Вчера, 6 мая 2009 года, на 72м году жизни умер большой поэт Лев Лосев. Светлая ему память.

НЕТ

Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.

Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.

Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.

***

КВАРТИРА

Мне приснилaсь квартира окном на дворец и Неву,
на иглу золотую, что присниться могла б наркоману.
Мне сначала приснилось: я в этой квартире живу.
Но потом мне приснилось, что мне это не по карману.

Мне приснилось (со злобой), что здесь будет жить
вор-чиновник, придворная чeлядь, бандитская нелюдь
иль попсовая тварь. Мне приснилось: пора уходить.
Но потом мне приснилось, что можно ведь сон переделать.

И тогда в этом сне я снова протопал к окну
и увидел внизу облака, купола золотые и шпили,
и тогда в этом сне мне приснилось, что здесь и усну,
потому что так высоко, а лифта еще не пустили.

***

С ГРЕХОМ ПОПОЛАМ

...и мимо базара, где вниз головой
из рук у татар
выскальзывал бьющийся, мокрый, живой,
блестящий товар.

Тяжёлая рыба лежала, дыша,
и грек, сухожил,
мгновенным, блестящим движеньем ножа
её потрошил.

И день разгорался с грехом пополам,
и стал он палящ.
Курортная шатия белых панам
тащилась на пляж.

И первый уже пузырился и зрел
в жиру чебурек,
и первый уже с вожделеньем смотрел
на жир человек.

Потом она долго сидела одна
в приёмной врача.
И кожа дивана была холодна,
её — горяча,

клеёнка — блестяща, боль — тонко-остра,
мгновенен — туман.
Был врач из евреев, из русских сестра.
Толпа из армян,

из турок, фотографов, нэпманш-мамаш,
папашек, шпаны.
Загар бронзовел из рубашек-апаш,
белели штаны.

Толкали, глазели, хватали рукой,
орали: «Постой!
Эй, девушка, слушай, красивый такой,
такой молодой!»

Толчками из памяти нехотя, но
день вышел, тяжёл,
и в Чёрное море на чёрное дно
без всплеска ушёл.

Как вата склубилась вечерняя мгла
и сдвинулась с гор,
но тонко закатная кровь протекла
струёй на Босфор,

на хищную Яффу, на дымный Пирей,
на злачный Марсель.
Блестящих созвездий и мокрых морей
неслась карусель.

На гнутом дельфине — с волны на волну —
сквозь мрак и луну,
невидимый мальчик дул в раковину,
дул в раковину.

Этот город, Невою расколот,
Золотым истуканом храним,
Этот чистый и девственный город,
Притворившийся как бы моим,
Этот город внезапно-весенний,
Где Горбовского след не простыл,
Где ходил по Большому Есенин,
Где по Малому Бродский ходил,
Где под выстрел полуденной пушки
Просыпается в каждом пиит,
Где звенит удивительный Пушкин,
И весна упоенно звенит!

Он с весны висел на ветке,
Был зеленый – пожелтел,
Только дунул слабый ветер,
Он уже и полетел.

Будет холодно, конечно,
Да и голодно, я знаю!
Потому-то я орешки
И грибочки запасаю.

Две березки у реки
Как на сказочной картинке!
Протянули паучки
Между ними ...

Надо место подыскать,
Да подальше от дороги,
Чтоб спокойней было спать
До весны ему в ...

Летом был Егор на море,
Отдыхал в деревне Коля,
За границу ездил Боря,
А теперь они все в ...

У моей бабули Вали
В огороде стало пусто,
Урожай мы весь собрали,
Но стоит еще ...

На березу села стая,
Не свистит, не напевает.
Да, без горнов и гитар,
Не напеть ей слово «Кар»!

Он не снег, но тоже белый,
А в тени немного синий.
Что же это, в чем тут дело!?
На траве белеет ...

Это чудо для Иринки
Поздней осенью бывает -
Раньше падали дождинки,
А теперь они порхают.

сентябрь, 2007

Ответы вразбивку: школе, стая ворон, лист, снежинки, иней, белка, капуста, берлоге, паутинки

-Ну что, Гнедой,
пошли – домой.
Пора, кормилец, на покой.
Устало, вспаханное поле,
и мы намаялись с тобой.

Понурый конь,
звеня – уздой,
кивнул согласно головой.

- Тебе тринадцать,
мне – двенадцать.
А сложим – целых двадцать пять.
Нам – хлеб растить, нам – убирать.

В селе остались только вдовы,
калеки, дети, старики.
Но мы с тобою – мужики,
трудится до смерти готовы.

Хотя в конец оголодали,
гляди, не держатся штаны,
работаем – не – за медали.
Мы тыл и черный хлеб войны.

Нам поднимать крестьянский клин,
пока ещё не пал Берлин.
Смекай, Гнедой, пойми, родной,
у нас Россия за спиной.

И, соглашается Гнедой,
кивая грустно головой.

- Перед войной – мы все равны.
И лошади,и пацаны. Но я, порой,
бываю злой. Прости меня!
Простил, Гнедой?

