|
|
Сколько льда под ногами босыми истаяло,
после стаями камни летели в сплетение,
излистав до тепла сто второе вторжение боли,
твоих рук на снегу тополя прорастают из вьюг.
Пух летит как короткая правда о встрече,
я лечу в это время, хотя это время не лечит,
и словами рассыплюсь, упав, словно лист на дорогу,
Каменею гостём как последней претензией богу.
Проживая вразнос, в холода укрываем друг друга,
изрешеченной в дружбе , прокуренной близким врагом,
куртизанкой душой, надевая её как кольчугу,
на картинках jpeg , облетев тополиной листвой…
Песчаные, песчаные создания – вдалеке поток воды текучей
Отлитые в сознании мычания – беспричинность жалости сыпучей…
Отмывая душу до смешного блеска, поворачиваясь к любящим со дна
Ила горсточка становится летучей, по небу плывет, кидая имена…
Где тень в саду, там след и листья,
Оранжевый и белый ветер, и знания осколок под Луной
Я вспомнил обо всем на свете,
И бабочки, и кровь, и лебеди, и крики вепря
Однако не решил пока одной… загадки в полубелом цвете
Оставив людям сладостный покой.
Еще бы Полгода пьянки,
Ни дня ни ногой
В сознание.
Пустые склянки...
И черти ведут дознание!
А у него...
У него жена – просто сучка,
Преуспела весьма,
Преуспела в искусстве случки.
Разминает башку в пальцах,
Озираясь тоскливо.
То ль чекушке шею свернуть,
То ли по пиву?
Почему не ломают дверь?
Понятые, соседи?
Третьи сутки в квартире зверь
Обезумев бредит.
Очень чувственны
- О-ля-ля!
В спальной скульптуры:
Два прохромленных кобеля
И любимой его
Натура.
Молитва
пропавших без вести на войне
В этот край земли ото всех краев
привела нас войны чересполосица,
чтоб испили мы кровь окрестных ручьев…
Помяни нас, матушка Богородица!
Мы ушли в трясинную глину болот,
но не стали камнями сердца.
В клинописных списках расстрелянных рот
помяни нас, матушка Богородица!
Всех, кто глазами цветов и камней
безмятежно в небо навечно смотрится,
материнским покровом окутай-согрей,
помяни нас, матушка Богородица!
Мы омыты слезами осенних дождей,
неутешных жен-матерей – все, как водится…
Их сиротскую долю ты пожалей,
помяни их, матушка Богородица!
Сквозь десятки лет, через тысячи дней
нас разбудит детская разноголосица…
Не забудь про наших внуков-детей,
помяни их, матушка Богородица!
30.01.11
по дороге в Сайгон снег в ладони летит
льётся олово света на подрамник картин
из трёх Д на пути лишь кино-далматин
недосутпным щенком бьётся слово и лижет
чьи-то руки в которых поводья пути
лошадей переправ не меняют
где ленивые люди любят больше себя
запах трав и спиртовок горящих глазницы
детский домик серийно несбывшимся снится
под одним одеялом любовь и разлука
одиночество сукой из динамика льётся
унисексовой Slavы прикрывая зверька
и трясёт от святых и простым воздаётся
у стеклянных дождей отобрав провода
из зеркальных колодцев – предпоследнее да
там живет слякоть мира и больная звезда
променявшая небо на землю
Прожитых лет череда – не беда!
Капля пол-сотая. Златом. В расплав.
Здесь на ошибку не выдано прав.
Тело – на время, душа – навсегда!
Тени, вокзалы, костры, города.
Звонкая строчка – эпиграфом глав.
Прожитых лет череда – не беда!
Капля пол-сотая. Златом. В расплав.
Мудрость, покой, ибо жизнь – суета,
Бренность секунд. Небесам расплескав,
Слёзы и боль меркантильных подстав.
Нежностью – свет. И птенцы у гнезда.
Прожитых лет череда – не беда!
Заснеженный город нетающий город
я был тобой горд и я был с тобой молод
А ныне сквозь узкие прорези дней
смотрю на обломки дворов площадей
на серую россыпь безликих построек
на смрадные пятна реклам и помоек
Сквозь путаницу твоих улиц и лиц
всплывают провалы замерзших глазниц
как гнёзда давно уже вымерших птиц
их все еще ждут птицеловы
с силками над кашей перловой
в приюте на двадцать пять коек
А двадцать шестая теплеет едва
на белой подушке моя голова
Скоро и здесь тоже будет огонь
в дыму завитом исчезает блед конь
напрасно кричать и молиться «не тронь!»
Сестер вереницы костер под божницей
вдоль лестницы Якова цепью бойницы
И разум в свое отраженье глядится
под шорох опавших знамен и времен
Мелькает в метели пылающий трон
пока еще пуст
но и черт станет свят
за тонкой чертой невозврата назад…
Заснеженный город нетающий город
как слепок предсмертный страны и народа.
Когда закроется апрель листом последним календарным,
И будет маяться сирень на разговоре кулуарном
Двух повстречавшихся людей в словах смешных и непонятных,
И хрустнет ветка, а за ней – тревожный звук, ещё невнятный,
Оставит в памяти надлом из аромата и порыва,
Он будет спать, но день за днём срывать цветы в букет разрыва,
Порою дарим на излом себя и сетуем, но редко
Припоминаем первый звук – напрасно сломанная ветка.
глупое женское слёту и в дамки
астры пиастры осколки и слёзы
штурм не удался на сердце коррозия
было ли не было
там постигалась в розгах уходов
тихая школа томления сказки
сотое зеркало сдалось..
прошла
прямо к тебе
ты играл на гитаре
добрым и тихим родным и уставшим
голосом что-то из тех старых песен
я просыпалась..
и приторно пресен был этот мир без тебя
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...210... ...220... ...230... ...240... 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 ...260... ...270... ...280... ...290... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|