|
|
Мы живём в этом карточном домике
Между чопорных дам-королей,
И гостят у нас милые гномики,
Так похожи они на детей.
В нашем кукольном садике, маленьком
Взоры радует нам трын-трава,
Мы по радио слушаем сказоньки,
И от них не болит голова.
Дышим воздухом свежим и славным. И
В нём Це-О хоть содержится, но
Нам озона шатёр продырявленный
В мироздание служит окном.
В этом крохотном карточном домике
Мы проделаем евроремонт:
Стены выкрасим в жёлтые ромбики
И в зелёное – домика фронт.
В перекрашенной кухне у стеночек
Не устанем травить мы жуков,
Сварим кашу молочную с пеночкой –
Для гостей, для друзей и врагов.
Ничего, что вверху зорко взглядиком
Наблюдает «святой» ореол.
Хорошо мы сидим, и всё ладится,
И веселия – общий котёл!
Час настанет, и домик наш карточный,
Упадёт. Глянет кто свысока:
Скажет: «Грустный был мир, –
.........хоть на карточке, –
Жизнь им очень была нелегка...»
Ах, напомните мне о любви –
О беспечной игре природы,
Когда рушатся звездные своды
От движенья одной лишь бровИ.
Сбудьтесь склонному в бешено смять
Все бесценные ваши одежды,
Чтоб ни крохи, ни капли надежды,
Но в одно только – сбывшимся стать.
Разгоните ж наскученность той
Прежней ревности к трапезе жизни.
Мне б любовью до самой, до тризны,
В безграничье с последней мечтой.
А протянется ль в тайном мечта
Всей поденностью на бесконечность,
Раз устроила в праздник, в беспечность,
Для одних поцелуев уста?
Пишу теперь гораздо реже, резче,
и вы еще не слышали ни звука,
собой самодостаточные вещи
пока не родились, и только мука
мое переполняет альтер-эго, –
тщеславного стяжателя удачи,
лишенного возможности побега
в себя, к себе и от себя тем паче.
Стон, отвергнутый прахом сгоревшего лета,
Напросился на дальний леденящий полет.
Видно, сильно усталый, с этого света,
Он решил соскользнуть в неизведанный тот.
Может в том зазеркалье стон забудет о боли,
Запылает огнем в запредельной крови,
И на прошлых печалях разузнает о воле,
В заповеданном ложе станет стоном любви?
Но и та бесконечность – продолжение боли,
Коли срублено стоном отраженье весны.
Так метаться и там ему в поисках воли,
Забиваться обидой в болезни и сны.
Ну что же ты, стон, так захлопнулся болью?
Отрекись от себя, на мгновенье замри!
Да наполнись мечтой, яко хлебом и солью,
На заботе в свою неизбежность зари...
И по вере с мечтою объЯвленным станешь
На ангельском пире за центральным столом.
Да от стонов любви не однажды устанешь
В навернувшемся счастье тогда и потом...
Ах, Зима, ты не холод, ты мерзость озноба –
Незаметной поземкой забвенья сугробы
На слова и тепло намела.
Ты, бескрайняя пустошь с гудком электрички,
Отпугнувшим с ветвей колокольцы синичек,
Разве я тебя в гости звала?
Ах, Зима, я привыкнуть к тебе не умею –
Слишком поздно светает и рано темнеет,
А под вьюгу безрадостен сон.
Много снегу насыпала, мало сказала –
Ты пуста, как заснеженный путь у вокзала,
Где пока не затоптан перрон.
И вот к нам – пришельцы: к удаче ли... горю? –
Явились они, никого не спросив,
Энергий – избыток, занятия – море,
Внося в атмосферу движенья прилив.
Они изучают здесь каждую точку,
На нашей «отсталой», покорной Земле,
И знают о нас все детали построчно,
А мы, зная ноль, дремлем сладко в тепле.
Вторжение это для нашего края
(Зову я событья названьем прямым.)
И знанья, возможно, они применяют:
Для нас? Против нас? Или в помощь другим?..
Дорогою звёздною, ночь рассекая,
Корабль устремляется в тёмную даль,
В пакетах фасована, может, земная,
Придуманна всё же не нами мораль.
Но чьи мы потомки? История наша
Согласно какому сценарию шла:
Подправили где-то, подбавили даже,
И дни «завертелись», как будто юла?
