На радость ли
Ли на беду,
Не от ума большого
Что ли,
Туда, где ветер
В чистом поле,
Остановите.
Я сойду.
Сойду
С последнего вагона,
Сойду с подножки
И с ума,
Чтобы распрячь
И раскума
Моя звезда восходит
Вона.
А в поле морок.
В поле дым.
А в небе месяц
Мрёт,
Пропащий.
А мне мой поезд
Уходящий
Прощально скажет
Тыгыдым.
И напоследок
На бегу,
Под тяжким грузом
Вечных тягот,
Под лунным блеском
Снежных ягод
Застынут тени
На снегу.
Мой крик неслышен,
Он внутри.
Мой страх, невидим,
Пляшет рядом.
И мне вослед
Застывшим взглядом
С перрона глянут
Фонари.
Приятно упасть
В обшитый бархатом,
Сухой, хорошо вентилируемый колодец,
Лежать, как человеческая монета,
На самом дне:
Памяти нет,
Нет сожаления,
Есть окошко света
И все дорогое в нем.
Звякнут звенья цепи,
И где-то под облаками
Мелькнет рисунок бабушкиного лица.
Все ниже и ниже,
Прохладней и прохладней,
Вода принимает форму ведра,
Форму чайника,
Облака,
Леса.
Бабушка принимает
Форму облака,
Форму леса.
Стоим, не плачем.
Стены бархата,
Бархатные ступени,
Дорогие братья и сестры
Смыкаются,
Образуя
Великолепную темноту
Великолепного сна без слов.
Будь у меня место, за которое я расплатился жизнью
Уютное, спокойное, с книгой и облачком когда надо
Я бы дважды подумал, хочу ли я подселять кого-то
Сына, растерявшего память о детстве
Друга с амбициями даже после смерти
Грёзу юных лет, не раз побывавшую в жёнах?
Я люблю вас всех и мне никого не надо
Я при жизни мало смотрел на птиц обычных
На их перья, оперённые светом
Я при жизни мало смотрел на хороших поэтов
На их перья, оперённые светом
Я при жизни в зеркало мало смотрелся
Хорошо, что сейчас во всем отражаюсь
Мне при жизни явили деревья свои души
Спасибо им за это
В новом тихом месте, оплаченном жизнью
Я узнал вас, дорогие деревья мои
Мне при жизни трава показала
Лишь неподобную часть
Был я слепцом, ощупавшим хобот слона
Так вот ты какая, трава
Трудно к тебе привыкать
Но и на новой тебе спать научусь
Мы заснём:
Я и память моя о сыне
Неустрашимом, упрямом, хохочущем
Я и память моя о друзьях
Ищущих и пропадающих в поиске бесследно
Я и память моя о жене и прочих жёнах
Существующих вечно в эротических снах
Облако набухает дождём
Скоро будет дождь
Облако наполняется звуком
Скоро будет дождь
Облако наполняется.
1.
Купила мама мне калач
И мы поехали в...
2.
Мы разложим карту ровно
И поищем город...
3.
Пять бандитов – это банда.
А ещё есть море...
4.
Не место для злого тирана
В столице с названьем...
5.
На руке большая вена,
А в Европе город...
6.
Я рад красивому перу,
Что привезли мне из...
7.
Ездил дядюшка Лион
И в Тулузу, и в...
8.
Проплывает медный таз
По реке с названьем...
9.
Купался летом Толька
В реке с названьем...
10.
Старший братик мой, Владимир,
Часто ездит во...
02.04.10
"Мир — рвался в опытах Кюри
Ато́мной, лопнувшею бомбой..."
Андрей Белый
Господь шёл по Земле, людьми убитой.
Спотыкаясь, в нимбе чёрном, без сияния.
Он плакал навзрыд, скорбя и каясь: -Зачем,
зачем Я человеку дал Землю, разум и знания?
Руины – руины за горизонт.
Им нет предела, конца и края.
И ветра вой – похоронный стон,
по Матери мёртвой не – умолкает.
