|
“Есть стихов инструмент известный -
У поэта в руке – перо…
Про себя же скажу Вам честно-
Я «строгаю» их топором…
У меня он всегда под сердцем,
Да, опасно! Куда девать?
Только на ночь… хотите – верьте…
Я кладу его под кровать.
У меня он всегда наточен –
Я за лезвием чувств слежу…
Рукоятка – легка и прочна,
А в руке – я Вам доложу!...”
Александр Красный. “Пером? – Топором! (С творческого верстака)”
http://zhurnal.lib.ru/k/krasnyj_a/manif.shtml
Как-то, сидя в своей кaморке,
Где всегда – покати шаром,
Папа Карло, курнув мaхорки,
“Сострогал” меня топором.
Днём меня выгонял он в школу,
На ночь – клал меня под кровать.
Но заметил, что я, бесполый,
Начал генами созревать.
Он зажёг мне надежды лучик –
Перед тем, кaк уйти в зaпой,
Взял свой ржавый торцовый ключик – Врезал болт мне с левой резьбой.
Этот болт – самый лучший в мире!
А головка – я вам скажу!
Шестигранник – двадцать четыре!
Эх, друзьям пойду покажу!..
…Aртемон восхищённо зaмер,
A Пьеро не допел сонет,
A Мaльвинa, блестя глaзaми,
Подaрилa мне пять монет!
Ими я в потaйную дверку
Доступ свой оплaтил уже,
И спешу теперь нa примерку
К знaменитому Фaберже.
* * *
Проявлен фонарями город , так ярко-огненно на синем,
нависшем небе в низких тучах – похоже, снова будет дождь.
Такси плывёт в потоке улиц, и ветер реет парусиной,
и меркнет, отражаясь в лужах, рекламного сиянья дрожь.
Призывно светятся витрины, мигают метки светофоров.
Сменяет день дождливый вечер, и по домам спешит народ...
За окнами – сплошная сырость,
здесь – эхо тихих разговоров,
в колонках джазовый оркестрик сплетает сеть из тонких нот.
Блюз – ностальжи...
О чём-то давнем, о чём-то светлом скрипка плачет.
Грустить так сладко, так волшебно – её простое ремесло...
Мы снова рядом, мой хороший, но это ничего не значит,
всё в прошлом ,
и гораздо проще нам обойтись без лишних слов.
Выходишь в тесноту проспекта, где радуга зонтов намокла,
твой силуэт бесследно тает в расписанной неоном мгле.
Цветными огоньками капель дождь осыпается на окна,
и ветер пальчиком рисует полоски света на стекле...

Деревенька на отшибе,
Соловьиный, летний рай,
Речки вольные изгибы
Да собак надрывный лай.
На окраине в колодце
Стынет сладкая вода,
Тополиный пух коснётся
Тины старого пруда.
Время сторожем здесь бродит,
Охраняя наш покой,
Утро искрами мелодий
Разольётся над рекой.
Те же ставенки резные,
Что и триста лет назад,
Те же яблоньки родные
Позовут в осенний сад.
Чинно, важно ходят куры
И горланят петухи,
Бабки здесь не Анны – Нюры
Молят Бога за грехи,
Незнакомого приветят,
Словно с другом говорят.
Деревеньки есть на свете,
Что и триста лет назад.
Погода серой пеленой
Легла на мокнущие ветви,
С осенней вечною виной
Дожди проходят без ответа.
От лета зелени клочок –
Травы последней увяданье,
Синички тоненький смычок –
Лишь память летнего свиданья.
Стеклянный хруст замёрзших луж
Наутро в сумраке озябшем
Разбудит солнца первый луч,
Уснувший в облаке вчерашнем.
И вот снежинок кутерьма
Уже летит на смену листьям.
Примчалась юная зима
С лихим победным пересвистом.
Вот это – кризис
середины жизни.
А вот и мы
у кризиса на мушке:
способны радоваться
всякой дешевизне
и убедить жену,
как повезло ей с мужем…
Вот это – базис
всяческой надстройки.
А это мы
у базиса на брюхе:
брюзжим геройски
(или геморройски),
к несчастью – слепы,
а к ученью – глухи.
Вот это – прозак.
Он – «таблетка счастья»!
А это мы –
у прозака под мухой
испытываем гордость от участия
в занятьях онанизмом
и наукой.
Вот это ужас
ожиданья смерти.
А это мы
от ужаса в экстазе,
когда над наших страхов круговертью
взошла Луна
в своей
последней фазе.
Отпрыск Липа Янковский снял за пять лимонов евро блокбастер «Меченосец» с Пашей Хаматовой. Сел я это дело рассмотреть.
Первые тридцать минут – трата времени. Пленка дорогая, что лично мне, как зрителю, польстило, пейзажи красивые, а пароход большой. На их фоне гламурно носом в экран косит под Эдриэна Броуди из «Пианиста» сильно политая ливнем восходящая звезда Артем Ткаченко, о котором меня порадовало то, что он работает в театре «Шалом». Случаются в жизни приятные неожиданности.
