"Жили-были дед да баба.
А детей им Бог не дал..."
(русская народная сказка)
Встала пораньше, бодренько, как казалось, прошмыгнула в кладовку. За раз всё не захватила, пришлось возвращаться. Дверь прикрывала тихохонько, чтобы Степа не проснулся.
Затопила печь. Замесила тесто. Поставила самовар. Сварила яйца, рис, грибы для начинки к затеянной стряпне.
Заварила чай. Пошла будить Стёпу.
- Чай будешь? Вставай уж, что-то разлежался сегодня.
- Да, кости ломит! Простыл вчера, что ли?
-А нечего полегку в сарае весь день торчать! Сейчас молока нагрею.
Нагрела молока. Понесла кружку, да у самой кровати запнулась о Муську, всё молоко деду в кровать вылила. Хорошо – не горячее! Тот только улыбнулся:
- Ты меня, Варя, как в сказке, решила в молоке искупать, чтобы обернулся я добрым молодцем. Встаю, дай рубаху только сменю.
Потом чаю попили, с батоном, пока пирогов не печено.
Потом дед улыбнулся загадочно, фуфайку на плечи накинул, ушел в дровенник. Вернулся…
А вернулся с подарком.
Приволок кресло-качалку, поставил перед телевизором, старушку свою разлюбезную подвел, думочку на сиденье бросил.
- Попробуй-ка! Как у Дона Карлоса! С годовщиной тебя! Шестьдесят лет вместе, а для меня ты, как …
Слезину предательскую смахнул, губу нижнюю прикусил и к окну отвернулся.
К обеду горячие пироги – на столе, льняным полотенцем прикрыты. Анна, соседка, подошла. Чаю попить, языки почесать. Сели, пирогов попробовали. Анна на качалку косилась – косилась, не выдержала:
- Дай-кась посижу-то? Ох и ла-адно! А уж красоту-то, красоту-то навел!
Так до темна и не вылезала из качалки.
- Насидишься еще, Варюха! Да, не зря у вас дом на весь посёлок кружевами знаменит! И то: Стёпка на сто верст вокруг по дереву-то лучший! ...Умеете вы праздники по любому поводу делать. Мой старый на именины конфетины простой не подарил, последний подарок, помню, перед сватовством был: шаль настоящая, городская. А и дети – все в него (и поперхнувшись будто – закашлялась)...Эх-ма! Душой я у вас оттаиваю…. Вы всё, будто молодые, любитесь!
Потом засуетилась, засобиралась как-то сразу домой и, спускаясь с крыльца, сокрушалась, бормоча себе под нос:
- Вот же дура-то старая! Надо же было про детей ляпнуть! Ну не язык – помело настоящее! Ох и ду-у-ра я, ох и ду-у-ра! Опять им души разбередила! Да и Бог-то тоже куда смотрел? Ну чем они детишков не заслужили?!
К ночи усталость навалилась резко, еле до кровати добралась. Степан табурет придвинул, руку в свои ладони взял. Помолчали. Потом вздохнула:
- Сердце что-то прихватило, дай валидолу положу под язык.
Пока за валидолом ходил, Муська на табурет запрыгнула: устраивалась к ночи. Пришлось перекладывать в ноги Варе:
- На, погреет хоть!
И опять слезу смахнул рукавом:
- Старый совсем стал, слезливый! Эх, жили-были дед да баба…!
