|
|
КамнЯми в сухом колодце
слезы в моих глазах.
-Уходит, уходит солнце,
Слышишь, брат, дело швах!
Дело, похоже, к ночи –
за тридцать, летишь с горы...
Хватит уже кровоточить,
С песней в иные миры
Ехай!
Вдыхаешь воздух,
выдохни, блядь, стакан,
должен же быть роздых
что ж ты все время пьян?
Ты еще носишь мясо,
и улыбка, и кровь полны.
Вера ждет своего часа,
человек ждет своей волны!
А ничего не получилось!..
Хотели всем – и полной чашей.
Хватило дюжине и на ночь.
К тому же все разодрались.
А ничего не получилось!..
И полупьяная Фемида
Мечом пластала без разбора.
Повязка слезла до колен…
Стоять по грудь –
И улыбаться…
Смотреть –
И ничего не видеть…
И верить истово,
Истошно,
Что завтра…
Что ещё чуть-чуть…
А ничего не получилось!
Ушли цветы,
Увяли птицы.
Над полудохлым
Полустанком
Плыл
Полоумный
Полонез.
 Ладоземье, ладо-край, Ладога-Олонка,Ладомирье, ладо-рай на ладони тонкой.Плещет светом лунный шар в облачной шаланде,на веранде – самовар, август на веранде.Над бессмертною водой росчерки рассвета,нервно крикнет козодой, – вот и было лето.Проплывет дождями грусть – отпускная ретушь,не прощаясь, оглянусь...Спать пора,рассвет уж...
Прости нас Дик, не все мы адвокаты,
в нас больше прокурорские слова,
но помним мы, как ты «Зенит» когда-то
привел к победе в Кубке УЕФА.
Как пацанов кривых, неадекватных,
ты превратил в кудесников игры.
Но не нужны России адвокаты,
пока у прокуроров топоры.
Над мячиком, таким же, как планета
любой пацан согнётся для пинка.
Ударить, пнуть, так это не победа.
А тренеров разрешено пока.
И слёз досадных вовсе не скрывая
от злости – «...как ещё б «Зенит» сыграл!...»
«...И чемпионом стать ещё реально...»
уехал ты, товарищ Генерал.
«Зенит» продали, предали, не знаю,
но долго ждать, пока ещё лафа
нас вывезет кривая, золотая
(хоть правнуков!) на кубок УЕФА.
1.
Прикрепите к первой ноте
Вы оленьи украшенья,
И на этом вы найдете
Интенсивное движенье.
2.
Вот обычный крик вороны
В грязь прудовую свалился,
И по странному закону
В галерее очутился.
3.
С хоботком, но небольшой,
И кусает больно он,
Но, как букву «ша» нашёл,
Превратился в страшный сон.
4.
Что внизу моей квартиры,
Плюс ещё и кто летает? -
Это линии пошире,
Но её напоминает.
5.
Очень бурное движенье! -
Согласились, покивали,
А потом для подтвержденья
Все на ней и записали.
6.
Я прислушаться призвал
Только к ноте, но назвал
Сразу целое явленье,
Что достойно удивленья.
7.
В нём от дерева немного
И от лучика имеет, -
Он не ездит по дороге
И летать он не умеет, -
Ребятишкам на забаву
Любит он по лужам плавать.
8.
Если только прибавляем
Мы к игре японской древней,
С общим предком поколенья,
Сразу место называем,
Не село и не деревню,
А побольше населеньем.
9.
Называем переброску
Мы мяча и это место,
Где судов скопление -
Получилось очень просто
И довольно интересно -
Удостоверение.
10.
Очень страшно зарычала
После вспышки высь,
И собака перестала
Сразу что-то грызть,
Ну, а мы соображаем,
И чего-то убавляем.
Ответы вразбивку: го-род, пол-оса, пас-порт, до-рога, гром-кость, кар-тина, бум-ага, комар-кошмар, чу-до, кора-блик
1. В зелёных строфах
В зелёных строфах будто бы земля,
Её движенье в пропасть. Лес, иголки.
В зелёных строфах завывают волки.
В зелёных строфах красная заря.
Штыки и пули в этих лучших строфах,
И, как планету быстро не крути,
Везде стоит, прицелившись, фотограф
До сладостного выстрела в груди.
