...Я клянусь, что стану чище и добрее...
Ю. Энтин "Прекрасное далеко"
Ее звали Марго. В свои тридцати два, учитывая нагромождение серых тонов в одеянии и неустанное нахлобучивание всяких безобразных головных уборов, она выглядела вполне привлекательно. Русая, с крупным бюстом, с поблескивающими голубыми глазами, тонким носом, чистой кожей и длинными красивыми пальцами, с типично американской гортанной речью, Марго была олицетворением свободной западной женщины. Она служила в Корпусе Мира и с завидной деловитостью вела уроки английского в местной библиотеке. У нее был какой-то переменчивый, вздорный характер, ей было трудно угодить, словно по ее нутру блуждали подружившиеся торнадо с муссонами, Гольфстрим и проливные кислотные дожди, а затем преобладали палящие знои Аризоны. В ней была американская феминизированная наглость, способная ошарашить видавшего виды кавказского самца, избалованность неженьки и изредко прорывающаяся наружу ранимая душа, готовая на жертвенность. Марго была одной из первых американок в нашем городе и поэтому ей приходилось нести крест первопроходца, не забывая в то же время подавать себя символом мировой демократии и радикального индивидуализма.
Одевалась она по-разному, то с дикой безвкусицей и, откровенно говоря небрежно, то поразительно опрятно (если так можно писать о женщине) и с явными сексуальными подтекстами в верхней одежде. Сейчас, спустя восемь или больше лет, вспоминая эту весьма оригинальную особу, я вижу в своем воображении, во-первых, ее очки в роговых оправах, которые придавали ей крайне стервозный вид, во-вторых, какую-то стихийность во внешности, усиливавшую сходство Марго с упитанной мамашей-кошкой, в третьих, похотливое движение губ, когда она выговаривала мое имя.
Так как Сосо имя, что и говорить, весьма простое, два легких одинаковых слога, то, подчиняясь закону парадокса, именно с ним у людей других национальностей нередко возникают проблемы. Славяне, например, умудряются превратить его в «Сасо», англичане в «Соусоу», армяне – в «Сос». Ну уж, американцы это отдельный разговор. В милом горлышке Марго второй слог моего имени пропадал в бездне ее альвеол и превращался в «соууу». Ну а первый слог «Со» растягивался столь широко, сливался с какой-то пронзительной сексуальной миной, – мне казалось, что будто сама Уитни Хьюстон колдует своими крутыми мелизмами.
С милой Марго, вопреки всему нельзя было соскучиться и, честно говоря, я познакомился с ней поближе и лучше позднее. После случая, который по сути является фабулой настоящего повествования.
На особой ноте этой женщине-пиле удавалось заправлять американскими «сталионами» – теми парнями-волонтерами, ее коллегами из Корпуса, которые были направлены сюда на работу. Ее слушали и ей повиновались, она держалась уверенно, круто вытряхивая из других уважение к себе. Меня иногда пробирала легкая дрожь, когда я догадывался, какую эти люди проходят подготовку до отправки в страну назначения. Грузия для Марго была второй миссией, до этого она служила в ЮАР, и во время регулярных девчатников, проводимых в Тбилиси, дико напивалась, вытаскивала из-за пазухи и раскладывала по столу фото своего бородатого парня-симпатяги и спрашивала всех присутствующих, заглядывая им в глаза: "He looks like Jesus! Doesn’t he?” (Он похож на Иисуса! Не так ли?).
Ей было очень очень глубоко наплевать на общественное мнение, на мнения отдельных лиц, на стереотипы поведения, на бытовавшие в местном социуме тоны вежливости. В каждом случае она проявляла бунтарский подростковый эпатаж, на грани мерзости, такой, что безо всяких гипербол мог бы вызвать рвотные позывы. Например, спустя год после описываемых событий, когда наши с Марго отношения безвозвратно стали портиться, я встретил ее в центре города у приваренной к столбу мусорной урны. У Марго был удрученный вид и она неохотно, можно сказать злобно, стала отвечать на мои вопросы. По всем статьям Марго была застигнута врасплох. Когда я сообразил чем занималась Марго, то тайком перевел взгляд с женщины на урну, которая была поверх краев забита скомканными одноразовыми салфетками, результат безостановочной деятельности американки. С каким-то звериным выражением в лице, Марго оглушительно сморкалась на всю улицу и тут же обе, даже три пары большого, указательного и среднего пальцев, отчаянно выскабливали содержимое ее маленького носа. Она набирала воздух в легкие и затем очередная салфетка застревала в ее ноздрях. Когда я сел в машину, мой попутчик еле сдерживал негодование:
– Ты видел! Ты молодец, как это ты с ней говорил! Фууууууу!!! Откуда эти люди? Кто их к нам отправляет?!
