|
|
Хотел тебя забыть.
Ну, типа, как убить.
И память расчленить
и замести следы я.
Но осень предала,-
тебе меня сдала,
а ты меня ждала
в отчаянья любые.
Молчала и молчишь.
Ревёшь, сопишь, рычишь,-
вот-вот и все простишь,
и снова – все сначала.
Сама допрос ведешь...
Тебя не проведешь.
Меняешь ложь на грош,-
но правда измельчала.
Я вместо «а лав ю»,
туплю, юлю, грублю,
я лучше отрублю,
чем прирастать сомненью.
Но рядом ты, и грудь
вздымает как-нибудь
горошек свой к твердейшему волненью.
Хотел тебя забыть,
чтоб снова полюбить,
но снова тебе плыть
по моему запою,
и я опять пролью
на фарт календарю -
что я опять люблю,
что я опять с тобою.
2015-01-09 18:47Мост / Елена Ковалева ( Evita)
Месяца свет по воде серебристой строкой...
Пусть за спиной по шоссе проносились машины,
Мы наблюдали ладью, что плыла над рекой,
Слушали лепет волны и вдыхали покой,
Путники, к ночи достигшие дальней вершины.
Время прощаться — мгновения тянут ко дну,
Тени касаний и трепет продрогшей ночницы.
Каждый из нас уводил за собою Луну:
Я — на восток, ты на запад с Луной повернул,
Свет её плыл, растворяя и руша границы —
Словно язык тополей, – непонятен и прост.
Звезд электрических меркли ночные отряды
Перед скорлупкой, идущей размеренно в рост –
Тихих лучей разведённый над временем мост,
Может, на нём мы когда-то окажемся рядом...
Хищной птицей в вагоне место себе выискивая,
Полонённая бытом, до бесчувствия ног,
Сквозь шеренги тел, своё тело протискивая,
Жаждет взгляда того, кто бы ей бы помог.
Ей бы впасть в забытьё, скинуть дел всех ярмо,
Просто сесть на скамейку устало
Мчится в тёмном стекле отраженье её,
Слепком той, кем была и кем стала.
Кто-то сразу не встал, затаившись, как зверь
Телом, вспомнив из «Маугли» фразу
Рвутся новые судьбы в открытую дверь,
Подчинённые жизни приказу.
Но под «пулями» взглядов поднялся другой,
Видя Мать в ней, Сестру и Невесту,
Он за душу свою шёл в невидимый бой,
Ощутив отвращенье к «насесту».
Стыд холодным стволом постучал мне в висок,
Я увидел себя в настоящем:
Средь, уткнувших лицо в «монитора кусок»,
О любви бесконечно твердящем.
Оплошал, упустил коня,
И настигла метель меня,
Навалилась непрошено
В середине пути.
Мне назад бы, не чуя ног,
В замусоленный мой шлафрок,
Да тропа запорошена,
И следов не найти.
А шубейка кургузая,
Затянул на ней узел я,
Да прореху на валенке
Попытался прикрыть.
Как же выстоять, думаю?
Задувает свечу мою,
Вытекает по капельке
Молодецкая прыть…
Не со страху, поверьте мне,
Я к сугробу в заветерье
Прошагал по глубокому,
Прислонился спиной,
Как у печки ссутулился –
Вот мой дом, моя улица,
А в печи пирожок – кому?
Кушай, сыночка, твой…
За окнами уже смеркалось,
Вы выпили вина глоток,
потом застенчиво сморкались
в ажурно-кружевной платок.
А я читал Вам чьи-то строки
про близость душ, а также тел.
Ваш взгляд, первоначально строгий,
Хотя и медленно, теплел.
Вилась над абажуром муха,
стремясь спикировать на Вас.
От дерзких строчек Ваше ухо
краснело, как свекольный квас.
Я сдвинул на окне гардины,
за ними спряталась луна.
Открыв исландские сардины,
Я Вам налил еще вина.
Решившись и собравшись с духом,
Я Вас просил меня любить.
К тому ж назойливую муху
мне посчастливилось прибить.
И завершающим аккордом
Вы прошептали мне слова
с изрядной долею укора:
-О,Господи! Я так слаба!
Залив зеленый. Пляжа ободок.
Волна песок ласкает реже, реже.
