Повесть о подвигах святого мученика Вонифатия и святой праведной Аглаиды
Часть первая,
Дорога нескончаемая длится,
Восходит солнце двадцать пятый раз,
И столько же за холмами погас
Его закат, сложив крыла, как птица, —
Всё близок Рим — Империи столица:
Пока не слышно иноземных фраз,
Лозой покрыты выступы террас,
Знакома рек прозрачная водица.
И скрип, и топ, и шум, и гам в пути,
Но громче голос: Господи, прости!
В повозке этой дорогие ткани
И золото, укрытое умно,
Посуда драгоценная, вино
И раб несчастный — главный в караване.
*
Домоуправ в бреду непримиримом:
То брат, то сын, а то любимый друг,
Всегда готовый для любых услуг
Наследнице отца, что правил Римом.
Горда, красива, как в театре прима,
Дала наказ, что горше всяких мук.
«Вот золотом наполненный сундук
Поможет нам стать иже херувимы.
Не в храм пожертвовать! Ах, если б было так!
Пусть невозможен между нами брак,
Совместно жизнь прожить — чего же проще?»
Но это не исполнится уже:
Поедут в Рим к прекрасной госпоже
Искоренять грехи святые мощи.
*
«Наш бог и государь повелевает, —
Угрозы сыплет Диоклетиан, —
В запрете будет вера христан,
Покуда Рим стоит и процветает!»
Дорога эта римская крутая
к просторам малоазиатских стран,
Где улицы умыты кровью ран
И ангелов над площадями стая.
Страшны мученья, но потом летят
Навстречу Богу души без преград,
И плоть одарена такой кончиной —
Пасти заблудших нас и направлять...
Но как же Аглаиду им отдать —
Замученным, святым, чужим мужчинам?!
*
Не справятся святые с нашей болью.
Растопчем чувство, выдернем. Но вот
Без промедленья снова оживёт
Росток любви с восторгом и мольбою.
И никакой не победить борьбою!
Случится, как всегда, наоборот:
Любовь и жизнь, и силу обретёт.
Одна лишь смерть поможет нам с тобою.
Как это будет — дай предположить:
Попробуем опять безгрешно жить,
Сошлём меня в далёкое поместье
(Уже такое пробовали, эх!),
И будет мука, помыслами грех,
И колесница, и опять мы вместе.
*
Не повсеместны римские законы,
Широк необозримо белый свет,
Так убежим!.. За Римом жизни нет,
Повсюду римские идут колонны,
И в тех снегах, где есть одни вороны
Из певчих птиц... Не будешь ты согрет
Плащом из меха, милый мой аскет,
По холоду равны там все сезоны.
Вблизи повозки голоса слышны,
И кто-то громко говорит: «Штаны!»
Тиарис это, варвар, с ним другие
Рабы идут сюда на разговор.
И странно, что молчали до сих пор
Друзья-соратники полунагие.
*
Еда иссякла — нет распоряжений!
Ты, Вонифатий, видно, заболел,
Давно лежишь тут бледный, словно мел,
И сам с собою говоришь, блаженный.
А кто бы срочно выдал хоть ножей нам -
Вступаем в местность нехороших дел.
Опять ты ничего, смотрю, не ел
И обессилел вовсе без движенья.
Пойдём, пройдёмся, пусть недалеко,
Здесь ветерок и дышится легко,
Вина нальём, убьём свои печали!
Тиарис, друг, на помощь мне пришёл,
Благодарю, вот это хорошо,
Мы в Тарсусе попьём, мне обещали.
*
Нет, не сурова с нами Аглаида!
Я помню, появился новый раб,
Германец дерзкий, он являл нахрап
Во всём: походка — ноги из гранита,
А речь — как у глухого инвалида,
Ладонь его — гигантской силы краб,
И ко всему — он духом не был слаб,
Ходил в штанах и тем терпел обиды.
Беднягу и назвали так — Бракай,
И насмехались этим через край:
«Штаны! Штаны! Беги скорее в лавку!»
Она жалела: он не виноват,
На севере снега весь год лежат,
И редко люди видят даже травку.
*
Тебя назвали верно — Бонифаций,
Знать, утро было добрым у господ.
Не Руфус ты, не Фригус, не Коммод,
Хорошая судьба должна достаться.
И не было милее домочадца!
