Паду ли я, стилом твоим пронзённый,
О, Каллиопа злющая моя?
Сгорю ли, пониманьем обделённый,
У этого чудного алтаря?
Намедни переполнились края,
И бился головою иступлённо
О стену твоего оксюморона
Тупой, мордастый и несчастный я…
О, сжалься надо мной, пиши попроще!
Пускай в иных стихах мозги полощут
Любители развесистых словес.
Тогда, поверь, заткнешь за пояс многих:
И от сохи поэтов круторогих,
И добродушных лысых поэтесс…
Я ль жертвой бедствиям на алтаре старенья
паду безропотно?.. Гори, огонь, гори!
В слезах и жалобах бессильное смиренье
огнеубийцею рождается внутри.
Земля, ты мачеха! Но в памяти замри
тоской – пронзительней потерянного зренья,
как детство пенкою июльского варенья
и запылавшие на белом снегири.
Пусть медь и золото куёт коринфский молот,
пусть обжигающий охватит сердце холод,
любовь и ненависть – на разных полюсах.
Жена отмстившая несёт себя Гекате:
смотри, как стелется гостеприимно скатерть –
Медеей вышитый узор на небесах.
ответить