|
|
Где столько денег заработал?
И где лицензию достал?
Больным огнём из пулемёта
Ночное небо расстрелял.
Во все небесные прорехи
Прорвался свет и хлынул вниз,
Дома, дороги – как доспехи –
Сорвал с земли... Но кипарис,
Деревья все, шалашик детский –
Не тронул... Робко лёг в траву.
И дождь расписывал, как фрески,
Кору и пыльную листву.
Ты усмехнулся: «Вот как надо...
Вот надо целиться куда...
Наверно, ждёт меня награда.
Наверно, светит мне звезда».
А те, кто выжил в катастрофе,
Расселись возле шалаша.
И пили слёзы вместе с кофе,
И бич-пакетами шурша,
Лапшу серьёзно обсуждали:
«Сильна китайская х..ня.
И что у них там в арсенале?
Поди не бляха от ремня».
И апокалипсис клубился
В их перепуганных глазах.
А свет стелился, падал, вился,
И в нём купалась стрекоза.
Качая выменем, корова
Жевала влажную зарю...
А ты подумал: «Блин. Как клёво!
Лет через десять повторю!».
Про дождь сказать?!
Его не помнишь?
Странно..
Он сам болтал вчера о пустяках.
Но в шепоте приглушенном гортанном
не чувствовалось скорое "Пока!"
Как будто надо так:
капель без меры!..
Июньскую жару смывай, потоп!..
К теплу и солнцу поиссякла верность.
А впрочем, объяснение не то..
Пускай ворчит негромкий, странноватый.
По листьям лупит, мнет траву слегка.
Он, кажется, раскаянье сосватал
за молний ослепительный каскад.
Пригонит завтра...
Щедрою грозою
расчертит горизонт и устрашит..
А впрочем, неба край давно разорван.
Но он вернется -
часть твоей души..
15.06.2010
Ванику
В бумажный берег бьётся кобальта прибой,
Скользит кораблик, умывается волной.
На солнце жёлтое ладошку положив,
Держи свой мир, художник, он ведь так красив...
Под семилетнею рукой растает лёд,
По талым водам лебедь белый поплывёт.
И сколько красок не получишь – все отдашь!
Гуашь и масло, акварель и карандаш...
Все виртуальные возможности – твои,
Все мышки мира, фотошопные слои...
Ломая линию, фломастером шурша,
Рисуй по белому, мой маленький левша.
Когда-нибудь покинувшие дом,
Живущие без тел, имён и крова,
Мы в комнате с распахнутым окном
Очнулись и не вспомнили ни слова.
В дубовой неподвижности стола,
Казалось – больше зрения и звука.
И ночь в окно открытое вошла,
Над нами наклонилась близоруко.
Как жутко не услышать ничего
От тех, кто замирает над тобою.
И, как ребёнок верит в волшебство,
Мы верим – просто ночь над головою.
Мы знаем – на столе стоит кувшин
Пустой, разбитый будущим недугом.
И нет вокруг ни смерти, ни души,
Есть только мы, обнявшие друг друга.
* * *
...обманули
меня
эти жаркие сдобы июля
обмелели
маня
полусонных ручьев акварели
обронили
следы
утопили упрятали в иле
обнулили
седых
горизонтов пустые качели...
Помотавшись по заводам,
Поструив на стройках пот,
Паренёк познал заботу,
Но ему всё от чего-то
Жить хотелось без забот.
Он задумался надолго --
Жить так дальше нету сил! --
И без такта и без толка
У прохожего с котомкой
Помощь тихо попросил.
"Помощь?! Что ж! Отказа нету!
Сам не раз бывал в тоске!"
Парень ждал слова совета,
Но тяжёлую монету
Ощутил в своей руке.
Пригляделся – нету пота. -
Век живи и век учись! -
Руку выставить всего-то!
Он избрал себе работу -
Попрошайничать всю жизнь.
Тех не любят, кто дерётся,
Тех, которые крадут. -
С жалостью трудней бороться,
Но издержки производства
Обнаружились и тут:
Иногда, по злобе, могут
Взять и вытолкать взашей,
Наступить толпой на ногу,
И ещё в жилище много
Мух, клопов, мышей и вшей.
Но деньга в карманы каплет -
Соблазнительно и впредь
Плакать, лбом упёршись в паперть,
Дух нуждой, мол, в теле заперт,
И, рыдая, умереть.
Так однажды и случилось:
Бренный мир покинул дед,
От труда берёгший силы,
И на всё про всё хватило
Им накопленных монет.