Однако я помню и благотворительные жесты со стороны Марго. Морозным февральским днем она попросила меня помочь довезти до ее дома очень милых, бездомных пегих щенков дворняги, которые, как видно, остались без матери и, голося на всю округу, пошатываясь от слабости, бродили вокруг знаменитой городской ивы. Марго была очень мила в апофеозе материнского инстинкта, подбирая красавцев и убаюкиваю их своими американскими считалочками...
Увы, инстинкт человечности не протянул и пару дней. На следующий день она отнесла щенков и высадила их в картонной коробке у рынка, в надежде, что люди разберут малышей.
– Они ужасно назойливо скулили! И воняли! Бррррр!!! – прокоммментировала она свои действия с американской утонченностью.
Многие сейчас задаются вопросом, сами же предлагают ответы и смело спорят о том, что эти американские добровольцы являются типичными американскими шпионами и информаторами ведомств, подконтрольных Госдепу США. Более продвинутые пользователи Интернета утверждают, что Корпус Мира был создан и задуман, как замечательное прикрытие для того, чтобы проводить разные социальные, психологические и исследовательские эксперименты в странах третьего мира. Вся методично выуживаемая информация, стекаемая в невидимые центры управления, кропотливо систематизировалась и предшествовала развертыванию реализуемой ныне идеи глобализации.
Элементарная наблюдательность могла бы привести к весьма неординарным выводам. Часть добровольцев, как правило, одевалась очень небрежно, почти в грязную одежду. Эти волонтеры показывали себя нереально безобидными субъектами, многие вели себя на грани идиотства или скандального свободолюбия. Скажем, Ариана, пуэрториканка по происхождению, детально перасказала всей нашей группе, которой преподавала английский, как разбила раковину умывальника, когда сбривала волосы на ногах. Опорная нога скользнула по полу, Ариана потеряла равновесие и дальше второй ногой, засунутой под кран, она сбила раковину...
Во всем этом местное население ощущало нарочитую предумышленную политику, призванную отработать какой-то жалкий, точнее неприхотливый, образ простого американца, который не вызывал бы жгучий протест грузинского обывателя и противопоставление собственному. Были, конечно, там такие мачо, парни с экстримом, без пяти минут Дольфы Лундгрен-ы, с таким высокоранговым началом, которых за милю чуешь и которым на самом деле, трудно играть больных политкорректностью. Но масса волонтеров являла собой пример трудоголия и сверхпорядочности.
Доморощенные местные эксперты высказывали мнение, что в этой организации не было ничего альтруистичного, зато она до основанья была пропитана здравым американским смыслом, называемым не иначе, как прагматизм. Как бы то ни было, волонтеры Корпуса Мира проводили много познавательных мероприятий для местных общин, вносили свою лепту в дело образования школьников, студентов и просто НПО-сектора и по большому счету в период информационной и ментальной блокады Грузии были позитивным ресурсом. Само их присутствие было как бы знакомством с ведущей мировой культурой, преодолением некой туземной дикости в восприятии американцев, как хитрых пришельцев с голубой кровью или сверхнации, с набитыми кошельками и чудесными идеями.
