"Жили-были дед да баба.  

А детей им Бог не дал..."  

(русская народная сказка)  

Встала пораньше, бодренько, как казалось, прошмыгнула в кладовку. За раз всё не захватила, пришлось возвращаться. Дверь прикрывала тихохонько, чтобы Степа не проснулся.  

Затопила печь. Замесила тесто. Поставила самовар. Сварила яйца, рис, грибы для начинки к затеянной стряпне.  

Заварила чай. Пошла будить Стёпу.  

- Чай будешь? Вставай уж, что-то разлежался сегодня.  

- Да, кости ломит! Простыл вчера, что ли?  

-А нечего полегку в сарае весь день торчать! Сейчас молока нагрею.  

Нагрела молока. Понесла кружку, да у самой кровати запнулась о Муську, всё молоко деду в кровать вылила. Хорошо – не горячее! Тот только улыбнулся:  

- Ты меня, Варя, как в сказке, решила в молоке искупать, чтобы обернулся я добрым молодцем. Встаю, дай рубаху только сменю.  

Потом чаю попили, с батоном, пока пирогов не печено.  

Потом дед улыбнулся загадочно, фуфайку на плечи накинул, ушел в дровенник. Вернулся…  

А вернулся с подарком.  

Приволок кресло-качалку, поставил перед телевизором, старушку свою разлюбезную подвел, думочку на сиденье бросил.  

- Попробуй-ка! Как у Дона Карлоса! С годовщиной тебя! Шестьдесят лет вместе, а для меня ты, как …  

Слезину предательскую смахнул, губу нижнюю прикусил и к окну отвернулся.  

К обеду горячие пироги – на столе, льняным полотенцем прикрыты. Анна, соседка, подошла. Чаю попить, языки почесать. Сели, пирогов попробовали. Анна на качалку косилась – косилась, не выдержала:  

- Дай-кась посижу-то? Ох и ла-адно! А уж красоту-то, красоту-то навел!  

Так до темна и не вылезала из качалки.  

- Насидишься еще, Варюха! Да, не зря у вас дом на весь посёлок кружевами знаменит! И то: Стёпка на сто верст вокруг по дереву-то лучший! ...Умеете вы праздники по любому поводу делать. Мой старый на именины конфетины простой не подарил, последний подарок, помню, перед сватовством был: шаль настоящая, городская. А и дети – все в него (и поперхнувшись будто – закашлялась)...Эх-ма! Душой я у вас оттаиваю…. Вы всё, будто молодые, любитесь!  

Потом засуетилась, засобиралась как-то сразу домой и, спускаясь с крыльца, сокрушалась, бормоча себе под нос:  

- Вот же дура-то старая! Надо же было про детей ляпнуть! Ну не язык – помело настоящее! Ох и ду-у-ра я, ох и ду-у-ра! Опять им души разбередила! Да и Бог-то тоже куда смотрел? Ну чем они детишков не заслужили?!  

К ночи усталость навалилась резко, еле до кровати добралась. Степан табурет придвинул, руку в свои ладони взял. Помолчали. Потом вздохнула:  

- Сердце что-то прихватило, дай валидолу положу под язык.  

Пока за валидолом ходил, Муська на табурет запрыгнула: устраивалась к ночи. Пришлось перекладывать в ноги Варе:  

- На, погреет хоть!  

И опять слезу смахнул рукавом:  

- Старый совсем стал, слезливый! Эх, жили-были дед да баба…!