К середине ближе главный герой – не очень здоровый как ментально, так и физически человек – размахивает холодным оружием уже регулярно и приключение разворачивается. Сценарист взял себя в руки, режиссер сконцентрировался на главном, а главным оказалась героиня. Во имя нее мутант вырубил на побережье живописный пейзаж, зарезал пару дюжин отродья, отребья, извращенцев и отщепенцев, сбил – присядьте! – вертолет почти голыми руками и наставил мента на путь истинный, что подвластно, согласитесь, только избранным.
Так вот, ради Чулпан весь этот голливуд красиво и отсняли! Хаматова в роли Кати не просто жемчужина картины, она – ее воздух, силуэт и чувства. Почти Офелия, едва не Джульетта... Ее фразу в конце картины «Катя, конечно!» я произнес в один голос с персонажем и, потрясенный, пару минут не дышал. Резня, понты, длинноты, даже пафос развесистой клюквы – все терпимо, когда Чулпан в кадре. По органике с ней сравнимы только: тогда Хэпберн, а сейчас Кидман и Йоханссон. Больше никого.
Я не скажу вам кого не убили, вы догадаетесь сами. Предсказуемость сюжета тут скорее положительная особенность, чем наоборот. Это позволяет сосредоточиться на игре, вернее, на живом, ранимом, нежном человеке, который любит и верит, которого хочется спасти и сберечь от всех напастей вместе с героем.
Чулпан Хаматова – великая актриса.
Вот для кого я себя берегу!
2006-11-14 19:21Ущелье / Пасечник Владислав Витальевич ( Vlad)
Меня швыряло и било об острые каменные зубья. Ветер играл моим телом, как невесомой былинкой. Казалось во мне не осталось жизни, я не чувствовал ни боли, ни холода, когда мой полумертвый прах рухнул в ледяную воду.
Но и река не убила меня – вскоре я снова жил, карабкаясь по гладким валунам, словно огромный паук. И тогда еще я чувствовал себя живым человеком, и сердце мое все так же судорожно захлебывалось кровью.
На моем теле не осталось одежды, и ледяной жгут ветра срывал с меня лоскуты кожи. Воздух с хрипом наполнял мою раздавленную грудь, и с каждым шагом, с каждым движением в ней что-то гадко булькало. О, я хотел разорвать свою грудь, выломать ребра, лишь бы найти, выпотрошить этот звук!
Вокруг громоздились скалы, из-под гранитной чешуи торчали склизкие пальцы ветвей. Карабкаясь вверх, я хватался за них, и невольно вырывал с корнем.
Когда я вовсе обессилел, и швырнул свое разбитое тело на камни, Ариман, наконец, прислал ко мне Смерть.
Она отыскала меня по кровяному следу, разрывая землю когтями. Все6 это время она рыскала где-то поблизости, а теперь….
Я увидел лишь косматую тень, а спустя мгновение, она навалилась на меня свое грузной тушей, дохнула мне в лицо влажным, удушливым смрадом.
Я чувствовал, как ее пасть терзает мою грудь, как довольно ворчит она, отрывая о меня лохмотья мяса. Но волей Аримана в мою ладонь лег нож, ветром и водой выточенный из гранитного панциря горы.
С первого удара я продырявил Зверю череп. Затем был второй, третий удар, и снова и снова раздавался глухой сырой звук.
Наконец я смог запустить в трещину пальцы. Близость и оглушительная боль влили в мои жилы неведомую мощь. Я вырвал кусок черепа и вонзил зубы в еще живой, горячий мозг….
Снегу – след. Пока он свежий
Шансом видится вернуть
Неприкаянную нежность
Недоверенную сну.
В клетке ледяного поля
Бьётся сумрачно вода,
Зимние не хочет роли,
Панциря зеркальный дар.
В тон позёмке безразличье
Строчки исказит следов.
Полузимнее обличье
Удивленья скроет вздох.
Да – желанной перемене.
Белизны манящий лист
Украшением арены – Снег, художник и артист.
10.11.2006
/из цикла 'Отливы'/
* * *
Я – та же Золушка у мачехи-судьбы, И, как юла, мечусь в её посылах, Странны порой уроки и грубы, И до предела жизнь невыносима.
А хитрый бес ловить момент горазд, Когда усталость сковывает плечи, Он облегчит тоски махину в раз, И маскарадом обратится вечер.
Глоток-шажок за чёртом по пятам В его чертоги, где шумит гулянка, Где спозаранку рыщет по столам Неистовая «скатерть-самопьянка».
И мчится Золушка, как семечку, трясёт Её на стыках в тыквоэкипаже, И правит по наитью кучер-крот, Вальяжный и нафраченный, как сажа.
Поймать свой миг и ухватить за хвост, А в полночь – в ночь, за старые занятья, Всего один полнометражный тост, Одно в клочки распавшееся платье,
Заснёт пьянчуга-принц до часа пик, И туфелька на лестнице – впустую, Её к утру натруженный старик- Уборщик стащит в лавку старьевую.
Я – та же Золушка, мои мечты смешны, Седея, не умнею – не желаю! И, не нажив ни славы, ни мошны, Мечтами, славя Бога, выживаю…
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1190... ...1200... ...1210... ...1220... ...1230... 1231 1232 1233 1234 1235 1236 1237 1238 1239 1240 1241 ...1250... ...1260... ...1270... ...1280... ...1300... ...1350...
|