Есть у меня ещё одно желанье.
Спросить, пока не знаешь ты о чём:
Что в этих рифмах есть от умиранья?
Стихи не ведают, и я не обречён.
Лежать, как мармелад, в своей могиле
Под ворохом отточенной хвои
За все стихи, которые любили,
За те глаза зелёные твои.
2. Белые строфы
Белые строфы. И даже не снег, а свет.
Как будто страницы книги, живые, поскольку
Пушкин, Тютчев, Иванов, Тарковский, Блок.
Поскольку Фет, Заболоцкий, Гумилёв, Окуджава.
Нет. Это лучше музыки. Я знал человека,
Которого я любил. И когда он умер -
В эти дни оставались только белые строфы.
Они остаются и после всего, наверно.
То ли это звон капели…
То ли птицы звонко пели…
То ли в солнечной купели
Искупался новый год?
Но на краешке лежим мы
В нарушение режима
И летит неудержимо
Мне навстречу небосвод…
А на краешке на этом –
То ли крыши,
То ли света,
Ночи
Или же рассвета,
Или жизни на краю,
К небесам тебя ревнуя,
Счастье у судьбы воруя,
Сам никак не разберу я –
Плачу?
Или же пою?..
Этих глаз твоих темницы,
Эти чёрные ресницы…
Мне, наверно, просто снится!
Или всё же наяву?..
На прогретой солнцем крыше,
Выше звёзд и неба выше
Я узнаю, я услышу
И пойму,
Что я живу…
И плевать, что скажут люди…
Кто простит и кто осудит…
И как долго счастье будет –
Вечно или же пока…
Если рядом наши лица.
Если сон покуда длится.
Если две шальные птицы
Режут
Накрест
Облака.
Когда ты говоришь, твои слова чуть слышны,
Как будто бы не ты, как будто бы другой.
И образ, что тобой так тщательно измышлен,
Измышлен не тобой, конечно не тобой.
И все твои слова, идеи, мысли, чувства
Придуманы давно, написаны давно.
Ты думаешь, что ты – высокое искусство?
На самом деле ты – последнее говно.
Осталось только ждать, что сделают с тобою
Враги и не враги, друзья и не друзья.
Сожгут на площадях, лобзаньями покроют
Твое второе я? Твое второе я…
На клавишах ступенек
играли каблучки.
Девчонка – в небе солнышко.
А ножки как лучи.
Мелодия старинная –
тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Но, вдруг, споткнулся лучик -
ломается каблук.
И музыка умолкла.
Падение и стон.
Стрелой пронзил мне сердце
паршивец-купидон.
Лицом я хуже чёрта.
А Солнцу нужен Бог.
На голове, как дерево,
растёт лосиный рог.
Не горячитесь, старцы,
природе вопреки.
Не станете рогатыми,
минуя каблучки.
Мне грустно, грустно оттого, что
любя, я лгать тебя учу,
но двух сердец немая почта
скользит по тайному лучу.
Но сердце миру нараспашку,
и жизнь меняется на жизнь,
что, в общем-то, не очень страшно...
Держись, любовь моя, держись!..
В этом ящичке зелёном только белая бумажка-
за квартиру счёт,
А письма не опустили, и не жду уже, бедняжка,
Что оно придёт.
Мой сыночек маленький,
Отписал бы маменьке!
Карандашиком в тетрадке уж не я ль тебя учила
буковки писать?
Это было в прошлом веке и годков с тех пор уплыло
ровно тридцать пять.
Без письма-то,маленький,
Одиноко маменьке.
Почтальонка наша, Верка, всем чего-нибудь приносит,
К нам же – ни ногой,
Николаевна, соседка, вот возьмёт и завтра спросит,
как там правнук мой?
Понимаешь, маленький,
Неудобно маменьке.
Ты возьми листок бумаги и купи конвертик новый
(стоит он пустяк),
Да смотри, не перепутай, адрес должен быть ПОЧТОВЫЙ,
то есть, без собак.
Просекаешь, маленький,
Глючит Виндус маменькин!
1.
Не художник он, но краской
Пахнет неизменно,
По картинам он не мастер -
Мастер он по стенам!