У раковины светлый завиток...
Душа морская в теле побережья.
А небо в заколдованной дали
Молчит токкатой Баха в ре-миноре.
И тишина легла на край земли.
«Но ты прислушайся, она поет о море!»
Пока Барак, жуя, жуя, жуя,
по заднице — Европу шлёпал,
в поклоне раболепном каменели,
рабы, стюарды, сателлиты и холопы.
Британский шпиц – германская болонка,
с французским пуделем – чуток в сторонке.
Все в ожидании – задача непростая,
кого и как загрызть или облаять.
Ирак ли – Ливию или Иран,
собачьей, дикой стаей.
А невоспитанным, что за решёткою сидели,
в запуганном и замкнутом пространстве,
урок давал госсекретарь Джон Керри,
по – демократии — американской.
- Учитесь! Повинуйтесь! Помните,
о Хиросиме, Сербии, Хусейне и Кадаффи!
Кровь, пролитая, за величие Америки, не пахнет!
- Yes! Yes! Скулили псы, щенки и суки.
На спины падали, лизали,
Джону руки.
«Оба-на! Угол-шоу».
Оба-ма выплюнул – резинку,
пошёл за новой – с Псакою в обнимку.
В гробу перевернулась – Совесть Нобеля.
Над Сирией, Афганистаном, в Украине,
огонь и дым библейского Чернобыля,
зола, Апокалипсис Форда и руины.
__
Мораль сей басни такова,
- чтобы народы знали:
коль – демократия,
на лжи – в ней,
нет морали.
Их молчаливый диалог
возник от молнии незримой,
её разряд сбил мысли с ног
сердца, наполнив юной силой.
Под шелухой избитых фраз
живёт словам он параллельно,
в движеньях рук, в сиянье глаз,
от окружающих келейно.
Они в пространстве, средь дверей,
наполненном рабочим бытом,
а не на острове вдвоём,
людьми и Богом позабытом.
Друг друга ищут их тела,
как Юг и Север на магните,
толпе чужда их маета,
понятна – Левину и Кити.
* * *
Лепят населенье по заказу
Нового радетеля-вождя,
Затемняя наглой ложью разум,
Русофобство в принцип возведя.
Созревает в импортных пробирках
Сотни раз проверенный раствор -
В головах прокисшие опилки,
Вместо сердца пламенный мотор…
Чтоб трубу обслуживать, не надо
Много пядей – хватит и одной.
Опуская нацию до стада,
За бугром не возятся с ценой.
День за днём идёт лоботомия
Под поп-рэпа пыточный долбёж,
Мылом и гламуром обкормили,
Под лапшою уши не найдёшь.
Как князья, чиновники с откатов,
В Раде плюнь – в лоббиста попадёшь…
И не зря Шекспир сказал когда-то -
Всюду мерзопакостная ложь.
Если ж выступать придёт охота,
Выяснять, кто прав, кто виноват,
Клизму вновь поставят – не «во что-то»,
А в многострадальный русский зад.
* * *
Когда весна приходит в Питер –
Просторно птичьим голосам.
И, скинув надоевший свитер,
Мой город надевает китель
И поднимает паруса.
* * *
Нас пьяными считают? Ну и пусть!
Горбовского читаем наизусть,
Со щек стереть пытаясь дождик мелкий.
Стихи, конечно, больше, чем слова...
И я решусь тебя поцеловать,
Пока идем от Горного до Стрелки.
* * *
Ведь что-то было? Дерзко и упорно
В гранит науки мы вгрызались в Горном,
До одури влюблялись по весне.
А вечерами слушали, косея,
Как воспевает север Моисеич,
И губы повторяли: снег, снег, снег...
* * *
Рвануть на Петропавловку пора
И у стены гранитной загорать…
Там солнце по-весеннему – лавиной!
Но, забывая, что сума пуста,
Рыбак у Гренадерского моста
Упорно ловит миг неуловимый.
* * *
Из тучи кучно бьют по площадям,
И улицы на линии дождя.
Прицельно ливень поливает крыши.
Мосты ложатся хмуро под удар...
Но помогает городу вода
Стать в непогоду к небесам поближе.
Страницы: 1... ...50... ...70... ...80... ...90... ...100... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 ...130... ...140... ...150... ...160... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|