Господь шел по Земле – в дыму и огне.
Босыми ногами – по раскалённой золе.
___
Хаос развалин – смертью обугленных.
Среди развалин – стол письменный.
За ним человек бессмысленный.
Играет в войну – серьёзно.
Воюет – не для забавы.
Без компьютера, и,
монитора, на,
разбитой,
клаве.
Ему не дано знать – что он,
единственный на Земле.
Идиот – Победитель,
в окончательной,
в последней,
мировой,
войне.
Ни Америки, ни России.
Нет ни одной страны.
Света белого – нет,
и птицы Сирин.
Ни муравья,
ни травы.
______
Господь шёл
к этому человеку.
Рассудок ему вернул.
Спросил: – Что хочешь?
На Господа он смотрел,
сквозь прорези балаклавы.
- А ты, Господи, сможешь дать,
комп, монитор и стильную клаву?
- А как же – Отец и Мать?
- Не воскрешай их, Боже!
Они, мне мешали играть!
Мне игры людей дороже.
______
Господь вздохнул и продолжил путь.
Где Он ступал, трава пробивалась.
Скорбил и мучил, и мучил себя:
- Ошибся! – Какая жалость!
Когда, Он Землю – пешком обошел,
за много-много дней и ночей,
изрёк: – Вовеки веков!
Да будет Земля!
Без людей!
До вечера – шёл дождь.
Утром – упала роса.
Бог поднял руки,
как – крылья.
И поднялся,
в небеса.
Календарь. Тринадцать. Пятница.
Полночь. Полная луна.
Не дрожи, моя красавица.
Выпей сладкого вина.
Полночь. Пятница. Тринадцать.
Заплетаются слова.
Перестань зубами клацать –
Это тешится сова.
– Что там, скрипнула калитка?
Дверь сорвалась ли с петель?
Ярко-красная накидка
Опустилась на постель? –
Это мышь висит на ветке
Под тарелкою Луны.
Не дрожи от страха, ”детка“.
Мы с тобой обручены.
Говорю своей зазнобе:
”Вот же глупая, не трусь.“
Отвечает мне в ознобе:
– Милый, я тебя боюсь. –
Календарь. Тринадцать. Утро.
”Детка“ мертвенно-бледна.
Мне приятно и уютно.
Выпил кровушку ”до дна“.
декабрь 2002-январь 2003
Сорвали покров тишины
И опять будь готов
То ли голос муторный старшины
То ли песня без слов
Не заводится что-то мотор
Заводи заводи
Ненавистен так этот повтор
Что темнеет в груди
Не берусь сказать что за гусь
В ночь ушлепал по мелкой воде
Я и себя не берусь
Объяснить зачем я и где
Был отмечен вдали часовой
Был замечен легкий свозняк
Так и дальше с песней пустой?
Никогда, никак
Глаза, что небесная синь.
Фигура – богине подобна.
Стоим на качелях с Люси:
”Вы нынче, Люси, бесподобны!“
Она, мне, с улыбкой: ”Мерси!
Мне слышать от вас это лестно.“
Взлетали качели ... – ”Люси,
на вас панталоны, чудесны!“
Зарделась – прекрасна вдвойне.
”Вы, плут, ловелас, искуситель.“
Качели – в небес глубине.
... ”Ах, если хотите, смотрите.“
4 августа 2006
Эхом эхо на краю обрыва.
Впереди не миф – Большой каньон.
Всё реально и необъяснимо:
Лет каньону будет миллион.
Или миллионы, миллиарды?
В немоте величия пласты.
Человек, и это будет правдой,
Не достоин этой красоты.
Он стоит и перед ним эпохи
Дремлют в разноцветных срезах гор.
И с ехидцей думает: – Неплохо,
Я вот жив, а он, огромен, мёртв. –
Тешится тщеславием капризным,
С головы до пят погряз во лжи,
Зная, что исчезнет он из жизни,
А каньон и дальше будет жить.
