|
|
День лениво доедал ягоды заката. –
Медвежонком по сосне наʹ небо залез.
Звёздным платьем шелестя, ночь брела куда-то
И платок лиловой тьмы бросила на лес.
В белом рубище туман шастал по низинам,
Бородатый и седой, – день былой искал.
Космы длинные его путались в осинах
И клубились над водой, будто облака.
Око лунное с небес пристально глядело
На уснувший под сосной добродушный день.
Было тихо. Филин лишь ухал то и дело,
Но под утро и его одолела лень.
Замолчало всё вокруг, словно ожидая
Что появится вот-вот из иных миров
Что-то важное для всех: искра золотая?
И сорвётся с бытия таинства покров.
Колдовская тишина взорвала пространство.
И оттуда полетел тёмных истин рой…
Но в лучах зари он стал быстро растворяться,
А потом совсем исчез в небе над горой.
Поглотил его рассвет, крылья расправляя
Над туманом, над рекой, над ночною мглой…
И падучая звезда – точка голубая –
Вмиг зашила небеса тонкою иглой!
(с) Борычев Алексей
Одна была скромна. Держалась крайне строго
Со всеми, кто просил хоть раз её руки.
И добрый говорил: «Какая недотрога!»
А злой ему в ответ: «Гадюкой нареки».
Вторая обожала «Феррари» и Канары…
С одним, с другим… и так – все ночи напролёт.
И добрый говорил: «Пропащая Тамара!»
И злой ему в ответ: «И счастья не найдёт!..»
А третья – под венец… Забыв про честь и ревность,
Творила «всё и вся» для наглого юнца.
И добрый говорил: «Немыслимая верность!»
А злой ему в ответ: «До смертного венца!».
Прошли года? (да нет!) – прошли десятилетья.
У первой – муж и сын, конечно, сорванец!
Вторая, как в раю, в стране, где вечно лето.
А третья – к Богу в рай: не выдержал юнец…
(с) Борычев Алексей
В сечах, в железе и в дыме,
Скольких богов ни моли….
Русыми или седыми
Были вы, предки мои?
В те ли лихие годины
Было вам – что выбирать?
Вот он, тот корень единый:
Ратовать, ратай и рать.
Жизней своих не жалея,
Вражеских кровей испив,
С каждой бедою русее
Делались предки мои –
Многоплеменная россыпь,
Неколебимый гранит.
Кривичи, вятичи, россы –
Всех седина единит.
Сколько вас было, славяне?
Сколько вас в землю легло?
Сядем, хорошим помянем
Сказом да песней светло
Битых, но не покаянных,
Не уступивших земли.
Помню о вас постоянно,
Славные предки мои!
Не убий неповинных людей!
разум к сердцу взывает напрасно
что ни день, то сильней и ясней
бьют в набат и пророчат поэты
жизнь отнять – что быть может больней,
как всегда и ответчиков, нету...
там, в подземке, не всем повезло,
кто – то умер, отвергнутый счастьем...
то не люди, то нелюдь и зло,
и откуда такие напасти?
пояс смертный, на кнопку нажать
уподобиться зомби и зверю
и на части себя разорвать
в то, что месть, ни за что не поверю!
кто-то хочет страну оглушить,
разобщить, разорить и порушить.
разумеющий знает, как жить,
ну, а видящий знает, как слушать.
29.03.10
Обжигаясь, томясь поцелуями солнца,
Лето плакало тёплым душистым дождём…
Как мельканье стрекоз – с облаков к горизонту –
Иглы молний пронзали небес окоём.
Закрутились, ворча залохматились тучи,
Закипая от молний, в небесном котле.
Замерцал между тучами крохотный лучик,
Полетели они ещё ближе к земле.
И летучие клочья косматого неба
Прилипали к болотам, лугам и лесам.
Всё утихло. И снова поплыл белый лебедь
По хмельным от прошедшей грозы небесам,
Отражаясь в озерах, глазах и колодцах,
Летний день проплывал, и светило ему
Обнажённое, страстное летнее солнце,
Ослепляя грядущую скорую тьму.
Чтобы легче любилось, хотелось, дышалось,
Солнце радугу свило из сотен лучей.
Все заметили эту невинную шалость
И немного друг к другу вдруг стали добрей.
Мириадами тлеющих медленно бликов
Белый пух лебединый спустился с небес,
И аккордом последним – раскатом великим –
Дальний гром проворчал, за рекою исчез.
Приготовило солнце настой на туманах
Из листвы и цветов – опьянела земля,
И загадочны к вечеру стали поляны,
И заплакали росною влагой поля.
(с) Борычев Алексей
что ж
улыбайся дню, покуда в силе...
с времен паршивых вырвав жизни клок,
ты будешь одинок в своей могиле
не больше чем при жизни одинок!
* * *
Боль кончилась, дойдя до ноты «Си»,
Казалось бы – пляши, гуляй, рванина!
Но жизнь, увы, уже за половину,
И ближний круг прорехами сквозит.
Все недруги с лихвою прощены,
Стал каждый день, как Божий дар, отныне,
И не мельчишь в подарках и помине,
Скуля, мол, лишь бы не было войны.
Всё цену обретает без прикрас,
В забытых песнях слышится иное,
И платье стародавнего покроя
Сегодня оказалось в самый раз.
Все нормально. Чуть душа болит
О разгадке тайны пирамид,
О Бермудах и об НЛО.
…Остальное, вроде, ничего.
Ну еще, быть может, так, слегка
За коллайдер чешется щека
И тревожит сердце, что весной
Вдруг озона потончает слой.
Да, вчера …– буквально полчаса
Правил часовые пояса,
Чтобы вызвать прибавленье дня.
Скоро доктор выпишет меня!
.
* * *
Я там не был, не горел в танке,
Но на той войне я был ранен,
И меня всё на себе тащит
Лейтенант убитый –
муж мамин...
Кровь на беломоровой пачке...
Я родился много лет после,
Но в ночи, в болезни-горячке –
Подо мною плащ его постлан...
И сестра – на двадцать лет старше,
Ловит шум ночного прибоя...
А курсант недавний, вчерашний,
Всё меня выносит из боя...
А сестра со мною – как с сыном,
А отец мой с ней – как с чужою...
А курсант на снимке – красивый –
С мамою, совсем молодою...
И всю ночь опять – душа плачет,
На ветру холодном – стук ставен,
И меня всё из огня тащит
Лейтенант убитый –
муж мамин...
28.03.10
Пустая комната. Платье на стуле.
В зеркало смотрит портрет.
В его глазах продолжение улиц,
где мы не ходили сто лет.
Одна вещь в другой. Острые грани
острее чем острый нож,
наверно, с тобой мы совпали заранее,
дом наш – свернувшийся ёж.
Одна вещь в другой. Это сдвоены рёбра,
не выдаст, не съест, не доста...
Вздох, отлетев, ударяется в нёбо,
а в небе летит высота.
Одна вещь в другой. В листопаде – рассветы,
в горном обвале – слеза.
Комната. Платье. Спрошу тебя – где ты?
Портрет закроет глаза.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...260... ...270... ...280... ...290... 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 ...310... ...320... ...330... ...340... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|