Отец мне утешительно сказал,
Что счастья нет. И не сказал о том
Что счастье м.б. есть.
Я в книгах побежал
Об том прочесть,
Но то ли Чехова, то ль Фета острый том
Слетел по голове.
И я теперь ни бе,
Ни ме,
Лишь «счастье есть», мой сын, твержу тебе,
Как будто бы себе.
Соплей немало было женских,
Когда в руке сверкала сталь...
Владимир батькович зеЛенский
Опять к барьеру смело встал.
В холодный ствол насыпан Порох,
Готова пуля клюнуть в лоб.
Он ще не вмер, но очень скоро
Придет пора ложиться в гроб.
И чтоб вокруг ни говорили,
Есть речь родная и её
Ревнует лучший в мире киллер
Таинственный Евгений О.
Стань передо мной,
О, кошка перед плошкой
Обеденной святой,
Где мяса есть немножко.
Гляди, моя сестра,
Ты так на лапки встала,
Как пламя у костра
Мне руку облизала.
Друг друга мы съедим,
Но не сейчас. Сейчас
Мы в комнате сидим,
Свет падает на нас.
Издалека, долга, течёт река Волга
В той комнате, где в душе и мать и отец уже
Зовут мою мать Ольга
Окликну её, и оклик
Лица поворот, и вздрогнет
То ли лес нерождённый
То ли спичка
То ли заставленная всем скатерть
Лица, лица, в утешенье слабом, в прощенье
В отражённом куда-то доме
Мать-отец к горящей идёт соломе
Где, трубу образуя, поднимаются кверху искры
Вот и я, представляя и переставляя это
Представляя и переставляя
Уповаю на райское где-то лето
Уповаю на некий повтор плывущий
Голос близкий, издалека зовущий
Поднимаются искры кверху
Мать-отец к горящей идёт соломе
Поднимаются кверху искры
Искры поднимаются кверху
* * *
Скрипит рассохшаяся лодка,
В которой дремлют ум и честь...
Да – усыпляет совесть водка,
Когда она, конечно, есть.
Своим фарватером сную,
туда сюда, которым рейсом,
но я тебя не узнаю,
потяжелевшую, как крейсер,
былую яхточку свою...
Владимир Кондаков
.............................
В трюмо уже не легкий ялик...
Баржа, поставленная в порт.
Эх, было времечко! Не я ли
Со свистом рассекал простор?
И по любовным океанам
Ходил фарватером побед!
Был миноносцем неустанным,
Но мин давно в помине нет.
Ни папироски, ни полбанки...
Сосу кефир, как карапуз.
Я был когда-то, словно танкер,
Но превратился в сухогруз.
Всех распознать
с пугающей скоростью,
обеспечив неверных росистой зарей,
проверить их в солнечных
радостных хлопотах,
отскоблив с былого «чахоточный» слой.
Поднять на вершины
доселе неведомые,
вернуть позабытое в пламенных снах.
Пронять обездоленных
зимами-летами,
подвергнуть уныние, злобу и страх
заветным молитвам…
* * *
Женщина – как скрипка Страдивари,
Скрыта в ней вселенной красота.
Но, когда играть берутся твари,
Музыка звучит отнюдь не та,
О которой в юности мечталось.
Не умеешь – лучше не берись.
И настрой её хотя бы малость,
Чтоб мотив твой устремился ввысь
Прямо к поднебесному раздолью
И на пошлой ноте не залип.
Да смычок натри свой канифолью -
Посуху выходит только скрип.
Не пыхти угрюмым паровозом,
Тему развивая не спеша.
И тогда душистой дивной розой
Женская раскроется душа...
Только жизнь – не игры на лужайке,
И мужчина чаще, словно пень,
Уподобив скрипку балалайке,
Высекает жалкое трень-брень.
У нас тоже были выборы в прошлом году.
Я тогда предоставил возможность заговорить кандидатам стихами.
И вот что получилось (надеюсь, персонажи вполне узнаваемы):
1
За Русь усраться не берусь я!
(Был ложен слух «За Русь усрусь»).
Пусть усираются бабуси.
Я не в ответе за бабусь!
Не вам, глупцы, судить о даме:
Ваш ватный ум безумно мал.
Когда я какаю цветами,
То источаю запах калл!
Но в чистом поле, жертвы санкций,
Нет, не присяду с вами я!
Когда ж вы сдохните, засранцы?
Вас расплодилось до .. ээ .. много очень!