20 октября-18 ноября 2014
Он ушёл и оставил дорожку из искр,
Как огней на бескрайнем мосту,
Будто по пыли путь прочертил скарабей,
Память-шарик катя в пустоту.
Он запрыгнул кузнечиком так высоко,
Что ладоням его не накрыть -
Волосатым ладоням горячей зимой
К серой тверди его не прибить.
Пролетит ли весна над бескрайней зимой
Белым пухом над чёрной водой?
И лежащий под нею, недвижный, немой,
Вверх поднимется, вновь молодой.
Небесная афра на синем вверху
(Высокие сосны под ней как трава),
Осталась в озёрах, раскрытых на мху.
В них падают звёзды, вода их жива.
Известно ли завтра летящим во сне?
Оно где-то рядом, готово и ждёт -
В чём смутная правда уснувших на дне
Когда сверху движется кроющий лёд.
И снова сжимается сфинктер в груди.
Источник внутри не иссякнет, кипя.
Стропила основ покосились в пути,
Дрожат и поют, бурь порывы терпя.
Вечернее небо мне кажется красным,
Река марганцовкой черна.
Цветы не видны, а деревья неясны.
На куполе медном луна.
Она создаёт эфемерные тени
На серой дощатой стене,
Пустотных козлов, пожирающих время,
Ведёт по другой стороне.
Гранитный танцор на расколотых плитах
Качнётся и сделает шаг.
Фарфоровых глаз, равнодушно раскрытых,
Коснутся свет ночи и мрак.
Средь многих чудес то стеклянное чудо
Не больше чем тень от огня.
Шагая по залам, заглядывал всюду.
Оно за спиной у меня.
С небом что-то случилось – кто знает, зовут это дождь.
Копья Зевса не колют холодные серые тучи.
Каплют слёзы Исиды – скользнула в одеждах летучих,
Столько лет не найдёт, и никто ей не в силах помочь.
Торжество садистических сил свило в жгут эту ночь,
Но с паденьем оков оказалось, что нечто разъято
И уже не зовёт, не звучит, как звучало когда-то.
Всё как сети натянутой с мушкой мятущейся дрожь.
Всё, прощай он ей сказал.
Не сказал её до свидания.
И уехал на вокзал,
Хлопнув дверью. В наказанье?
Время шло. Оно лечило.
Снег сошёл, весной обласкан.
Время – доктор и учитель,
Даже если жизнь – не сказка.
И она переживала
И жила в дневных заботах.
И уход пережила –
Вышла замуж за кого-то.
Этот кто-то стал любимым,
Стал опорою надёжной.
И её он полюбил
Искренно, как только можно.
Всё, что ей казалось сказкой,
Стало явью, стало былью.
И не ссорились ни разу
Те: любимая с любимым.
Ну, а тот, кто ей сказал,
Всё, прощай, быть может тоже
Жизнь свою с другой связал.
... В жизни всё случиться может.
7 сентября 2015
* * *
Для учёных больше нет сомнений,
Решена загадка Бытия:
Созданы мы ради сновидений,
Нас доят, короче говоря.
Рвёмся ввысь, мечтаем о свободе,
Пробуем поладить без войны,
Но, едва заснём, Дояр приходит
И до капли выжимает сны.
Неисповедимы Его планы -
До конца, конечно, не понять
Промысел затейливый и странный
И смешно, тем более, пенять.
Бренный мир не абы как устроив,
Чтобы не сошли совсем с ума,
Бьётся Он за качество надоев,
Подбирая в опытах корма.
Разыгрался ветер за овином,
Шелестят осины на краю…
Напевает снова мама сыну:
- Спи, малыш мой, баюшки-баю.
Что же ты, заходи, гость непрошенный.
Дверь плотней за собою закрой.
Потолкуем с тобой по-хорошему,
Под метели навязчивый вой.
Я всю жизнь был в плену обаяния.
Не скажу – до безумия рад.
Ведь, с тобой посидеть за компанию,
Завещал мне расстрелянный брат.