Вновь луна на небе мглистом,
Гордо минули века.
Птички свищут голосисто.
Из могилы обелиском
Всё торчит его рука.
Библейских традиций древних
Не смея ни в чём менять,
Проходит пророк деревни,
И тени густых деревьев
Как прежде его манят.
Приходит никем не узнан,
А тут ещё – прорва сект!
Людей развращают музы,
А творческие союзы
Ничуть не ругают секс.
И райские пасторали
С обилием пышных кущ
Старательно постирали
И шумно проводят ралли,
Поскольку азарт влекущь!
Рекламой раздуты бренды:
Что фирма – то свой божок!
А прежде за эти бредни,
Плеснув на дровишки бренди,
Он столько б людей пожог!
Укоры застряли в горле,
Скопилась в глазах печаль.
Какое же это горе! –
Всю жизнь помышлять о горнем,
И слышать в ответ: Отчаль!
И хочется всю заразу,
Тугою петлёй обвив,
Прикончить единым разом,
И тем успокоить разум,
Призвать не успев к любви…
И божьи огрехи складно
На тупость людей списать….
Пророки, не злитесь, ладно…?
Уж больно людям накладно –
Не надо нас так спасать!
возле скрипки всегда будет альт даже если в концерте оркестр
так двоим из присутствующих на последних рядах полу-полного зала
раньше прочих отсутствие музыки в них надоест
и избавившись от ненадолго посадочных мест
они тронутся с разных вокзалов
вот и май с мартобрем позади как в кларнет не дуди не пугай комаров
головами разжиженный воздух рябит от пчелиных фальцетов
в виноградных сосках забродила поганая пьяная кровь
словно дрожь или дрожжи ответов
которые смерть подсказала
рыхлый воздух совсем симфонически выдавил лишнюю фальшь
партитуры повисли на жилах ветвей их клюют ошалевшие птицы
из пугливых валторн вслед за палочкой лишь баш-на-баш
как обратно провернутый фарш
жизнь струится
задохнуться бы в третьей октаве четвертую-пятую не потянув
вены нотными знаками порванные на листе успокоить
но на приме смычок задевает струну
и второй на альте задевает струну
и они затевают такое
Замечал не однажды: мы, люди, устроены так,
Что о самом существенном мы говорим на прощанье.
И, всю жизнь в болтовне промусолив какой-то пустяк,
Мы в последнее слово влагаем всё наше отчаянье.
Чтобы так не случалось, нам всем остаётся одно:
Непрерывно прощаться от самого первого вздоха.
И тогда человеческий мир, безнадёжно больной,
Непременно воспрянет и выйдет в иную эпоху.
Род людской будет знать, что все встречи бывают лишь раз –
У прекрасных минут не случается в жизни повторов.
И нельзя их как лишнюю вещь отложить про запас,
И привычно предаться течению праздного вздора.
О, мгновенья прощанья! Какая же в вас глубина!
Вдруг хватает за горло возможность расстаться навечно.
И мы сути свои обнажаем нескромно до дна. –
Лишь в минуты прощаний возможны великие встречи.
Не нравится мне этот жанр – эссе –
Прилипчив как кисель на колесе.
Последний крик литературных студий
Колышется в уме словесный студень.
Воображенье тянет за штанины
Картин великолепья мешанина.
Вот то ли дело жанр хороший – очерк –
Стремителен и чёток его почерк.
По множеству предъявленных примет
Обнаружим легко его предмет.
И воздают за труд творцу сторицей
Окраины империй и столицы.
Когда же много творческого жара,
То может он расплавить рамки жанра.
И теребят ценители поэта,
А он и сам не знает ЧТО же ЭТО.
А там, глядишь, судьбе его капризной
Покажутся тесны и рамки жизни.
Растеряны друзья – такое дело –
Избытка чувств не выдержало тело.
Без рамок людям как же быть и тут? –
Портреты чёрной рамкой обведут.
Заметен стыд сквозь траурные речи –
За то, что живы, оправдаться нечем.
Прикрыв глаза скорбящие платками,
Усопшего обрамят шепотками.
Но я не осуждаю тех, кто кротки,
И чувства отмеряют по щепотке.
Похоже, просто, это их удел –
Всё время оставаться не у дел.
Как будто всем им розданы программки,
Где не велят выскакивать за рамки. –
Мол, суетитесь, только, между прочим,
В программке быстро можно сделать прочерк.
И от того, что будем там мы все
Трясётся студенистое эссе.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...230... ...240... ...250... ...260... ...270... 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 ...290... ...300... ...310... ...320... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|