До августовской войны Корпус Мира работал по всей Грузии, кроме Тбилиси. Приоритетом был избрана именно просветительская деятельность в провинциальных и захолустных областях страны. Грузинское представительство Корпуса старательно и упрямо инструктировали волонтеров не вступать ни с городским ни с сельским населением в слишком тесные отношения, остерегаться романов и держать уши востро. Их безопасность тщательно контролировалась не только работниками офисов, полицейскими отделениями, но и вообще теми организациями, в которых добровольцы официально работали. За каждым перемещением волонтера из района назначения в столицу или по территории Грузии, следил особый работник, который должен был быть уведомлен о местопребывании и поездках предварительно. К каждому волонтеру прикреплялся местный коунтерпарт, сотрудник НКО или школы, который должен был облегчить процесс интеграции американца в персонал и вообще в общину.
Хотя, ладно об этом, пока наш рассказ не превратился в статью о славной деятельности Корпуса Мира. Все же вернемся к загадочной мисс Марго Уильямс.
Нас познакомила красивая грузинка по имени Майя. В этой темпераментной натуре непрерывно кружились инфантильно-навязчивые идеи. Последние месяцы доживал наш бурный роман; несмотря на внешне успешные взаимоотношения, накалялись противоречия между нами, но Майя упрямо твердила свое – «мы должны уехать отсюда! Я должна!». Через иностранцев эта девушка всячески старалась куда-то прорваться. Ей казалось, что эти туристы, путешествующие по миру простые граждане, помогут ей вылезть из ее ограниченного мирка в большие люди. И вот Марго была третьей иностранкой, кого Майя привела домой к себе и с гордостью представила мне.
Американка показалась мне довольно невзрачного типа женщиной, но когда вечером, за столом и запевая караоке, мы долго шутили о президенте Буше, о том, что не исключено, как этот великий человек с высоты птичьего полета наблюдает за поступками Марго и вполне может позвонить ей с упреком прямо сейчас, Марго стала раскрываться, как роза пустыни под алеющим солнцем, и выказала довольно бесшабашную сущность. Ей совершенно не понравились американские песни в моем с Майей исполнении, но, когда я спел грузинское, она расплылась в очаровательной улыбке:
"O, great! Soso, nice voice! (О, замечательно! Сосо, у тебя красивый голос!)
Она заигрывала, как со мной так и с Майей и мы, вся троица, были весьма безудержны в своем диком озорстве. Столько смеха, столько шуток, игр и радости за один вечер бывает нечасто. И тогда это была заслуга Марго, ее умения перевоплощаться в душу компании, не сдерживать эмоции и буквально расплескивать их.
И вот после такого вот искрометного вечера, не позднее чем через двадцать четыре часа, Майя встречает Марго, а та с демонстративной холодностью отказывается от следующего приглашения. Это был поистине ледяной душ на наши головы.
– Что это такое? – переспрашивали мы друг друга много раз в тот вечер. – Может мы неправильно повели себя?
Так Марго в первый раз проявила трудноподдающуюся описанию двойственность характера.
С тех пор прошло несколько месяцев. Я почти забыл о ней, не зря говорится – с глаз долой, из сердца вон.
За прошедший период я успел расстаться с Майей. И сразу же за этим мне пришлось пошевелить одним драгоценным местом, чтобы хоть с кем-то разделить томные весенние вечера, а не коротать время за бутылкой пива в ожидании чуда, и что самое худшее, выпуска новостей. Если для безработной женщины есть просто одно святое дело – искать работу, для незанятого мужчины существует два святых дела – нудная работа в поисках Той Самой, в жизнь которой он станет закачивать те средства, что заработает на другой оплачиваемой дензнаками работе.
После Майи жизнь моя радикально изменилась. Я встрепенулся и стал частым посетителем всяких кафе и баров, вечеринок, застолий и т. д. В дело пошли знакомые наработки знакомств, какие-то избитые фразы под новым соусом. Я стал напиваться в неделю пять-шесть раз, знакомиться четырежды в день. Не очень-то и хочется вспоминать все, что тогда мной преподносилось продавщицам, официанткам, а также всяким третьесортным девицам. Мужчина в поиске – это некая неблекнущая тема в литературе, на которой можно сделать себе громкое имя. Предлагаю молодым писателям попробовать себя в этом занятии и могу заверить – не прогадаете, ребята.
