|
|
Город пропах дождями
руки тобой
в лужах простужен тает неба ещё живой
ветер случайной встречи
в туче гудит аншлаг живших когда-то душ
занавес флага с чайкой
можно
ты мне не будешь
скучным до скрипа мужем
нежным до боли сыном странных до снега слов
из затяжных прыжков в пламя для их весны
пьеса ещё идёт
зрители пусть уходят их отпускай легко
из волшебства кулис время осталось в зале
боль позабытых риз цепочек не с крестами
пусть нам на сцену бросят тот носовой платок
где я твои стихи вышила в небе гладью
из серебра дождей
ляжет неровной рифмой в лоно ладони имя
горечь травы любимой
словом дрожит живым
в зале последний зритель
тень разделил на части
Ты нежности цветок, ты гул воды солёной,
Ты входишь запоздало в дом.
И дом плывет бесцветный и влюблённый
Как сладок первого прикосновенья гром.
Беспечных дней люблю простое назначенье
И осязания простую красоту
Когда горит стыдливое свеченье
И тёплый плод я подношу ко рту.
О чём сказать могу – о том, что происходит
Со мной, сейчас, и больше, чем со мной
Так ясный гром, смертельный, сладкий входит
В пятиэтажный дом земной.
На свете нет плохих вещей,
На свете есть плохие вещи,
Они неявны и зловещи,
Как, скажем, тени от клещей.
На свете нет плохих клещей:
И ржавый гвоздь со скрипом вынут,
И ржавый клюв опять разинут,
И смотрят в сердце всех вещей.
Гори, порядок мировой
О том, что всё всегда проходит,
И гвоздь сам из стены выходит
И падает вниз головой.
Уже не слова обретают
Утраченное значенье,
А вовсе листва облетает
И тает в круженье.
Слетает неторопливо
И твердь обретает.
– А ты уж забыл, как красиво
Бывает.
чем больше моря между нами
тем больше времени для всех
уставших от себя и пустоты
счастливых встречами на час
где любишь
плачется легко
как будто попросил воды
а наливают молоко
или вино
звезда
раздавшая вокруг
моря реликтового света
бросается на землю
на крыльях солнечного ветра
искать знакомое тепло
лучами глаз на волнах голосов
пока не обожжёт любовью
из денег слов
все меньше времени
для нас
и песен моря между нами
но мне тепло
и это значит
в холодный вечер у окна
мне будет плакаться легко
Под месяцем белым чернильною ночью
Я Вас повстречала – в плаще темно-сером,
В старинном камзоле предстали воочию,
С тех пор в моих снах только Вы, кабальеро!
Их было так много – явлений сумбурных,
Цветных и неярких, спокойных и страстных –
То в тоге я видела Вас на котурнах,
То с розой в руке, то с мулетою красной.
Смешались давно прихотливые тени,
Камзол запылился, запутались ленты –
И вот Вы в последнем бредовом виденьи
Сдаете посуточно апартаменты….
любви змея
снимает кожу века
кинолентами
машинами показывая мне
записки журавлями от людей
те были тёплые
сгорая за идею
пропитой родины
боялись но болели
а нынешние как то просквозили
и стыд и совесть
в век обвальных скоростей
планета Сорос
кинолентами в Солярис
и только те
как ни глушили эхом снов
раз слышат песни журавлей
не потерялись
молитвой неба о земле
и не иначе
и у меня уже давно машина плачет
когда ей кажется что я пишу тебе
любви змея
снимая кожу старых слов
Из всех нехваток
Времени и слова
О том что фатум
Это только сон колёс
А тень от дерева и боль от остального
Последний шанс заговорить от боли осень
Нехватка сердца это мел да белый лист
Приходит утро открывая камни слов
И отпуская предпоследний стон войны
Где на протянутой ладони крошки хлеба
Под тенью шляпы крап кусочка от Луны
И из Змеёвки на сиропе мчится время
Им не читать и не писать уже таких
Смешных рассказов
Даже если прогу – гений
Изобретут
За эвтаназию отобранных чудес
Вернись фантазия как флаг и паруса
Не нарисованные в детстве на бумаге
Под баны багов у просиженных дорог
И если правда где-то есть красивый бог
То это небо глаз умывшихся слезами
Вода уставшая от наших новостей
Храни детей которых делают щитами
От нищеты и глупой жадности идей
Хоть мы и сами повторяемся как тени
Но им за что
Чужой кукан гнилых рассчётов
Рассыпать мир как прошлогоднее зерно
Последним снегом
Смотрю на лужу и теряюсь в высоте
Она холодная и болью глубже неба
Что никогда вблизи не видела людей
Одни машины…
я люблю тебя
злодей
за недопитое из млечности
в мужчинах...
…Чтобы жить, но не как-нибудь.
Просто царствия не искать!
…Поднимается кверху муть,
Покрывается рябью гладь,
Носит ветер по свету пыль.
И, как стаю голодных крыс,
Кто-то, призрачен и бескрыл,
Зазывает всё вниз и вниз…
Пошустрить, пошуршать впотьмах –
Может, тоже б чего нашел,
Да у Родины в закромах
Пахнет очень нехорошо.
…Чтобы кто-то не опроверг
Через век, не короновал:
Просто жил, мол, был человек,
Что казны себе не взалкал.
Две тысячи одиннадцать
Весна
Коллекция от хаки
Ямомото
Восток эпилепсически трясёт
За то что бьётся по уши в болоте
Объевшийся капусты Запад Дикий
Вебетарьянцы одалисты и от скуки
Всё так же и остались узурпа
Торами
индейцев перетоптанных с песком
и где-то Чингачгук летает змием
к змиёнышу в коралловый аттол
И щерится цунами партизански
Смывая тень не мерою вещей
А веще как Олег в протуберанце
Оставшийся добычею неверий
Природа тихо откассандрит по и-цзину
На миг едиными и запад и восток
И дева каменная с факелом Свободы
Однажды встретит не закаты а мужчину
Сойдет как девочка с регрессией походки
Слегка кокетливой и верной как Шанель
Где узел женщины и стерва и каприз
Но все же женщина
Не вяленая стерлядь
В консервах города с кушеткой эвфемизмов
Под ней расступится не море – небеса
Она походкой и развязной и порочной
Пройдется юзом и заставит нерв плясать
Монументальной крохой платья от Шанель
Вольется в хаки повтореньем цвета ночи
И ты опять начнешь её переводить
С морских ракушек на японский
Переводчик
И где-то снова рыжей девочка родится
Где принцы света не цепляются за принцип
Слегка капризная как ручка на листе
Когда не пишется на спится и слова
Летят последними кругами на воде
Меняя веру в бога на исчадье чуда
Под сон авосей и молитву
Не забуду…
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...180... ...190... ...200... ...210... 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 ...240... ...250... ...260... ...270... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|