,
Он как-то зло почти что простонал,
Что не пора, еще два пива, сволочь.
Когда его охрана за грудки,
А он в витрину пепельницей… Мимо.
Когда, побитый, воя от тоски,
По улице какой-то нелюдимой…
И в вытрезвителе соседу своему
Он внятно объяснить уже не в силах,
Что пил поэтому, что пил он потому…
Но чья рука его остановила?
Чей голос утром, по пути домой,
На остановке первого трамвая,
Сказал ему: как труден день восьмой.
И он молчал, всё это понимая.
* * *
...с мороза в комнату – не видно в двух шагах;
очки, туман – по стеночке, по белой;
вокруг, похоже, также как в стихах
нет никому ни праздности, ни дела...
давай, протри холодное стекло -
и ты поймешь – до видимых пределов
написано давно все – набело,
а ты идешь по стеночке, по белой...
01. 03. 2006г.
Сонет 1014
Летучий снег воздушной кисеёй
Завесил обозримое пространство
Округи, утерявшей постоянство,
Равняя небо с зябнущей землёй
Возница, засупоненный* шлеёй,
Продрог, и, проклиная окаянство
Судьбы, по ненароку ввергшей в пьянство,
Бежал – с санями рядом, колеёй
Всё до портков спустил… А тут – зима…
Уныние наводят закрома…
Овса не стало – корм задать кобылке…
А санный путь уже свернул с холма,
Мужик устал… По бόку бьёт сума,
Где есть глоток на донышке бутылки
.
* засупоненный – туго подпоясанный
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...480... ...490... ...500... ...510... ...520... 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 ...540... ...550... ...560... ...570... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|