Так вот, однажды днем, плотно пообедав в одном из бистро, и, лениво катя автомобиль по мостовой, я еще издалека заприметил знакомый силуэт американки. Она прямой походкой и с неприступным выражением на лице шла к супермаркету. Я, заглушив мотор, подъехал сзади и на ходу позвал. Марго и виду не подала, что слышала. Мало ли кто это мог быть! Опыт поколений и муштра Корпуса Мира предписывали игнороирование окрика. Тогда я остановил машину и почти побежал вслед за бойко удалявшейся женщиной.
– Маргооо!!!
Она обернулась. И вот тут я увидел то, что никогда ни от какой женщины не видел. Никакая Афродита, Венера, Мишель Пфайфер, Шарлиз Терон, Джулия Робертс не могли быть способны выразить столь большую радость от встречи со мной, как это сделала Марго. Я был в восторге, нет я был вне себя. Такое тепло, такие эмоции, такая сногсшибательная искренность, ликование – вот что может растопить сердце даже монаха из небесного воинства.
Боже, какие это были объятия! Не знаю, как это можно сказать. Может быть Джульетта без Ромео, проведя год в разлуки, не проявила бы такое, что сделала Марго.
– Соооооссшшшшшшшшшшоооооооууууууууууууууууу! Бейби!!! Хей, мэн!
(Тут и в дальнейшем, кроме наиболее незаурядных фраз, постараюсь наши с Марго диалоги писать на русском, чтобы не замутить сознание читателя английскими цитатами и сносками).
– Как ты? О, my God, как давно не встречались?! Где ты был? Как Майя?
– Я отлично. Как ты, Марго? Марго, ты так прекрасно выглядишь! Мы с Майе больше не вместе. Ты не знала? Мы расстались...
Марго шарахнулась, словно столкнулась с чем-то таинственным и зловещим, и приложила ладонь к губам. Но потом сразу поправила...
– Но почему? «"Whyyyyyyyyy?» (Почему?) – Тут проговаривая букву «W», Марго взяла ноту на вершине тесситуры хьюстонского вокала, а потом в конце сбросила аж на две октавы. Эффект был просто экстатический.
– Ок, это не мое дело. Не мое дело...Вы сами знаете. Не буду вмешиваться...
Я была в Батуми и потеряла там все свои документы, удостоверения личности, кредитку, телефонные номера. У меня новый мобильный. Смотри как он тебе?
– Очень даже хороший.
– Как же я соскучилась по вам. Сосоооооу! Хочешь "Орбит"?
– Да, спасибо. Столько времени прошло, не виделись... У тебя новый проект?
– Да, вот работаю с детьми в школе. Сейчас в десятой. А еще скоро буду вести дискуссионный клуб в American Corner, специальные встречи для взрослых. Можешь присоединиться к нам. Вооооот! Как раз ты и нужен мне. Как хорошо, что ты мне встретился. Ты не хочешь ходить?
– Конечно, да, конечно. Ты сказала, что работаешь в десятой школе? Так в десятой?
– Да, там у меня класс английского.. Ну дети, кидс, и два классов постарше.
– Да это же по соседству с моим домом.
– Ах да. Точно! Там!
– Послушай, может зайдешь ко мне завтра после школы и мы выпьем кофе и обсудим вопросы твоего дискуссионного клуба?
Марго задумалась, но не для того, что изобрести повод для отказа, скорее наоборот. Ей хотелось сделать свой визит и не совсем безобидным визитом добровольца и не совсем романтической встречей.
– Ок, позвони мне.
– Лучше просто приходи в пять. Или может мне зайти за тобой?
– Нет, я приду.
– Хорошо, я буду ждать тебя.
Марго премило улыбнулась. Беседуя и пристальнее рассматривая эту женщину, я вспомнил проявления ее радости буквально несколько минут назад.
– Тебя подвести?
– Нет, мне надо сбросить это! – сказала она, нисколько не смущаясь и вытягивая сбор джемперов у живота.
– Ок, Марго. Удачи! – помахал я ей рукой на прощание, смеясь от сердца.
– Вот он, мой звездный час! – сказал я сам себе.
