|
|
Я тебе не звоню,
с днём рождения не поздравляю,
не трендю ерунду, говорю,
не в пример попугаю.
Наугад, как всегда,
и по жизни, и в этом июне,
посылаю сигнал
глупой пчёлке в восторженный улей,-
продержись, не робей,
я не рядом, но там, где внезапно
окажусь, тем родней,
чем ты дальше тикаешь на Запад.
Чем подольше мы врозь,
тем понятнее жизнь и за нею.
Так январский мороз
звёзды делает ярче, крупнее.
Так, опешивши дни,
остановятся сворой когда-то,
улыбайся, они
ни за что не покатят обратно.
Потому не звоню,
не пишу, не трендю, не фоловлю.
Я спокойно храню,
что и смерть называет любовью.
полковник Муамарр
вам пишет мир с подстанции Арифис
из брата 2 и старых песен о дорогах
достоинств янки стать тюрьмы авторитетом
законов мира
быть поверженным в Триполи
у вас на них непроходимый транш добра
сто долгих лет не одиночества с народом
и рассыпается пустынный небосвод
снимает шапку старенький Памир
и машет вам как другу по несчастью
спасать людей обычных от людей
привитых деньгами без запаха и властью
дорога гениев романтиков и сказок
французский след в американскую проказу
и мира нет
не в розницу не оптом
в зёленой книге на семнадцатой странице
запрятан ключик слова жизни от врага
любовь народная
тяжёлая десница и вечный аз
в горбатый купол Нотр-Дама
но вы не дама
воин света
тайный ас
мир пишет письма
он поможет
он за вас у неба просит
пустыни Африки дороги снов из точки
не Архимеда а с опорой на любовь
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
"Доченьки"
Меняется время, дороги, слова, но не люди.
Грассируя в жизнь, остаётся искусства мишень,
И доченьки взрослы, и сцена пустая без судей,
Но льётся аккорд, и сирень расцветает в душе.
И вертится шар голубой, и торопится кто-то,
Гитарные струны, меняя на клавишный ряд,
Послав на кулички политику, время, работу,
Вернуться к себе под мелодии вечных бродяг…
А нам опять снимать углы
в чужих нетопленых квартирах,
страна не Гёте, не Шекспира,
Одна шестая, флаг в крови,
серпом разорванный, сорвали,
развеяв старый триколор,
а у руля то новый Сталин,
то новый русский, шапок вор.
Страна поэтов и бездомных,
голодных гениев и фей,
Да Винчи знал,
ты станешь кодой,
Любви к измученной земле.
Мы дышим духом доменных печей.
И осияны – огненной – зарницей.
Не любим легковесности речей.
И ценим дела твёрдую десницу.
Идет, идет торжественно металл.
Он нужен на болты и пьедесталы.
Течет рекой – расплавленный Урал,
горяч как солнце, и как солнце алый.
В кипящей массе, первородных руд,
рождается – их новое начало.
Нам по нутру железный этот труд,
родство не желтого, а черного металла.
И от причастности к большому ремеслу,
становимся – добрее и счастливей.
Металл не плавим, а растим его.
На нашей трудной, на железной ниве.
В небесах над ливийской пустыней –
Раскаленное солнце тревог.
Здесь – сурового века твердыня,
Здесь с античностью сплелся Восток.
Как мгновенны на юге закаты!
Но спокойных не ведаем снов.
Здесь сегодня – за черное злато
Разжигается схватка миров.
Города напряженно застыли,
Корабли супостатов видны.
Продержитесь, Полковник Пустыни,
Вы – надежда несчастной страны!
Счет пошел на часы, на минуты!
Взят ли город? Верны ли войска?
Победит ли коварная смута,
Или наша победа близка?
Вновь тревожное утро настанет…
Мы стоим? Значит, день нам зачтен.
Если время больших испытаний,
Значит – время великих имен!
Значит – время больших биографий!
Значит – время железных вождей!
Продержитесь, полковник Каддафи,
Продержитесь хоть несколько дней!
Всем назло – одержите Победу,
К удивленью их хищных столиц!
Как вас мало, Диктаторы Света,
Против черной свободы убийц!
Будет нашей победой отныне
Каждый час, каждый миг, каждый вздох…
Продержитесь, Полковник Пустыни,
Хоть бы сотню великих эпох!
в больничной клети подоконники квадратов
льют свет свободы под капели гемодеза
весна назначит перманентный хитпарад
и посмотрев на детское лицо
без осп ветрянки из заоблачного града
на миг припомню и забуду наше рядом
безумство верности букетов спелых роз
на подоконниках размытым солью взглядом
больничной клети окон из квадратов
когда не веришь в сказки хорошо
последний снег упал в лицо в конце апреля
и Кароль умер и тюльпаны рацвели
а я пишу лишь потому что верно ты
тогда отсюда в это призрачное верил
тепло сиротствуя стихами у весны
а снег не слышал и упрямо шёл и шёл
изнанку мира вывернув душой
На подоконник сядет белый голубь,
Никто его не сможет наркомить…
Стрелять на взлётё птиц – работа пули,
Её отлили, так же как и нас,
Но только пустотой не обманули,
Сказав о смерти сразу без прикрас.
Что станет с ней, когда она работу,
Закончит, умирая, как и мы,
Остатком на земле чужой зевоты,
Упреком изболевшейся зимы.
Я встану между миром и дорогой
Твоей, поставив времени стекло,
У пули упадут в ладони богу,
И птица не отдаст свое тепло.
Ни снам таксидермических карманов,
Ни пьяни изуверской хрипоты,
Пускай мы продолжение обманов,
Но мир без них давно зимой остыл.
Однажды переплавят пули в роли,
Чтоб чайники искусные отлить,
Героям , не меняющим пароли,
Флаг родины и паутины нить
Весна флюидами таинственно
рассыпала томленья грезы.
здесь рифма просится – единственный
а далее, конечно, слезы...
не буду мыслями банальными
отягощать экспромта строчки
и потому лишь тривиально я
закончу – быть Весне! И точка!
Привязалась, как простуда,
Потащила нас беда,
В никуда из ниоткуда,
Ниоткуда – в никуда…
Жаль, что мы не замечали -
Рвутся нити меж людьми
В Департаменте Печали
Управления Любви.
Кровоточит ночью рана,
Рваной кожи не срастить,
Для расстаться слишком рано,
Слишком поздно для простить.
Счастье нам не обещали.
Боль таблеткой заживи.
В Департаменте Печали
Управления Любви.
Пропоёт с рассветом птица,
Что любовь
И что весна-с…
Всё когда-то повторится.
Только жаль, что не для нас.
Ну и что?
Пожмём плечами.
Вот такая се ля ви.
В Департаменте Печали
Управления Любви.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...190... ...200... ...210... ...220... ...230... 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 ...250... ...260... ...270... ...280... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|