А если Писание вспомнить – особым,
Усильем Божественной воли Своей
СоздАл нас по образу Их Преподобья
Он, хоть не открывшись, ушёл поскорей.
В мечте о планетах других, незнакомых
Питомцев растили, и вот, наконец,
Созрели мы, только в родном нашем «доме»
Секретов раскрыть не позволил Творец.
Вы прибыли к нам для добра или худа?
Мы будем, конечно, со всеми дружить,
Сама так судьба повелела – да, будем...
И в принципе как же вы людям нужны!!!
Подайте зверью кровожадному кости...
О, вы нас когда-то из джунглей спасли,
Не дав убивать, ликовать нашей злости,
Что нам – идеалы? – мы – дети Земли...
Мы кровь, мордобой знаем в нашей юдоли,
А избранным каждый прощаем каприз...
И раненый взгляд гладиатора молит,
Но видит лишь палец, направленный вниз.
У нас на развес покупают и правду,
Друзей и права, отпущенье грехов,
На нашей планете творить – это право,
Которому спонсор даёт полный ход.
С деревьев сойдя, очутились мы ниже,
И, если хотите в контакты войти,
Став роду людскому понятней и ближе,
Сойдите вы к нам – вверх не знаем пути...
И всё же сознанье у нас и решенье.
За гостем, за дальним тянуться хотим
В глуби примитивного из измерений.
Итак, вы пришли, мы поём ваш мотив.
Но встанет вопрос, как Венера из пены:
В каком направлении вместе пойдём?
Куда поведут нас вожди из Вселенной –
На белом ли свете; теперь ли, потом?..
Я тихо крался в темноте.
Пускалось сердце в дикий пляс.
Пробраться в дом чужой хотел
я в эту ночь уже не раз.
Нет фомки той, что дорожил,
забыл отмычки, как всегда,
но лазить по домам чужим
моя работа и судьба.
Дверь заперта. На крышу влез,
потом в трубу. Там теснота
меня душила. Я воскрес
от воплей буйного кота.
Связав, я кляп ему воткнул,
в дверях столкнулся с косяком,
коньяк из фляжки отхлебнул,
и в комнату вошел тайком.
Там, сделав все свои дела,
уже собрался уходить,
но из ружейного ствола
какой-то гад пошёл палить.
Я вихрем нёсся напролом
с мешком тяжёлым на спине.
Нести добро так тяжело,
но бегать с ним ещё трудней.
А после, глядя в небеса,
на крыше тяжко я дышал.
Кот развязался, видно, сам
и рядом топал не спеша.
Он предложил мне закурить.
Мы поболтали в свете звёзд.
Непросто счастье приносить,
когда ты просто Дед Мороз.
Два кинжала в твоей и в моей руке,
Два отточенных бешеных жала.
Но зачем же, любимая, до боли в руке
Рукоять ты бедовую сжала?
Что за блеск в жестоких твоих глазах?
Мне, родная, он не по нраву.
Какую радость находишь в слезах,
Какую в беде забаву?
Зачем ты вонзаешься сталью в любовь?
Как страшно душе, как больно!
Кусай теперь свои губы в кровь.
Неужели и этим довольна?
Смотри же, как корчится наша любовь,
Как мучается, как умирает,
Как стонет и жалится вновь и вновь,
Страдая за что – не знает?
Неужели, жестокая, тебе невдомек:
Бессердечьем себя ты погубишь?
Подожди, пройдет пусть немалый срок,
И однажды опять ты полюбишь.
Достанешь ли снова свой страшный клинок,
От души чтоб отрезать кусочек?
Пусть другому удастся, что я не смог,
По местам пусть расставит все точки.
Взял и я свой голодный бесовский кинжал,
И занес на любовь без чувств.
Не страдала чтоб долго, всю искромсал.
Пусть страшно и больно мне, пусть.
Вне любви теперь двое сильных людей –
Одинокие, гордые, грубые.
А живая любовь с укором глядит:
- Что ж вы наделали, глупые?
Отслужен по мертвым молебен.
Бог даст: да и встретимся там.
Здесь воин судьбою отслежен,
Тут каждому – по серьгам.
Как выстрел, команда: «По коням!»
За данью донецким степям
На пики тела свои склоним
Аллюром по свежим костям.
Одно только молим и просим:
Не встретить родного б лица
В противных ужасных окопах:
Брата ли, друга, ...отца
В пылу разыгравшейся битвы
От страха не изменить
Желающей кровушки свиты
Из сабли, винтовки, копыт...