2.
Вижу в небе самолет
Как светящийся комочек,
Управляет им пилот,
По-другому просто ...
3.
Педиатра ты не бойся,
Не волнуйся, успокойся,
И, конечно же, не плачь,
Это просто детский ...
4.
Выезжает на дорогу
Он обычно спозаранку,
На педаль поставив ногу
И рукой крутя баранку.
5.
В ресторане их найду я -
Эти люди в колпаках
Над кастрюлями колдуют
С поварешками в руках.
6.
С белым мелом и с указкой
Он проводит нам урок!
И рассказывает классно
Наш любимый ...
7.
Нам даёт товар и чек
Не философ, не мудрец
И не суперчеловек,
А обычный ...
8.
Ходят шумно поезда
И сигналят иногда
Нам гудками или свистом,
А ведут их ...
9.
Их ракеты доставляют
На такие корабли,
Что ни в море не бывают,
Ни в штормах, ни на мели!
10.
Он водил вокруг Земли
И суда, и корабли,
Повидал он много стран,
Мой знакомый ...
Ответы вразбивку: продавец, капитан, маляр, врач, космонавты, машинисты, лётчик, шофёр, повара, педагог
Среди жары порхает Тень,
Садясь на пыльные ступени,
Взлетая снова. Целый день
Носить надежду юной Тени.
Успеть бы встретить, полюбить,
Исполнить эту жизнь как песню,
Припева солнечную нить
Продеть сквозь лунный свет и вместе
Уйти за призрачную грань,
Теряя контуры в тумане.
Последний взмах, земная дань...
Цветок сжимается и вянет.
Ведь однодневный мотылёк
Не доживает до рассвета.
А на ночь глядя, ливень лёг
Сырой спиной на крышу лета.
Сотня лун бы появилась -
И тогда бы осветилась
Ночь как день! Но, жаль, луна
Светит нам всегда ...
Людям всем дано от Бога
По одной лишь голове!
Ну, а руки что, а ноги?
Их у каждого по ...
Вот так чудо! Ну-ка, ну-ка,
Ты получше посмотри -
Это вроде бы и буква,
Но еще и цифра ...
Я у бабушки была, -
У нее во всей квартире
Три огромные стола,
Ног у каждого – ...
На руке малышка Лена
Любит пальчики считать!
У нее, на удивленье,
Каждый раз выходит ...
А моей подруге Тоне
Довелось на пони сесть,
И у Тони вместе с пони
Стало ножек сразу ...
Есть пословица у нас
И она известна всем -
Отрезаешь только раз,
А отмерить надо ...
- Сколько ты имеешь ножек? -
Осьминога тихо спросим.
Тот ответить нам не сможет,
Но и так мы знаем – ...
В цифре шесть секрет найдешь –
Удивительное дело,
Ты её перевернёшь
И получишь цифру…!
Сколько вместе будут весить
Две гантели с цифрой пять?
Да, не надо и гадать -
Не кило, а целых ...
Для понимания Вы невозможны,
и слезы катятся по бледному лицу,
я заглянула к Вам неосторожно
и вот уйти, представьте, не могу.
Я Вам отдам всю страсть желанья
и тайн моих печальную красу,
и пусть Вы не промолвите признанья,
и пусть я не скажу, как Вас люблю,
но пониманьем рук, протянутых навстречу,
я заслоню Вас от небрежности судьбы
и, потушив застенчивые свечи,
я робко перейду на «ты» ...
В конце весны я вышел из народа.
Народ мне улюлюкал и свистел.
Я был могуч, меня вела природа,
Я был всесилен, зол и твердотел.
Я жег сараи воспаленным взглядом,
Метал болты на триста мэ вперед,
Давил врагов неумолимым задом,
Затылком подпирая небосвод.
Когда в меня пуляли «булавами»
И запускали в харю «тополя»,
Я, хохоча, сбивал их щелбанами,
И плакала от ужаса земля…
Меня поймали возле Ленсовета,
Связали и заткнули кляпом рот,
По шее дали и в начале лета
Вернули в перепуганный народ.
Зажжённая однажды,
Божьей – искрой.
В душе – всевидящей,
незрячего Гомера.
