|
|
I
Деревья не умеют падать,
Словно они никогда не умели летать.
Но это неправда.
А если это было так,
То никогда
Стрела не достигла бы цели,
Копье не обрушило б жертву,
Не был бы построен первый самолет.
Деревья не умеют плакать,
И жалобы их не слышны.
И это правда.
А если бы это было не так,
То сердца людей
В тот же миг разорвались бы
От невыносимой боли.
А может,
Они нас просто жалеют
И потому молчат? –
И это молчанье
Зовется
Последней любовью.
II
Я всего лишь лист
В материнской руке дерева.
Сорванный ветром предзимья,
Лунному навстречу лучу улечу я.
Дерево молча вздохнет
И одной морщиной
Станет больше на его челе.
Глаза закроешь – ночь, откроешь – день.
Моргая дурнем, время нарушая,
Очнешься, побежишь, а следом – тень
Безумного, как из кино, трамвая
Не спрятаться, не крикнуть – ни души.
Столица тонет в невозможных блестках,
Пьют пиво и едят карандаши
Стальные роботы на перекрестках.
Двадцать лет, как тебя уже нет…
Двадцать первое чуя столетье,
ты в двадцатом остался навек,
в самом главном, что было в поэте.
Но клонируют Песни твои,
но скулят, суетятся, елозят,
врут слова и мотивы любви,
унижая поэзию в прозу.
Те, о ком никогда б ты не пел,
сахарят тебя, нежат и лижут
на заросшей, на волчьей тропе,
суетясь меж Москвой и Парижем.
Та, что ты больше жизни любил,
так, что всех от волненья знобило,
доживает остатки судьбы,
где волною к другому прибило.
Да и Слово больное твоё,
обронённое глупо и горько,
не подняло над Смертью литьё,
недостойное Жизни нисколько.
То ли мальчик, а то ли журавль,
неумело стояще-летящий…
Даже камень надгробный не прав,
всё – не памятник твой настоящий.
Только Песня, как рана в душе,
только Слово, что в горле клокочет,
- обелиск твой, отлитый уже
твоей жизнью, разодранной в клочья.
Двадцать лет, как не с нами живёшь,
как не нам свои песни слагаешь,
как не знаешь, где правда, где ложь,
как вообще – ничего ты не знаешь...
2001 г.
У замков песочных замки из песка,
Рассыпчатый нрав их подводит,
Воздушные – заперты на облака,
Надёжная крепость не в моде.
В трефовые окна казённых домов
Пиковым сквозит интересом,
Бубновые хлопоты стёртых полов,
Червивая жизнь под навесом
Из фени и волчьих законов на всё
В осаде тупого смиренья.
Сдаёшься без боя – склюёт вороньё.
Воюй, коли хватит терпенья...
У мира и мира названье одно,
В конечном – и смысл одинаков.
Отец Бондарчук, пропиши нам кино
Со светлым концом после мрака,
С войной без гламура, с любовью навек,
Красивой, как чудо без грима.
Где просто судьба, а за ней человек
Обычный и неповторимый.
Ты помнишь, снимался на «Тасме» Мосфильм,
Её не в Тасмании брали.
На лучших рядах не иконы и стиль,
А зритель, что плакал в финале...
Ах, в душе моей сумятица.
Не сумятица – смятение.
Словно взятие Бастилии.
Расстреляли. Но простили ли?
С колокольни-колоколенки
Да слетели птицы-голуби.
Настоящее и прошлое,
Как печенье мной раскрошено.
Не тринадцатое, пятница –
Что ж в душе моей сумятица?
Где герань на подоконнике?
Где же матушкины слоники?
Где отцовы подзатыльники?
Где друзья? Где собутыльники?
Может было. Может, не было.
Может, жил. А может, нЕ жил я.
Где черёмуха сибирская?
Сторона моя неблизкая.
Сторона моя сторонушка –
Прожил всю её до донышка.
Ах, в душе моей сумятица.
Не сумятица. Смятение.
На груди моей распятьице.
Завтра будет воскресение.
Старинный храм. Иконы. Лики.
Лампадки. Свечи. Тишина.
И от свечей на стенах блики.
И жизнь мирская не слышна.