– Вот он твой зведный час! – вторил мне мой приятель Ладо, которому я пересказал детали нашей встречи. Я всегда удивлялся его безграничной фантазии. Тут талант его не подвел, как и всегда.
– Ты можешь сделать ее своей девушкой! Сначала просто сблизься с ней. Найди общий язык. Потом, может быть, поедешь в Штаты. Вот как сделал Гиорги Барабидзе? Его нынешняя жена, ее зовут Кэтрин или Кэйт, работала в Корпусе Мира. Этот Гиорги в то время был в разводе. А потом встретился случайно с этой Кэйт, стали близки и теперь он почти полгода проводит в Штатах, Монтане то ли...
– Жениться на Марго? – в моих словах был неподдельный ужас.
– Да, чего ты так? Сначала просто привяжи ее к себе. Предложи ей свои ресурсы, дружбу. Не спеши, действуй постепенно, шаг за шагом. Женщина чудное создание. Ты не знаешь, что ей хочется от тебя. Это довольно трудно понять, потому что часто и сама женщина не знает этого, не знает, чего она хочет.
– Ты думаешь я ей нравлюсь?
– А что? Может быть. Она одна тут, не только в чужом городе, но и в совершенно другой стране. Для них мы обычные аборигены из джунглей, ну разница в том, что одетые в турецкие лохмотья. Ей нужен друг, поддержка, покровительство. Женщине всегда это и нужно. Главное, не спугни ее. Тихо так, спокойно...Шаг за шагом. Step by step, как учат они.
– Эй, парень! – резюмировал Ладо. – Может скоро мы тебя и увидим в Штатах... Представляешь, лицо Майи, когда она узнает об этом?
К встрече с Марго я подготовился наспех за час до ее прихода. Купил пиво, пересмотрел запасы кофе, накупил пирожного и маленький торт из супермаркета. Может быть читатель с воображением предполагает, что я после чашки кофе собирался пригласить Марго в постель? Увы! Мой план был довольно удивительно незамысловат.
«Спешить не стоит, – решил я. – если что, рыбка сама поплывет и выразит свое желание. Трудностей у этих ребят с констатацией своих потребностей не бывает».
В условленное время Марго позвонила на мобильный и просто сказала.
– Соооссссссссоу, я здесь, у дома.
Это было несколько неожиданно. Однако надо было идти и встречать гостью.
Я спустился во двор и с блаженством на лице открыл дверь (Америка сама причалила к моему берегу, или можно переиграть слова – сама Америка причалила...). Левой рукой я придерживал внушительных размеров кавказскую овчарку. Весьма добродушную Рину нельзя было узнать, она просто бесновалась, почуяв у порога Марго. Каково же было мое изумление, когда ощетинившаяся собака вмиг чуть не откусила пол-лица драгоценной американке. Только резкий и мощный рывок за ошейник предотвратил несчастный случай. Могу поручиться, что до тех пор Рина никогда не бросалась ни на кого из людей, тем более с подобной агрессией, на лицо с разинутой пастью.
– O, Сосоуууууууооооо...О, Jesus Christ!
– Не бойся! Не бойся! Все оллрайт! Успокойся, все хорошо. Я сейчас загоню ее.
Я пустил Рину побегать на заднем дворе.
Марго перевела дыхание и мы поднялись в дом.
– Тебе не холодно? – спросил я с подчеркнутой заботливостью.
– Да, немного, не беспокойся.
– Садись сюда. – указал я на кресло в холле. – Я пойду сварю кофе.
– Давай, я помогу тебе. – напросилась Марго.
После Майи моя кухня давно не ощущала тепла женского присутствия. Я взглянул на Марго из-за за дверного проема – насколько она подходила кухне – женщина, непонятная иностранка, готовила мне еду. В этом процессе очень много первобытного. Особенно если готовка посвящена кому-то. Тут могут умолкнуть пушки, нет потребности в языке.
– Я все принесу...Иди садись. – сказала Марго повелительным тоном. – Ты скажи, где у тебя блюдца и чашки...
– Чашки? Для кофе?
– Да, для чая. Чашки... The Cups!
– Аэ...Подожди, посмотрю...