Она горит – огнём,
нетленных истин.
В гекзАметре,
или – ином,
размере.
Из – вечности,
и чудного мгновения,
рождается на трепетных,
на тонких струнах – чувств.
В мучениях, по Божьему велению,
озвучивая боль — любовь – и грусть.
Поэзия – явление души.
Её вершины выше Эвереста.
Без ложного,
надуманного жеста,
звучит – торжественно,
в столице шумной и глуши.
Поэзия – полёт,
свободной птахи.
Ручья – прозрачное,
хрустальное свеченье.
Она рассудка,
и души сеченье.
сеченье кесарево,
и – сеченье – плахи.
Жизни недоделанный рояль…
Отнеси скорее на восьмой
Меж дверями стынущая даль
Больно ведь казаться голубой
В кране снова талая вода
Это все сантехник виноват
Он сюда приходит иногда
И картинно падает в салат
Жалко что остался без мозгов
Жалко буратиной быть дубовым
Дома так приятно и кайфово
Дом когда картины есть и кров
Если бы не драные коты
На весенней крыше разорались
Нежностью печали отозвались
Но такая гипсовая ты
Будет нам с тобою хорошо
Только не бери опять синопской
Полно не грусти о жизни жлобской
Это ведь всего лишь дождь прошел…
Рабочие закончили копать.
Один из них, устроившись в тени,
Достал из сумки толстую тетрадь
И начал в ней писать.
- Олег, взгляни.
Чегой-то он?, – сказал один другому.
- Писатель. А, пожалуй, и поэт.
Теперь и не подступишься к такому.
Послушай, эй, поэт!
Он поднял голову и медленно сказал:
Я с вами ведь копал. Что за дела?
Лопатой даже камень разбивал!
Меня, как вас, работа привела.
Смотрите, будет вечер, будет ночь,
И нам придётся выпить и заснуть,
Чтоб утром камень тяжело толочь,
Чтоб грунт долбить, чтоб жил здесь кто-нибудь.
И я пишу слова затем, что знаю,
Что новый человек здесь прорастёт.
Я с вами в землю глубоко врастаю,
А он, как стебель золотой, взойдёт.
***
Рабочие вставали рано утром,
Лопаты брали и на стройку шли.
И с мыслями работали как будто,
Пока над ними облака плыли.
И что-то было будто бы от Блока,
И луч был тонок, и земля черна,
Они перед собой глядели строго
У них простые были имена:
Олег, Виталий, Павел, Виктор, Пётр.
И каждый был, как все, но был собой.
Одежда каждого черна была от пота,
И разлетался камень под киркой.
***
Он снова в тень присел. Раскрыл тетрадь.
И начал тихо по слогам читать:
«А-бу-авэ…» И будто бы могила
Его прохладой чёрной окружила.
И будто бы его печальный рот
Словами задышал наоборот,
Когда огромный сумрак котлована
Вдруг обозначился в осенней пустоте,
И белый день, как белая сметана,
Повис над ним в бесстыдной наготе.
А он упрямо видел пред собою
Прозрачный воздух, небо голубое,
И новый человек в одежде золотой
Ему из будущего взмахивал рукой...
Я льну к тебе, а как прильну,
губами трогаю луну
на нежном небосклоне,
по кружевам твоих небес
(сопротивляться безполез
но!) я скольжу влюбленно.
За кромку лунную нырну
к другой растроганно рвану,
где вынырнуть, не зная!
Потом в сопящей тишине
воюю с пуговкой во тьме,
как с полчищем Мамая.
Ты улыбаешься... Глаза
то разрешают, что нельзя
ещё лепечут руки,
на твой стыдливый небосвод
восход восходит всех свобод,
как на папирус буквы,
а из тех буковок слова,
от коих рифмою тела
связуют руки, ноги,
октавой губы цедят вкус
всего, что жаждал в нас искус,
что так ценили боги…
И я туда уже стремлюсь,
где мой зашкаливает пульс,
где все слова преступны,
и ты истомой пролилась,
от счастья нежного светясь,
легко и недоступно...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...140... ...150... ...160... ...170... ...180... 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 ...200... ...210... ...220... ...230... ...250... ...300... ...350... ...400...
|