И конь покладистый,- не гордый,
в плечо уткнулся тёплой мордой.
_

Идут тропинкой, вдоль дороги,
конь и мальчишка в постолах.
Толкуют о больших делах,
едва передвигая ноги.

На обуви полпуда глины.
- Гнедой! – Направо!
Видишь,«Мины».

Смиренье – отрезанный мир
претензий, обид, полномочий.
Желаний режим подзамочный
и совести спящий вампир.

Смиренье – вот мера всего.
Воздушно, светло, равнодушно
сдавать попредметно, подушно
всю жизнь свою ради него.

Смиренье. Отмерив – отрежь.
И эту весну не жалей ты.
Сломай соловьиные флейты,
мечтами проевшие плешь.

Смиренье. Червонец на грош.
И пофиг. Верней – толерантно.
Иначе вернёшься обратно,
когда до предела умрёшь.

Кощунственные танцы на костях
Невинно убиенных и распятых
Кому нужны, кому внушают страх
Отдавшие Победе жизнь солдаты?

Хатынь и Лидице, и Бабий Яр -
Всего лишь операция зачистки?
Кому кровавый мировой кошмар
Как сор в зубах для новой зубочистки?

Кто на счетах считает жертвы той
войны недавней и войны жестокой,
Кто в деньги переводит шаг любой
Сожженного технологичной топкой?

Кто с калькулятором и пеною у рта
Все пересчитывает миллионы
Замолкнувших и вставших у креста?
То – нелюди, не писаны законы

Их душам, потемневшим, словно ржа,
Их совести, червивой и несытой…
Дождетесь, словно лезвие ножа
Взорвет вам сердце память тех, убитых.

И травинок, и листочков,
И букашек, и цветочков
Много я найти могу
На зеленьком ...

Был как солнце этот цвет,
Очень яркий, золотой,
А потом он стал луной,
Только дунь – его и нет.

Без «чика», я бы мог
Звенеть на колокольне,
А с «чиком» – я цветок,
Расту в лесу и в поле.

Тельце золотое,
Белая рубашка,
Это что такое?
Правильно, ...

Тяжелит ее роса,
Косит звонкая коса,
И едят ее, и топчут,
А она растет, не ропщет.

Что за чудо эта ночка,
Будто маг искусный, -
Засверкали на листочках,
На травинках и цветочках
Маленькие бусы.

На соломинке, мы знаем,
Ни сучков и ни ветвей, -
Все равно, по ней вползает
Очень быстро ...

Вот затихнет теплый вечер
На пороге темной ночи,
И в лугах, у тихой речки,
Кто-то громко застрекочет.

Давайте все мы, дети,
За чудом проследим -
Сегодня он не цветик,
Но завтра будет им!

Снег не весь еще сошел,
Обогрелся чуть песок,
А на нем уже расцвел
Желтый маленький цветок.

апр., 2007

Отгадки вразбивку: бутон, лугу, мать-и-мачеха, колокол-колокольчик, одуванчик, кузнечики, трава, ромашка, муравей, роса.

Гляди-ка – луч, разбуженный весной,
Ползёт по полу, как черепашонок.
Несёт, как солнце, панцирь золотой,
Глядит на нас и щурится спросонок.

И я ему дорогу уступлю,
Мы видим свет, и света будет много.
И видит Бог, как я тебя люблю,
И видишь ты – любовь моя от Бога.

Жизнь, как ярмарка, пляшет и плачет,
За копейку продаст, не спасёт.
Словно вор, украдёт, перепрячет,
Откопает и в ночь унесёт.

А потом будет стынуть лилово
Страшной ссадиной между бровей
За впотьмах обронённое слово,
За несбыточность смерти твоей.

Ликует малыш: я тебя победил, расстрелял!
Походкой хозяина пересекает площадку.
С колен поднимается тот, кто ему проиграл,
С колен поднимается не захотевший пощады.

В ушах его до сих пор слышится: «тра-та-та-та!»
Он входит в парадную, он поднимается в лифте,
Засохшую землю он вытирает у рта.
Какое там третье, когда он в таком-то вот виде.

«Иди, умывайся!» Он в зеркало смотрит: убит.
Багровое «тра-та-та-та» и приклад автомата.
Он мёртвая птица, он в чёрную землю зарыт,
Он умывается лишь потому что «так надо».

Погибнуть в бою пострашнее, чем просто пропасть,
И папа, что просто пропал, с ним, согласен, конечно.
«Я третье не буду». Лечь во весь рост на кровать,
Зачем-то представить, как вешали с папой скворечник.

Это было неправдой, это было во сне.
Это было во сне, это было неправдой.
Я увидел тебя, ты понравилась мне.
Это было во сне.

Твои тонкие руки могли уберечь...
От всего уберечь. И наш поезд не вечен.
И друзей самых лучших враждебная речь,
И гостиничный медленный вечер.