2
Мы не вяжем веники,
Жаловаться грех.
В нашем заповеднике
Я богаче всех.
Вилами мы день-деньской
Пишем на воде,
Что клубнички ленинской
Лучше нет нигде.
Но у вас извилины
Плоские, как скат:
Дохнут даже филины,
Если рядом МКАД.
В эти дни морозные
Душенька поёт…
Всё вокруг совхозное,
Всё вокруг моё!
3
В мир дурной и худосочный,
Чтоб спастись ему помочь,
Я явился непорочно
В ту рождественскую ночь.
Вам в бараке слишком тесно?
Начинаем сбор камней!
И построим храм небесный
За пятьсот каких-то дней.
Отмените брудершафты,
Расчехлите жернова.
Чем искать веками правду,
Засучите рукава.
И тяжелые работы
Будут мною вам даны.
До упада и до пота
И почти без выходных!
Я готов был лечь на плаху,
Чтоб рассеять вашу тьму.
Но меня послали на …
Непонятно почему.
4
Нефть отнимем у арабов!
Но позднее… А пока
Мужику нельзя без бабы,
Бабе надо мужика.
Я фемин ценитель тонкий,
И душа не зря болит:
Негодяи и подонки
Развели апартеид!
И разлад стал неизбежен
На любовном рубеже.
Чтобы встречи были реже -
Разделили М и Ж.
Но в борьбе идей и партий,
Выжгу нечисть на корню!
И готов поклясться: в марте
М и Ж соединю!
5
Я б ушел, но на свободу
Не пускает в горле ком.
Я ж не только друг народа,
Я ж и армии Главком!
Кто, усевшись на медведя,
Поведет к победе рать?
«Крым не наш» орущий педик?
Расфуфыренная б....?
Обувь в Рейне кто омоет
(Там, где пиво – не моча)?
Шизанутый параноик?
Врун с заставы Ильича?
Мне кричат: «Иди к Обаме!»?
Он в политике дитя.
Я еще побуду с вами
Срок последний мой. Хотя...
Не шипи сердито, гусь,
Я нисколько не боюсь!
Дам тебе я пирога,
И тогда ты скажешь: "Га!"
Еще есть место на стене для парочки картин,
И не завяли на окне ни лавр, ни гиацинт.
Еще торшера ровный свет мне освещает текст,
Еще я помню где-то ждет меня весенний лес.
И даже тот кто не звонил мне много лет подряд,
Мне позвонил и слышу я , что он безмерно рад,
Что видеть хочет и вообще все ласково весной,
И вроде даже не во сне зовет к себе домой.
Но мысли грустные пришли и охладили враз.
И закрутился вновь во мне водоворот из фраз.
И кто же будет продолжать коллекцию мою?
По телефону отвечать, когда уж отпоют?
Быть может из картин костер и книги все в огонь
Ненужным станет и медведь, и старая гармонь.
Зачем коплю я старых хлам, любуюсь на цветы?
Они засохнут на окне… меня забудешь ты.
Молчаливые камни,
окружают – меня,
в тихом – свете,
пространства,
уходящего,
- дня.
Виноватой – на камне,
смотришь мимо меня.
Из далёкого, давнего,
непрощённого – дня.
Отболело, отмучило.
Навсегда не ушло.
Камень – твой,
возвращает,
мне тебя,
и тепло.
Жизнь – короткое скерцо.
Годы – в сумерках тают.
И у камня есть сердце.
Он – меня понимает.
Превращает век гуманный
Плаху в пень без палача.
Принимает донна ванну,
Кролик делает крольчат.
Нежится буржуй в постели,
Забывая про дела.
А красавцы-менестрели
Покупают зеркала.
Пёсик писает под кустик,
Котик – всюду, без затей.
Аист бродит по капусте
В вечных поисках детей.
Достает художник кисти,
И на деву щурит глаз...
А соседка снова пи*дит
Из трубы российский газ.
Не поцелую, не ударю,
не догоню, не убегу,
и стыдно, что неблагодарен,
и горько, что уже могу
я взять событие любое,
изъять безвинную ее
и строить лучшее былое,
как оправдание свое.
.
«…СНОВА С ВАМИ В. СКОБЦОВ!»
«В изумленье мир поверг
Марк Аврелий Цукерберг -
он от нашего словца
таки грохнулся с крыльца.
(…)
Исколов о стих глаза,
либеральная гюрза
за доносом шлёт донос:
у неё такой понос.