Там лето. Жарко. Здесь прохлада.
Еще до службы далеко.
Зайдет старушка. Все как надо
Она проделает легко.
Она все знает. Все знакомо.
Свечной огарок уберет.
Она в своем и в Божьем доме.
И Бог ее убережет.
Такая умиротворенность,
Такая вера у нее.
Такая легкость в ней и юность.
Все в ней ликует и поет.
Я замер. Я любуюсь ею.
Как эта старость хороша!
Так верить, может, не сумею,
Но, как встревожена душа!
И снова –
ab ovo!*
Срываем
оковы,
для взлёта
готовы,
срываемся
снова!
И знойным
арпеджио
к новому
чуду
влечёт
центробежная
сила
этюда.
Так птицы
вонзаются
в небо,
как стрелы,
так барсом
бросается
тело
на тело.
Так в бездну
ныряет
каскад
водопада,
так страсть
порождает
таран
и торнадо.
И ярость
распорота
яростью
новой,
и крылья,
и взоры
для взлёта
готовы!
*ab ovo (лат) – с самого начала
Папа читает газету.
Мама хлопочет на кухне.
У папы очки надеты.
У мамы так пахнет вкусно.
Звучит «Пионерская зорька».
И бодрые пионеры
Докладывают бойко
Кто самый в стране первый.
Москва далеко от Сибири.
И есть ли она на свете?
Патриса Лумумбу убили –
Папа читает в газете.
Как это страшно и грустно,
Что где-то лумумб убивают.
Меня пирожки с капустой
У мамы моей поджидают.
И мама такая родная.
В муке у нее передник.
Смотрю на нее и знаю,
Что нет ее лучше на свете.
И солнце. И утро. И лето.
Нельзя разделить их на части.
И умные очень газеты
Не знают, что это счастье.
Бессмыслицу в лотке перемывая,
Не отстает навязчивая мысль:
Что ж самородком тускло не мерцает
Тяжелый, долгожданный, вечный смысл?
Всё легковесное подхватится теченьем.
И с мириадами смешается частиц.
Останется бесценным обретеньем
То, что поможет от бессмыслицы спастись.
О, мудрый мир, вместилище законов:
А Разум, а Любовь – есть место им?
Колеблются невидимые струны
И волны входят в Иерусалим.
И смысл бытия на Плащанице
Проступит голограммою Христа.
И Весть Благая ляжет на страницы...
И надо жить.
Как с чистого листа.
Ну что, господа юзера? Мы продолжим?
Нажали все дружно на кнопку «Reset»!
Та-а-а-а-к, не пойму – не все подтянулись?
На Дальнем Востоке опять отмахнулись?
У них уже полночь? У нас – ещё нет!
Поэтому просто – запомним! Запишем -
Для тех, кто опять с головой не в ладу!
«Железом больны исключительно души»!
О прочем не будем, а если и будем -
Все части другие сгорели в аду.
Ведь души покрыты метровым асбестом,
Прикованы прочно к экранам они –
Мерцанье реклам и ливень словесный
Для них слаще мёда, дороже любви.
Далёко в «историях» шастать не будем –
Кто был самым первым и вирус чей был?
Свалились когда-то на головы людям.
И вот заморочены – в этом их пыл.
Железо сердец – достиженья науки!
Успеть невозможно, понять не дано!
Для них мы – «Чужие». И близко уж муки!
Пред нами – стекло. Перед ними – окно.
Нам кажется, мы – повелители мира!
Железо – для нас, а не мы – для него!
И место святое закапано мирром.
Лишь мы здесь смеёмся! А им – не дано!
Когда ж в наступающем сумраке синем
Засветится снова экранов окно,
Они – видят нас и наше бессилье
Вмешаться в процесс! Забавляет оно!
Давно уже отдано им первородство
Всех встреч и слияний, экстазов и слёз.
Давно им известно и наше уродство,
И наше смешное для них руководство,
И каша солёная призрачных грёз!
Ну что, господа юзера? Мы продолжим?
И дружно нажмём-ка на кнопку «Delete»!!!
;-)
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...440... ...450... ...460... ...470... 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 ...490... ...500... ...510... ...520... ...530... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|