|
|
…тень сосновой иглы
передвинулась на дюйм вправо
песок годится для любой игры
даже для самой кровавой
игры королевских песочниц
в войну по-переписке
по переписке букв из заглавных в строчные
этим срочно занялись археологи и архиепископы
которым кажется архиважным
переписать хотя бы одно стихотворение архилоха
переводя знаменитого поэта из устной формы – в бумажную
что уже само по себе не плохо а архи-плохо
как тень патефонной иглы
которая касаясь тени патефонной пластинки
извлекает из неё лишь тень фортепьянной игры
чтобы передвинуть на дюйм вправо открывая для себя картинки
с выставки бульдозерного авангарда
сносящего все песочницы с песком пропитавшимся кровью
если песок питается кровью с жадностью леопарда
то человек питает жадность к душевному нездоровью
эта сверхъестественная жадность
выходит человеку богом
а бог – проявляет к человеку жалость
только если фамилия у человека набоков
если лолита это всего лишь песочный кулич
красивый но несъедобный
что ж вы молчите владимир владимирович
маяково-набоко-подобный
шаг из песочницы и мы уже посреди пустыни
и нашему королю вечный иранский шах
чтобы стихи писались словами как карандаш простыми
первое из этих слов
первый нах…
Я не знаю, где я останусь,
И какое будет число.
В дом чужой войду, не представлюсь
И не вытру ноги назло.
Запотевший стакан схвачу я,
Жадно выпью, не закусив.
И скажу, что я здесь ночую,
И сорву в унитазе слив.
И, снимая одежду, в кармане,
В боковом, своего пиджака
Ком земли обнаружу и камни,
И с зелёным отливом жучка...
Всё то, что было, выпито давно.
Погребено хорошее вино
В сырой бескрайней плоти.
Любимая, любила ли меня,
Изящным пальцем за черту маня?
И что теперь? Ещё мы живы, вроде.
Толкаемся в похмельной тесноте:
Слова не те, движения не те,
По-голубиному киваем головами.
Но света зёрнышко – и мы как будто те,
Очнулись на великой высоте.
Летим, летим… Куда – не знаем сами.
Ты явно был чем-то взбешён.
Не я ли являюсь причиной?
И пламенем заворожён,
Ты сам догораешь лучиной.
Очнёшься, придумаешь ложь,
И в пламя швыряя проклятья,
С меня одичало сорвёшь
Хлопчатобумажное платье.
Ликуя, бессонно греша,
Не зная иного дуэта,
Я буду тебя утешать
Весь день и всю жизнь, до рассвета.
Под моим балконом,
от тоски да холода,
тает клён влюблённый,
опрокинув голову.
Сокрушенно клён мой,
головой качает.
И резные листья,
на асфальт роняет.
На асфальт роняет.
Под чужие ноги.
И несёт их ветер,
по пустой дороге.
Мы с тобой, приятель,
из одной породы.
Опадают листья.
Пропадают годы.
Мы живём на свете,
опрокинув головы.
Обжигает – холод,
наши души голые.
.
* * *
О, укрой меня в травах и в кронах
На твоих зеленеющих склонах,
Дай мне силы, и дай мне покоя.
Дай – на солнце я снегом растаю, -
Слышишь? – ветры сбиваются в стаю –
Не догнать им меня – далеко я...
Бесконечный апрель – за плечами,
Я измучен шальными ночами
И тбилисским тягучим туманом;
Полной грудью пить воздух готов я
Твоего колдовского безмолвья -
Жизнь такие минуты дала нам!..
Но – о, Боже! – как тяжко я болен -
Вновь душа, наполняясь мольбою,
Отступает пред гибельной страстью:
Что скрываться, что проку – таиться,
Коль в рассветах твоих, Кутаиси,
Я ищу отзвук бури, ненастья?!
Рок меня от рожденья отметил,
И в душе моей – холод и пепел,
Поселились в ней Скорбь и Утрата.
Снова ожили смутные тени...
Не спасут меня древние стены
И развалины храма Баграта...
Ночь приходит, и тучи нависли,
Дождь приносит привычные мысли...
Если зол на меня кто, в обиде ль -
Потерпите, осталось немного -
Ухожу я своею дорогой,
Впереди – непогода и гибель...
Что ж – и здесь не нашел я покоя.
Завтра буду уже далеко я,
Но твой взгляд меня всюду настигнет;
Ты прости за любовь молодую,
За печаль, что с собой уношу я,
Этот плач, Кутаиси, прости мне...
.
Времена и циклы нарушая,
Хорошеет в рост не по сезону
Тонкий стебель будущего мая,
Красота, противная закону.
Ветром не согнуть его, и снегом
Не укрыть, и не разграбить птице, -
Он взойдет весною человеком,
А не одуванчиком в петлице.
...И воздух, ставший твоей тенью,
и тень, что в нём растворена
перетекут в стихотворенье,
которое твоя рука
нащупает в моей, украдкой
от мира, от самой себя,
как воплощенье непорядка
во всем, что случай и судьба,
как невозможность, неизбежность,
предвосхищение, испуг,
тоску, отчаяние, нежность,
Голгофу сладких горьких мук,
как искорку любовной плазмы
переливающейся на
ладони, как случайный праздник,
но всё случайное – судьба!
И, сотворенные собою,
мы не оставим этот стих,
где между небом и землёю,
я отпускаю, – с богом их!
Мерцает всё: собаки и дома,
Кусты сирени, школьная ограда.
Мне в этих ощущениях дана
Такая жизнь… И ничего не надо.
Блестящий ветер трогает песок.
Листва шумит, и дерево мерцает.
Ребенок поднимает свой совок
Над головой. И время отлетает.
И всё вокруг стоит, отворено.
Входи в песок. Пей дерево любое.
Пусть это море высохло давно:
Оно всегда, навечно голубое.
- Жаром своим расплавило
Лето тоски мгновения.
И, уходя, оставило
Капельки вдохновения,
Дождиками пролитые
На закоулки памяти…
- Осень идёт со свитою
в пышных одеждах пламенных.
Вновь полетят-закружатся
на серебристых ниточках,
письма неся для суженых
серые кружевницы...
- Не удивится осени
только совсем бесчувственный.
Лягут туманы проседью,
эхо в иной акустике,
звоном наполнит мир,
музыкой серебристою...
- Творчества дивный миг
на ароматах выстоян...
Будут теплом целованы
бабьего лета стихи...
...Спой, прощаясь, соловушка,
песнь на запястье ольхи!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...420... ...430... ...440... ...450... 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 ...470... ...480... ...490... ...500... ...510... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|