Я заволновался, потому что пришлось подойти вплотную к Марго и потянуться вверх к шкафу, где лежали чашки. Там их не было и я начал хлопать всеми дверцами, некоторыми два раза, пока через минуту не нашел нужные.
– О. Боже мой! Сосо, ты чересчур много думаешь. Мог же бы прямо открыть ту дверь, что перед носом. Все хорошо? – спросила Марго с насмешливой улыбкой.
– Да-да... Все ок. – убедительно ответил я.
Наступил момент сказать, что мой тогдашний английский не только оставлял желать лучшего, но и был довольно отвратителен. И это вовсе не мнение перфекциониста. Я обдумывал предложения в процессе произношения, забывал значения слов, не знал основные и ключевые. Я не разбирался в базовых конструкциях английского разговорного, изъяснялся фразами из допотопных учебников советской эпохи, гнусаво мямлил и делал дешевые кальки из грузинского. Возможно, такой английский вполне бы подошел для похода в лондонский или бронксский публичные дома, но никак не соответствовал романтическому рандеву с матерой американкой.
Марго аккуратно раставила кофе и остальной сервиз на столе.
Она снова пошла на кухню и вернулась, неся в одной руке сахарницу, а в другой банку растворимого кофе.
Она села и серьезно через оправу очков взглянула на меня.
– Так ты хотел научиться английскому?
– Да. Хочу. Этоооо...Когда ты знаешь...язык..Тебе легко.. говорить... Общаться! Вот! От этого зависит твой успех в жизни. Язык очень важен. Я занимаюсь психологией... Понимаешь, мне надо читать... Я хочу читать в оригинале Фолкнера, Хемингуэя...
Марго сощурилась и еще внимательнее, точнее, с еле заметной презрительностью стала разглядывать меня.
– Что?
– Ну, когда ты говоришь на языке, у тебя появляются друзья-иностранцы. Работа. Ты можешь поехать в Ю-ЭС. На работе принимают, когда ты английский...
– Ок... – сказала Марго утвердительно, отхлебнув глоток горячего напитка и откидывая голову назад.
– Мне так хочется научиться свободному английскому. Знаешь, это какая перспектива? Работа, знакомства, деньги. Удовольствие от разговора на новом языке. Есть такое выражение...
– Выражение? – Марго начинала принимать позу лечащего психотерапевта. Ее стеклянный взгляд свидетельствовал о ее отсутствии.
– Фраза...
– Фрейз?
– Ну, выражение. Народное выражение, когда много людей произносят... Да, поговорка. Вот есть поговорка, чем больше языков ты знаешь, во столько раз ты человек. Столько человек ты есть. То есть, как сказать...Ну, сколько языков ты знаешь, столько людей в тебе.. То есть...
– Сосоу...
– Это выражение значит... Что каждый новый язык, это новый человек в твоем разуме...
Марго застыла с чашкой в руке. Потом она слегка покачала головой и сказала.
– Сосоу, ты думаешь чересчур много...
– Знаешь, Марго... Это мое дело, я писатель. Я должен думать. Обдумывать. Люди и явления, для меня это сюжет.
Марго повела бровью.
Да, – продолжал я. – Другие просто живут, а я не могу так. Не хочу. Я хочу думать. Я хочу все обдумать. Я должен почувствовать. Прикоснуться в своей голове (я хотел бы сказать воображении, да как бы не так) к событиям. Жизнь ведь очень сложная, люди разные. Мы с тобой разные, разные нравы, правительства. А кто наши предки?. Это ведь все действует на нас?! Как же жить без мышления? Без размышлений? Вот мы с Майе расстались. Я не хочу повторять те же ошибки и я должен все обдумать. Чем меньше мы думаем, тем больше возможность ошибок. Я не люблю ее, но тоскую. А что такое тоска по ней? Я же должен обдумать. Иногда сижу у телевизора и смотрю футбольный матч и внезапно вспомню ее. Она сидела вот там, где ты сейчас...
– Кто? – удивилась Марго.
– Майя.
– Майя? Ах да...
– Да, мы же часто с ней встречались... Были друзьями... Действительно друзьями. Не только. Ну ты понимаешь.