Догорая на рассвете,
Льется свечки тусклый свет,
На вопросы не ответит
Переменчивость примет!
Не сбываются гаданья
В первых числах января,
Нет ни встречи, ни свиданья –
Башмачек бросала зря!
По плечам напрасно вьются
Кудри дивной красоты,
Серым воском в тонком блюдце
РасплылИсь мои мечты.
Что сокрыто темной далью? –
Проглядела все глаза.
Посветлело зазеркалье,
Ничего не показав.
Полушепот, полумаска,
Умывание лица...
А хотелось верить в сказку
До конца...
Вагон умчался. Снова загрустил
Огромный серый камень у перрона
Он одинок и не осталось сил
Лежать бесцельно. До глухого стона
Вдруг надоело.Быть «не при делах»,
Причиной злости путников усталых
Он часто видит в бесконечных снах
Как, закалившись, будет крепче стали.
Он сможет быть…. Сильнее всех других
Лежать на сердце, падать камнепадом…
Быть камнем преткновенья у одних…
А те возьмут его ломать преграды…
Летать из огорода в огород….
С души свалиться – это ли не счастье….
Сим-симом открывать волшебный вход…
За пазухой запрятаться в ненастье….
Но в самых отдаленных уголках
бездушно-каменного, серого сознанья
мечтает , чтобы Он , на Небесах,
Его бы взял Основой Мирозданья!!!
Гаечка на болтике,
Кирпичик под фундамент,
Бревнышки для плотика,
Ниточки в орнамент.
Мне бы в дар заклепочку
На жизнь и за игрушку,
Ту, что с круглой попочкой, –
Достойную девчушку.
Чтобы сердце намертво
К сердцу приклепала.
Чтобы душу – набело,
Да со мной пропала бы.
Я б красотку-любушку,
В песню словом знаковым,
Только б мне голубушка
Стала сутью ласковой.
Лишь меня любила бы
Пуще света сущего!
Грусть на нет срубила бы,
В строгой вере в лучшее.
Чтоб моя тростиночка
Царицей стала Савскою.
Да отдала б милочка
Мне престол тот царский.
С ней бы вместе правил я
Миром огорошенным.
Всех любить заставили б
На лугах нескошенных.
А когда б устали мы
От трудов правительных,
Трон богам оставили бы
И ушли в воители.
За любовь сподручную
Нежную, широкую,
Да за жизнь нескучную
И мечту высокую.
Как из схватки яростной
Вышли б в победители,
Так ножи предателей
Нашу кровь увидели бы.
И умрем тогда в одну
Памятную дату,
Унесем с собой мечту
Несбывшимся в утрату.
Светом в лучшем из миров
Друг в дружке обретемся.
И на том без лишних слов
Любовью обзовемся.
Гаечка на болтике,
Кирпичик под фундамент,
Бревнышки для плотика,
Ниточки в орнамент.
Мне бы в дар заклепочку
На жизнь и за игрушку,
Ту, что с круглой попочкой, –
Достойную девчушку.
Утеряна книга,
..... покоится в мире.
Прислушайся к зову,
..... печатная лира!
Звездой за глазами
..... сверкнула иголка,
во прах улетели
..... догадок осколки.
Пушинка без веса
..... скребётся наружу,
а места, где горько
...... и не обнаружить.
Фотоны стремятся
..... в слепое пространство,
ищи-не найдётся
..... тепла, постоянства.
Уже не вчитаться
..... в ушедшие строки,
не вспомнить объятья
..... порыв одинокий...
Сиреневый месяц,
..... забытые сказки...
Поблекли картины,
..... притихшие краски.
Страницы чистой на столе
Листок белеет,
Столик он в этой белизне –
Пиши смелее!
Пусть расторопная рука
Жестоко правит,
Стоп-кадром каждая строка
Листок проявит!
Сто построений на слуху,
Сто постановок
Застаявят засиять строку
Кристаллом новым!
Простой иль вычурный сюжет
Исторгнет разум? –
Искать столь пристально ответ
Не стоит сразу.
Восторг неистовый, мечту,
Сто смыслов слова
Сокрыл создатель в чистоту
Листа пустого!
Владеет Россией карающий бог –
Беспутный растлитель-охаянник Бахус.
Делами иллюзий в калечный оброк
ГорАздятся жертвы на трапезной плахе.