Но смакует наше слово
ПУШКИН с томиком Баркова,
в словаре толковом Даля
вы такого не видали.
В вышине воздушных масс
БРОДСКИЙ топит за Донбасс
и ВЫСОЦКОГО струна
песней родине верна.
Знамени не пасть из рук,
знает недруг, знает друг:
знамя держит стихотворец,
знамя держит ЮННА МОРИЦ.
В жизни ли, в фейсбуке гадском
не сдавать и не сдаваться
будь готов! – Всегда готов!
Снова с вами – В. СКОБЦОВ.»
В. Скобцов
Всё гладко, Володя,
В твоем «манифесте»,
Всё правильно, вроде,
И пафос – на месте.
Трибун! Буйный вихрь
Легендоволосый! –
Рифмуешь ты лихо
«Доносы»-«поносы»...
Но – вражьи портреты
В Фейсбуке рисуя,
Х о р о ш и х поэтов –
Не трогал бы всуе…
Касаться чужого
Дара атлантова –
Желательно б, Вова,
Тоже – талантливо,
Профессионально
(Не дуже, пусть, гарно,
Не конгениально –
Хотя б не бездарно).
P.S.
И ровно, бескровно
Тобой зарифмована –
Юнна Петровна –
Рифмой в о р о в а н н о й*…
_____
* «Млечно-лунный
чудотворец –
Вечно – Юнна!
Вечно – Мориц!..» ©
.
* * *
Он, выбрав цель, не ведал страха,
Круша преграды, словно танк,
И мог последнюю рубаху
С другого снять, идя ва-банк.
Добился – вышел в основные,
А счастья нет который год -
Какой-то мерзкий запах ныне
Ему покоя не даёт.
Хоть всё, казалось бы, неплохо,
Пропали сон и аппетит…
То совесть, надорвавшись, сдохла,
И труп в углу души смердит.
Теперь он часто лазит в стол –
Так сладко пахнет сталью ствол…
Финал подходит бытия.
Смотрюсь карикатурно.
Темно и тихо. Тянет в сон.
И я дремлю, урод.
И память вредная моя -
Меня, как мордой в урну.
А там перемешалось все:
Сам черт не разберет.
Мог напортачить сгоряча
И к людям был небрежен.
Похоже, что моя тропа
Кончается. Вот, блядь!
Но, чем таскаться по врачам,
Я водкой угол срежу.
И, потому, скажу попам:
Прошу не отпевать.
Скучаю прямо щас. Те -
бе и не понять,
какое это счастье -
обнять и не обнять.
Поцеловать и непо-
(желая) целовать.
Благодарил бы небо,
но ласке не бывать.
Я знаю, ты проснешься,
а я и не усну.
Ты сну не улыбнёшься,
а я и хохотну.
И потянув бретельку,
дыхание пере-
хватив, как из Америки
перенесясь, в тебе
я закипел бы варом
и пал бы сладкий Рим.
Я очень нежный варвар,
тоскующий по риф –
мованию любови,
метафорам тоски…
Пожизненно, не боле…
Я, может, просто скиф,
не полюбивший скальдов,
презревший шансонье,
но не снимавший скальпов
и в гендерной войне.
Но понимаю ясно,
что сам и разлюбил.
И киллеру не праздник
когда кого убил.
Вот потому и счастье
обнять и не обнять.
Хочу невинным щас те-
бя, – мою, обнять.
Мы весну зовем – нет отклика,
Обещания не в счет.
Ждем, когда созреет облако
И дождями протечет.
Хоть метель уже не бесится,
Остается наста хруст.
Поцелуи в марте месяце
Недоспелые на вкус.
Огород не зря городим мы...
После зимнего поста
Очень хочется смородины
Не мороженой. С куста!
Опечалился берсерк...
Почему-то
Омут черен, берег сер,
Небо мутно.
Из Исландии слегка
Тянет серой:
Это лавою вулкан
Греет Север.
Там взлетает к облакам
Сумрак дыма.
Тут затишье на века:
Бури – мимо.
Прежде ночью было так:
Звезд до чёрта!
И пылала темнота
Над фиордом.
Открывали закрома
Тайны, дали.
И драккары, задремав,
Утра ждали.
А сегодня для тоски
Повод веский.
Покорен и сакс, и скиф.
Драться не с кем!
Раскурочить не слабо
Скулы скалам?
У поэтов вечный бой...
Скальдом стал он.