Тебя любили люди — весь народ
Большого дома, мы который год
Юнцу такому рады подчиняться.
В тебе с рожденья видно благодать,
Ты это имя должен оправдать!
Всегда был добрым, жалостлив и кроток,
Всем помогал, выслушивал, лечил.
Так оживи, исполнись прежних сил,
Ведь ты любил пирушки и красоток!
*
Люблю лишь госпожу. При всём размахе
Весёлости такой рубеж мне дан.
Над ней не посмеялся б Лукиан:
Когда гнетут неведомые страхи,
Здесь богослов, и, значит, парикмахер
Одновременно в атриум не зван,
Придёт потом... Так любит христиан,
Что кажется — вокруг одни монахи.
Но иногда как поведёт рукой,
И локон на плече волной морской,
Ну, кто тогда красу её измерит?
Господь всё видит: веру всю её
И праведность, и горе всё моё.
Она в меня немножечко не верит.
*
Открыли драгоценнейшего кладезь —
Хотели мы послушаться Христа.
Но я не тот был. И она не та,
И мы в своей греховности признались.
Потом вину в вине топить пытались,
и веселился дом — уста в уста.
Но предъявили нам за всё счета —
Мы от стыда слезами умывались.
Святой страдалец Тарса, может быть,
Молитвами поможет нам остыть
И облегчит в мученьях наши ночи.
Быть может, успокоимся при нём
И даже друг без друга проживём,
Как привезём домой святые мощи.
*
А если мощи, о которых молишь
(Такого не придумал и Гомер!),
Не чьи-то, а мои вот, например, —
Окажешь честь и слушаться изволишь?
Паясничал, позорище позорищ,
Внутри же обмирал я, лицемер,
Разглядывая спальни интерьер.
И получил пощёчину всего лишь.
Но память разве можно запретить?
Она мне словно Ариадны нить...
Кощунствовать Аглая запретила:
Вина не пить, молиться, тосковать
(Но не о том, что тёплая кровать!),
И с миром в путь далёкий отпустила.
*
*Biker
Вперёдсмотрящие вернулись к каравану
Дозорные. Вернулись не одни.
Теперь достанет праздной болтовни...
Но пусть...Теченье времени обманут,
И мысли скорбные до вечера отстанут.
Давай же, позови. Рукой махни.
Легионеры бывшие они.
Ну, я же так и думал, что достанут.
— Избрали вы не из коротких путь.
В Апулию вам лучше бы махнуть
По ровненькой Траяновой дороге.
Брундизий предоставит корабли,
И завтра вы в немыслимой дали,
Поберегли бы лошадей и ноги.
*Biker
— Вы б лучше поделились новостями...
Не доверяет морю госпожа,
И мы бредём, от холода дрожа,
Разбойничьими горными путями
С присущими обозу скоростями.
Скажу, на сердце руку положа,
Никто нас не тревожил, и ножа
Не показали аквилеитяне.
— Такой поход не сделать второпях!
Придётся всё же вам на кораблях,
Мы вас проводим прямо до пролива.
— Благодарю, достойный ветеран!
Секурус от небес нам, видно, дан —
Дорога удивительно счастлива.
*
Обоз прошёл нагорьем величавым,
Где жил на Рим обиженный народ,
Там путника без стражи — в оборот:
«И золотом, и жизнью отвечай нам!»
Дорогой Вонифатий впал в молчанье,
не брал ни хлеба, ни вина, ни плод,
Пока не встретил их Коровий Брод
двумя течениями, их журчаньем.
А ветераны очень смущены:
Мы так не богатели от войны!
За тихий путь монет нам дали груду!
Пусть, Бонифаций, и тебе счастит!
Пусть госпожа тебя освободит,
Твои детишки гражданами будут!
*
"Не будем пить вино, в нём злая сила,
Давай, мой милый, выпьем молока!
Мне быть с тобою вместе на века -
Об этом лишь я Господа просила,
Внести чуток живительного ила
В солончаки, бесплодные пока,
В сухой степи, где нас любовь взрастила."
Я кубок выпивал одним глотком,
Уж кровь наполовину с молоком.
Одно могу сказать на это, братцы:
Её милее нет, то видит Бог,
Никто её любить сильней не мог,
Я знаю, как вовеки не расстаться.
ответить