Не робей. Что на стуле заёрзал-то?
Всё, что было, травой поросло.
Это верно: молчание – золото.
А ещё: мне по жизни везло.
Удивлён? Брови-дуги в неверии.
Что ты встал? Не спеши, посиди.
По приказу товарища Берии
Замаячил мне срок впереди.
... Угощайся мочёною клюквою...
Спас меня от расстрела платок.
Жёнка вышила точками буковки:
”Мой любимый, храни тебя Бог.”
Вот, как видишь, с тобой философствую.
Отсидел... Не хочу вспоминать.
Лишь жалею, жену мою, Софию
Не сподобил Господь повидать.
Говорят, пообвыкнется – стерпится.
Ты устал от рассказа, поди?
Чу! Гляди-ка, нелёгкая бесится,
Из ночной вырываясь груди.
Чифирил я, он трубкой попыхивал,
Исподволь ухмыляясь в усы.
Огонёк фитиля дробно вспыхивал,
Освещая стенные часы.
А когда на востоке забрезжило,
Отступила морока с болот,
Молчаливый ушёл по валежнику.
Не спросил я, куда он идёт.
С той поры двери в доме все заперты.
Всякий путник ходи стороной.
Только ветер, как нищий на паперти,
Тихо плачет ночами со мной.
15 февраля 2004
Её звали Ульяна. Я называл её лунная,
Потому что в её имени было слово Луна.
Я сказал ей об этом, когда светом Луны
Наши лица были освещены.
Задумчиво-приветлив был её взгляд
В ответ на мои слова, чему я был рад.
Я стал смел и посмел поцеловать её в губы.
Сцена с поцелуем вышла неестественно-грубой.
Ульяна не была склонна к желанию и страсти.
Чувствовалось, что она была Луны во власти,
Околдована её светом.
Губы её оставались сжаты при этом.
Когда лунный облик стал бледно-прозрачен,
И первый луч солнца, робок и невзрачен,
Пересёк горизонта черту, она шепнула мне вдруг,
Воплощая в реальность мечту: ”До Луны, милый друг“.
Время дня незаметно минуло.
Вечер пленила туча, земля в дожде утонула.
Так, в течение месяца, что ни вечер, ливень из тучи.
Я отчаялся ждать и нашёл себе девушку лучше.
Любовь наша была плотская и земная.
От весны до весны: от мая до мая.
Не скрою, при Луне часто вспоминалась Ульяна.
Земную любовь мою зовут Татьяна.
5-8 февраля 2013
Замело метелью белой горизонт,
Над землёй заиндевелой – белый зонт,
Весь дырявый, в миллиардах белых дыр.
Белый – белый снег рисует белый мир.
Поезд тронулся, и позади перрон,
Древней люлькою качается вагон
И, баюкая, ускорит долгий путь,
Жизнь и рельсы – не сойти и не свернуть.
Всё кружит, кружит метелью за окном,
Эпицентром для меня – вагон, мой дом.
Белый, белый снег валит из белых дыр,
Я, вязальщица, сплетаю белый мир.
Замело метелью белой горизонт,
Над землёй заиндевелой – белый зонт.
28.11.2016
По мелочам вредил мне мелкий бес,
А может быть не бес, а кто-то рядом...
И падал я, теряв нательный крест,
Под брошенным мне в спину чьим-то взглядом.
Оглянешься – все внешне хороши,
А ты лежишь незнамо, чем сражённый,
Один неверный шаг и в теле нет души,
Но жив пока и все мечты бездонны.
Заняться что ли шведскою ходьбой?
Да вот боюсь, что не спасут опоры,
В пространстве, где играют ворожбой,
Где ненавистью брызжут мыслей поры.
Слепой наткнулся тростью на меня,
И извинился – это ли не чудо?
В толпе, давящей ноги почём зря,
Расцеловать его готов средь люда.
А может этому всему виной
Рассудок мой болезненно-ранимый?
И мнимо колдовство души чужой,
И надо мной кружатся херувимы.