|
|
Невозможный негасимый свет -
Исступленно бьется плоть о камень!
Невозможно отыскать ответ -
Если мир до лоскутков изранен.
Залатать, зашить, – смотри, не сглазь –
Швы и на лице, и на изнанке.
Но не будет тех обрывков прежней связь –
Кровь сочится из последней ранки.
Скользит рука по ветхим переплётам…
Осваивая методы слепых, я трогаю нечёткость милых впадин.
В них образ букв предшествует полёту
Мыслительных сентенций. Старых ссадин
Коснутся пальцы на обложках книг,
И вспомнится мальчишка, парк, пикник, а книга как защита,
Будто щит перед лицом. И меч поник
В его руках. Он прочитал названье: «Афродита»
О Боги! Неужели миф любви
Так стоек. Греки, войны, Троя…
Он отступил… Я крикнула: «Лови!»
И бросила свой щит к ногам героя.
Скользит река… Прочитана давно
И даже позабыта книга судеб.
А я читаю: сад, цветник, окно
и кто-то там играет в домино...
Всё складно, но Его уже не будет.
Предвосхищенье, нет, предвкушенье
звёзд, упадающих в ночь.
Слов-поцелуев твоих отраженье
словно тот путь, что помочь
сможет пройти через реки забвенья,
те, что текут сквозь судьбу,
и отворить двух сердец затворенье
грустным и нежным – люблю...
Виват, ребёночек Любви!
Хвала тебе, – на день рожденья,
от всех, – кто в браге, кто в крови,
но в тайных силах пробужденья!
И от меня, ус-тав-ше-го,
но не сдающегося тлену,
от папеньки ...твово всегдашнего,
и, – мать твою! – моей Елены...
13.10.2008 г.
2008-10-12 12:50Купание. / Малышева Снежана Игоревна ( MSI)
В сумраке рек, в глубине голубой,
В травах, ласкающих лик под водой,
В иле тягучем иль в донном песке
Ловим мы счастье до боли в виске.
Вот отраженье рождает надежду.
В воду войдём, наспех скинув одежду,
Контуры тела изменит вода.
В весе теряем, блестим, как слюда.
И, подчиняясь движенью природы,
Чувствуем привкус желанной свободы.
Óдин ликует! И пращура дух
Чувства сбирает, как вещий пастух.
Русью русалочной, очною ставкой
С Чудью из леса, пугливою Мавкой
Тело, ликуя, вливается в душу.
Мы покидаем с презрением сушу.
Но ненадолго. Прибрежный песок
Сухостью скрипнет. Тугой поясок
Тело затянет, одетое в платье…
Как бы хотела среду поменять я!
Солнечная дорога легла между ног, вдоль дивана...
Можно пройтись немного по ней в заоконный рай…
А может проехаться в тройке, воспользоваться рыдваном?
Солнечной пылью промчаться и заглянуть за край.
Может за край океана, может за край дивана, может случайной кошкой
мне проскользнуть к тебе в твой неуютный угол,
Ворваться с лучами солнца и раствориться в чашке, и хлеба последней крошкой
Прилипнуть к твоим губам. Но ты расставляешь пугал…
Вот пугало нежеланья, вот пугало непониманья, вот пугало дыр носочных…
И пулей у впадин височных мчится твоё: не дам!
Не дам поцелуя ночью, не дам и любви между прочим!
Но что ты себя порочишь? Не тратишь время на дам?
А я вместе с солнцем нагло улягусь в углу дивана
И сразу как будто случайно, нетрезво и чуть печально
Уйдут все твои «не надо» и во главе каравана
Уйдёт и частица «не».
Ты скажешь: Любимая, надо! И всё начнётся сначала
И счастье придёт не во сне.
Те две крысы у ресторана внизу,
Я зову их Арнольд и Роза.
Арнольд — грызун, и Роза — грызун;
Не боятся ни голода, ни мороза.
Сосуществуют в тесной холодной норе
Среди отбросов и мрака.
И не переживают. И не пере-
Живают вообще однако.
Будто бы крысы провозгласили
Закон о жизни, полной самоотдачи.
Почему у людей всё иначе, Василий?
Почему у людей всё иначе?
О чём поэт молчит? О чём он умолкает,
Когда скупые слёзы проливает?
Фигурам речи не достать числа.
Какая осень в том году была!
Какая осень? Он того не знает.
Поэт молчит. И свет вокруг него
Не пропускает ни крупинки звука.
На свете нет поэта самого.
Но музыка протягивает руку,
И бабочка летит из ничего.
И бабочка летит,
И Бог простит,
И свет горит,
И сердце не болит.
Моё бессмертие лежит в твоих руках,
На тонких веточках сосудов сердце-птах...
Ни спеть, ни вылететь, лишь ноет и стучит.
Поверь, всё сладкое всегда чуть-чуть горчит.
У привокзальных и гостиничных минут
Есть свойство общее – они про нас не врут.
Лови мгновения, часы не расплескай,
Но как удержишь их, когда вино за край.
У тайной пристани двуспальная ладья
И фрахт немыслимый, но шкипер не судья.
Сплетаясь взглядами, мы ловим наугад
Холодной осени горячий листопад.
Где краски вечера гуляют по стене
Твой профиль ветреный протянет руки мне...
О чём ты думаешь, печалишься о ком?
Твои ладони пахнут счастьем и грехом.
Я запишу тебя в подкорку октября,
На выцветающей обложке словаря.
Ты будешь плавиться огнём на языке,
Я сохраню тебя в неизданной строке.
Какого ангела, скажи, благодарить?
С веретена его упала эта нить,
На ней нанизаны страницы наших встреч...
Там всё – не издано, там всё – прямая речь.
.
* * *
Ему прощу измену и побои,
Пусть слёзы льёт по милому тюрьма,
Пусть врёт, пусть пьёт, ломает все устои…
Но НЕ прощу отсутствия ума.
PoorLamb (Лариса Луканева)
http://arifis.ru/work.php?action=view&id=12879
Я всё прощу – насилия, убийства,
И то, что отравил родную мать,
Двуличье, подлость, трусость, некрофильство…
Но – неуменье в шахматы играть?!..
.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...420... ...430... ...440... ...450... 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 ...470... ...480... ...490... ...500... ...510... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|