Сидят за одним большущим столом
И молятся дружно иконам бутылочным.
В прислужниках змеи и черти зеленые
Все холят их глупостью мыслей обрывочных.
И так набирая пропойный свой стаж,
Может и станемся в святости бахусной,
И будет нас ждать последний этаж
Подвала бомжатного безымянно безадресно?
А если не сами на «ЕСМЬ» снизойдем,
Не сможем добраться до святости в толику,
Первые рюмки внукам нальем,
НабрEдим в похмельях им сан алкоголиков.
Наш спор прекратить невозможно,
Работать с тобой невозможно,
Прожить без еды невозможно,
Злой дух истребить невозможно.
Ах, вOйны глупЫ невозможно,
Одна я теперь – невозможно...
Просить спесь твою невозможно,
Любить мне тебя невозможно.
И все сны мои – невозможны,
Дела в них – длинны невозможно,
Прожить, как хочу, невозможно,
А можно ль сломать невозможность?
Я выросла в Литве, среди озёр, холмов и рек,
Ещё порою вспоминаю сосны и грибы,
И площадь Черняховского, где сад, и Панеряй,
Вокзал и Гедиминаса проспект, ах, милый край..
Хотя и не зовут к себе дорожные столбы.
Полгода лишь со дня, как я оставила страну,
Всего полгода, это – много лет иль мало дней?
Наверно, так тоскует ель, живя среди ужей,
А может, это – танец ветра вдоль родных полей
И молнии излома над движеньем ковылей?..
Полгода лишь со дня, как я оставила страну,
Живя в калейдоскопе пёстром новых мест и дел..
Но жарко запылал костёр, что «Стену» осветил
И, отразившись в Немане, пронзил кресты могил,
И ужас над оглохшими сердцами прогремел.
Уж прах зарыт давно, и догорели угольки,
Прожорливый огонь, что жертву сжёг, давно погас,
На месте алтаря навек возложены цветы,
Они не вянут, в них воспоминанья и мечты
О Ромасе, о том, что было раньше и всех нас.
Я выпил цистерну водки,
Пьянящую тонну вина,
И осталась за мной поганая,
Беспутная девка – вина.
Она задирает платье,
Оголяет бесстыдно грудь
Пред каждым, кто прется ей в братья,
Кто скажет: – Моею будь.
И я ее, страшную, прячу
От жестоких насмешливых глаз
И беспрестанно иначу
Через агонии дрязг.
Она меня, грязная, любит
Любовью тягучей без дна.
И меня же однажды погубит
Как застынет во мне одна.
В безумье, ее ненавижу,
Глотая пилюльную боль.
И лгу постоянно, хоть вижу
Ее облажненную роль.
Я больше не гажусь водкой,
Не пью постаканно вина.
И может однажды знакомкой
Уйдет от меня вина?
Сниму с плеча накинутый пиджак,
блесну глазами хищнически ярко,
и ты меня тогда захочешь так,
что мне непроизвольно станет жарко!
Увы и ах, но не собрать костей
была обречена она, бедняжка, –
шикарная, погибшая рубашка –
под натиском накрашенных ногтей.
Игриво увлекая на кровать,
мою укусом шею маркируешь,
целуешь до крови и не блефуешь,
когда клянешься в клочья разорвать.
И мне уже настолько горячо,
что даже и не высказать словами,
но я тянусь настойчиво ключом
к двери, ведущей в адовое пламя.
Стихли громы катастрофы,
Лютым был последний бой.
Ты, всходящий на Голгофу,
Не ищи пути домой.
Всюду – тишь... Цветенье пышно
Над горой недвижных душ.
И впервые стало слышно
Пенье птиц над гладью луж.
Где-то там, среди хаоса,
В дрожь окутана, бреду.
Но ответы на вопросы
Вижу разве что в бреду.
Только я и стылый город ...
Я – одна, что за мечта...
И сжимает крепко горло
Вечным слоем пустота.
Все творенья уничтожив,
(Ими был богат наш мир)
На меня взвалил, о Боже,
Ты последний страшный пир...
Жизнь осталась только в прошлом –
Разве мёртвые кричат?
Здесь отныне верить можно
Лишь в обломки кирпича.
Бесполезны упованья –
Словно в Дантовом аду,
Есть одни воспоминанья,
Но прогнозов – нет, не жду.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...390... ...400... ...410... ...420... ...430... 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444
|