– О, нет, Сосоооу... ты думаешь чересчур много... – вздохнула Марго с сожалением.
– Я? Как это? Ты имеешь ввиду, что я долго обдумываю свои предложения и мысли? Да, я забываю слова. Я не знаю много слов. Это мне мешает высказывать свои мысли правильно на английском. Но пойми. На грузинском мне легче...
– Нет, Сосо. Ты вообще много думаешь. Чересчур!
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Эх...- Тут мой английский иссяк.
– Так ты будешь ходить на курсы? – Марго завела новую тему, сыпля в свою чашку ложку черного кофе.
– Да, конечно. Мне нужно избавиться от этой закомплексованности в английской речи. – Как это сказать... Комплекс... Хочешь и не выходит ничего нормального. Плохие фразы и никто не понимает...
– А кому еще можно сказать? Ты никого не знаешь? Пригласить... на урок...к нам.
– А сколько он должен знать. Уровень, какой он должен иметь? Уровень языка... Какой он должен быть, его английский?
– Ну, как твой... Не имеет значения... Кстати...
– Я постараюсь. Хотя таких знаю мало, почти не знаю. Людям лень ходить на такие мероприятия. Их ничего не интересует – вино, пиво, выпить бы и все. Потом пойти на вечеринку или свадьбу. Мыльные оперы...Воооооооот...
– Расскажи что-нибудь о себе... – развеяла Марго неловкую паузу.
– Обо мне? Что можно рассказать?
Я ищу энергию, силу. Причины...Что мне мешает быть сильным. Успешным. Портит жизнь. Настроение. Ты же знаешь, как важно понимать себя. Свои поступки и поведение. Зачем ты делаешь именно это и почему не делаешь что-нибудь другое? Вот в детстве я любил уединяться и рассказывать вслух истории. О разведчике...
– Что?
– О шпионе... никого не было в комнате, но я рассказывал самому себе о его приключениях и не мог остановиться. Зачем я это делал? И зачем я сейчас рассказываю тебе это? Во всем есть причина и результат.
Ага... – понимающе и вроде бы одобрительно кивнула головой Марго.
– То есть с чего начинается что-нибудь и чем это кончается. Может это последнее и не видно и долго не будет видно... Но оно появится, так или иначе. Рано. Поздно. Рано или поздно...Понимаешь?
– Сооооссссссссу, стоп... Поверь мне, ты думаешь чересчур много.
Меня уже начала сильно раздражать застрявшая в ее обращениях популярная голивудская фраза. Но Марго опередила и, посмотрев на часы, произнесла.
– Мне надо идти...
– Я подвезу тебя – настоял я.
– Ок. – сказала Марго. – Только присмотри за своей бешеной собакой. Корпус Мира тебе этого не простит.
В дороге я тараторил на своем восхитительном английском о музыке, собственных планах, о малом и среднем бизнесе, о желании путешествовать по миру.
Марго становилась мрачнее тучи. В середине пути я пустился излагать свою теорию о женском феминизме. О том, что США предварительные информационные атаки проводят и инфовирусы запускают через и в сфере преобразования общественного сознания; начинают со снятия запретов и предрассудков женского поведения. С помощью полуправительственных учреждений они предлагают общественным активисткам льготные кредиты, лоббирование через НКО и фонды.
Вообразите себе, что это могла быть за речь, учитывая мое владение английским! Неимоверными усилиями я выдергивал из несчастной порожней памяти своей несуществующие там выражения, только бы высказаться, только бы дать длинноногим мыслям излиться.
Марго сидела скромно и, как сейчас помню, с миной глубоко страждущего человека, смотря вперед и когда мы стали заезжать в ее район тяжело изрекала лаконичные указания – «направо», «прямо», «налево», «вот здесь, останови!».
– Ты тут живешь?
– YES! – резко, словно выстрелила в ответ Марго.
Прощаясь, и беря в охапку свой рюкзак, она задержалась на несколько секунд, как бы раздумывая – сказать или нет.
В ее глазах я прочитал странную жесткость, которая следует за разочарованием.
– Нет, нет, нет. И все-таки, ты думаешь чересчур много... You think too much…