Моложавый портье, чуть помедлив, ключи...
(Это было во сне, это было неправдой)
Протянул. Хоть немного и ты помолчи.
Серебристого счастья ключи.

Города, города. Ты уйдёшь в города.
Но и всё-таки было, и всё-таки было
Не во сне, не во сне, навсегда, навсегда.
И тебя я любил, и меня ты любила.
Счастье, радость моя навсегда.

Прихлебывая вкусно чай с вареньем,
От блюдца вы не отрывали глаз.
Я подошел и с внутренним волненьем
Вас попросил сказать- который час.

Лед отчужденья постепенно таял
От смысловой нагрузки этих слов.
Вы, оторвав свой взор от блюдца с чаем,
Ответили, что нет у вас часов.

Ваш голос был воркующим и сладким,
Немедленно раздув в душе пожар.
И на себя я посмотрел украдкой
В надраенный пузатый самовар.

Красив и статен, в шелковой рубахе,
Подумал я: -Ну чем не господин?!
Начищенную дворницкую бляху,
Заботливо поправив на груди.

Призывно пела канарейка в клетке
И, покоряя выбранную цель,
Я вытащил из плисовой жилетки
Излюбленную вами карамель.

Мы пили чай с фруктовой карамелью,
Я дерзости шептал, от счастья пьян.
И вы, как гимназистка, покраснели,
Сказав:- Мерси боку за комплиман!

Я вас назвал желанной и пригожей,
И тихое в ответ услышал: -Да!!!
Но тут раздался скрип калош в прихожей-
Не вовремя вернулись господа...

Всё те же разговоры, Коктебель.
И Магомет не бог – скрипач из бара.
Всё та же чайхана, опять форель.
На ужин охмелевшая гитара.

Стихи под Юнгой, сказочник в палатке
Безумно яркий потолок из звёзд.
Холодная вода на радость Радке.
И радуга как поднебесный мост,

Разорванная чёрной бахромою,
Гремящей бесшабашностью из туч.
Дождусь дождя и вновь лицо омою
От пыли гор и пепла серых круч.

Август 2003г

. . . . . . . . . . Лане Шангиной

Я ромашка, расту и живу налегке -
Листьев нет, стебелёк тоньше спички,
На моей желтоватой горячей башке
Ни одной белоснежной косички.

Приходил мальчуган, помню – руки в золе,
А глаза голубы и раскосы.
Поняла, для чего я жила на земле
И зачем он повыдергал косы.

Но однажды родится такой человек –
Рук не вырвет и не обезглавит.
Средь таких же, как я, недобитых калек
Он пройдёт и ногой не придавит.

И куда бы ни шёл – лишь бы не на войну,
Я вослед моему великану
Обернусь и, наверное, шею сверну,
И совсем некрасивая стану.

Я без ума от ваших глаз
и от улыбки, полной тайны.
Я по уши влюбился в вас
и думаю, что не случайно

сейчас я здесь, у ваших ног,
покорный, тихий и смиренный...
Сдержать эмоций я не смог,
пав перед вами на колени.

Я завалю ваш будуар
цветами. О, моя богиня!
На вас молиться буду я,
лишь назовите ваше имя.

И этот, столь изящный, текст
для вас читаю в первый раз я
с надеждой на любовь... И секс
во всем его разнообразьи!

Свет мой, свет мой,
Возвышаешься передо мной,
Словно дом в перспективе рассветной
С проявляющейся глубиной.

Это времени архитектура,
Это тайных вещей объём,
Это солнечные фигуры,
В неподвижном мире моём.

Знать, мне чьё-то счастье досталось,
Если разница столь велика
Меж тобой, приносящим радость,
И моей конурой старика.

Значит, ходит в дали беспечной
С камышовой дудочкой тот,
Кто заглянет в мой дом под вечер
И в котомке тебя унесёт.

Почки набухли, как небо
перед весенней грозой,
этого майского лейбла
в тютчевский мезозой.

Почки набрякли, как веки
спящих запойно кустов,
но флегматичные ветки
все в возбужденье от снов.

Почки набухли, набрякли,
и – голубым, молодым,
скоро маевки и грядки
скроет сиреневый дым.

Почки набрякли, набухли,
миг, и рассыплет весна
новью кудрявые буквы
в древние письмена…

Дорогие родители!
Вы теперь небожители,
по-над грома раскатами
разглядеть бы мне, как там вы,
хорошо ли вам, плохо ли?
Каблучки мои цокали
в заблужденье решительном
на страницах, где жить не нам,
имена ваши, отчества -
на гвоздях одиночества,
глухоты, ослепления,
сумасшедшего пения.

Мир, весною наполненный,
так огромен, что больно мне
от добра равнодушного,
от отчаянья дружного,
от иных – сердоболия.
Что родные? Да ноль им я.
Незатейливо лгущие
и легко предающие
будни, словно кошмарики...
Уголка нет на шарике,
где потеряна родина.
Хорошо было вроде нам...
Хорошо было вроде бы...
Только нет больше родины.

Arifis - электронный арт-журнал

Студия поэтов